ИВАН

ИВАН

   Прошли времена калик перехожих, деревенских блаженных и зорких юродивых. Канули в лету имена тех «безумцев», которые могли запросто посмотреть вам в самое сердце и спеть ту песнь, что одних пугала, другим помогала, а третьих посрамляла. Где они теперь Василии и Симеоны, Ксении и Матроны? Разве только в обителях Божиих, да в палатах печальных… Оскудела наша нужда духовная, не нужна стала их помощь людям, и от того не постучаться они в дверь к нам, не помолятся о нас суетных.

   Историю о таком необычном человеке поведала мне моя бабушка, заставшая краешек эпохи самостийных молитвенников.

   В двадцатые годы прошлого столетия, в селе Красное, что недалеко от Суздаля, жила семья Серповых. Было у них три ребёнка. Старший сын был карликом, прошёл три класса, научился кое-как писать, считать и проработал потом всю жизнь колхозным счетоводом в своём родном селе. Средняя дочь была красавица, вышла замуж и прожила в благополучном браке до старости. А вот младший сын вырос как каланча, выше его не было никого в Суздальской округе. Звали его Иван, был он недалёкого ума, и многие считали его блаженным.  Бывало увидит Иван образ какой или церковь, упадёт на колени и молится, по-своему конечно. Водит руками, указывает в разные стороны, губами лопочет и с Богом говорит о чём-то, как будто видит Его. Безобидный был, никого не трогал. Мальчишки забияки, те его частенько палками, да камнями начнут закидывать, а он им в ответ танцевать возьмётся, смеяться, да на храм показывать или креститься станет.

   Время тогда было голодное, и семья Серповых не могла содержать немощного умом Ивана, потому ходил он босой да раздетый и летом и зимой по деревням, просил милостыню. Бывало придёт в чей дом, постучится, спросит: «Нет ли сухаря или государя?» Где и угощали, а чаще гнали, ругали, порой тумаками на спрос отвечали. Были и те, кто откровенно побаивался его слов, и говорили, что Иван скажет – правдой будет. Пришёл как-то Иван к Варваре, прабабке моей и говорит: «Жена в храм, а под соломой наган». Прабабка напугалась, солому в сарае обыскала и наградной наган нашла, прадед мой застрелиться думал, потому как в гражданскую упал с коня, ударился головой и ослеп. Жить ему, тогда молодому, но беспомощному парню, не хотелось. Получается спас его Иван, прожил мой прадед Сергий Рыжов ещё сорок лет.

  Моя бабушка Лида и её подружка Нюра, были тогда совсем маленькими и озорными девочками. Сердобольная Нюра, порой увидит издали, что Иван Серпов идёт, сразу бежит домой, или яблоко ему самое сладкое принесёт или краюшку хлеба, а в праздники и пирогом могла угостить, в тайне от родителей. Иван возьмёт дорогой подарок сунет за полы драной рубахи и поднимет Нюру над головой, у той дух от высоты замирает, а он всё смеётся.

   Прошли годы, моя бабушка и её подружка Нюра выросли, вышли замуж и семьями переехали в Тейково, где жили на разных окраинах города. Началась Великая Отечественная Война, тяжёлые во всех отношениях годы. Не до гостей и не до встреч стало, у обеих дети малые появились, только бы выжить.

   Однажды осенью приходит Нюра к моей бабушке и говорит:

   - Знаешь ли, Лида, кто у меня был?

   - Кто же?

   - Иван Серпов. Гостил у меня с неделю.

   Бабушка моя очень удивилась.

   - Как же он тебя нашёл, за столько вёрст, без адреса?

   - Сама не знаю. Только слышу стучатся, открываю дверь, а там Иван стоит. Босой, ноги льдом в кровь изрезаны. «Вот Нюра, пришёл я к тебе погостить, напоследок». Я его впустила, ноги обмыла, что было на стол поставила, молока налила, сел он есть. Я на него постаревшего смотрю и плачу, а он как всегда смеётся и говорит: «Не поднять мне тебя уже, Нюра, вон какой стала». Поел он, молока же пить не стал. «Накормила ты меня, теперь спать уложи, устал я».

   Провела Нюра гостя в комнату, кровать подготовила, двери затворила, да щёлку оставила, сильно интересно ей всегда было за Иваном наблюдать.

   Иван не сразу лёг, стал на колени пред образами и как раньше начал разговаривать с ними. Лопочет, руками водит, будто доказывает что, и всё на угловое окно пальцем показывает. Поговорил он, помолился, лёг в кровать и сразу заснул.

   А Нюра к окну, сильно ей интересно, что же там такое. Приоткрыла занавесочку, и её словно ледяной водой окатили, поняла она всё. Пришёл Иван её вразумить. На окне Нюра стакан всегда со сливками ставила, что с молока перед продажей снимала и голодным людям пустое молоко на последнее меняла! Война…

   Побежала Нюра в церковь, свечи поставила, на исповедь сходила, но у людей прощения не просила. Духу ей тогда не хватило.
Пробыл Иван у Нюры с неделю, раз утром сел за стол и говорит:

   - Спасибо тебе Нюра. Уходить мне пришла пора. Попрошу ещё. Пойди накоси сена.

   - Что ты, Иван, мы уж давно для одной то коровки накосили, хватит, да и снегом уже всё припорошило.

   - Иди, иди, накоси!

   Делать нечего, с детства к словам Ивана прислушивалась. Взяла косу, вышла за двор в поле, взмахнула пару раз, вдруг звякнуло, что-то. Снег разгребла руками, а там большой железный крест лежит, погнутый. «Вот, - думает, - Иван, зачем ты меня послал». Принесла она тот крест домой, перед ним на стол положила и говорит:

   - Вот твой крест, Иван.

   А он отвечает:

   - Нет, Нюра, это не мне, это ты себе крест принесла…

   Иван ушёл, больше о нём моя бабушка и её подруга Анна ничего не слышали. Куда он направился? Где стучался он в двери? Открывали ему или гнали? Наверно никто уже не расскажет нам этого.

   Через некоторое время у Анны умерла корова-кормилица. Как их семья войну пережила, просто не выговорить, голодали, но выжили. После войны вернулся её муж с фронта, невредимый, и прожили они долго и счастливо. Видимо вымолил Нюру, Иван Серпов…

   А кто за нас помолится? Сможем ли мы за кого помолиться?


Съедин С. В. Декабрь, 2016