Пролог. Накануне смутного времени

ПРОЛОГ. НАКАНУНЕ СМУТНОГО  ВРЕМЕНИ

В году нынешнем (2018 году)   исполнилось  двадцать пять лет восстановлению  Гореловского  отделения Коммунистической партии Российской Федерации. Помнится, как 2003 году отмечалось её десятилетие. Гореловский  драматический театр  был полон. В областной центр  съехались представители районных и городских партийных организаций со всей области. В зале царило приподнятое и торжественное настроение.  На сцене красные флаги, а в президиуме  с самые  известные  люди области. Среди них депутаты-коммунисты городских и областной Думы, Государственной Думы, а также глава города Кузавков и губернатор области Старообрядцев.
Выступающие с трибуны  участники торжества рассказывали о своей повседневной работе и об участии в жизни города и области, о тех проблемах, которые волнуют сегодня простых людей и которые им приходиться решать. Из гостей  тогда запомнилось выступление делегата Государственной  Думы от  коммунистов Лобненского  района киноактрисы  Енины Крапеко. Она отметила, что сегодня не все областные партийные организации  в стране, в том числе и в Ленинграде,  могут вот так открыто и радостно,  в таком вот прекрасном здании, как Гореловский  государственный  драматический  театр,  проводить свои торжества и праздники. И это её эмоциональное  выступление всем  очень запомнилось. Город Горелов входил в «красный пояс» вокруг Москвы, где глава областного центра и сам губернатор были избраны народом от коммунистов.
В  партийной же организации  посёлка Красная Горка   Андрей Бондарев  окончательно решил  восстановился  ещё в 1997 году ,  лишь только после закрытия заводской газеты « Калининец» и начала  его  работы в газете « Гореловская Правда». Если честно  сказать,   желание восстановиться в партии  возникло у  него сразу же, как только,  после запрещения  КПСС и прихода к власти Ельцина,  коммунистам во главе с Зюгановым, всё-таки,  удалось опротестовать в судах и доказать незаконность этого запрещающего партию ельцинского указа, и добиться восстановления партии. И лишь последовал призыв к вступлению в КПРФ, то есть,  к восстановлению  в партии, то он  решил обязательно восстановиться, назло всем партийным и хозяйственным  боссам-функционерам,  которые побросали партийные билеты и в одночасье  и мгновенно  поменяли свою партийную ориентацию. Причём, на совершенно противоположную. Но этого  шага он пока не мог сделать. Безусловно, он опасался.  Что тут греха таить :  работая редактором заводской газеты  Красногоркинского   металлургического  комбината,  он понимал, что этот шаг  очень сильно и во многом осложнит  его  дальнейшую работу в газете, да и  само   материальное  существование  его семьи.  Ведь  компартия в любом виде на предприятиях и в учреждениях  в стране  была,  хоть  уже и  не запрещена, но  и  повсеместно в явной немилости. И коммунистов  с ответственных должностей  просто- напросто, если не увольняли, то любыми способами старались  выдавливать.  А оставлять работу в газете  ему не очень-то и  хотелось. И не только потому, что за стенами завода лютовала безработица, а  жить на что-то  надо было, но ещё и потому, что  он понимал – в  качестве редактора я для заводчан,  простых рабочих,  он,  принесёт  больше пользы, чем без неё.
 Настроение в заводском коллективе было тогда очень возбуждённым и непонятным.  Уже с конца восьмидесятых и начала девяностых годов  на заводе  начались проявляться внутренние противоречия и скрытые распри.  И  это если не проявлялось между людьми  в самом коллективе открыто, то на страницах газеты чувствовалось порой уже   ощутимо. Началось  вначале не очень заметное  деление коллектива на «красных» и «белых». Хотя  показа этого процесса он старался избегать, но от этого не всегда удавалось  уйти. Таким водоразделом стала, например,  дискуссия, навязанная демократами,  об отмене имени  М. И. Калинина  в названии завода.  И  тогда сразу стало видно кто «за», а кто «против»,  кто теперь  за «белых», а кто  и против них, оставшись верным своим партийным и советским принципам.  Это же прослеживалось и в обсуждениях производственно-общественных  вопросов в коллективе на рабочих и партийных собраниях в цехах. Хотя партком на заводе ещё и существовал,  но  чувствовалось, как  в центральном аппарате КПСС  шла, скрытая пока от народа,  борьба за ограничение руководящей  роли партии , а значит и роли парткома предприятия и цеховых партийных организаций  в участии как в производственно-хозяйственной, так и общественно-воспитательной работе  на комбинате.
  Полная растерянность и  сумбур в головах,  в связи с горбачёвскими, а затем и ельцинскими  реформами, царила не только между беспартийными, но и внутри самой партийной организации  коммунистов комбината. В том числе, и в среде руководителей-коммунистов  самого высокого ранга . Но   большая часть  высокопоставленных работников,  пока  что предпочитала  отмалчиваться и выжидать: что  же  произойдёт в самой Москве?  И какие оттуда будут указания.  Многие  из  рабочих в цехах  начали покидать  ряды партии, не понимая, что происходит в стране, в партии и на комбинате.  Особенно это наглядно проявилось в самом ведущем коллективе  предприятия – в доменном цехе.  Иные рядовые коммунисты  не только не понимали,  что происходит вокруг них, но и просто остерегались высказывать вслух свои мысли из опасения и боязни  в будущем  оказаться под преследованием, несмотря на весь треск СМИ о демократии и свободе слова, то есть, о беспредельной  гласности.
Сказывалась генетическая память о репрессиях в прошлом страны. Случалось, порой, что  люди даже между собой начинали  говорить  обо всём  происходящем в стране, как о бардаке и смуте, но очень  аккуратно начинали говорить,  почни  шёпотом. Предпочитали не высказываться  и не высовываться. Газета же старалась правдиво отражать даже  и это смутное время, рассказывая обо всех общественных мероприятиях, собраниях и митингах. И о том, что  говорилось на них публично.  Не многие, правда, тогда отважились выступать публично и на страницах газеты и высказывать то, что у них наболело, и уяснить то, что им было  непонятно. Люди жаждали правды. А её-то и не было. Многие центральные и областные газеты или просто перестали существовать или приобрели жёлтый цвет, публикуя скандальные или почти порнографические материалы, доказывая Познеру, что в СССР и в России есть секс и эротика. Цензура за работой заводской газеты ужесточилась не только со стороны  заводского руководства, но и прокуратуры, оперативно реагирующей на доносы  почувствовавших азарт вседозволенности  демократов. Причём цензура,  и не  будучи   прямой, но  всегда очень жёсткой, причём  в одну сторону, осуществлялась  напрямую в кабинете директора.  На демократические высказывания и взгляды заводское руководство опасалось реагировать и предпочитало  не замечать всё  возрастающей активности демократов  в использовании заводской прессы.  А  вот малейшая симпатия  к коммунистам   газеты, или  симпатия  автора какой-либо публикации  вызывали у руководства  не явную, а  боязливую агрессию.  И это для редактора не проходили бесследно.  Хотя, справедливости ради, нужно сказать, что  таких  заметок и статей на страницах  газеты было  не очень много, но  вызовы «на ковёр» и разносы в директорском кабинете, тем не менее,  случались.   
Коммунистам стало не безопасно даже шёпотом высказываться, а у демократов с каждым днём росла смелость и агрессивность. Они почувствовали, что в партийном и хозяйственном руководстве завода есть замешательство,  то есть слабина, а это развязывало им руки, придавало силу при  проведении различных мероприятий на территории посёлка. А также  в использовании  для своих целей  заводской газеты, как печатном  органа не только  администрации и парткома, но и профсоюзной организации и нового,  вскоре бесславно почившего,   органа самоуправления –  Совета трудового коллектива, где лидеров демократических взглядов и их приверженцев  было значительное количество. Запрет  же  деятельности  коммунистов на предприятиях и в организациях, да и самой партии, подействовал на коммунистов и сочувствующих им  в коллективе завода вообще  удручающе.  Вскоре  запретом   в 1993 году средств массовой информации коммунистической ориентации  вообще слово «коммунист» подверглось как бы остракизму. К коммунистам некоторые стали относиться как бы к прокажённым.  Люди  стали  даже побаиваться  произносить  это  слово  вслух, чтобы не оказаться  тоже изгоем в официальном общественном мнении.  Очень наглядно это самое время показано в художественном  фильме «Принцесса на бобах». С неким издевательством, тем не менее, верно  там показана и определённая часть коммунистов.
  Однако, навязанный и проведённый на заводе демократами  референдум об отмене им. М.И.Калинина в названии завода безоговорочно провалился. И что интересно, в «Калининце» люди даже и в это жесткое и смутное время не стеснялись высказывать свои честные мысли по отношению  к этому референдуму и к Калинину, хотя уже в Москве бесчинствующая толпа снесла ,памятник  Дзержинскому на Лубянской площади.  Демократы настойчиво  стремительно    наступали по всем фронтам и особенно в СМИ,  в том числе на телевидении.  Точно также и местные  лобненские  демократы настойчиво  шли со своими публикациями и на страницы заводской газеты, ругая во всех грехах  и во всём обвиняя коммунистов. Рассказывая о всех прелестях  богатой и прекрасной свободной жизни за бугром, а также обо всех своих проводимых  в посёлке  мероприятиях.  После снятия запрета с деятельности коммунистов остались верными их принципам в стране лишь три газеты в стране: «Правда», «Советская Россия» и «День», в Горелове была закрыта газета областная «Коммуна» , а «Молодая коммуна» стала называться на французский манер:   Проходили демократические массовые мероприятия и в самой Полянке, замаскированные пока под различные собрания и культурно-массовые мероприятия.  Мотивировались эти мероприятия   не  столько своей их партийной работой, сколько культурно-массовой  общественной или  профсоюзной  работой, а то и  Совета трудового коллектива предприятия, в которых  демократов, как я уже сказал, было хоть и не слишком много, но из-за их  всё возрастающей активности и агрессивности получалось, как бы и   большинство.
Начальство, то есть, генералитет завода, который, естественно, не только в заводских, но и в районных, городских и областных партийных, профсоюзных  и советских организациях,  которое ранее  играло всегда руководящую роль и имело безоговорочный авторитет в народе , оказалось тоже  не совсем коммунистическим.  То само е коммунистическое начальство, которое всегда   учило народ и рядовых коммунистов , как нужно им всем  вместе дружно и  очень честно жить и трудиться, а партии  быть  «Умом, честью и совестью» народа, так это самое заводское начальство  в этой нестандартной ситуации совершенно растерялось.  Иные сразу же стали ярыми демократами,  почуяв  возможные  будущие дивиденды и карьерный рост. Другие  же выжидали, побаиваясь,:  что же  будет дальше или чья  возьмёт? Ну, а третьи, совершенно ничего не понимали и не осознавали всей серьёзности происходящего, четвёртые , оставаясь хоть верные своим принципам  и совести,  притихли, понимая, что  противостоять  происходящей вакханалии  в стране им в одиночку,  без организующей  и мобилизующей роли разгромленной партии,  просто бессмысленно. Помнится, как-то ему  рассказал один уважаемый всеми на комбинате и  посёлке человек следующую историю:
 – Прихожу,  на директорскую оперативку и смотрю: всё, вроде бы здесь  так, да что-то  и  не так? Никак не могу понять:  что не так?  Но ощущение какое-то странное?  Совсем иначе сегодня  в директорском  обширном кабинете! Не пойму! И вдруг меня тут словно осенило! Так ведь за спиной  у генерального нашего директора из стены  гвоздь толстый торчит?  А  большого портрета на нём Ленина и нет? Вот тогда-то  я всё и понял:  куда мы идём и придём!
 И портрет Ленина со стены директорского кабинета исчез, когда на заводе  ещё и  партком с профкомом были в силе! Но хитрые  и пронырливые хозяйственные начальники-руководители  быстро всё  просекли:  откуда ветер дует! И уже к кабинетам парткома и профкома с комитетом ВЛКСМ некоторые из них начали присматриваться.  Почуяли они скорые большие перемены перед  грандиозным  кипишем в стране, который был затеян  ещё не Ельциным, а самим   Горбачёвым,  с его  сотоварищами.  На самом верху государства в начале   восьмидесятых годов. И  названный этот  кипишь  ими   перестройкой. Ещё в самом начале прихода Горбачёва и его свиты к власти  помнится мне одно из больших собраний в Горелове, кажется в Дворце профсоюзов, что  был тогда на площади Искусств.  При входе в Центральный парк. Выдвигали тогда в Верховный Совет одного генерала  депутатом от Гореловской области в Верховный Совет СССР. И  Андрей никак не мог  тогда в толк взять: а  где  связь –  генерала из ГДР и  областного города Горелова? Тем более, что  этот генерал даже не местный по рождению?  И по своей наивности Андрей задал этот вопрос очень тихонечко  генералитету предприятия, что участвовал в этом выдвижении и с кем он оказался вместе здесь по воле случая на этом торжестве, как в роли корреспондента  газеты предприятия, чтобы осветить это важное в городе событие. Но на него  так яростно зашикали боссы-  коммунисты  со всех сторон, что  он и впрямь почувствовал себя   недоумком. И сарался внимательно слушать и понять что к чему. А кто-то из высоких начальников по доброте душевной даже принялся растолковывать  ему бестолковому, что этого генерала поддержать предприятию  очень даже выгодно, так как в этом случае генерал пообещал области подарить  списанную военную автомобильную технику  из ГДР, в будущем эта техника может попасть и на комбинат.  А кем  был  тот генерал на самом деле, никто не знал, так как его только и видели впервые на той самой  трибуне!  И  был ли когда он ещё после своего избрания в Горелове  тоже никому не ведомо. Но  зато Андрею  запомнилось  на всю жизнь то, как строго на него зашикали коммунисты-начальники, руководители предприятия, многие из которых преспокойно потом сдали свои партбилеты в партком, а некоторые, стесняясь, не лично ,а  только  через своих личных секретарей. Возможно, это был и слух, так как об этом открыто не говорилось, но он был довольно устойчивым и похожим на правду.  Вскоре уволился с  должности  секретаря  парткома сам секретарь Владимир Беленький и ушёл работать в штамповочный  простым рабочим , хоты по опыту работы и образованию он был инженером-металлургом.  На  место секретаря парткома комбината, с правами райкома, был избран довольно не опытный человека,  как в вопросах производства, так и в жизненных вопросах, молодой по возрасту и без достаточного авторитета в коллективе. Теперь эта должность не давала власти и перспективы, а сулила напряжённую работу и всякие другие жизненные осложнения. Они-то, коммунисты-начальники  и решали поставить такого человека, чтобы уйти самим от ответственности.  Как это  и всегда бывало. Решая, подчас , всё  за коллектив: кого нужно избирать в депутаты, а кого и в секретари. Впрочем,  эта привычка сохранилась и сегодня: беспрекословная подчинённость  власти начальства. Вот она, эта привычка, и сыграла со страной злую шутку, когда руководящая, направляющая  и организующая народ партия вдруг сверху начала разоружаться и сама разрушаться, сдавать свои позиции, маскируясь лозунгом «социализма с человеческим лицом», рассылая  беспрекословные директивные документы нижестоящим партийным организациям, рекомендуя как это нужно быстрее и лучше сделать. Партийная дисциплина и демократический централизм сработали не на укрепление партии, а на её разрушение. И  когда команды подавались на самоуничтожение  из самого руководящего центра партии, где высшие должности заняли уже не коммунисты, а  перевёртыши и предатели, пробравшиеся к власти, тони не замедлялись исполняться.
А. Бочаров
2018