Русский экстрим

                Экстремал может выжить в любых
                условиях, кроме естественных…

«Какой же русский не любит быстрой езды?…» Афоризм Гоголя бессмертен, ибо он сидит в крови каждого из нас, как вирус, как палочка Коха, которая пробуждается в соответствующих условиях. Пока нет стимула - мы все «ленивы и нелюбопытны», как охарактеризовал россиян Пушкин,  любим посибаритничать, понежится, погурманить… Но как только попадаем в условия дикие, природные, как в нас просыпается предпринимательский дух наших предков – охотников, бортников, рыболовов или просто путешественников…
Куда только не заносит людей в поисках экстремальных приключений… Это альпинистские восхождения и прыжки с парашютом или на «тарзанке», где абсолютно никакой материальной выгоды не найти, сплошные расходы… Но если есть вероятность какой либо добычи, то азарт усиливается многократно.
«Люблю я рыбалку и грибную охоту» - говорил один знакомый - «Заходишь в лес с пустою корзиной - возвращаешься с полной грибов, выбираешься на рыбалку с какими-то червяками погаными, а выплываешь со съедобной рыбой!»
Россиянин, с детства слышавший афоризм Мичурина, и не собирается «ждать милостей от природы»… Взять у неё положенное готов любой ценой, невзирая на трудности.
Представитель одной «маленькой и гордой нации», эмигрировав в Америку после окончания ВУЗа, в душе остался российским туристом, и отпуск проводил в поездках по этой удивительной стране. Потом он навещал однокурсников в России и рассказывал, что коренные американцы с изумлением наблюдали за странным евреем, сидевшим с удочкой у озера, или собирающим в лесу подосиновики. Они считали, что этим пристойно заниматься только индейцам, а остальные должны ловить рыбу только вилкой в ресторане на тарелке, а собирать там же на блюде единственный неядовитый гриб – шампиньон.
Командировка подходила к концу. Эскадра Северного флота выходила на рейд Североморска для подготовки к дальнему походу в Атлантику. Бригада уже завершила ремонтные работы по кораблям, подписала акты и табель. Осталось еще полдня до отъезда, билеты на поезд уже приятно топорщили карман.
«Что я еще не сделал? Ничего не забыл?» - перед отъездом табуном носились в голове Николая «Мои мысли - мои скакуны..»
Николай вспомнил вчерашний вечер, гостя, который напоследок навещал его, и говорил, что если у него завтра будет свободное время, то есть предложение поехать на рыбалку на резиновой лодке.
Честно говоря, когда Николай с причала видел лодки отважных рыбаков в Кольском заливе, в мыслях всплывали японские слова «харакири» и «камикадзе», поскольку такое времяпровождение на волнующейся поверхности залива напоминало ритуальное самоубийство, а сами лодки выглядели среди огромных кораблей и бочек для якорной стоянки словно горсть мелких щепок.
- А почему бы и нет? – мелькнула вдруг шальная, азартная мысль…
Иван Васильевич быстро откликнулся на звонок по телефону. Он был дома, и после обеда ему тоже некуда было податься. На напоминание о вчерашнем предложении он тут же ответил:.
- Нет проблем! В 14=00 встречаемся у «Алеши».
- А как одеться, нужны ли сапоги, наживка, питание?- спросил Николай.
- Всё обеспечу – заверил «дядя Ваня».
 Поскольку возраст у них солидный, (не мальчишки уже), а долгая совместная работа и застолья подталкивали называть друг друга на «ты», то по негласному уговору они обращались друг к другу – «дядя Коля» и «дядя Ваня».
Николай подкрепился обедом, оделся потеплее, так как на улице было + 6 градусов и вышел из гостиницы. На небе чередующимися волнами набегали серые тучки, начал накрапывать мелкий дождь.
К памятнику героям-североморцам («Алёше») Николай подошёл ровно в два часа.
«Алёша» выглядел в пелене дождя загадочно и туманно.
Дядя Ваня вручил ему рыбацкие бахилы и кусок прорезиненной ткани вместо плаща. Дождь припустил сильнее и Николай предложил свою помощь в накачке  резиновой лодки, но у дяди Вани был другой, более практичный план.
- Режь сало, хлеб и открывай бутылку – сурово приказал он.
- Да как же садиться за руль нетрезвым? – удивленно пошутил Николай.
- В такую погоду без этого на воде замёрзнешь – серьезно ответил Иван.
Пришлось подчиниться приказу.
- За улучшение погоды – с чувством произнес Николай, опрокидывая стопку.
Дядя Ваня хмыкнул, видимо, не веря в такое быстрое исполнение пожелания.
Они сели в лодку и отчалили. Волны раскачивали лодку в произвольном ритме, на гребнях волн возникали белые барашки.
- Хорошо, что я уже не страдаю от морской болезни – сказал Николай – при таком волнении залива обед во мне не удержался бы.
Дядя Ваня сосредоточенно греб в сторону кучки «камикадзе».
Минут через двадцать они были на месте. Дядя Ваня нашел свободные пластиковые пивные бутылки, плавающие в заливе, обозначавшие место закрепления якоря (любой металлической чушки или камня), и привязал к ним лодку.
- Сколько под нами? - спросил Николай.
- Семьдесят метров – ответил дядя Ваня и протянул стопку и бутерброд с салом - не держи долго, дождь разбавит сильно.
- Ну, за клёв! - вспомнил Николай «Особенности национальной рыбалки».
Дождь, несмотря на предыдущий тост, разошелся вовсю, остров Сальный виднелся как в тумане. Наживив на крючки нарезанные кусочки селёдки, они закинули донные удочки и начали между делом вспоминать рыбацкие истории.
«Я в молодости брал с собой на лесные озера - торфяные карьеры дочку – начал Николай - Рыбалка была простой…. В мерёжку (сетчатую бочку с отверстиями для входа рыбы), закладывал несколько сухарей и эту снасть забрасывал подальше в торфяной карьер. Спустя некоторое время, обычно поутру, за спрятанную в тине верёвку я вытаскивал мерёжку на берег, из неё доставал карасей, добавлял сухарей и вновь забрасывал на глубину. Потом можно было порыбачить и на удочку с поплавком, но основа добычи уже была.
В одну из поездок моя семилетняя дочурка решила помочь и взялась за верёвку, которая лежала на берегу, а я раскачал намокшую, покрытую торфом мерёжку и швырнул её изо всех сил. Спутавшаяся верёвка рванула за руки мою Иришку с берега и опустила в метре от его края. Плавать она ещё не умела, резиновые сапоги тянули ко дну, но инстинктивно, как котёнок, она забарабанила руками по воде, испуганные глаза стали размером с блюдца…. Я схватил удилище, протянул ей и вытащил мою малышку на берег. Сначала она дала волю слезам, рыдая, грозила рассказать маме, что я хотел её утопить. Я же, снимая и отжимая её одежду, как мог успокаивал и  объяснял, что сладкий сон до обеда и десять вкусных пирожных не запоминаются дольше двух дней, а вот это происшествие она будет помнить всю жизнь. И вот прошло лет двадцать пять и моё выросшее сокровище напомнило мне об этом. «Ты был прав, папа, это самый забавный застольный рассказ в любой новой компании».    
Нехотя, лениво начала клевать рыба, сначала мелкая, с ладонь, а потом крупнее, с локоть. Ветер усилился, задирая вверх полы импровизированного плаща Николая, волны периодически захлёстывали через борт лодки, поэтому место, где спина теряет свое благородное название, промокло до кожи. Руки–ноги окоченели от неподвижности на холоде и с трудом шевелились.
Рыбачившие с утра «камикадзе», поодиночке снимались с места и гребли к берегу, видневшемуся в пелене дождя. Дядя Ваня периодически протягивал Коле  теперь уже желанную стопочку и бутерброд. На одной из двух  удочек запуталась леска, Николай перестал обращать внимания на другую и минут на пятнадцать оставил её без пригляда. Когда опустил распутанную леску с грузилом на дно и взялся за другое удилище, что-то тяжёлое, не сопротивляясь, стало подниматься с глубины.
- Тяжёлый груз, тащу арбуз – пошутил Николай – не дёргает, не водит...
- Это краб – констатировал дядя Ваня – их давно завезли с Камчатки и здесь они сильно расплодились. Местные крабы мелкие, не больше полкило, а камчатские такие здоровые монстры…  Знакомый водолаз говорил, что дно залива похоже на асфальт, всю растительность выстригли своими клешнями. Он забавным способом ловит, находясь под водой, уникальные экземпляры  до 20 кг – загоняет их палкой в синтетический мешок из-под сахара, а потом подцепляет его крюком с веревкой, опущенной с водолазного катера, и дёргает, командуя: "Вира!"
Крутить катушку было очень тяжело, все-таки глубина семьдесят метров, но Николай уже представлял, как будет фотографироваться с этим страшилищем в руках и это придавало сил и терпения.
Наконец что-то большое и светлое стало проглядывать сквозь толщу воды, и вдруг леска ослабла, удилище подпрыгнуло в руках.
- Ну, паразит! – с досадой ругнулся Николай – столько времени висел и вдруг отпустил наживку.
- Мы таких «лифтёрами» называем – объяснил дядя Ваня – катаются бесплатно до последнего этажа, пока темно в толще воды, а как свет увидят, так клешню разжимают.
Ветер ещё больше усилился, волны всё чаще подплескивали на сиденье Николы, даже следов хмеля не чувствовалось от выпитой водки, хотя поллитровая бутылка уже давно уплыла по течению. Как ни странно, хмельного расслабления и желания прилечь, заснуть не было, организм переварил спиртовые калории в энергию мыслей и действий.
- Сейчас бы костерок, чтобы согреться – помечтал Коля.
- Костерок? Это неплохая идея для резиновой лодки – ответил дядя Ваня. «Как-то мы со Славой, ты его знаешь, рыбачили у озера Домашнего, ветер тоже покоя не давал, пронизывал до костей, всё же октябрь был, но снега ещё не было в том году. Закинули донки, развели костёр, разложили закуски, но ветер создавал некомфортную обстановку, чувствуем, до утра будет не досидеть. Нашли мы какие-то бочки железные пустые, похоже, из-под горючего, поставили стенкой за спиной, сидим у костра, греемся, стало хорошо. Вдруг колокольчик на донке звякнул, вроде клюнуло…. Пошли со Славой при свете костра проверить удочки. Метров десять отошли, вдруг шипение какое-то сзади слышим, потом глухо ухнуло, толкнуло в спину…. Оборачиваемся, а там зрелище, как в американском боевике или на Байконуре во время запуска «Союза»... Одна из бочек, изрыгая клубы пламени, медленно взлетает, гудя, метров на десять в высоту. Потом пламя гаснет, мы в кромешной темноте, а бочка пустая с воем и грохотом падает на землю. По памяти нашли мы место своего лежбища, нащупали рюкзаки, достали фонарики и стали осматривать, что осталось. Костёр разметало, рюкзаки опалило, бутерброды, разложенные для закуски, вообще в озеро сдуло, но бутылка водки только опрокинулась и целёхонькая на песке лежит, чуть пеплом присыпанная».
Николай хохотал минут пять, представляя картину погрома и в то же время радуясь, что рассказ услышал от живого участника, а не в милицейской хронике. Смех немного согрел его, но, глянув на часы, он понял, что если сейчас не начать сматывать удочки, то можно и не успеть собраться к утреннему поезду. Ведь уже два года часть пожиток (инструменты, кастрюльку, электроплитку, сковородку) он оставлял в Североморске у своего приятеля Олега, а к нему надо прийти до ночи, чтобы его жена Валюша успела приготовить прощальный ужин из свежего улова.
Ветер всё не стихал, Иван Васильевич, как ни налегал на весла, но выгрести к "Алёше" против ветра не мог, поэтому они решили, не тратя лишних сил, поддаться ветру и уйти в бухточку, окружающую завод железо-бетонных изделий, стоящий на мысу. Оказавшись ближе к берегу, Николай понял опрометчивость такого решения. Береговая полоса вся, как дикобраз, ощетинилась остатками железобетонных блоков с торчащими над водой прутьями железной арматуры. Даже там, где их поначалу не было видно под волной, при её отходе вдруг вырастал зуб неведомого дракона.  Причалить к берегу на резиновой лодке, не проколов её борт, было невозможно. Снова всплыло в его подсознании слово «харакири». Только через полкилометра в самом конце бухты опытный штурман дядя Ваня нашёл маленький пятачок берега с ровной, без арматуры, плитой. Высадившись на берег, они размяли затёкшие и закоченевшие от неподвижности ноги, выпустили воздух из лодки, оттёрли с её бортов мазут, который покрывал поверхность воды в заливе, сложили лодку в рюкзак. Под непрекращающимся дождём по скользким от глины дорожкам и тропинкам вскарабкались на самую вершину сопки, где в высотном доме с лифтом находилась уютная тёплая квартира дяди Вани.
Потом были скорые сборы в дорогу, экстренная просушка вещей на отопительной батарее в гостинице, посещение Олега, с приготовленным Валей, рыбным столом к позднему, в 23=00 ужину, возвращение в гостиницу далеко заполночь, и как финал, ранний утренний, в половине пятого, звонок Олега с прощальными дружескими пожеланиями перед дорогой…
Ведь чтобы попасть на утренний поезд в Мурманске, надо в шесть утра сесть на первый автобус в Североморске.
Как ни странно, но Николай после этого приключения не заболел, даже намёка на простуду не было.
Утром, садясь в поезд, он вспоминал события минувшего дня и ночи, голова слегка кружилась от недосыпа, и только одно приходило на ум: «Это экстрим какой-то. Русский экстрим!»