Черта

Они всегда чувствовали черту.

Когда сходила со страниц, как с небес, почти не боялась. Говорила. Много и искренне. Иногда даже о бессмертии, отдавая им его часть. Они слушали каждое слово. Внимали. Всматривались в черты моего лица, когда я произношу то или иное слово. Некоторое пытались запомнить, многое - повторить. Но черта никуда не делась.

Когда приходила с утра, неизвестно откуда, почти земная, обуреваемая таким человеческим голодом и желанием спать, они удивлялись. Даже бессмертные что ли едят и спят? Я тоже удивлялась, потому что такое явление было и для меня редким. Стелили в углу, накладывали еду, пытались слушать. Внимали жадно, с предыханием. Почти вживались. Но черта не исчезла.

Когда стояла над пропастью, боясь вдохнуть или выдохнуть, потерять шаткое равновесие, которое никогда не было моей сильной стороной, они не подходили. Выжидали? Боялись?

Наблюдали всегда молчаливо, чтобы никто не подумал, что им есть дело. Никогда не высовывались. Не то, что рукой, словом не помогли. Смотрели, упаду ли?

Не упала, вернулась. Зачем, не ясно. Говорила громко, потоком, на выдохе, как с листа. Не осознали. Пыталась точнее высказать, прямо разжевать - ни в какую. Кожу сняла и застыла. Смотрите, говорю. Вот он ключ к моему бессмертию. Вот тут перерезать и всё - холодная.

Вот она, говорю, изнанка. Вот оно - мироустройство как выглядит, поняли? А придётся понять, потому что развидеть уже не получится.

Но черта никуда не делась.

Рукой указали на выход, но не за черту, а из окна. Не пошла. Все же идут. Все - никто. Я - на все. Вроде простая формула, но опять не поняли.

Когда сходила с ума, как со страниц, радовались. Думали, ну теперь-то черта исчезнет, теперь-то она как мы. Даже хуже. Прямо совсем ужасная. Грешники на черту не имеют права ведь?

Но черта никуда не делась.

Когда сходила со сцены, под апплодисменты публики, выли волками. Разве же может быть злое увековечено? Разве не мы совершенные и прекрасные? Разве не нас мир запомнит и впишет в летопись?

Брали камни в руки. К сцене ползли, извиваясь, вздрагивая, шипя. Не доползли - обожглись о черту. Кожа сгорела, осыпалась, стала пеплом. Так и ходить им теперь веками без кожи. Так и сносить на себе удары чужих каменьев. Потому что черта не то, что не исчезала, даже окрепла за время моих скитаний.

Они всегда чувствовали черту. Возле каждого из моих воплощений. Кем бы я ни рождалась где-то поблизости. Кем бы ни приходила на чай с эклерами. И кто бы ни стоял за моей спиной, это всегда были высшие и никогда не они.

Они всегда чувствовали черту. Никогда не тешили иллюзий, что их путь совпадёт с моим. Знали, в какой момент нужно достать камень и метнуть в алую плоть, чтобы было больнее.

Жаль всё-таки, что сама я этой черты никогда не видела. Даже не знала о факте её наличия. А поэтому и не задумываясь никогда, что для кого-то больше, чем просто смертная. А поэтому нужно и рот держать на замке, и душу. В идеале вообще никогда ни слова не говорить. Потому что те, кто один раз почувствовал черту, уже не смогут её отринуть. И винить они будут в этом тебя, конечно. Потому что не они же виновны, что ты сходишь с их пути и выбираешь свой. Ты - конечно. И не только в этом. Вообще во всём. И даже не потому, что так проще. А потому что черта эта всё равно никогда не даст им быть ни тобой, ни с тобой, ни даже просто
быть.