Чёрная легенда Николая Палкина

Считается, что мем Николаю I пристегнул Герцен, но в массы пошла, конечно, пасхалка в версии Льва Толстого. А что было на самом деле и почему вдруг решили откопать давно почившего НI?

Читавшие «Хаджи-Мурата» помнят, конечно, эпизод с описанием Николая Павловича. Из-за этого трагически неудачного пассажа считается, что Толстой Николая ненавидел. А раз сам Толстой, то было за что. И – поделом сатрапу.

А под заголовком «Николай Палкин» прожжённые сектанты Чертков и Бирюков поспешили опубликовать неназванный и неоконченный мемуарчик ЛНТ, который тот печатать вообще не собирался.

Откуда взялось прозвище? Это прямая речь 95-летнего николаевского фельдфебеля, которую Толстой записал после пешего путешествия из Москвы в Ясную Поляну.

— А мне довелось при Николае служить, — сказал старик. И тотчас же оживился и стал рассказывать.
— Тогда что было, — заговорил он. Тогда на 50 палок — и порток не снимали; а 150, 200, 300... — насмерть запарывали.
Говорил он и с отвращением, и с ужасом, и не без гордости о прежнем молодечестве.
— А уж палками — недели не проходило, чтобы не забивали насмерть человека или двух из полка. Нынче уж и не знают, что такое палки, а тогда это словечко со рта не сходило. Палки, палки!.. У нас и солдаты Николая Палкиным прозвали. Николай Павлыч, а они говорят — Николай Палкин. Так и пошло ему прозвище.
...
Много греха на душу принято. Дело подначальное было. Тебе всыпят 150 палок за солдата, а ты ему — 200. У тебя не заживёт от того, а ты его мучаешь — вот и грех.
— Унтер-офицера до смерти убивали солдат молодых. Прикладом или кулаком свиснет в какое место нужное: в грудь, или в голову, он и помрёт. И никогда взыску не было... Как вспомнишь все, что сам терпел, да от тебя терпели, так и аду не надо, — хуже аду всякого...

Ну, как-то так. Далее Толстой пространно и сумбурно рассуждает о личной ответственности человека. На Николая кивает не больше, чем на других.

Прозвище Толстому, вероятно, всё же пришлось по душе, но он не употреблял его, кроме как в письмах. Непричёсанная же статья самому автору не нравилась совершенно. Новосёлову: «Палкин — это заметки, набросанные и не имеющие никакого значения, кроме раздражающего». Или Бирюкову: «Хотел вдогонку вам писать... что затея моя, о печатании Палкина, глупая, — лучше оставить».

Не оставили, конечно: знаковая вещь. Сами отредактировали и издали.

Интересно, что Льву в детстве братом (что важно: тоже Николаем) была внушена идефикс зелёной волшебной палочки, на которой он написал устав счастливой жизни неких муравейных братьев. И закопал. Лев всю жизнь её искал. И нашёл.

Толстому, впрочем, не нравилось всё, что он писал о Николае Павловиче. Никак не давалась и та глава-фикса в «Хаджи-Мурате», в общем, для повествования совершенно лишняя. Текст повести давно был закончен, но Толстой 25 раз переписывал сочинение, существует 7 её вариантов, и последний не имеет с первым ничего общего.

Вероятно, одним из полушарий Толстой понимал, что Николай ни при чём. Другое требовало «донести позицию». Из дневника: «Всё вожусь с Николаем Павловичем. Всё нехорошо». В письме П. И. Бирюкову: «Хаджи Мурата поправляю и теперь бьюсь над главою о Николае Павловиче, которая если и будет не пропорциональна, но мне кажется важна, служа иллюстрацией моего понимания власти».

Вот как! Дело не в Палкине. Дело в иллюстрации. Тут позиция вовсе не политическая, а идеологическая – на религиозном базисе. Стратегия. Понятно, почему творчество не прёт. Известно, что Толстой хотел продолжить словами: «Вся жизнь Николая была сплошная ложь и преступление». Но – не смог. Что-то щёлкнуло. Думаю, предохранитель. С религиозной веры на чувство меры.

Никакой «такую неприязнь испытываю, что кушать не могу» к Николаю у Толстого не имелось. Просто на ком-то нужно было иллюстрировать принципы толстовства. Другого натурщика, поближе, просто не находилось.

И в самом деле, в 1905 Толстой под сурдинку Черткова готовил интервью для «Таймс», где говорил о царях – вообще. Опущу кое-что для краткости:

«изверг, пьяный сифилитик, трус, злодей, безбожник, распутная девка, Катька, любовница конюха, мужеубийца, распут­нейшая из распутных, девка Екатерина, полубешеный Павел, отцеубийца, лгун, ханжа Александр, глупый, грубый, жестокий Николай...»

Это (а вдруг, не всем ясно?..) – до Николая Первого включительно. А вот после эпитеты драматически меняются:

«Александр, возвращающийся к грубому солдатству Николая, совсем глупый, жирный мешок Александр III, Нико­лай II, с... жалким младенцем, гусарский малоумный офицер».

Ну, это же совсем другое дело! [Даже у провокатора и инфракрасного социалиста Черткова перехватило дыханье, и он это зарубил личной цензурой: в монархической Англии такого не поняли бы: у них у самих полно коронованных придурков, пьяниц и тупиц.] Из паноптикума сразу видно, что легенду можно успешно привить только НI, к «жирному мешку» чёрная штукатурка не прилипнет.

Можно – и нужно – задаться вопросом, а зачем вообще нужны такие чёрные легенды? Ну, ладно бы «Кровавый»: гад сидел на троне. Но мхом поросший НI? Его-то чего?

А того. Толстовство продвигать: непротивление злу – раз; пацифизм – два-с, прощай оружие – три-с. Крэкс-фэкс-пэкс. Реально ведь никому из российских императоров после НI пришить воинственность было совершенно невозможно. АII подписал убыточный мир, АIII – вообще Миротворец, и даже появившийся уже в процессе бесконечного редактирования «Палкина» НII – и тот провёл две крупнейшие мирные конференции планетарного масштаба. Выходит, агрессора и «военщину» можно худо-бедно сделать из России полувековой давности с пра-пра-пра-императором во главе. Но – тоже хлеб.

Тут важно понимать цели издателей, точнее, их заказчиков, истинных интересантов статьи. А людям на ту Старокрымскую войну с палками и Палкиными было глубоко чихать, они работали на гигантскую войну грядущего. И напитать высоконравственным пацифизмом конкурента – это полдела для целей грубого саботажа и дезертирства. Духоборы, буквально понявшие тезисы, сожгли оружие ещё в 1895. Но дело тем не кончилось. Толстовство набрало силу уже после смерти писателя, что говорит о том, что он имел к шпионской секте отношение косвенное, в основном, «крышевал» именем, и использовали его «в тёмную».

Николай Палкин скоординированную войну мировых держав против России провёл достойно и с небольшими жертвами.

В феврале 1917 оголившие фронт миролюбивые толстовцы открыли союзникам светлый путь к завершению другой мировой войны без России. Дело "муравейных братьев" завершила волшебная палочка «Декрета о мире», приведшая к тотальной войне всех против всех на родине непротивленца. В 1941 Ясная Поляна была оккупирована.