Невидимая Эльсбет

Принцесса Александрина.
Я имею в виду девушку в голубом, со светлыми волосами и голубыми глазами.

Это принцесса Александрин Эльсбет Мари Стефани, дочь великого герцога - другой там нет.

"Спасибо."

Американец сделал паузу. Очевидно, он сбился с пути. Последние полчаса он бродил по средневековому городу в глубоком средневековом сне. Прошло всего несколько дней с тех пор, как он покинул пароход, везший его сюда; и акценты его собственного языка, идиомы его собственного народа и сочувствующее сообщество вкусов и выражений Нового Света все еще занимали его разум, пока он не проснулся, или, скорее, как ему казалось, засыпал в прошлом этот город Старого Света, в котором когда-то жили его предки. Хотя он и был республиканцем, он любил думать о них в причудливой самобытной одежде, олицетворяющих государство и важность - возможно, даже аристократическое превосходство - довольствуясь тем, что ответственность за такое «дурное положение» полностью ложится на них. но привычка к добросовестности и любви к исторической правде в конечном итоге привела его к тому, что он также с робким и уважительным интересом относился к честному BAUER, стоящему рядом со своим скотом на причудливой рыночной площади, или к добродушному черноглазому DIENSTMADCHEN в дверном проеме. возможный тип его предков. Ибо, в отличие от некоторых своих странствующих соотечественников по Европе, он не был снобом, и его поразило - как американца, - что, пожалуй, лучше думать о его расе как о улучшившейся, чем как о дегенеративной. В этих бесхитростных размышлениях он прошел вдоль длинных рядов причудливых высоких домов, чьи провисшие крыши и незаделанные ветхие постройки были еще далеки от убожества, пока он не достиг дороги, окаймленной тополями, столь непохожими на его родную страну ''

Однако он не хотел возвращаться назад тем же путем, которым пришел. Он рассуждал, что есть какая-то другая улица или поворот, которые в конечном итоге приведут его к рыночной площади и в его гостиницу, но при этом расширят его представление о городе. Он повернул под прямым углом в узкую травяную полосу, которая, однако, была так же аккуратно ухожена и, очевидно, так же общедоступна, как и шоссе. Пройдя несколько минут, он убедился, что это не улица и что она ведет к открытым воротам парка. В этом было что-то вроде публичного взгляда, который предполагал, что его вторжение могло быть, по крайней мере, простительным посягательством, и он полагался, как и большинство незнакомцев, на оправдывающее качество незнания незнакомца. Парк лежал в том направлении, куда он хотел идти, и все же ему показалось странным, что парку такой протяженности все еще разрешается занимать такое ценное городское пространство. В самом деле, его длина казалась безграничной, пока он бродил, пока он не осознал, что, должно быть, снова заблудился, и отклонился к единственной границе, высокой, толстой изгороди справа, по линии которой он следовал.

Подойдя к нему, он услышал голоса с другой стороны, говорящие по-немецки, которых он не знал. Пока еще ни с кем не встречаясь и впечатленный тем фактом, что для общественного места парк был необычайно пустынным, он осознавал, что его положение становится серьезным, и решил воспользоваться этой единственной возможностью поинтересоваться своим путем. В одних местах изгородь была тоньше, чем в других, и временами он мог видеть не только свет сквозь нее, но даже движущиеся фигуры динамиков и случайную белую вспышку летнего платья. Наконец он решил проникнуть в нее и с небольшим трудом вышел на другую сторону. Но здесь он остановился неподвижно. Он обнаружил, что находится за несколько формальной и симметричной группой фигур, обращенных к нему спиной, но все застыли в таких же неподвижных позах, как и его собственное, и все смотрели с монотонной интенсивностью в сторону красивого здания, которое было невидимо над ним. изгородь, но которая теперь, казалось, внезапно возникла перед ним. Некоторые фигуры были в форме. Непосредственно перед ним, но так немного отделенный от остальных, что он мог видеть дом между ней и ее спутниками, он столкнулся с красивой спиной, плечами и светлыми косами молодой девушки двадцати лет. Убежденный, что он невольно вторгся в какой-то величественный церемониал, он мгновенно проскользнул обратно в изгородь, но так тихо, что его мгновенное присутствие было очевидно незамечено. Когда он вернулся в сторону парка, он оглянулся через щели; не было ни движения фигур, ни нарушения тишины, чтобы указать, что его вторжение было замечено. С глубоким вздохом облегчения он поспешил из парка.

Было уже поздно, когда он наконец вернулся в свой отель. Но его маленькое современное приключение, я боюсь, сильно обогнало его предыдущие средневековые размышления, и почти первый его вопрос о прикованном серебряными цепями привратнике во дворе был в отношении парка. В Альштадте не было общественного парка! Возможно, герр имел в виду сады Хофа - замок, который находился в указанном им направлении. Замок был резиденцией потомственного великого герцога. JA WOHL! Он останавливался там с несколькими хохайтенами. Естественно, там была вечеринка - воссоединение семьи. Но это был частный вольер. Иногда, когда великого князя не было в резиденции, он был открыт для публики. Фактически, в такое время входные билеты нужно было иметь в отеле по пятьдесят пфеннигов каждый. Не было.
Но ему, казалось, суждено было войти в более тесное столкновение с современной жизнью Альштадта. Войдя в отель, утомленный долгой прогулкой, он прошел мимо домовладельца и человека в полувоенной форме на площадке рядом с его комнатой. Когда он вошел в свою квартиру, у него возникло смутное впечатление, даже не зная почему, что домовладелец и военный незнакомец только что покинули ее. Это чувство усиливалось очевидным беспорядком некоторых статей в его незапертом портфеле и беспорядком в его письменном ящике. Его накатила волна негодования. Последовал стук в дверь, и хозяин вежливо явился с незнакомцем.

«Тысяча извинений, - сказал первый с улыбкой, - но герр Сандерман, обер-инспектор полиции, хочет поговорить с вами. Надеюсь, мы не вторгаемся? »

«Не СЕЙЧАС», - сухо сказал американец.

Они обменялись отсутствующими и осуждающими улыбками.
*
Брет Гарт