Поездка на картошку в Амурзет

В августе 1965 года я поступил в Хабаровский медицинский институт, сдав все три вступительных экзамена на «отлично», причем был единственным из юношей, которые сдали все экзамены на пятерки. Об этом узнал совершенно случайно, когда меня представляли ректору института Серафиму Карповичу Нечепаеву.

Нам сказали, что зачисленные на первый курс студенты через 2-3 дня поедут убирать картошку в село. Надо было иметь рабочую одежду, пару сменного нижнего белья, сапоги и куртку, и явиться к институту в полной готовности  к поездке. Вместе с мамой, пройдясь по магазинам, мы купили все, что надо. Предварительно я  опробовал все купленное на уборке картофеля в огороде у бабушки, живущей  в частном доме под Хабаровском, где и сделана фотография на заставке к рассказу.

В назначенный срок я пришел к институту.  Автобусами нас отвезли на причал и погрузили на теплоход, который поплыл вверх по Амуру, в Еврейскую автономную область.  Эта область до 1992 года входила в состав Хабаровского края и являлась для него в какой-то мере житницей.  Природные условия позволяли здесь выращивать зерновые, преимущественно сою, картофель и другие овощи.  В области были в основном совхозы, и рабочей силы на уборке урожая традиционно не хватало, так как механизации было мало. И так же традиционно убирали тот же картофель студенты хабаровских институтов.  Это было до нас, и после нас, до того времени, пока ЕАО стала самостоятельным субъектом Российской Федерации. Но, мне помнится, она долго еще заключала договора с хабаровскими учебными заведениями о шефской помощи на уборке урожая.

Наш курс разгрузили в поселке Амурзет, где нам и предстояло работать. Амурзет был районным центром, весьма благоустроенный поселок на берегу Амура, напротив китайский берег, но до него более километра. В поселке было все, что должно быть в административном центре – райком партии и райисполком, школы,  районная больница, клуб, танцплощадка, столовая,  другие административные здания. Много позже, когда я был главным рентгенологом края, я приехал в этот поселок. Ходил по улицам, узнавал и не узнавал их.  За двадцать один год после моего первого приезда в поселке произошло  много  изменений.

Поселили нас в огромный, недавно построенный гараж,  который стоял недалеко от берега Амура, и был разделен на 2 половины (для юношей и девушек),  и где были сооружены огромные нары. Нам дали матрасовки и наволочки, которые мы должны были набить соломой и постелить на нары. В пути, на теплоходе, я познакомился с несколькими парнями, с одним из них, Володей Петровым, мы стали держаться вместе.

Пару дней я работал в поле, копал картошку. Потом парней поздоровей, и меня в том числе, назначили грузчиками. Мы работали в поле на машинах, принимая ведра от копавших картошку и сгружая её в кузов, а потом преимущественно на разгрузке овощей на складах.  Это было лучше, чем копать картошку в поле, стоя на четвереньках или согнувшись напополам.  Поля были огромные, и нам посулили, что до тех пор, пока не выкопаем всю картошку, в город не поедем.  Видимо, хотели стимулировать производительность труда. Но не на таких напали. Студенты, преимущественно девчонки, как неспешно копали, так и продолжали копать.

Наша бригада получила номер 21, мы сами назвали её ПХ-21, что расшифровывали как «половые или полевые хулиганы» (каждый в меру своей испорченности.). Работа была в меру тяжелая, но бывали и периодические перерывы, когда один автомобиль был разгружен, а следующий еще не приехал. В такое время мы забирались на чердак склада и лежали на соломе.  Видимо, она была так в качестве утеплителя крыши склада.

Именно тогда кто-то из парней сочинил новые слова к известной песне, которую пела Эдита Пьеха.  Сейчас за давностью лет я могу что-то напутать, но, в общем,  это звучало примерно так:
«Пахнет сеном, пахнет мятым,
Над Амуром расстилается туман.
В час вечерний, в час заката,
Приходи мой полевой хулиган.
Над деревней ураганом,
Хулиганы  толпой пронеслись.
Там евреи разбегались,
Защищая свою жизнь.

Я не вспомнил слова второго куплета, так что извиняйте, уважаемые читатели.

Конечно, эти слова не предназначались для исполнение со сцены, разве что среди нашей бригады  пользовались популярностью, да и то не очень большой. Все же основная масса студентов были вчерашние выпускники школ, а учитывая, что конкурс при поступлении был серьезный,  то ставшие студентами школьники были из числа хорошо учившихся, и не хулиганистых. Правда, в нашей бригаде работали в основном парни после работы на производстве, что покрепче физически.

Кормили нас в нашей столовой, но не очень хорошо. И совхоз старался экономить на студентах, и готовили пищу сами студенты, кто умел это делать дома, но не в таких количествах, естественно. После маминых или бабушкиных разносолов приготовленные студентами обеды  и ужины не лезли в глотку.  Но делать было нечего. Правда, на завтраки мы с Володей ходили в поселковую столовую, где налегали на блины.

После работы мы занимались кто чем.  Набралось около десятка парней и девчонок,  которые умели играть в волейбол, нашелся и волейбольный мячик,  и мы стали играть, став в кружок.   Некоторые парни и девчонки до этого посещали спортивные секции, так что мяч по долгу держался в воздуха.  Среди парней выделись несколько человек, трое Борисов – Шевцов, Пронкин и Павлов, двое первых высоких и стройных, с хорошо поставленным нападающим ударом, а  третий невысокий, но хорошо пасующий.  Еще три Саши -  Стаханов, Дьяков, и ваш покорный слуга.  Еще две девочки, причем, как позже выяснилось, из моей группы – Люба Антонюк и Оля Романенко, тоже очень неплохо играли.

Были танцы в клубе поселка, куда мы тоже ходили. Потом сговорились с местными парнями сыграть с ними в волейбол. Меня выбрали капитаном команды.  Я тогда действительно очень неплохо играл, все лето каждый вечер тренировался на спортплощадке  в районе села Ильинка. Мы выиграли матч под оглушительные овации девчонок, которые за нас болели. Потом мы сыграли еще одну игру со студентами 2 курса, которые убирали картошку в соседней деревне Пузино, и тоже выиграли. Все парни, о которых я упомянул, позже стали играть за сборную курса, и постоянно выигрывали первенство института по волейболу, а кое-кто играл и за сборную института.

У меня к этому времени отросла приличная щетина.  Бриться холодной водой и тупыми лезвиями типа «Нева» и Балтика»  – гарантировано заработать раздражение, поэтому я просто не брился. А так как  к тому времени  у меня в волосах проблескивали седые волосы, то выглядел старше своих 18 лет. Многие считали, что я поступил в институт  после армии.  Моя спортивная фигура,  бородка, седина в волосах придавали мне больший авторитет, чем  вчерашним школьникам.  Поэтому некоторые девочки, которые не захотели жить в гараже, а сняли комнаты в деревне, стали приглашать меня проводить их домой после ужина.

Но такая мирная жизнь продолжалась недолго. Местные хулиганы пристали к нашим девчатам на танцах, парни заступились, завязалась драка.  Потом местные собрали большую толпу,  и пришли к гаражу выяснять отношения. Но нас было больше, и мы были более организованные, поэтому местные получили как следует.  Вообще-то драку спровоцировали наши девчонки, которые из-за забора стали бросать комки грязи в местных парней, из них некоторые выпили алкоголя для храбрости.

Но дрались мы по серьезному. Кто-то на кулаках, а кто-то использовал для этих целей штакетник у нашего гаража. По крайней мере, на утро после ночной драки от забора оставались лишь столбы и поперечины между ними.  На моих глазах  кто-то из студентов огрел штакетиной противника по лбу, штакетник сломался прямо посредине, и у парня одновременно появилось два синяка и ссадины – справа и слева на лбу,  и он обмяк. Мы затащили его в наш гараж,  и девчонки, которые не дрались, а лишь наблюдали за всем происходящим, стали оказывать парню помощь.

После драки, когда все закончилось, наши кураторы из преподавателей института стали разбираться, кто виноват и что делать. Но что с начинающимися студентами особо разбираться? Взято несколько лишних первокурсников, отсеешь одного, никто не заметит. Поэтому назначили виноватым Мишу Стрельникова, спокойного,  невысокого юношу, только что окончившего школу в Хабаровске. Собрались написать «телегу» в институт, чтобы отчислили. Но студенты, а среди нас было 80% бывших школьников, и лишь 20% так называемых стажников, взбунтовались. Мы заявили, что не будем работать, если Мишку отчислят. Дрались все, а пострадает лишь один? Нечестно! И кураторы отступили, спустили все на тормозах.  Но потом ходить в одиночку по поселку нам было заказано, только толпой в несколько человек. Но больше стычек не было.

В Амурзете мы стали свидетелями отношения к нам китайцев после разрыва с СССР  отношений после критики «культа личности Сталина».  Фарватер Амура проходил мимо нашего берега и как-то однажды, когда мы, студенты, в большом количестве собрались на берегу реки, китайский катер проходил мимо. Вся команда по команде построилась вдоль борта, повернулась к нам задом, наклонилась и разом сняла штаны, показав нам свои задницы. Нашему возмущению не было придела, но что сделаешь, катер пошел дальше. Но потом, когда китайские катера приближались, мы всегда уходили с берега, чтобы не видеть подобную картину.

Осень на Дальнем Востоке, особенно в конце сентября, довольно дождливая, поэтому периодически копка картофеля прекращалась. Но грузчикам на складах работа находилась.  Надо было таскать то одно, то другое, перетаскивать с одного места на новое. Однажды мешок, который мы перетаскивали, зацепился за что-то, порвался, и из него посыпались зерна сои.  Мы, всегда голодные, стали её есть. Но, оказалось, что соя была протравленная от грызунов, поэтому многие из нас потом учились животами. Если не понос, то метеоризм был у всех, в воздухе склада стоял устойчивый запах из кишечника.  Сейчас, вспоминая эти дни, смеюсь, а тогда было не до смеха, никто не старался даже сдерживать позывы.

Помните детский стишок про Мальбрука, который в поход собрался? Стишок заканчивается словами:
«Жена его Мальвина
Сидела на горшке.
Так жалобно пердела,
Как пушка на войне».
Вот примерно такая же канонада раздавалось  из разных концов складских помещений, пока мы маялись животами.  Возможно, кому-то мои слова покажутся вульгарными, но из песни слова не выкинешь, было и такое в нашей 21-й бригаде.

Убирали мы картошку числа до 8-9 октября,  и лишь потом нас отвезли в Хабаровск. Я, с уже порядком отросшей бородой и отъевшейся на блинах и сое  мордой лица, не сразу был узнан бабушкой и дедушкой, в доме которых в пригороде Хабаровска мне предстояло жить полгода, пока не будет сдано новое знание студенческого общежития на улице Пушкина. Пришлось идти в парикмахерскую, чтобы расстаться со своей бородой.  Через день я пошел в институт.  И там выявилась неожиданность, которую мы с мамой не предусмотрели в августе – на занятия надо было ходить в белом халате, которого у меня не было. На первых порах меня выручил знакомый парень Юра Дудник, который    не поступил в   институт,   и работал санитаром  в институтской анатомке. Он дал мне какой-то старый белый, вернее сероватого цвета,  халат, и    я пару дней ходил на занятия в нем, пока не купил новые белые халаты.  У меня началась новая жизнь, студента-медика. Но это уже совсем другая история.