В осеннее утро

 Середина  сентября.  Осеннее  утро  было  туманное, росное  -  росное  и  солнечное, но зыбко  прохватывало  прохладой. По  голубой  глазури  неба  плыли  белесые  барашки  облаков  светлые  от  солнца. 
В   народе  говорят: пришла  пора  Бабьего  лета.
С  поблекших  кустов глухо  падают на  мягкую  подстилку  листвы искрящиеся  капли  холодной крупной росы. Травы ещё  густо – зелены и  тяжелы – гнутся  прядками. Прядка к  речке  Пекше, прядка  к  лесу.
У  каждой  лесной  тропинки  есть  особенная черта, особенная  стать, особенная  судьба, особенная  тайна.
В  это  солнечное  утро я доверился  вот  этой  тропинке. Куда она  должна  меня  привести?   
Жёлтые  солнечные  пятна пересыпали  тропинку, веселили  её. Далеко виднелись ещё  зелёные  паруса  берёз, чуть- чуть  подбитые  сусальной  позолотой  листвы. Звонкий  голос  сойки  прозвенел  в тиши глухим  эхом.  В  длинных  седых  прядях мха прятались  стройные, как  солдаты в разведке – подосиновики. Остро  пахло  грибами, прелью, палыми  листьями, дождевой  водой.   
На  кустистом  пригорке  уже  зажгли  огненные  факелы  рябины, слышался  гам  пирующих  дроздов, пересвистывались кулички  в  Дункином  болоте, в полной  тишине  прозвучал  переливчатый  крик  журавлей. И  тишина стояла -  гулкая, сухая, от  болота  тянуло  сыростью, полосы  солнечного  света проникали в гущу кустов  голубики, сабельника, багульника.
Болото  казалось мне  сказочным  виденьем. Обрамлённое  со  стороны  речки  Пекши  густой  стеной  камышей. Глубокая  затягивающая, как в омут  тишь  царствовала  в  осеннем  лесу.
Я  стою  на   речном  берегу и  любуюсь. Диво  дивное: речка  Пекша  несёт оранжевые, жёлтые, багряные и  зелёные  листья. Это  флотилии  осени  выплывают из – за  лесного поворота, изгиба, излуки, входят в просторный  омут и  медленно, подчиняясь  течению, проплывают  мимо  меня, мимо  болота.
Я  догадался, куда  меня  приведёт  тропинка -  в  берёзовый  залог. Гляжу,  на  тропинку, а она  горит. Листья оранжевые, жёлтые, красные, со  множеством  оттенков, тонов,  переливов.
Как  всё  меняется, преображается  вокруг до  неузнаваемости, до удивления и  радости. До  грусти…
Мне   нужно  было пройти  через  овражек, густо поросший  кустами  молодой  рябины. И  только  по тропинке  спустился к овражку, навстречу  плеснулись тёплые птичьи  голоса.  Замер. На  рябиновых  кострах- базар, крики, шум, гам.  И  тут  серые  дрозды,   и вот приятная  неожиданность: - скворцы с лоснящимися  в зелёную искру  перьями. Это же надо! Чего, спрашивается, мешкают с  отлётом?  Крепко же, держит их  дармовое  угощение,  пиры, не  могут  расстаться со  спелой  рябиной.                Подхожу  ближе, ближе… Сама  потянулась  рука  к ветке, сорвал  ягоду, раздавил во рту, сочна, ароматна, но  немного  горчит. Приду, приду,  когда  ударят  первые  заморозки.    
 Торопливый  дуплет  дятла  грянул  впереди.
Солнечный  свет каскадом  струился  над  лесной  опушкой, туман  поднялся  ввысь и цепляясь  белесыми  ошмётками за кудри  сосен, таял, редел. Воздух  прохладный, прозрачный,  чистый, лёгкий, в  воздухе  витал  грибной   дух  Бабьего  лета. 
Грибы  -  рыжики

Весь  в  ухабах, лужах  просёлок   петлял среди  заросших  берёзкой  полей и  с  каждым  поворотом всё  дальше  забирался в смешенный  лес.
Речка  Пекша  прижималась к самому лесу, к  сосновой  опушке. Неподвижно, словно  бронзовые  колонны, высились  сосновые  стволы, между  ними  косо струились  жёлтые  лучи  солнца, и  лес  смешенный  был до краёв  наполнен осенним  покоем, который  охватывает  природу  осенью.
Вокруг  стояла  гулкая, как  в пустом  Храме, тишина. Пение  птиц  почти  не раздавалось,  где недалеко  громко  стрекотали  сороки.  На  редких  рябинах, словно  кипели  дрозды, тонко  пахло  палыми  листьями, грибами.  Мелодия  шуршащих  листьев  необыкновенно  соответствовала настроению  этого  ни  пасмурного, ни  солнечного  дня, и  казалось, что  её,  слушая, берёзам  хорошо  ронять свои  золотые  листья, солнцу, заходящему  хорошо  греть  последним  теплом  остывающую  землю, людям  хорошо   дышать  свежим и прозрачным  воздухом  первоначальной  поры  осени.
  Когда я  проходил по краю  сумрачного  ельника, заметил во  мху  широкую  шляпку  боровика.  Осенние  боровики  уже выскочили  на  волю. Ещё  десяток  ядрёных, чистых  богатырей нашёл вокруг  могучего дуба.
Если тихая  охота  за  боровиками, подосиновиками, подберёзовиками – счастье, то  искать  рыжики – прямо – таки  великое удовольствие. Особенно интересно собирать  их в  молодом  сосняке, попробуй  заметить этакий рыжий да  с изумрудной изнанкой  « пятачок».
Не тороплюсь уходить с этого  места, где  нашёл первый  рыжик. Растут  рыжики  не поодиночке, а целыми  семьями – выводками. Любят  рыжики  всего места в  траве густой в  молодом  сосняке. И  раз, и два  обхожу  каждую сосёнку  и  всё  отыскиваю, отыскиваю  маленькие  грибки – пропуски, нагнёшься под  пушистую  сосёнку, а там, под  зелёным  навесом, семейка в  траве таится в пять, в шесть рыжиков, тесно  сбились, поживают  себе в безопасности, думают, что  никто  не  найдёт: все  чистые, без  единой  червоточинки. 
Глаза уже  привычно  бегают по  густой  траве, по  хвойной  подстилке из  рыжей  хвои. Вон  там  вспучился  какой – то  комок и  под ножиком скрипнула  ножка  рыжика. Ещё, ещё,  целая  семья!
Теперь я  ходил  по  сосняку  кругами и  резал, резал  солнечные  рыжики.
Над  речкой  Пекшей  появился  вечерней  туман, закрывая  собой гладь  омута. разжиревшие  утки  крякали то  редко, как  бы поочерёдно, то разом, наперебой, будто о  чём – то  спорили и  не  могли  договориться. Впереди меня на  бронзовой матёрой  сосне  принялся  долбить  ствол дятел, но  как – то  лениво и  тут  же  смолк.
Смеркалось. Наступал  вечер.