Сабай вместо музыки

Сабай-сабай – это гибрид между кайфом и расслабоном, в условиях тайского рая. Когда лежишь в гамаке, под пальмой, с видом на море, со смартфоном в одной руке и коктейлем в другой – это и есть «сабай-сабай». Только что общего у «сабая» с уроками игры на фортепиано? Это две вещи несовместные.
Тем не менее пара музыковедов из далекой Сибири преподавала музыку на тропическом Острове, в условиях Сабая. Не то, чтобы успешно, но они хотя бы попытались. Результатом явилась куча курьезных историй, что не так уж плохо.


Уроки музыки под пальмой

Имена и географические названия изменены. Все совпадения с реальными людьми давайте считать случайностью.

Меня часто спрашивают: в чем специфика обучения музыке тайцев?
Вот уже много лет мы с мужем преподаем музыку на тайском тропическом Острове. Сказать, что здешний стиль преподавания музыки отличается от нашего, российского, – ничего не сказать.
Давайте по порядку.
1. Тайский стиль жизни описывается триадой «санук, сабай, суай». В переводе это означает примерно – «пусть мне будет хорошо, позитивно и красиво». Казалось бы, все это вполне сочетается с приятными музыкальными звуками.
Но такая особенность буддийского менталитета, как пребывание в моменте «здесь и сейчас», несовместима с долгим обучением игре на фортепиано. Вот такой парадокс!
Мать учения – терпение, но только не на нашем Острове, увы.
Тайские студенты, большие и маленькие, охотно приходят к нам учиться («сделайте мне красиво»), но сообразив, что эта тягомотина надолго, испаряются.
2. Слуховой опыт, необходимый для классического образования, у тайских студентов полностью отсутствует.
«Таиланд» в переводе означает «Страна свободных людей». Что ж, тайцам есть чем гордиться: их родину никогда никто не колонизовал, не насаждал чужого языка и чуждой культуры, в том числе и музыкальной.
Но где плюс, там и минус.
Европейское музыкальное мышление тайцам глубоко чуждо. Даже когда тайские профессионалы пытаются подражать музыке «белых» и «черных», то выглядит это так, словно неудачно импровизируя, они то и дело попадают впросак.
Тайские ученики плохо чувствуют ладовые тяготения, ведь фольклор народов Азии основан на пентатонике. С трудом различают они функции полного гармонического оборота, потому что им не свойственно мыслить в рамках мажоро-минорных ладовых отношений.
А еще тайцам сложно постичь временную природу музыкального языка. По нотам они играют, словно книжку читают, – извлекают «голые ноты», вне ритма и метра, с произвольными остановками.
А с ритмом не справляются даже самые продвинутые тайские музыканты.
…Был у Саши взрослый студент, который уже было подступился к Инвенциям Баха.
Он виртуозно поливал своими изящными ручками партии правой и левой руки … в разных темпах. Как только ему это удавалось!
Адских усилий стоило Саше привести его музыку к единому метроритму.
3. Что до интонационной выразительности, фразеологии, штрихов, чувства формы… Для наших аборигенов это прямо высшая математика, и до нее дело доходит чрезвычайно редко.
Но порой-таки доходит.
…Учился у Саши Джакарин, парень лет тридцати пяти. Пьющий, прокуренный, с хвостом на затылке, он поигрывал в какой-то ресторанной группехе, а заработанные деньги тратил на уроки по фортепиано.
Развивался студент весьма скачкообразно. Когда Саша его принял, Джакарин еле ковырял менуэты из «Нотной тетради Анны Магдалены Бах».
Однажды подслушав под дверью, как Саша, он же Тичер Алекс, играет Турецкий марш Моцарта, он выпросил эту пьесу себе, в репертуар.
Через какой-то месяц уже лихо наяривал Марш. Как у всех тайцев, у него были небольшие кисти и подвижные пальцы, словно созданные для мелкой техники.
Подслушав тем же путем Экспромт-Фантазию Шопена, Джакарин возжелал и ее. Не в силах отговорить ученика, Саша уступил.
– Ладно, пусть порезвится, – решил Тичер Алекс, выдав студенту ноты.
Каково же было его удивление, когда уже через неделю Джакарин освоил текст сложного произведения! Удивленный педагог, музыкально «причесав» транслируемый текст, по такому случаю записал видео.
– Невероятно! – изумлялись венские профессора, посмотрев ролик. – Вы оба хорошо поработали.
Но что делать с этим достижением на тропическом Острове?  В один прекрасный Джакарин исчез – запил по-крупному. А там иссякли деньги, и занятиям конец.
4. Еще одна прикольная особенность обучения музыке в условиях Сабая – отсутствие цели.
Чего хочет ученик? Чего хотят его родители?
Тайские родители относятся к обучению музыке не как к образованию, а как приятному времяпрепровождению. Типа, кружок такой. Ребенка водят в школу до первого «не хочу».
…Один тайский небедный папа привел ко мне дочку. Девочка выучила с рук Собачий вальс. Отец пришел в полный восторг, выписал ей из Бангкока пианино и ... забрал из музыкальной школы. Почему?!
– Она уже умеет играть, – объяснил тайский папа. 
5. Сильно удручает нас отсутствие музыкального вкуса у тропических студентов.
Тайцы любят популярную классику, но странною любовью. Они усекли, что хорошие композиторы – те, кто пишет мотивчики для их мобильников.
Увы, пока это единственный источник познания классической музыки на Острове Чунга-Чанга. Концертных залов в тропиках нет.
У азиатов принято выбирать то же, что и все. А все играют Бетховена, – «К Элизе», «Лунную сонату» (причем в Ми миноре). Неизвестную музыку, не менее обаятельную, они отказываются играть, – ну никто не хочет прослыть оригинальным.
В Стране Сабая в моде «классика лайт» – такая музыка в стиле «релакс», типа Канона Пахельбеля.
Но большинство уважает американскую попсу, которая доносится из каждого бара, в исполнении филиппинцев, и поэтому самым популярным инструментом у тайцев является гитара. Они норовят по-быстрому освоить несколько аккордов, чтобы мурлыкать хиты, подражая ресторанным музыкантам.
Увы, и это не предел падения вкуса. Однажды Саша дал мне посмотреть ролик «Гангнам-стайл», со словами «Куда мы катимся!». Это оказалось любимой «музыкой» его тайского ученика.
После такого остается только заплакать и уйти из профессии.
6. Многие тайцы норовят стать музыкантами, минуя ноты.
Даже в музыкальных школах вокалисты учатся петь в режиме «караоке», схватывая на слух мотивчики популярных песен.
Гитаристы и подавно не заморачиваются никакими «теориями музыки». У некоторых тайских учителей уроки игры на гитаре ничем не отличаются от передачи опыта с рук в наших подворотнях. Те же «три блатных аккорда» наощупь, типа, «малые звездочки», «двойники» и «раскоряки».
Однажды Саша попытался с Тичером Соном дуэтом сыграть «Осенние листья». На репетиции он имел неосторожность поинтересоваться, в какой тональности тот собирается играть. Преподаватель игры на гитаре не смог ответить на этот вопрос, в результате «потерял лицо» и обиделся.
С тех пор мы не задаем тайским музыкантам дурацких вопросов.
7. Благодаря бракам между так называемыми «фарангами» и тайками (реже наоборот) подрастает новое поколение метисов. Скоро можно будет говорить о новом музыкальном (и не только) мировоззрении.
Европейские родители регулярно возят чадо на свою родину, где ребенок волей-неволей обогащает свой кругозор и, применительно к музыке, слуховой опыт. У этих детей меняется вкус, появляется желание заниматься музыкой и даже возникают культурные амбиции, а это уже шаг к полноценному музыкальному образованию.
Так один Сашин ученик, малыш лет десяти, сын тайки и француза, минуя учебные пьесы и упражнения, замахнулся на «Полет шмеля», подслушав хит русской музыки в какой-то рекламе.
Заказывает музыку тот, кто платит. В тайской музыкальной школе не учитель руководит процессом обучения, а ученик указывает учителю – «научи меня играть это».
Так, мальчик чуть ли не с рук выучил виртуозное произведение, – и даже лихо оттарабанил его от начала до конца. Поначалу левая с правой играли в разных темпах, но ребенок довел свою идею до конца.
Правда, Тичер Алекс никак не мог понять, зачем это надо, пока ученик не признался ему:
– Я хочу быть единственным мальчиком на Острове, который умеет играть это!
И ведь стал.
…Несмотря ни на что, мы счастливы и довольны. Во-первых, мы в Таиланде, и после уроков бежим на берег моря.
Во-вторых, обучение музыке здесь щадящее, позитивное и веселое. Сплошной сабай-сабай.

            

Стеснительный ребенок


– … «У Оленя дом большой, он глядит в свое окошко...» Лиля, почему не поешь?
Урок музыки в тайской музыкальной школе.
Рядом с пианино стоит пятилетняя Лиля, длинноволосое загорелое чудо со смеющимися глазами. Родители – бизнесмены из Москвы.
Под мой аккомпанемент кроха молча и сосредоточенно глядит в пространство.
– В чем дело, Лилечка?
– Я письку щекочу, – с очаровательной непосредственностью сообщает она, вынув руку из-под платья, затем для пущей наглядности задирает юбочку, демонстрируя отсутствие трусиков.
Сказать, что я растерялась, – ничего не сказать: мои глаза выпали из орбит и раскатились по клавишам.
– А ... зачем?
– Чтобы щекотно было, – снисходительно, как маленькой и глупой, объясняет мне девочка.
Я набрала побольше воздуха, чтобы выложить все, что полагается в подобных ситуациях училке старой закалки, – типа, «это нехорошо», «ты должна вести себя прилично», «девочку украшает скромность» и т. д...
...И выдохнула обратно.
Во-первых, скромностью в наше время, увы, гордится тот, кому гордиться больше нечем.
Во-вторых, россиянин с дискредитированной до унизительности профессией «учитель», увы, не имеет морального права учить жить ребенка предпринимателей. Даже в Таиланде.
В-третьих, я принципиально не воспитываю детей. Я только лишь обучаю их музыке.
Что, если мои представления о воспитании не совпадают с родительскими представлениями о том, какими стать их детям?
Все изменилось, времена и нравы. В наше время нахамившего учительнице школьника вызывали к директору, и тот стоял, опустив голову, а матушка рядом краснела от стыда.
Сейчас могущественный бритоголовый папаша, он же спонсор школы, за наглость еще и похвалит свое чадо – дескать, орлом растет, – скорее училку выгонят за профнепригодность. Недавно в Москве, говорят, один ученик застрелил из ружья «географа» за то, что тот не поставил ему пятерку. Так что ученики нынче еще те, увы.
А если ближе к телу, то есть насчет «щекотания письки» ...
…Когда-то один молодой европеец попытался пересказать мне вот такую шутку: вроде как один дядя спросил даму, зачем женщины расхватали в магазинах все вибраторы? На что та ответила: неужели вы думаете, что кто-то эксплуатирует их по прямому назначению?..
Не смешно.
Слегка раздосадованный явным провалом хохмы, парень поинтересовался у меня: как, разве русские одинокие женщины не пользуются вибраторами в интимных целях?
Дико извиняюсь, сказала я ему, но у русских женщин места такого в голове нет, которым они могут думать про вибратор. (На дворе пресловутая «перестройка», если что).
– А о чем?
– О еде. Об очередях. О новых теплых сапогах.
Спустя десятилетия многим покажется, что я преувеличиваю, но отнюдь.
…Зато не прошло и четверти века, как наросло новое поколение, обеспеченное, лишенное комплексов неполноценности, называющее вещи своими именами, способное оценить шутку про вибратор, умеющее извлекать «сабай-сабай» отовсюду и использующее «письку» не только ради «пописать». Может, пора радоваться, а не морали читать?
Не мне, старорежимной училке музыке, становиться на горло песне будущей топ-модели, звезде шоу-бизнеса, а то и новой Мэрилин Монро (кстати, та тоже не признавала нижнего белья).
И вообще, какое мне дело до чужих «писек».
…Я только всего и сказала, что:
– У нас сейчас урок музыки, Лиля, и давай заниматься музыкой, и ничем больше, хорошо? Так споем песенку. Ручки вверх, покажи, какие рога у Оленя! Вот так! Три, четыре: «У Оленя дом большой, он глядит в свое окошко...» Ну вот, опять не поешь. Почему?
– Я стесняюсь... – опустила глазки девочка.



Почем тайская девственность


Мы снова на своем любимом Острове Чунга-Чанга. Только что прилетели из Сибири «домой».
Конечно, в тот же вечер пригласили Эмму в гости, на суп из белых грибов, поблагодарить за заботу о кошках.
Эмма, студентка Венской консерватории, – наша коллега.  Невысокая, с ассимметричной стрижкой, с порывистыми мальчишескими ухватками и высоким исполнительским темпераментом, она импонирует нам куда больше, чем предыдущая скрипачка, нежная избалованная моделька, которая все играла в стиле «мана-мана» и без конца ныла. Юная Эмма более стойко принимает жизненные невзгоды и бытовые неурядицы.
Едва стемнело, как она появилась в новеньких синих «фишерманах» – так называются специальные тайские широкие штаны. Как вся тайская одежда, они совсем не элегантные. Но до того удобные, что аж завидно. Сплошной сабай-сабай.
– Купила сегодня в Натоне, очень дешево, – похвасталась она. – Всего сто бат.
– Куплю такие же, – немедленно решила я, разливая коричневый ароматный супчик.
– Боровики сами собирали в тайге, – объявил Саша. – Попробуй.
– Ну, колись, как дела в музыкалке, – приступаем мы.
Девушка, скорчив гримасу, безнадежно махнула рукой. Все ясно: вот и у нее начались проблемы с директором школы.
...Он появился у нас недавно.
Тогда я не сразу поняла, что низенький щуплый дедок, с крашенными в радикально-черный цвет волосами, в стиле «смерть в Венеции», и есть «новая метла». Полдня он скромно сидел в фойе, из угла наблюдая за вялотекущей будничной жизнью тайской музыкалки, и только потом приступил к знакомству с преподавателями.
– Кун Нан, – протянул он мне руку. («Кун» – вроде как «господин»).
– Как, простите?
– У меня есть и австрийское имя – Йозеф, но я взял себе тайский никнейм, – пояснил он. – Слишком давно живу в Таиланде.
Знакомства ради Кун Нан пригласил нас с мужем в тайский ресторан на Ламае.
Захватив нас из дома на черной машине, он вырулил на круговую дорогу, попутно делая любопытные замечания:
– А вот тридцать лет назад здесь не было никакого шоссе.
– Вообще дороги не было? – изумились мы.
– Была, но гравийная.
– Насколько мы знаем, тридцать лет назад здесь жили только рыбаки и хиппи. Неужели вы хиппи?..
Кун Нан кивнул с печальной улыбкой.
Да, первые островные бизнесмены вышли из хиппи, и до сих пор в тощих татуированных стариканах с седыми косичками, хвостиками или дредами проглядывает их растаманское прошлое. Но меньше всего напоминал хиппи этот европейский респектабельный дедуля.
– Ни туристов, ни отелей, ни электричества, ни машин не было, – продолжал он воспоминания.
– Машин не было?! – не поверила я, покосившись из окна на бесконечную вереницу автомобилей, моторбайков, макашниц на колесах и прочих беспредельщиков, забивших до отказа узкую дорогу и беззастенчиво нарушающих, кто во что горазд.
– Гаишников на них нет, – заворчал Саша. – Полиция тут для того, чтобы штрафовать байкеров без шлемов.
– Да-да, пятьсот бат с человека, – кивнул Кун.
– Нет, всего триста, – возразила я. – У нас недавно друга оштрафовали.
– Ну, это промоушн-акция, – пошутил Кун. – Нормал прайс пятьсот.
Мы одобрительно расхохотались.
Ресторан Кун Нан выбрал на самом песке Ламайского пляжа.
– Здесь я и жил тридцать лет назад, примерно в такой хижине, – он кивнул на треугольные фольклорные бунгало с крышами из кокосовых листьев, рядком выстроившиеся вдоль берега. – Кстати, с Ламая началась застройка Острова.
…Я представила себе невысокого «фаранга», сидящего в позе лотоса на пороге бунгало, затягивающегося марихуаной и глубокомысленно взирающего на мятежный прибой волн, – в этой стороне Острова почти всегда ветрено, – и никак не могла увязать этот образ с нынешним, добропорядочным дяденькой.
К нам присоединился еще один австрийский богемный седоватый супермен.
– Познакомьтесь с моим другом Людвигом, – представил нам Кун.
Седой Людвиг оказался ударником джазового оркестра. Всю трапезу он виртуозно стучал на всем подряд: на столе, на коробочке с зубочистками, на перевернутых стаканах.
Каждый заказал себе по пиву и по том-яму. Ну очень остро.
…Мы с Сашей меж собой называли его Куном Иосифом, или просто Куном, хотя меньше всего тот походил на тайца: преувеличенно интеллигентный, обладающий аристократическими манерами, европеец. И вообще птица важная.
Мы разведали, что пианист по образованию, он много лет преподавал в Вене. По совместительству продюсер, Кун Иосиф успешно подрабатывал в Бангкоке организацией оркестровых концертов для Его Королевского Величества.
Мы поразились обилию откуда ни возьмись появившихся в школе преподавателей, да весьма приличного уровня, – пианистов, гитаристов, скрипачей, даже одного дирижера. Чудесным образом Кун притащил их из музыкальной Мекки – из Вены. Школа сразу торжественно переименовалась в социальных сетях в Австрийско-тайскую академию.
При этом по-прежнему стояла полупустой: учеников на маленьком тропическом Острове Чунга-Чанга не прибавилось. Разве что капризные отпрыски «новых русских», с которыми никто не брался заниматься, кроме меня (и то от безысходности).
Однако Кун принципиально не вдавался в преподавательский процесс. Свое руководство школой он осознавал, как организацию рекламных концертов по школам и торговым центрам. Все эти мероприятия заканчивались тусовкой всего трудового коллектива в каком-нибудь недорогом тайском ресторане.
…Первым взбунтовался старый барабанщик. Как оказалось, Кун пообещал оплатить билеты, апартаменты, подогнать учеников и организовать халтуру по отелям, но ровным счетом ничего из этого не выполнил.
Затем Куна вычеркнул из жизни гитарист: с месяц провалявшись без учеников на пляже, послал директора куда следует, а сам уехал восвояси домой, в Европу.
Скрипачка-блондинка устроила Куну целый ряд истерик, даже пыталась куда-то жаловаться, и кое-как проскрипев месяца три, тоже покинула Страну Сабая, на прощание обозвав Куна лжецом и авантюристом.
Потом с Куном расплевался пианист. И только мы безропотно преподавали за свои три копейки: нам ничего не обещали, нечего было и терять.
Удивительно, что вследствие этих событий Кун отнюдь не покрылся пеплом: его походка по-прежнему была исполнена неторопливого достоинства, а крашеная голова высоко поднята, разве что в глазах поселилась глубокая печаль, якобы от людской неблагодарности.
На смену сбежавшим коллегам Кун оперативно подогнал новую плеяду блестящих австрийских лабухов: пожилого саксофониста Геральда с седым пианистом Питером, а также юную скрипачку Эмму.
Очередной концерт в торговом центре успешно продемонстрировал небывалую мощь нового преподавательского состава: Саша с Эммой расстреляли все патроны в Чардаше Монти и прочей «крайслериане», пожилой дуэт с шиком продемонстрировал дорогостоящее кабацкое мастерство в популярных джазовых стандартах, и даже сам Кун внес свою лепту, спев I did my way от Синатры, эффектно опустившись на одно колено в третьем куплете (оказывается, он еще и поет).
Правда, кроме «сабая», Кун по-прежнему не смог ничего предложить выдающимся педагогам, засучившим было рукава.
На самом интересном месте мы с Сашей отбыли на Родину на месяц, завещав Эмме наших кошек, а венской элите – русских «трехлетних студентов».
...К нашему возвращению пожилой дуэт съехал, разругавшись с Куном, поскольку тот нарушил очередную порцию обещаний. Свалила и разобиженная вокалистка. Осталась лишь юная Эмма.
Но и та больше не пыталась скрыть активную неприязнь к директору. В страшном негодовании размахивая руками, девушка принялась жаловаться на Иосифа: не доплатил, не организовал, нарушил слово, та же песня. Но даже не это главное... Что-то еще?
…Кое-как в ее сбивчивом английском потоке сознания мы уловили суть основного преступления Куна Иосифа. Оказалось, в очередном культурно-массовом походе в ресторан он продемонстрировал музыкальному католическому обществу ... красивую молодую тайскую любовницу, свою бывшую ученицу.
– Он купил ее, – торжествующе преподнесла возмущенная до глубины души Эмма. – Да-да, за деньги! За ее девственность он заплатил двенадцать тысяч евро, представляете? Это было так: он договорился с семьей, показал деньги, но не отдал, затем повез ее к геникологу, – до этого, конечно, никакого секса, – а когда доктор письменно подтвердил девственность, только после этого он оплатил – и повез заниматься сексом... Это отвратительно, – чуть не плакала девушка.
– Только не расстраивайся, – растерялись мы.
– Да это же педофил! В Австрии он сидел бы в тюрьме – там ему самое место.
– А сколько лет тайке? – поинтересовалась я.
– Двадцать один.
– Какой же он педофил? – засмеялся Саша.
– Так это все было три года назад, – пояснила Эмма.
– Ну, восемнадцать – тоже не дитя, – улыбнулась и я. – Кстати, для тайской девственности это прямо срок.
– Ну, все равно он педофил – «ин майнд», в голове! – не сдавалась Эмма. – Это гадко, гадко!
– За «ин майнд» в тюрьму не сажают, мало ли что кто себе воображает, – защитила я Куна. – Были бы все маньяки «ин майнд» ...
– Погоди, Эмма, – задался вопросом Саша. – Но откуда ты все это знаешь? Неужели Кун тебе, невинной австрийской католичке, сам во всех подробностях рассказал, как именно он приобретал эту девственницу?
– Ну, не мне, конечно. Он похвастался перед Геральдом и Питером. Это гадко! Еще и хвастается этим!
– А ты вон купила себе «фишерманы» и тут же похвасталась, так ведь? При этом заплатила каких-то сто бат, а он – аж двенадцать тысяч евро, так как не похвастаться, – возразила я.
– И что, мужики тут же его тебе сдали? – допытывался Саша.
– Нет, конечно, все было не так. Питер утром пришел в кафе, весь белый. Сказал, что не спал ночь, все думал...
– О чем? – спросила я.
– Почему так дорого, вот о чем, – предположил Саша.
– И тут же выложил все тебе?
– Да нет!! Он рассказал Геральду, а Геральд рассказал мне. А потом мы пошли поужинать в австрийский ресторан на Майнаме, встретили там земляка и рассказали ему. Но вот что странно: тот высказал совершенно противоположное мнение: дескать, не Йозеф, а эти тайцы сволочи, потому что разорили мужика, заломили так дорого.
– Я тоже так думаю, – согласился Саша. – Он переплатил.
– Но это еще не все: позже в этот ресторан пришел сам Йозеф, так он, представьте, был уже с другой тайской красоткой!!
– Еще двенадцать тысяч евро, – сложил Саша. – И откуда у человека столько денег?
– Как это откуда: он мне обещал оплатить половину билетов в Таиланд и обратно, но не оплатил...
– Сколько он тебе должен?
– Четыре тысячи евро, – пожаловалась Эмма. – Если бы я знала, что я трачу собственные деньги, я бы нашла лучшее применение этой сумме, чем лететь сюда...
– Еще две таких, как ты, – и можно покупать следующую девственность, – вычислила я.
– Кстати, Геральд сказал, что Йозеф происходит из богатой семьи, но поскольку два раза был женат на тайках и оба раза при разводе оставил каждой жене по дому, то у него сейчас почти ничего не осталось, – посплетничала Эмма.
– Несчастный мужик, – посочувствовал Саша.
– Скажи еще, что он щедрый и благородный человек, – усмехнулась я.
– Сам он считает именно так, – подтвердила Эмма. – На мой вопрос «почему он живет в Таиланде» Йозеф ответил, что мы, культурные европейцы, имеем возможность помочь людям в этой стране...
– Ха-ха-ха! Так он приехал сюда с особой миссией, – развеселилась я.
– Да, с сексуальной миссией! Скупать девственность, – съехидничала Эмма.
– Да ладно вам: тайке хорошо, ее многочисленной семье хорошо, Куну хорошо, выходит, от этой сделки все только выиграли, сплошной сабай, – подытожил Саша. – В чем проблема?
– В том, что он не оплатил Эмме билет, – сказала я.
– А кому сейчас легко, – философски заключил Саша.



Загадки Страны Улыбок


– У тебя новая ученица, зовут Энн, – сказала мне Кун Плой, менеджер музыкальной школы. – Я поставила урок на завтра, на одиннадцать. Сможешь?
– Окей, – прикинув, подтвердила я.
Энн оказалась рослой веселой девушкой лет двадцати пяти с длиннющим черным блестящим хвостом. Она выглядела интеллигентнее, чем ее легкомысленные сверстницы на Острове: прекрасно говорила по-английски и даже на фортепиано успела где-то поучиться.
Начала Энн с того, что храбро поставила на пюпитр ноты довольно заковыристого регтайма – и тут же запуталась в прихотливом ритме и резко звучащих септаккордовых созвучиях.
Отчаянно перетряхнув весь свой скудный словарный запас английских слов и итальянских терминов, я безуспешно попыталась объяснить ей, что такое свинг, и что пунктирный ритм в джазовых композициях играется с делением на три, а не на четыре... Предложив прохлопать для наглядности, с ужасом обнаружила, что у Энн полностью отсутствует чувство ритма, метра, гармонии и мелодии...
Отложив регтайм до лучших времен, мы с Энн выбрали учебник первого уровня для взрослых. Я поставила по галочке над парой легких пьесок, и мы расстались до будущей недели.
Когда я зашла в фортепианный класс, Энн уже вовсю повторяла пьесы. Не избалованная пунктуальностью соотечественников, я осталась приятно удивлена моей новой тайской ученицей (я мысленно окрестила ее по-простому Аней).
А еще через пару уроков мы обе почувствовали явный прогресс: у Ани появился ритмический пульс, окрепло туше, стал качественней звук. Она не на шутку гоняла гаммы, наращивая темп, старательно отрабатывала упражнения Ганона (которые даже я с детства ненавидела), и крупные руки, прежде зажатые и скрюченные, теперь выглядели более раскрепощенными.
За свободой корпуса я тщательно следила, регулярно похлопывая девушку по острым плечам, чтобы при игре она не задирала их до ушей.
Удивительно, но языковой барьер нам не мешал: в нашем деле иногда проще показать руками, чем объяснить.
В конце каждого урока Аня с завидной настойчивостью доставала ноты своего регтайма. Пьеса явно была не по Ане, тем не менее мы продвигались, по такту, по паре аккордов.               
– ...Представляешь, Саша, она ни одного урока не пропустила, выполняет все домашнее задание. – Вот это девушка!
– Лучше бы раскрутила на замужество какого-нибудь старого буржуйского фаранга, – возразил циничный муж.
– Она не такая, – обиделась я.
– А может, все дело в том, что она не девушка? – навскидку спросил Саша. – Мы же в Таиланде.
Это уж точно, здесь говорят так: если девушка высокая, стройная и ухоженная, то это парень.
– Ну и шуточки и тебя, боцман, – запротестовала было я...
…Я вспомнила острые широкие плечи, кадык, крупные ноги и руки, солидный рост. Да, вот еще одна странная деталь: Аня носила темно-синие спортивные шорты с лампасами, стопроцентно мужские. Видимо, по привычке. Тайская девушка скорее надела бы какие-нибудь джинсовые шортики с рюшечками или вроде того.
– Точно – это парень... – растерянно пробормотала я. – Как я сразу не поняла! Два месяца я ее учу, и только сейчас дошло... То есть его...
– Да ты и кошку два месяца считала котом, – ехидно напомнил Саша.
– А сам-то? Кто назвал ее Слоненком?
…С этим Слоненком произошла странная история.
Наша старая знакомая Тигра подкинула нам своего котенка, а сама отправилась во все тяжкие.
Малыш был полностью черный, дикий и пугливый. Он жил в кустах возле домика, оттуда громко требуя молочка и куриных шкурок. Он жадно поглощал еду в любых количествах, но питался только тогда, когда мы отходили подальше. Если нет, шипел из кустов, открывая ярко-розовый ротик.
– Ух, страшный зверь тушканчик, – дразнил его Саша.
Котенок рос не по дням, а по часам. Вскоре стал не в меру упитанным. За это Саша прозвал его Слоненком. Зверек постепенно начал к нам привыкать, терся об ноги. Правда, шипел, стоило к нему наклониться.
Совсем недавно Слон разрешил прикасаться к себе, даже приветливо урчал на ручках. И тут-то выяснилось...
– Саша, а где у Слоника яйца-то? – растерялась я и продемонстрировала мужу перевернутое животное. – Нет!
– Точно – нет... Ого! Так это кошка! Ну и дела!
Пришлось срочно переименовать зверя в Слоньку.
…Через месяц Аня покинул Остров, отправившись в Сингапур. Так я и не узнала, откуда у него такой хороший английский, для чего ему тот регтайм, и чем он будет заниматься дальше. То есть, она...
А Слоник, похоже, беременная.



Сыграй что-нибудь


Наступила странная полоса в моей жизни: наконец-то я могу выучить все, о чем мечтала раньше и не могла себе позволить. Раньше как-то было не до «сабая».
Но на маленьком Острове, где лето круглый год, – ешь кокосы, жуй бананы, – дело дошло до того, что сижу себе за пианино, играю Мазурку Шопена, Фантазию Моцарта, Сонату Бетховена, Прелюдию Баха, Танго Пьяццоллы.
Когда друзья впервые привели нас с Сашей в музыкальную школу, молодой тайский менеджер заявил: «Сегодня у нас как раз концерт. Сыграйте что-нибудь, и мы вас прорекламируем, как новых учителей».
…Первая мысль – позорно бежать. Мы же не пианисты! Музыковед должен «знать» о музыке, а не играть музыку. Музыковед – это звучит гордо. Но все это ты будешь «гордо» рассказывать в России.  А здесь, в Таиланде, раз назвался «тичером», то полезай на сцену.
Хорошо, что для Саши фортепиано всегда было своего рода «хобби» (звучит парадоксально, но «неиграющих» дипломированных музыкантов так много, что пора говорить о «хобби»!).
Он с легкостью исполнил Фа-минорный Этюд Шопена (тот, который играл Шарапов бандитам перед «Муркой»), да так прилично, что сорвал у публики громкие аплодисменты.
А я, слава Богу, когда-то в юности закончила курсы импровизации, к тому же часто подрабатывала в качестве аккомпаниатора.
Я на ходу подобрала Yesterday и лихо сбацала «Подмосковные вечера» (Ван Клиберн играл на высочайшем приеме, чем я хуже?). Публика с удовольствием подпевала этой задушевной песне, известной во всем мире.
В общем, мы выкарабкались, – и небезуспешно, раз уж мы уже столько лет работаем в этой школе.
Однако я накрепко усвоила: когда музыкант слышит «Сыграй что-нибудь!», он должен сыграть. Хоть что-нибудь. По нотам. Без нот. По памяти. Подобрать. Сымпровизировать. Спеть и саккомпанировать сам себе. (Только не надо морочить людям голову, типа, «не доучил», «уже забыл», «нет нот с собой», «не хочется» ...)
Именно этому мы и должны научить наших учеников. Стараемся, как можем.
Самый большой враг музыканта – это перфекционизм.
В наших музыкальных школах его прививают нам с раннего детства. Любую фитюльку из трех нот долго домучивают до «совершенства», – вместо того, чтобы сыграть двадцать других и дать количеству спокойно перейти в качество.
Но грозный призрак экзамена неотступно маячит перед педагогом и юным пианистом. Час расплаты настает, и вот перепуганная девочка с бантом судорожно кланяется у рояля, стараясь не глядеть на суровых судий и на помертвевшее лицо своего педагога, затем в полуобморочном состоянии, на автопилоте, выдает вызубренную программу, демонстрируя идеальную постановку рук и изо всех сил пытаясь не сбиться.
Со следующего же урока она приступает к штурму следующей программы, для очередного академического концерта. И так семь лет...
А потом выпускница закрывает пианино и никогда больше к нему не подходит, раз в неделю аккуратно стирая с инструмента пыль. Увы, блестяще сделанную выпускную программу она забывает примерно месяца через два…
А слабо ребенку новогоднюю песенку подыграть? А гостям спеть под фортепианный аккомпанемент? А по нотам исполнить? Мелодию подобрать?
К сожалению, в музыкальных школах этому не учат. Все эти формы музицирования никак не соотносятся с идеальной выучкой концертного исполнения. Они даже вызывают у ребенка чувство вины – дескать, делом надо заниматься, а не брякать. Слишком много энергии отнимает круговорот «этюд, полифония, соната, пьеса». На «просто потренькать для себя» сил не остается.
Но вот поддатый и лохматый духовик подсел за пианино – и вот уже легко и весело «лабает» буги-вуги, безо всякой школярской постановки рук, без технических зачетов по гаммам!
Лучший в моем городе джазовый пианист в свое время закончил консерваторию. Играет замечательно. Но когда ему приходится выступать на консерваторской сцене, краснеет, бледнеет и спотыкается, как мальчишка. А все пресловутый перфекционизм академического образования.
Советую всем, кто через это прошел, по капле выдавливать из себя перфекциониста.
С некоторых пор я экспериментирую на самой себе: отрабатываю методику быстрого разучивания при минимальных временных затратах.
Педагог должен быть последовательным. Если он хочет, чтобы ученик подбирал мелодии, читал с листа, пел, то сам должен все это уметь. Если я учу ребенка разучивать быстро, правильно и вдумчиво заниматься, то я отвечаю за свои рекомендации.
В детстве учителя мне говорили: занимайся по четыре часа в день! Конечно, после такого я вообще не занималась.
Просто нужно ставить перед детьми реальные задачи. Сейчас я точно знаю, что дело не в количестве потраченных часов, а в качестве занятий. Можно ли, тратя минимум времени, быстро наработать репертуар?
Да. Легко. Как-нибудь расскажу.



Сюрпризы тайской кухни


Ежедневно с утра Кун Лек, сотрудница музыкальной школы, в учительской столовой запускает рисоварку.
Рис в Таиланде – основа жизни. Вместо «здравствуйте» тайцы говорят: «Ел ли ты рис сегодня?»
Знаете ли вы, что даже «Отче наш» миссионеры переводили с учетом азиатских вкусовых пристрастий: не «хлеб наш насущный дай нам днесь», а «рис наш насущный...»
Сварен рис – с голоду не помрешь, уже хорошо. Кроме того, к горячему, ароматному рису – эх, какой в Таиланде замечательный вкусный рис! – Кун Лек приносит пару более серьезных блюд, мясных или рыбных, приготовленных с овощами и острыми специями.
С овощами не все просто: в тарелке можно обнаружить что-то хрустящее, порезанное пластиками, – древесина молодой пальмы. Кто бы знал! Или мелко нашинкованный цветок банана. Или зародыши кукурузы – «беби-корн».
Вы спросите, вкусно ли? А какая разница, если с острым соусом. «Острым» не в нашем понимании, а в азиатском, – Змей Горыныч, как он есть.
...Этот свой обед я никогда не забуду.
Я заскочила в столовую поздновато и, кинув себе риса, наскоро добавила что-то из алюминиевой кастрюльки. Разглядывать некогда, – до урока пять минут.
Я ускоренно жевала какие-то кусочки в острейшем коричневом соусе, не очень понимая, что это за зверь. Как вдруг, ближе к концу, вытащила изо рта огромную тараканью лапку...
Вот кто это был...
К вечеру, придя в себя, я уже вполне могла потешаться над этой страшной гастрономической историей. Я даже опубликовала на Фейсбуке пост, получив массу эмоциональных откликов со всех концов планеты.
Его обнаружила Анна, скрипачка из Австрии, не поленившись перевести текст на немецкий. Почему-то этот случай отнюдь не позабавил нервную молодую блондинку.
На следующий день она устроила истерику Кун Нану, и тот официально запретил Кун Лек приносить жареных или тушеных тараканов в музыкальную школу.
С тех пор с рисом мы ели только курицу под соусом карри либо рыбу, в какой-то вонючей жиже. (Кстати, такая гадость эта рыба! Но все же лучше, чем жареные тараканы).



Три тенора на Чунга-Чанга


На Остров прилетели бывшие одногруппники Алексея, учителя пения.
Молодые певцы любезно согласились спеть на концерте в Вознесенском православном храме, а мы с Сашей – поснимать это культурно-религиозное мероприятие.
Ребята бледные, рыхлые, по сравнению с нами, загорелыми и подтянутыми. Сказывается нехватка «сабая».
После концерта немного пообщались.
– Как вы там, в России?
– В полном шоколаде, – хвастаются тенора, между прочим, солисты известного коллектива «Мастера хорового искусства». – Работы мало, денег много. Вот даже можем позволить себе приехать сюда, к вам. А вы как тут поживаете?
– У нас все наоборот: работы много, денег мало. И даже не можем позволить себе уехать отсюда...



Не потерять лицо


Анекдот в тему:
Встретились двое одноклассников. Один стал известным скрипачом, второй – вором в законе, только что вышел из тюрьмы.
– Ну-ка, сыграй!
Тот исполнил перед ним самые виртуозные произведения.
– Хорошо играешь, – похвалил тот. – Только вот эти понты, – левой рукой он передразнил «вибрато», – ни к чему, понял?

Альтистка Юля у нас в музыкалке недавно. Она не перестает удивляться музыкальным реалиям тропического Острова.
Вчера скрипачка по имени Кру Нейт завела коллегу в кладовку, показать инструменты.
– Вот скрипка-половинка, – достала она из футляра.
Юля в недоумении: на всем грифе белой краской кто-то расставил метки – типа лады, как на гитаре.
– Кто это сделал? – удивилась Юля
– Я разметила, – объяснила Кру Нейт. – Чтобы было видно, куда пальцы ставить. У нас все так делают.
– Но ведь это только первая позиция, – заметила московская альтистка. – А как же вторая, третья?
– Мы только в До мажоре играем, – возразила Нейт.
Такая же белая метка стояла на смычке, но делила смычок не пополам, а на одну и две трети. Почему именно так – этого уже Кру Нейт не смогла внятно объяснить.
– ...Как такое возможно?! – возмущалась Юля, делясь впечатлениями со мной и с Сашей, за вечерним чаем.
– Да ладно, это мелочи. Ты еще ее не слышала: она вообще без вибрато играет, – захихикали мы.
– Без вибрато?! Как?!
– А вот так! Мы же на Острове, в джунглях, – объяснили мы. – У нас – без этих понтов.
– ...Прикольно эта Кру Нейт ведет урок, – заметила Юля на следующий день. – За час раза три сводила свою ученицу попить, потом та на десять минут ушла в туалет, и только минут за пятнадцать до закрытия школы из кабинета послышались какие-то невразумительные звуки. Вот и весь урок...
Мы с Сашей только плечами пожали. Здесь и не такое бывает.
...Помню, пару лет назад, Кун Нан объявил о педсовете.
– Вам не обязательно приходить, – сообщил он нам с Сашей, заметив выражение недовольства на наших лицах.
После собрания все-таки заставил нас расписаться на какой-то бумажке в том, что мы в курсе «принятых решений» педсовета. Понятно, что предварительно ему пришлось объяснить, что к чему.
– Мы вводим для учителей новые правила поведения, – пояснил Кун Нан. – Во-первых, на уроке запрещено сидеть в Фейсбуке.
Мы изумленно вытаращились на директора. Новое правило?! Каким же было «старое»?
– Да-да, я понимаю, это не про вас, – поспешно успокоил он нас. – Но некоторые тайские учителя именно этим и занимаются на уроках, родители жалуются. Правило второе: на уроках запрещено разговаривать по телефону...
– А если звонят родители ребенка? – возразила я.
– Да-да, конечно, вы должны ответить на звонок. Я о другом: запрещено весь урок болтать по телефону и по Скайпу.
– Во как! – удивился Саша. – А что, разве кто-то так делает?
Кун глубоко вздохнул.
– Правило третье: нельзя опаздывать на урок, а также раньше уходить с урока.  И, наконец, если педагог уезжает, скажем, в Бангкок, на неделю, он должен об этом предупредить директора заранее.
– Какие-то ужасы вы рассказываете, – засмеялась я. – Неужели были подобные случаи?
– Увы, – развел руками австриец. – Я имею в виду Кру Пиано, как вы, наверное, догадались.
Кру Пиано – хорошенькая шустрая молодка, которую, кстати, Саша в прошлом месяце экстренно замещал, когда она уехала к новому бойфренду в Бангкок. Когда Кру Пиано работает в кабинете, стеклянное окошечко в двери всегда аккуратно заткнуто бумажкой, чтобы не было видно, что происходит на уроке.
– У меня вопрос: а почему вы не можете поговорить прямо с ней, с глазу на глаз? Для чего этот странный педсовет, с декларацией прописных истин? – спросила я.
– Знаете, как сложно с тайцами, – вздохнул Кун. – Все нужно делать так, чтобы они, не дай Бог, не обиделись.
И он поведал нам еще одну удивительную историю.
...Как-то раз он заглянул на урок ко Кру Ыню, преподавателю ударных инструментов.
Вот какую картину застал директор: Кру Ынь сидел за ударной установкой и ... безмятежно спал! Как в том анекдоте про кота: «так и заснул орамши» ...
А рядом сидел притихший тайский юный барабанщик. Увидев директора, он приложил пальчик к губам и сказал:
– Т-с-с-с-с-с...
Кун Нан тихо развернулся и на цыпочках вышел...
– ...И все? Вы даже не разбудили учителя? – возмутилась я. – Почему?
– Понимаете, если бы я его разбудил, я бы поставил его в неловкое положение, и он бы «потерял лицо», обидевшись на меня на всю оставшуюся жизнь, – ответил тот. – Такого никак нельзя допускать при общении с тайцами. Это что! Вон Кру Пиано постоянно уводит наших школьных учеников на частные уроки к себе домой, я и то молчу, ничего ей не говорю, а то еще обидится...
– ...Потеряет лицо!.. Ой, держите меня! – Юля со смехом сползла со стула, выслушав эти «тайские кусочки». – Не могу в это поверить! Потерять лицо!! Кстати, где сейчас эта Кру Пиано?
– Тот самый бойфренд, к которому она ездила в Бангкок (или другой глупый фаранг) купил ей бизнес, и она открыла собственную музыкальную школу, в трех километрах от нашей.
– А где этот Кун Йозеф?
– Поругавшись с боссом, «потеряв лицо», он уволился из нашей школы, увел своих учеников, теперь дает частные уроки на своей вилле и ... преподает в музыкальной школе Кру Пиано, – рассказал Саша.


Надпись на доске


Анекдот в тему:
Учительница нарисовала на доске яблочко с листиком и спросила учеников:
– Что это?
– Ж*па, – ответили ученики хором.
Учительница заплакала и побежала к директору.
Директор ворвался в класс и заорал:
– Вы чего издеваетесь над молоденькой учительницей?! Кто на доске ж*пу нарисовал?!

Лоре шесть лет. Папа француз, мама русская.
Ребенок добрый, темпераментный, но характер сложный: как вступит что-то в голову, то хоть святых выноси.
Ни с того ни с сего закатила мне истерику, сорвала урок, зато на другой день пришла ласковая, притихшая.
Написала мне на доске красным маркером:
«Прасти за втира» – и рядом пририсовала сердечко, больше похожее на то пресловутое яблочко.
Саша после урока зашел в кабинет, прочитал надпись и сказал:
– Ну а ж*пу-то зачем на доске рисовать?

Нечеловеческая музыка

Приличные люди делятся на два вида: на тех, кто любит Лунную сонату, и на тех, кто ее уже разлюбил. Любовь к Лунной сонате убывает обратно пропорционально росту снобизма, а снобизм возрастает прямо пропорционально росту профессионализма.
Андрей, наш друг и коллега, не любил Лунную сонату – он был снобом, с высшим музыкальным образованием по пианино, – и профессионалом, играющим за деньги.
Каждый вечер в ресторане он бойко наяривал «Мурку», однако отдавал себе отчет в том, что среди посетителей кабачка вполне могут отыскаться любители Лунной сонаты, и вот-вот какой-нибудь лох закажет Бетховена.
– Эдик, возьми в библиотеке нотки Лунной, я тебя умоляю, – приставал он к напарнику-студенту.
– Принесу, принесу, – обещал тот и не нес.
И вот, подкралось. Полная возрастная дама, культурно образованная еще на радиопередачах «В рабочий полдень», положила на черную блестящую поверхность пианино зелененькую бумажку и застенчиво попросила сыграть для нее любимую Лунную сонату. Андрей побледнел, но изобразил улыбку.
– Эдик, ты сволочь, – зашипел он юноше. – Я тебя сколько раз просил! Что теперь делать? Сто баксов на дороге не валяются...
Несмотря ни на что, Андрею даже в голову не пришло отказаться от выполнения заказа.
– Так-так-так. начало я помню, там такие триоли в До-диез миноре... Басовый ход вниз. Потом мелодия пошла: до-диез, ре, си-диез, до... а потом – пес его знает, модуляция куда-то. Сколько она вообще звучит? Минутки две с половиной, так? Засекаю. Надо продержаться... Лабаем Лунную.
И с невозмутимым лицом, как у Раймонда Паулса, Андрей пафосно заиграл вступление.
Вот успешно закончил период, поглядывая на часы... Двадцать секунд – полет нормальный... Еще раз провел мелодию, сымпровизировал по гармониям из «Мурки» в триольной фактуре, заблудился, нашелся, и так насколько раз, – наконец, исполнил заключительный аккорд и вытер пот со лба.
Довольная дама зааплодировала.
– Ах, спасибо, молодой человек, – подошла она к инструменту. – Я чуть не заплакала. Правда, мне показалось, пара ноток у вас была как бы не...
– Если бы пара, – шепнул Андрей Эдику. – Там живого места не было... Две минуты позора – и сто баксов в кармане!
Эту давнюю историю Андрей рассказал нам, когда мы вместе зимовали на тайском Острове.
Оказалось, это не последняя хохма про Лунную сонату.

***

– …Что я тебе покажу! Обхохочешься! – пообещал Саша с порога. – Вот что я нашел в школе, в куче нот, – он протянул мне пару страничек нотного текста. – Не поленился, скопировал.
Я вгляделась – знакомые триоли, бас вниз пошел...
– Лунная, что ли? Ну да, название Moonlight Sonata.
– Ты на тональность посмотри!
– Ми минор... Ой! Как это? Глазам не верю!
–Я тоже сперва не поверил. Видимо, кому-то показалось, что в До-диез миноре слишком много знаков, можно поменьше.
– А чего это она такая подозрительно короткая? – усомнилась я. – Там же должно быть в два раза больше текста.
– Ну конечно! – захихикал Саша. – Издатель решил, что Бетховен написал слишком длинно, и выкинул всю разработку. А чего тянуть кота за хвост.
– Какая прелесть! – развеселилась я. – Лайтовый вариант для любителей. Лунная соната в стиле «сабай». Значит, Андреево вольное обращение с текстом Лунной – еще не предел.

***

        «Ничего не знаю лучше Апассионаты. Изумительная, нечеловеческая музыка».
        В. И. Ленин

        Так вот, злые языки говорят, что Владимир Ильич сказал эту свою бессмертную фразу вовсе не по поводу Апассионаты. А по поводу Лунной сонаты, конечно, первой ее части.
        А еще более злые языки говорят, что он вообще ничего не говорил ни по поводу Апассионаты, ни по поводу Лунной сонаты, первой ее части. Во всем виноват Максим Горький, пожелавший таким вот изысканным образом польстить Владимиру Ильичу, приписав ему эти слова, да еще спутав сонаты.

        ***   

        Студенты тайской музыкальной школы, от трех лет до шестидесяти, – всех мастей: русские туристы, тайские аброригены, китайцы, африканцы, «фаранги» из Англии, Франции, Италии, Германии, Израиля и метисы в различных пропорциях. У каждого своя небезынтересная история.
Например, Сашиной ученице Полине тридцать лет, москвичка, ведет бизнес в Таиланде. Внешне – гибрид Блондинки с Бухгалтершей.
Несмотря на занятость, учится играть на фортепиано. Начала с нуля. Занимается с Сашей всего четыре месяца, но прет как танк. Уже купила электронное пианино на виллу.
Одно плохо: едва освоив игру двумя руками, сразу затребовала себе Лунную.
– Лучше бы поиграла легкие пьески, да побольше, – пожимаю я плечами, когда Саша за ужином поделился со мной.
– Предлагал, уговаривал – ни в какую. Говорит, мечта всей жизни – сыграть Лунную сонату. Изумительная, нечеловеческая, говорит, музыка.
– Ну, раз так... Клиент всегда прав. Кстати, по каким ноткам вы занимаетесь – по тайским? В Ми миноре? Сабай-сабай?
– Еще чего, – оскорбился Саша. – Все по-честному, в До-диез миноре учит.
Эксперимент заинтриговал меня.
– Как там Лунная продвигается?
– Удивительно, но хорошо. Видимо, Полина дома много занимается, – похвалил Саша. – Я думаю, что она даже могла бы выступить с Лунной на школьном концерте.
– Ты уверен? – засомневалась я.
– Еще целая неделя. Придет в четверг – посмотрим.
С урока вышел развеселый:
– Что сегодня отмочила Полина! Выучила наизусть, говорит, хочу сыграть на концерте. Села, вступила, триоли, пошла мелодия, вдруг слышу, что-то не то... Стоп! В чем дело? Почему в мелодии «си, си», а не «си, до-бекар»? А потому, говорит, что я не дотягиваюсь мизинцем до «до».
– Ха-ха-ха! Это ее личные проблемы!
– Знаешь, что она мне на это ответила? Я, говорит, посчитала, сколько человек придет на концерт, а сколько из присутствующих будет в курсе того, что там должно звучать «до», так у меня вышло примерно три процента, стоит ли напрягаться. Сабай как он есть!
– Да она идет по стопам Андрея! – рассмеялась я. – С таким цинизмом надо в кабаке работать.
– Пока что я ей объяснил, что люди делятся на два вида – на тех, кто любит Лунную, и на тех, кто уже разлюбил, но и те и другие прекрасно знают ее на слух. Убедил. Пошла учить.


Концерт в стиле «сабай»


Есть музыкальная школа, а есть тайская музыкальная школа. Между ними не то, что десять отличий, а целый Тихий океан отличий.
1. В обычной музыкальной школе юные музыканты играют на сцене, а публика слушает. В тайской юные музыканты играют на сцене, а остальные галдят, едят, бродят туда-сюда, хлопают дверьми.
2. В нормальной школе артисты нарядные, при бантиках и туфельках, слушатели без бантиков, но тоже нарядные. В тайской школе артисты – с бантиками и без бантиков – выступают босыми, а слушатели попадаются то в саронгах, то в семейных трусах, и тоже босые.
3. В обычной школе музыкант исполняет худо-бедно выученную программу, и жуткий позор, если собьется хоть раз. В тайской школе ребенок нагло демонстрирует со сцены аритмичное чтение упражнения по нотам, и родители на седьмом небе.
4. В обычной школе публика послушно высиживает весь концерт от звонка до звонка, а в тайской родители после выступления собственного чада демонстративно покидают зал.
…Впервые переступив порог тайской музыкальной школы, мы с Сашей сразу очутились на концерте, посвященному самому популярному тайскому народному празднику – Хеллоуину. Тогда школой руководил тайский менеджер, и это определяло стиль концерта. Мы попали на шумное костюмированное шоу с тайским конферансье, орущим в микрофон, а также с лотереей, с карточными фокусами и с угощением, – тайцы без еды не признают зрелища.
Тайский менеджер благосклонно принял нас на работу, однако вскоре его самого поменяли на другого, австрийского.
При Йозефе концерты перестали походить на тайское рыночное караоке, но бардака не уменьшилось.
Вывешивая перед концертом бумажку со списком выступающих, тот требовал, чтобы педагоги, согласно обозначенной очередности, сами объявляли своих учеников. Типа, вам надо – вы и объявляйте.
В результате каждый учитель представлял номер на своем языке – кто на тайском, кто на английском, кто на русском, оставляя часть публики в неведении. Несогласованность программы приводила к тому, что некоторые произведения, вроде «Оды к радости» или «К Элизе» за сорок минут прозвучали по два-три раза.
Когда нас с Сашей назначили менеджерами, мы попытались навести порядок на концертах.
Наши единомышленники с энтузиазмом подхватили почин внедрения концертного музицирования на Острове Сабая и окультуривания местного бананового пространства.
Из числа родителей мы подбирали к каждому концерту по паре ведущих, и теперь чья-нибудь мама в красивом платье объявляла на русском, а чей-нибудь папаша синхронно переводил на английский. Две прогрессивных мамочки завели привычку приносить по ведру цветов на концерты, вручая по цветочку каждому выступающему.
Правда, после концерта весь пол был усеян оборванными лепестками роз. Дети есть дети.
– Зря только они на цветы потратились, – ворчала я. – Ну купили бы по чупа-чупсу деткам, и ладно.
– При чем тут чупа-чупсы! – возмутился Саша. – Мы играем в театр, а в театре артистам дарят цветы. Я еще не слышал, чтобы в каком-нибудь театре артистам дарили чупа-чупсы.
Программу мы теперь старались готовить заранее, дабы придать ей некую драматургическую целостность, с эффектной кульминацией. Но с тайцами не всегда удается контролировать ситуацию.
Раз, выйдя на сцену с ученицей, уже было приготовившись сесть за инструмент, чтобы сыграть фортепианный ансамбль в четыре руки, я заметила, что на сцену лезет Кун Лек. Подойдя вплотную ко мне, развернувшись спиной к зрителям, тетка заявила, что Джун хочет играть.
Вначале лишившись дара речи от такой наглости, я взяла себя в руки: ну да, мы же в Таиланде.  Пришлось срочно выпустить на сцену Джуна, которому вдруг засвербело выступить, то есть публично прочитать упражнение с листа.
А что делать, Таиланд для тайцев. Мы тут так, погулять вышли.
Каждый концерт мы писали на видео. Как-то Саша, воюя с аппаратурой, так увлекся, что позабыл переобуться в концертные ботинки.
– Ты что, играл Шопена в сланцах?! И при бабочке! – пристыдила я его.
– Подумаешь. Саксофонист вышел в семейных трусах, а альтистка вообще в каком-то халате.
Ну и ладно, мы же в Стране Сабая.


Портрет с саксофоном


Анекдот в тему:
На российской таможне:
– Это что?
– Не «что», а «кто»! Это вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин.
На израильской таможне:
– Это кто?
– Не «кто», а «что»: это золотая рамочка (следует произносить «гамочка»).

Как мы с Сашей стали менеджерами тайской музыкальной школы, остается тайной Острова.
…Хотя я догадываюсь, как все было.
Мы спокойно преподавали себе фортепиано при менеджере из Вены. Школа тогда называлась Тайско-Австрийской Академией.
Кун Йозеф, он же Кун Нан, по слухам, часто спорил с высоким тайским начальством, коим был Кун Баг, – один из самых богатых людей Острова, владелец отелей, ресторанов, школ и всевозможной недвижимости.
…Как-то раз на тайском рынке я обнаружила плакат с портретом Короля, играющего на саксофоне, и тут же купила. Ну, во-первых, это просто красиво, а во-вторых…
– Давайте повесим плакат в школьном фойе, – предложила я Кун Нану.
Тот с недоумением посмотрел на меня.
– Зачем?
– Пусть Его Величество самолично рекламирует музыкальные занятия, – пошутила я.
Кун Нан равнодушно пожал плечами, зато Кун Лек охотно бросилась в кладовку за стремянкой, – все тайцы обожают своего Короля.
Саша приклеил постер двусторонним скотчем высоко, под самым потолком. Его Величество как тут и был со своим золотым саксофоном, а саксофон, между прочим, символ нашей школы, – недаром этот инструмент изображен на логотипе.
А через недельку Кун Лек полушепотом сообщила мне, что сам Кун Баг, посетив музыкальную школу, оказался страшно доволен портретом, даже поинтересовался, чья идея.
– Только он попросил вас поместить портрет в рамочку, а то как-то несолидно, – добавила Кун Лек.
Тем временем Кун Нан, окончательно расплевавшись с тайским руководством, в очередной раз отказавшим ему в финансировании его музыкальных проектов, с привлечением крутых педагогов из Европы, заявил о своем уходе.
И вот тут-то нам с мужем и предложили занять эту должность, одну на двоих. Не иначе как Его Величество похлопотал.
Мы взялись за дело с большим энтузиазмом. Памятуя о том, что нашему предшественнику так и не удалось добиться финансирования, мы решили пойти другим путем, не требующим вложений, а именно – запустить «челночную дипломатию».
Для этого хорошо бы задействовать остальные ресурсы Кун Бага – отели и рестораны. Там всегда найдется работа музыкантам. Пусть те играют на свадьбах, романтических ужинах, детских праздниках и прочих торжествах, а проценты с заработка пусть поступают в школу. Благодарные музыканты за возможность работать пусть преподают в нашей – и только нашей! – музыкалке, за скромные деньги. Если же добавить в схему концерты, видеосъемку, аудиозапись, рекламу на сайтах, то все это будет выгодно боссам и наемникам, школе и музыкантам.
Поднатужившись, мы написали бизнес-план. Осталось только пробиться с ним к тайскому боссу и, преодолев языковой барьер, объяснить суть нашей гениальной идеи.
Мы обратились к Кун Лек с просьбой организовать встречу.
Однако все оказалось не так просто. Тайка заявила, что мы с Сашей, дескать, не должны напрямую обращаться к Кун Багу, а можем передать через нее письмо в офис, а там оно пойдет по инстанциям и, наконец, достигнет Кун Бага. Тот сам вызовет нас, чтобы получить ответы на возникшие вопросы.
Мы так и сделали, запустили процесс. Осталось дождаться реакции Кун Бага.
– …Сегодня утром в школу приходил Кун Баг, – почтительно понизив тон, сообщила нам Кун Лек.
– Как!? Жаль, что нас не было, – расстроились было мы.
– У него все равно было мало времени, – успокоила нас Кун Лек. – Но он спросил, почему портрет Короля до сих пор без рамочки.
У Саши всегда в запасе полно стройматериалов – дощечки, сантехнические трубки, стекольные полотна, и даже багет от выброшенных картин, – столько полезного можно подобрать у мусорных контейнеров!
Порывшись в своих залежах, Саша нашел практически все для того, чтобы соорудить рамку. Правда, пришлось приобрести стеклорез.
Собрав все запчасти в фойе, Саша приступил к изготовлению рамки.
Учителя, ученики и сама Кун Лек смотрели на Сашины фокусы, раскрыв рот, – как на Господне сотворение мира. Тайцы обычно туги на выдумку, зато наши люди из дерьма конфетку слепят.
– Только не говори ей, где мы все это взяли, – предупредила я мужа, который специальной жидкостью очищал вырезанный по размеру кусок стекла.
Еще чуть-чуть – и можно вешать на прежнее место. Возбужденная Кун Лек снова приволокла стремянку. Зажав в зубах молоток, Саша полез наверх, на глазах у почтеннейшей публики, а мы с Кун Лек, на подхвате, держали портрет.
Вышло замечательно: темный позолоченный багет под самым потолком смотрелся дорого и достойно.
– Теперь не стыдно принять в школе Кун Бага, – решили мы.
…Босс снова появился неожиданно, вызвав переполох в наших рядах. Саша, я и Кун Лек выскочили в фойе, широко улыбаясь. Однако Кун Баг, еле кивнув нам, быстро пробежал через фойе и скрылся за дверью, ведущей вовнутрь.
Поспешно выхватив пудреницу, Кун Лек принялась наводить марафет. Мы с Сашей бросились распечатывать на принтере наш бизнес-план, переведенный на английский язык.
Кун Баг отсутствовал столь долго, что нам надоело, как идиотам, стоять в фойе по стойке смирно.
– Кун Лек, вызовите нас, когда вернется Кун Баг, – и я скрылась в своем кабинете.
Саша ушел на урок.
Через полчаса я выглянула, – все без изменений, и Кун Лек, как обычно, на рабочем месте.
– А где же Кун Баг? – удивилась я.
– Он уже ушел.
– Как!? А чего приходил?
– В туалет, – ответила тайка.
Мы долго хохотали.
…Забегая вперед, скажу, что наш бизнес-план так и остался красивой идей. Вскоре школу закрыли, инструменты перевезли в общеобразовательную, а там и нас сняли с должности, одной на двоих. Король скончался.
Но портрет Его Величества, играющего на саксофоне, в золотой рамочке, по сей день висит у нас дома.


 
Неправильная парковка


После переезда в общеобразовательную школу учителя-музыканты каждый день обедают в школьной столовой.
Я, Саша, Юля-альтистка поедаем свой «тай фуд», не говоря худого слова. Как вдруг к нашему столику подходит администраторша Кун Тан:
– Это не ваша ли белая машина там припаркована?
– Моя, – призналась Юля.
– Надо убрать.
– Доем – уберу, – Юля не двигается с места.
– Юля, переставь, пожалуйста, машину, и прямо сейчас, – вдруг заволновался Саша, обычно нейтрально относящийся к происходящему. –Одна такая неудачно припарковалась, так в результате музыкальную школу закрыли! Парковка в неположенном месте в списке преступлений в Таиланде по тяжести стоит на втором месте, сразу после оскорбления Его Величества, разве ты забыла?
Юля бросает тарелку с недоеденным том-ямом и бежит на парковку.
Я смеюсь, но невесело.
Примерно так все и выглядело.

***

…Наша музыкальная школа находилась в самом центре Острова, в бизнес-центре, и занимала аж четыре этажа.
У нас был просторный холл, в котором мы проводили концерты и снимали видеоролики для музыкантов, комната отдыха для учителей с баром, куча классов для занятий и даже кабинеты для самоподготовки. Музыканты, волей судьбы занесенные на Остров, стекались именно в эту точку – если не преподавать, то потусоваться, попеть, поиграть.
Недавно к нам прибилась Аня, молодая девушка цыганистого вида, подрабатывавшая пением в ресторанах. Ей изрядно надоела ее попса, и ради того, чтобы обрести единомышленников и попеть с ними классику, она согласна была даже учить детей.
Аня уговорила Алексея спеть с ней пару-тройку итальянских эстрадных дуэтов, а также несколько номеров из популярных мюзиклов, вроде «Фантома оперы». Я с удовольствием им аккомпанировала. Саша, наш самый большой специалист по Рахманинову, предложил вокалистам несколько замечательных романсов и даже оперных арий. Мы привлекли до кучи Юлю, со скрипичной партией.
Дуэты, трио, квартеты пользовались большим успехом на разных концертах – на школьных, на благотворительных, в соседнем Арт-кафе. Концерты становились все многолюднее, программы все насыщеннее и сложнее, как вдруг...
– ...На меня сейчас какая-то тайка налетела, – пожаловалась Аня, войдя с улицы в фойе. – Переставь, говорит, свой байк. Я на нее посмотрела и ничего не сказала, повернулась и пошла себе. Тогда она выкатила мой байк прямо на дорогу. Пришлось мне вернуться и поставить его на место... А вот и она идет! Ой, я пошла, – и Аня выскользнула в коридор, ведущий на второй этаж.
Тайка оказалась хозяйкой соседнего с нами биллиардного магазина, вернее, женой хозяина-француза. Кстати, они водили в нашу школу свою маленькую дочку. Обычная высокомерная красотка, крашеная в рыжий цвет, из тех, что охотятся за богатыми «фарангами».
– Я хочу поговорить с той учительницей, которая сейчас зашла.
– А что случилось? – я попыталась было сама все разрулить.
Тайка давай объяснять про парковку, про учительницу, которая отказалась с ней разговаривать, а это неправильно, и по ходу разговора даже разволновалась, перестала улыбаться. Прямо-таки «потеряла лицо», что нечасто с тайками случается.
– Это плохая учительница! – настаивала она.
– Но ведь больше нет проблемы с парковкой.
Тайка не унималась.
– Кун Лек, – обратилась я к пожилой тайке. – Что хочет эта дама?
– Она хочет поговорить с Анной, – бесстрастно ответила Кун Лек.
– Так ведь Анна не хочет с ней разговаривать.
Кун Лек пожала плечами.
Наконец тайка покинула школу. Однако что-то мне подсказывало, что история не закончена.
…Через пару дней в школу пожаловало наше новое начальство – это был Мистер Уилл, толстый англичанин, назначенный месяц назад. Как на грех, этот визит в нашу школу был практически первым.
– Что здесь происходит?! Несколько французских родителей забирают своих детей из школы, и все потому, что какая-то русская учительница обидела тайскую маму, не так ли? – наехал он с порога.
– Да та сама кого хочет обидит, – возмутилась я и попыталась изложить все, что произошло.
Но виной ли тому мой плохой английский, предубежденность ли Уилла, но аргументы не возымели действия.
– Вы должны накрепко себе усвоить: Таиланд – для тайцев, – просверлил меня голубыми глазами Уилл, послушный муж тайской жены. – А ей придется извиниться, – из-за ее хамства мы теряем деньги.
И тут на злополучном байке к школе подъехала Аня собственной персоной.
– Вот и она, – Кун Лек показала пальцем на окошко.
Мистер Уилл, заложив руки за спину, наблюдал за Аней, пока та снимала шлем. Я-то надеялась, что Аня – фигуристая, хорошенькая, – очарует его, ей не привыкать. Но не тут-то было:
– Она всегда так паркуется?! – возмутился тот. – Неудивительно, что люди возмущаются.
Откровенно говоря, в Таиланде никто никогда не возмущается. Даже если собака разляжется на проезжей части, ее беззлобно объедут. К тому же сегодня Аня припарковалась правильно, без нарушения. Но ведь начальник всегда прав...
Не успела девушка войти, как Мистер Уилл принялся выговаривать ей. Та кинулась возражать, причем в российской экспрессивной манере.
– Аня, молчи, молчи... – зашипела я.
– Не буду! – топнула она ножкой и с новой силой бросилась защищаться.
Мистер Уилл внезапно замолк, затем махнул рукой и повернулся ко мне:
– Все, хватит. Этой учительницы в школе больше не будет. Уволить ее! – и к Ане: – Покиньте школу!
– Нет, не покину! – снова топнула Аня. – Я дождусь своих учеников и приглашу их к себе домой на частные уроки!
– Мне что, полицию вызвать? – Мистер Уилл потянул руку в карман за телефоном.
Аня быстренько выпорхнула из школы.

***

– ...Уволили? За неправильную парковку?! Что за бред! – возмущались родители.
Кун Лек не успевала оформлять возврат денег тем, кто демонстративно забирал детей из школы.
Земля слухами полнится, и вскоре вся русская диаспора маленького Острова бурлила и негодовала, что сказалось отнюдь не лучшим образом на атмосфере в нашей школе. Однако французы привели своих детей назад.
Аня прилюдно трогательно рыдала, все жалели бедную девушку. Ее акции автоматически росли, и частный урок музыки теперь стоил столько же, сколько в музыкальной школе, не меньше. А ведь каких-нибудь три месяца назад я не могла уговорить родителей отдать драгоценное чадо на обучение никому не известной «кабацкой певичке». Однако теперь земляки твердо решили не дать ей погибнуть без хлеба насущного.
На глазах рушилась наша команда, испарялась позитивная, творческая аура, было бы из-за чего... 
Решив не сдаваться, я составила письмо к начальству, где пространно расписала «невероятную ценность» Ани как работника, а также несостоятельность претензий к ней, всецело основанных на эмоциях; перечислила убытки, которые понесла школа вследствие ее изгнания. Ошибки в английском языке мне проверила мама одной моей ученицы, за плечами которой был факультет иностранных языков.
– …А я и не знала, что она такой хороший педагог, – удивилась моя переводчица. – Кстати, в нашей общеобразовательной школе тоже нужен учитель музыки, – попутно вспомнила она. – Если ее не восстановят, я поговорю с нашим начальством, чтобы ее приняли к нам.
Отправив письмо сразу по нескольким адресам, я принялась ждать ответа.
Вся школа тем временем пребывала в трауре. Даже Кун Лек время от времени плакала. Но у нее была своя, сугубо тайская точка зрения на событие:
– Мне жаль, что Тичера Анну уволили. Но она сама виновата.
– Почему?
– Потому что в Таиланде так нельзя.
– Как нельзя?!
– Надо было ей поговорить с той леди.
– Та леди сумасшедшая, как с ней разговаривать.
– Зачем думать о том, какая она? Надо думать о том, как остановить конфликт. В Таиланде надо улыбнуться, сорри, сорри, катод каа – и все, сабай-сабай.
…Чем дальше, тем меньше Аня нуждалась в восстановлении на работе. Она стригла все больше и больше купонов со своего несправедливого увольнения, по протекции мамы-переводчицы стала учителем конкурирующей международной школы, да еще набрала кучу частных уроков.
У нее уже появились свои секреты мастерства. Во-первых, не пускать на уроки родителей, чтобы не мешали налаживать контакт с ребенком. Во-вторых...
– Я покупаю специальный фруктовый чай, он такой красивый, вкусный, и предлагаю ребенку: хочешь, чайку попьем? Мы пол-урока пьем чай, разговариваем, ну, а там поиграем немножко... И все довольны.
В общем, «сабай-сабай».
…Примерно через месяц я написала еще одно письмо, в котором настойчиво требовала ответа на первое.
– Да этот Уилл просто прячется от нас, как нашкодивший мальчишка, – ворчал Саша. – Конечно, ему попало за эту историю. Нельзя увольнять не своего подчиненного. Как говорится, вассал моего вассала – не мой вассал. Теперь сидит себе, не знает, что делать, а на попятную пойти гордыня не позволяет.
В один прекрасный день Мистер Уилл нарисовался на пороге нашего кабинета, большой и грозный.
– Грядут большие перемены: через полтора месяца мы закрываем школу. Содержать это здание стало совсем не рентабельно. В начале января все музыкальные инструменты мы перевезем в общеобразовательную школу, а позже построим для музыкальной школы новое здание. Вы с нами или как? – он требовательно посмотрел на нас.
– Да, конечно, – кивнули мы, ошеломленные новостью.
– Ну, я рад. Значит, мы продолжаем с вами работать, – начальник кисло улыбнулся.
Тут мы поняли, что сами только что были на грани вылета.
– А теперь по поводу той … учительницы: я не хочу видеть ее в своей общеобразовательной школе, поэтому больше о ней мы не будем говорить. Вопросы есть?
– А … почему? – не удержалась я.
– Да потому что она принцесса, а мне в школе принцессы не нужны.
Коротко и ясно. Вот как ловко он вышел из положения: перенес школу на свою территорию, чтобы оправдать свое решение. Ловко.
Но могла ли я тогда подумать, что наступит момент, и я пойму, насколько Мистер Уилл, этот предводитель тайских подкаблучников, был прав в отношении Ани?

***

…Прощальный концерт выпал под самый Новый год.
Я попросила Аню поработать ведущей. Та пришла, в красном платье, странно возбужденная.
Время начинать, как вдруг Аня куда-то исчезла.
В поисках ведущей я давай рыскать по этажам. Обнаружила ее в одном из кабинетов, – она репетировала песню с опоздавшим юным артистом.
– Аня! – заглянула я в класс. – Ну что же ты?
– В чем дело? – двинулась она на меня, выжимая за дверь. – Я работаю.
– Мы уже начинаем...
– Мы начнем тогда, когда я скажу! – маленькая Аня вызывающе задрала подбородок и одновременно прикрыла веки, отчего стало казаться, что она смотрит на меня снизу вверх. – Никто не умрет, если мы начнем на двадцать минут позже.
Я вдруг почувствовала металл в ее голосе, которого раньше не замечала.
– Никогда еще мы так не задерживали концерты... – возразила я, но осеклась о ее взгляд, полный высокомерного презрения. Такой неуместный здесь, в Стране Улыбок, – это только в России считается нормой «опускать» взглядом.
Так вот из-за чего та тайка «потеряла лицо» ... Вот за что Мистер Уилл выгнал Аню. Вот теперь все встало на свои места.
– Раз так, я вообще не буду во всем этом участвовать! Мне этого всего не надо! – угрожающе пропела Аня.
– Как хочешь, – в полном отчаянии я повернулась и побрела вниз по ступенькам.
Придется самой вести концерт.
– Да ладно, проведу, – догнала меня Аня, поняв, что переборщила. – Не обижайся: я должна была тебе так ответить, иначе я не уважала бы себя! Ну, давай обнимемся, что ли. Ты же мне, как мама.
…Даже не помню, как прошел концерт... Кажется, половины номеров не прозвучало, потому что Аня, к этому моменту расплевавшаяся с Алексеем, не пожелала объявлять дуэты. Но мне было уже все равно. Я просто хотела закончить эту историю.

***

В течение новогодних праздников я ходила, как в воду опущенная. Саше ничего рассказывать не хотелось. Однако сквозь горечь разочарования я почувствовала и облегчение: больше мне не придется работать с Аней.
Однако Аня продолжала по вечерам забегать к нам домой, как ни в чем не бывало. В основном выспрашивала, как оно там без нее. О себе не рассказывала, отделываясь коротким «Все замечательно» да «Как я вам благодарна!»
Ей хотелось продолжать с Сашей занятия высокой классикой, пусть это труднее продать, чем попсу или джаз. Но классика – это уровень, которого надо еще добиться. Вопрос – где репетировать? В нашей школе ей нельзя появляться.
Тогда Аня пригласила Сашу в свою школу, где она отныне преподавала.
…На репетицию я приехала вместе с мужем: мне захотелось увидеть другую школу, музыкальные классы, концертный зал.
Но не тут-то было. Недовольная Аня подскочила к проходной.
– Нет-нет, я могу провести внутрь только одного человека! Второй пусть подождет за воротами, – она выразительно посмотрела на меня.
«Чтобы не мешал «налаживать «сабай», – сообразила я и сказала вслух:
– Нет уж, меня это не устраивает.
– Тогда репетиция отменяется, – твердо произнесла Аня. – Если все-таки изыщите возможность встретиться, – и она выразительно посмотрела на Сашу. – То позвоните мне!
Саша не позвонил.
На этом закончилась эта история с «неправильной парковкой», а вместе с ней и история тайской музыкальной школы. О ней до сих пор все вспоминают с благодарностью и сожалением.


Здесь играть, здесь не играть

Наше любимое занятие на тайском острове – после вечернего купания в море пить чай на веранде и смотреть «Большую оперу», в интернете, все выпуски подряд. Великолепные исполнения любимых арий и романсов органично дополняют нашу тропическую идиллию в стиле «сабай».
Хоть мы с Сашей не вокалисты, а музыковеды, в пении разбираться научились, слава Богу. И вот что странно: никогда не приходилось нам столько работать с вокалистами, сколько в этой тропической глуши.

***
…Все началось много лет назад.
Русоголовый, голубоглазый, интеллигентный, с легким «ма-асковским» акцентом, он пришел к нам наниматься на работу.
– Ваше образование? – задала я ему вопрос, – в этой музыкальной школе мы с Сашей занимались менеджерской работой.
– Хоровая академия имени Попова, – услышала я.
Ничего себе, вот живой выпускник легендарного учебного заведения, подумать только! Про таких, как он, моя любимая с детства книжка Александра Рекемчука «Мальчики».
– Не знаю, не читал, – пожал плечами Алексей.
– Как?! Прочтите обязательно!
– Ладно, когда будет время, – небрежно ответил молодой парень с той же интонацией, с какой знакомые чилийцы произносят «маньяна».
– Чтобы набрать учеников, Вам нужен промоушен. Например, хорошо бы выступить на школьном концерте. Может, споете что-нибудь?
Через пару дней новичок созрел:
– Давайте с Вами споем Куплеты Эскамильо!
– В другой раз, – уклонилась я. – Мне же надо успеть выучить партию по нотам.
– Сейчас или никогда, – Леха был настроен решительно. – Я к следующему концерту уже не соберусь.
– А Вы раньше пели оперные арии?
– Да нет, я же только в хоре пел. Это мой последний шанс. Текст на французском выучу!
Позвонила знакомой пианистке:
– Люда, Тореадора подыграешь?
– Когда нужно?
– К пятнице.
– О, нет. Это исключено. Поздновато.
Ничего не поделаешь: придется самой. На все про все три дня.
Невероятно, но мы с Алексеем дебютировали, можно сказать, с блеском. Свежий задорный голос, голубые сияющие глаза, французский язык – родители и дети были в восторге от певца, а одна незнакомая дама из Португалии, которая с улицы зашла буквально на голос, тут же записалась к нему на уроки. Лиха беда начало!
Однако наш новый учитель пения никак не хотел смириться со школьным «дресс-кодом».
Привыкши одеваться по-туристически, он заявлялся в музыкальную школу в футболке и голубых мятых штанишках, похожих на «семейные трусы».
– Мы позиционируем Вас как «профессора из Москвы», а Вы выглядите, как Незнайка в Солнечном городе, – укорила я его.
Это подействовало: Леха сменил свои «труселя» на джинсы, а для концертов даже приобрел черные ботинки из искусственной кожи.
Много у Лехи достоинств, но не хватало интеллигентности.
Это выражалось в выговоре: вместо «жизнь» он пел «жисть», вместо «природа» – «прырода». Я никак не могла ему втолковать, что окончания «-ся» в глаголах неопределенной формы надо пропевать как «-са». И уж совсем стремно звучало в его вокальных устах «Я одел джинсы».
Но Алексей ничуть не смущался: не в этом счастье.
…Всю сознательную жизнь он мечтал работать в шоу-бизнесе.
Сбылось: Алексея взяли в проект «Битва хоров». Некоторые популярные музыканты, которые якобы брали хор под покровительство, на самом деле привлекали «рабочую лошадку». Так, Алексей делал программу за Владимира Преснякова. Тот появился на занятиях всего несколько раз, одобрил звучание и сфотографировался с Алексеем.
Леха на проекте заработал денег столько, что смог с семьей несколько лет безбедно жить в Стране Улыбок, на берегу Тихого океана, демонстрируя людям памятную фотографию.
Но это еще не все:
– Когда я служил в армии, меня попросили организовать взвод солдат для съемок в фильме «Поколение «Пепси», может, смотрели?
– Еще бы, мой любимый фильм! По Пелевину! – подскочила я. – Это где армейский хор поет в рекламном ролике «Я в весеннем лесу пил березовый «Спрайт», да? Я чуть не погибла от смеха, когда впервые услышала! Неужели Вы принимали в нем участие?
– Да нет, я только привез ребят, а сам уехал на халтуру, в другое место, – разочаровал меня Алексей. – Мне две тысячи пообещали.
– Да что Вы, – огорчилась я. – Пропустили самое интересное! Сами-то фильм смотрели?
– Не-а, – беспечно отмахнулся Леха.
– Ничего себе! Посмотрите обязательно!
– Ладно, когда время будет, – неубедительно пообещал наш ленивый и нелюбопытный коллега.
Человек Сабая. Как тут и был.

***

– То ли в Большой податься? – на полном серьезе рассуждал Леха, воодушевленный успехом своего Тореадора.
– Ну Вы замахнулись, – усомнилась я. – В театре, поди, конкуренция еще та.
– А у меня там свои люди, – усмехнулся Леха. – Мой лучший друг поет в опере. Кстати, недавно получил «Грэмми».
– Но в театре петь тяжело, – возражали мы.
– Да ладно, солист на сцене проводит от силы минут двадцать за весь спектакль: три арии, дуэт, полтора речитатива – вот и вся партия, – подсчитал Леха.
– Все равно надо много заниматься.
– Так я уже согласен! – парень и впрямь так бойко взялся за дело, что даже увлек нас с Сашей.
Мы, непрофессионалы, вдруг почувствовали себя крутыми исполнителями. Леха играл в вокалиста, а мы в пианистов-концертмейстеров.
Правда, Алексей никак не мог определить, тенор он или баритон. То хватался за Арию Демона из оперы Рубинштейна «Демон», то за Каватину Валентина из Гуно «Фауст», а еще пел в дуэте с примкнувшим к нему лирическим сопрано.
– Алексей, я не успеваю за Вами: только выучу одно, как Вы уже раздумали петь и подсовываете мне другое, – недовольно ворчала я. – Я же вам не пианистка.
Зато благодаря ему мы с Сашей за пару лет освоили аккомпанемент ко всему теноровому и баритоновому репертуару – и волей-неволей полюбили всю эту «большую оперу».

***

…Вот сегодня в «Большой опере» «битва дуэтов».
На помощь конкурсантам брошены лучшие вокальные силы страны. С тенором из Украины поет пузатый чернявый бас.
– Ничего не понимаю: это же дуэт Неморино и Дулькамаро из Доницетти, Италия голимая, – причем здесь хохляцкие косоворотки и вышитые жилеты? – удивляюсь я.
– Не верь глазам своим: это «режопера», – объясняет Саша.
(«Большая опера» – это площадка для экспериментов в сфере модной «режиссерской оперы», или «режоперы», как иронизируют сами участники).
Как вдруг в этом великолепном толстяке, с бутафорской бутылкой в руке, я опознаю…
– Саша, мы этого знаем! Это он!..
– Да, вроде похож. Надо же!

***

– …Давайте выступим в Грин Маркете, – попросил Леха. – Я даже достану пианино и сам привезу его, вам с Сашей останется только подъехать на байке, идет?
– А где это? – без особого энтузиазма спрашиваю я.
Охота была тащиться за семь верст киселя хлебать.
– Как узнаю, сразу сообщу, – уклонился Леха.
…День не задался с самого утра: Алексей прислал по электронной почте кучу новых нот аккомпанемента, который мне предстояло срочно выучить, да какие-то все «слепые» – ни названий, ни композиторов, ни темпов.
Мы с Сашей долго бились над тем, чтобы, чтобы их распечатать, – формат оказался нестандартный, к тому же в нашем принтере на глазах заканчивались чернила.
Наконец, принтер выплюнул нам печатные копии, но те оказались почему-то зеленого цвета.
– …Подъезжайте на моторбайке на Чон Мун, к буддийскому храму, а я вас там встречу, – позвонил Леха.
Видимо, это так далеко, что Алексей побоялся произнести адрес, чтобы мы не отказались сразу.
– Алексей, может, Вы просто заедете за нами на машине?
– А у меня там места не будет: жена с ребенком, да еще друг с пианино на коленях. Кстати, он тоже певец, приехал из Москвы погостить.
Сто раз я пожалела о том, что так бездарно повелась на уговоры, пока полчаса жарилась в концертном платье у буддийского храма. Саша тоже.
Наконец, подъехала машина, из окна которой торчала знакомая жизнерадостная физиономия. Образовав колонну, мы двинулись дальше.
Грин Маркет – это тайский вид ярмарочного гуляния, на котором все желающие продают собственные изделия, в основном сувениры и еду. Там же можно музицировать, на что и подписался Леха.
Народу оказалось так много, что рядом с территорией Грин Маркета не нашлось, где припарковаться, и мы отъехали подальше.
Мне пришлось всю дорогу до места ковылять на высоких каблуках. Это еще ничего: толстому дядьке, вылезшему из машины, предстояло тащить громоздкое пианино. Один Леха шел налегке, испытывая небывалый творческий подъем.
Пока он подключал инструмент к сети на импровизированной сцене, я лихорадочно просматривала ноты. Толстяк, кинув на меня веселый взгляд из-под черных бровей, вдруг сказал:
– Да Вы не волнуйтесь! Кстати, я Коля.
– Очень приятно. Ольга. Вообще-то я не пианистка, – зачем-то принялась оправдываться я.
Тут подскочил Леха:
– Сначала «итальянщина», затем «Мистер Икс», после него вот это, потом это. Здесь куплет пропустим, мне надо передохнуть, а Вы в это время сыграйте мелодию с аккомпанементом, потом вернитесь к началу, последний куплет не играйте вообще…
– Здесь играть, здесь не играть, тут рыбу заворачивали, – процитировал классика-юмориста Саша, и черноглазый толстяк заржал.
Ему все это казалось страшно смешным.
– А темп-то какой? – но Леха уже удалился – поприветствовать «хлопальщиков и хохотушек», которых зазвал на мероприятие.
– Вы не в курсе? Это медленно? – обернулась я к колоритному мужику.
– Что?
Саша показал ему ноты защитного цвета:
– Вот что он утром прислал! Да еще принтер заглючил, такой жуткий цвет получился.
Московский гость заразительно хохотал.
Тем временем Алексей дал отмашку. Все, пора начинать.
Я села за пианино, Саша пристроился рядом со мной, чтобы ноты держать, – в Таиланде у моря всегда ветрено, – перелистывать, а еще припирать ногой инструмент, который норовил куда-то отъехать. А кому сейчас легко.
Лехин приятель достал смартфон, включил камеру и нацелился на нашу компанию.
…Вы когда-нибудь выступали на рынке? Вокруг торгуются, жуют, галдят, ходят-бродят туда-сюда. Сабай, одним словом. Стремно, конечно. Но и ответственности меньше.
Вокруг сцены столпились друзья и любители, которые вдохновляли нашего певца, – тот разливался соловьем.
Да и я в знакомом репертуаре выглядела довольно прилично. Правда, недоученную партию фортепиано из Кальмана местами скомкала, но, надеюсь, в этом гаме никто ничего не заметил, кроме Саши. Ну, и кроме здоровяка со смартфоном, – говорят, он тоже певец.
Но вот дело дошло до безымянных нот «там играть, тут не играть» …
Этого момента я с ужасом ждала весь концерт… Как мне сыграть ему и мелодию, и аккомпанемент, когда я не знаю мелодии?
Уже Леха допел свой куплет и артистично замолчал, деваться некуда, – и я отчаянно забарабанила какую-то лапидарную мелодию, вроде «чижика-пыжика», сделав морду тяпкой. Грин Маркет так ничего и не просек. Зато Алексей с другом перемигнулись и совершенно неприлично заржали. Я продолжала невозмутимо импровизировать лабуду, лишь бы продержаться восемь тактов. Леха, давясь от хохота, еле вступил после моего «эффектного» проигрыша.
Вот и все, последняя песенка спета-сыграна.
Мокрая, обессиленная, выползла я из-за пианино на свободу. Дядька выключил смартфон.
– А нам дадите съемки? – попросила я.
– Конечно, – охотно согласился этот Коля.
– А Вы что, тоже певец? – спросил Саша.
Коля хитро посмотрел на него и неопределенно пожал плечами, - помаленьку.
– А где поете? В Москве?
– Да где только ни пою, – усмехнулся тот.
– А кого поете?
– Да кого только ни пою. Уже уходите? – поинтересовался он. – Спасибо вам!
Еще и благодарит нас. Ему-то что с этого?
Видно, этот Коля хороший друг. Весь концерт снял на телефон.

***

– …лауреат премии «Грэмми», приглашенный солист Большого театра Николай Д.! – объявляют артиста.
– Точно он, этот Коля! – Саша полез в интернет, чтобы побольше разузнать про певца, так странно встретившегося нам в тропиках.
Оказалось, Николай Д. перепел все басовые партии на всех ведущих сценах мира: в Вашингтонской опере, Датской Королевской опере, Нью-Йорк Сити Опере, Опере Бастилия в Париже.
– Ничего себе, – обалдела я. – Так вот кто нам пианино таскал и снимал нас на телефон!
Слона-то в тропиках мы и не приметили.

 

Съедобное-несъедобное

Тайская еда непредсказуема. Никогда не знаешь, что обнаружишь в тарелке в Стране Улыбок.
Нет, не подумайте плохого, мы с Сашей вполне довольны, тем более что мы имеем законное право завтракать и обедать в школьной столовой в качестве учителей. Готовят здесь, как в ресторане «тай фуда» на прогулочной улице, и куда более аутентично, потому что все ориентировано на тайцев, а не на «фарангов». Даже лучше варят, чем в прибрежном ресторане: ведь для себя, любимых, готовят, – кухней заведуют тайские жены английских учредителей.
…Вот какие-то незнакомые упругие пластины плавают в зеленом карри между кусками курятины и ананасов.
– Это пальма, – поясняет нам Кун Пла, одна из местных начальниц, пристраиваясь к нам с Сашей за длинный стол.
– В каком смысле? – недоверчиво уточняем мы.
У нас с тайцами общая беда – плохой английский. Тем не менее, прибегнув к языку жестов и к условным рисуночкам, Кун Пла дает нам понять, что мы едим порезанную тонкими пластиками серединную древесину молодой кокосовой пальмы.
«Вкусно ли?» – спросите вы.
А кто ее знает. Мне довелось отведать цветки бананов, зародыши кукурузы, а также тараканов и моллюсков, но я затрудняюсь описать, какого все они вкуса. Какая разница: под таким острым соусом все примерно одинаково жгучее.
В этом главный гастрономический секрет тайской кухни: все, что растет и движется, обдай кипятком, залей рыбным соусом с перчиком чили – и кушай на здоровье, заливая «Змея Горыныча» холодной водой. Главное – рису побольше, чтобы наесться.
Тем не менее из любопытства я не упускаю случая попробовать что-то новенькое.
…Например, сегодня между кастрюлей с том-ямом и тарелкой с обжаренной в кляре курицей я вижу поднос с какими-то полупрозрачными листиками фиолетового цвета. Правда, как раз напротив нее столпились тайские учителя и, зацепившись языками, вовсе не собираются расходиться. Это в тайском стиле.
Ну что ж, протягиваю руку сквозь кучку желтолицых аборигенов, захватываю горсть этого странного экзотического салата и, вытянув руку, опускаю в свою тарелку.
В тот же миг тайский галдеж смолкает так резко, что тишина бьет по ушам, затем все они разражаются хохотом. Что-то не так? Я заинтригована.
Близстоящий мужчина поспешно вытаскивает из моей тарелки обратно весь красный пучок и бросает на место. Взяв из собственной тарелки кусок того же пурпурно-фиолетового цвета, от щедрот своих подкладывает мне, что-то попутно объясняя на якобы английском, не существующем в природе.
Растерянно поблагодарив, под всеобщий смех я пробираюсь к столу и откусываю кусочек от презента. Ага, что-то типа сладкой картошки, почему-то бардового жуткого цвета. Батата, вспоминаю я слово из его речи, – и из прочитанной в детстве приключенческой литературы. Так вот ты какой, цветочек аленький!
Вон оно что: к моему приходу всю батату уже разобрали по тарелкам. Осталась одна шелуха, которую чуть не сожрала я, «глупая фаранга»! Действительно, смешно.
– Сами-то едите что попало, лишь бы с острым соусом. Чем шелуха бататы хуже ваших тараканов? – бурчу я под нос, по-русски, усевшись спиной к развеселившимся коллегам. – И нечего ржать.


Нечего надеть


– Что же это такое, надеть нечего, – ворчит муж, перебирая в шифоньере рубашки с длинными рукавами.
Что-о?! Не верю своим ушам…
…Когда мы поженились, у Саши был единственный батник, синий такой, с газетным принтом. В нем я увидела его впервые и влюбилась. Батник, дефицитные джинсы, длинные волосы – вот основные приметы крутизны тех лет.
Каждый вечер Саша стирал свою модную рубашку, утром гладил и шел в ней на занятия в музыкальное училище.
Моя мама долго, с удивлением за ним наблюдала. Сделав соответствующие выводы, из московской командировки она привезла зятю в подарок новую рубашку, чтобы немного облегчить жизнь.
Обрадовавшись, Саша моментально выбросил старую рубашку. Отныне он каждый вечер стирал новую рубашку.
– Может, тебе еще одну рубашку достать? – предложила мама.
– Не надо, рубашка у меня есть, – отказался Саша.
Я поняла, что если он получит другую рубашку, то предыдущую выбросит, – таков его стиль.
…Попав на тайский остров, я была приятно удивлены относительной дешевизной и доступностью всего, в том числе и одежды, а также баснословными сезонными скидками в супермаркетах. Не в силах пройти мимо уцененной одежды, я за копейки сгребала все, что еще недавно в России было пределом мечтаний. В том числе и мужские рубашки с длинным рукавом, – для езды на моторбайке Саша предпочитал именно такие.
– Зачем?! У меня уже есть, вешать некуда! – ругался Саша.
Иные вещи до уценки были очень дорогими даже по тайским меркам. Не могла я упустить шанс прилично одеть супруга. Однако каждые новые джинсы, каждую рубашку Саша встречал скандалом. Зато потом с удовольствием носил, не говоря худого слова.
Особенно ему пришлась по душе просторная рубашка того деликатного цвета, который называется «неаполитанским желтым», удачно скроенная и невероятно ноская. Вот что значит настоящее качество! И в пир, и в мир.
С той поры Саша не снимал светлую рубашку, чувствуя себя в ней европейским джентльменом, привыкшим к красивой жизни.
Он ходил в ней в церковь и в ресторан, ездил на дайвинг и на уроки в музыкальную школу.
Как вдруг Саша резко разлюбил желтую рубашку. Надеть ему, говорит, нечего! Что же произошло?
– Представляешь, Соник мне как-то сказала: Тичер Алекс, почему ты всегда ходишь в одной и той же рубашке? У тебя что, других нет?
Соник – это Сашина тайская ученица, шустрая девчонка лет десяти.
– Да ты что? – озаботилась я. – Ну, так надень вот эту, серую!
– Эту не могу: кажется, в этой она уже видела меня. На прошлом уроке… Или не в этой? Сам не помню, в чем был, – Саша на полном серьезе размышляет на эту тему. – Хоть записывай. Ну, дела: не было заботы, так подай!


Блондин в черном ботинке

– Шурик, выручай! Срочно нужны ботинки, дай погонять свои, – позвонил мужу Андрей, старинный друг и земляк. – Можешь привезти мне прямо сейчас? Я в ресторане Сабай Ресорт. Менеджер не выпускает на сцену в шлепках.
Пианист по образованию, Андрей давно уже переучился на саксофониста и переехал в Таиланд, как и мы.
Саша полез в шкаф и извлек свои черные ботинки.
...Лет пять обувь валялась без дела. Кому нужны ботинки со шнурками на тропическом острове?
Их пришлось купить, когда мы оба работали в тайской музыкальной школе.
Время от времени случались концерты, учителя выступали наряду со студентами. Конечно, и тут не обошлось без тайского местечкового пофигизма: все поголовно выходили на сцену босиком. (Если что, в Таиланде принято разуваться на входе, будь то дом, корабль, школа, храм и даже небольшой магазин).
«Почему твоя ученица играет босиком? Вас там, в Таиланде, академический стиль не касается?» – ехидно прокомментировала моя однокурсница фотографию с концерта.
Мы с Сашей призадумались. Может, пора продемонстрировать собственным примером, как правильно вести себя на концертах классической музыки и, в частности, как прилично одеваться?
И вот Саша в супермаркете приобрел черные ботинки из кожзаменителя, заплатив за них ни много, ни мало, пятьсот бат. Кожаные стоили бы еще дороже, но в тропиках кожа плесневеет.
А уж после того, как мужу из Бангкока привезли настоящую бабочку, тот аж стал заниматься на пианино, наращивая репертуар. Можно сказать, ботинки сыграли свою роль в его судьбе. Несколько раз мы с Сашей даже играли в шикарных отелях, по-взрослому, за деньги.
…Достав из шкафа обувь, Саша присвистнул: черная краска на глазах скатывалась клочьями с ботиночной основы.
– Андрей, представляешь, ботинки облезли, – перезвонил он приятелю.
– Вези, как есть, мне хотя бы вечер в них отыграть, кто там в темноте заметит, – попросил тот.
Специально для международного курорта Андрей подготовил программу из мировых хитов и накачал минусовых фонограмм. Вот только с ботинками оплошал, – не захватил с Родины на Остров.
Саша подъехал на байке к пятизвездочному отелю. Приятеля он обнаружил у сцены, подключающего аппаратуру.
– Бери, можешь не возвращать, – протянул он Андрею пару того, что еще недавно было элегантной обувью.
– Да ладно, мне бы день простоять да ночь продержаться, – пошутил товарищ и переобулся.
Как Саша узнал позже, даже это оказалось не так просто.
– …У правого ботинка подошва оторвалась на первой же пьесе, на «Черном Орфее». Ничего, думаю, на траве можно и босиком постоять. Первый сет у меня на площадке перед бассейном. Работаю, как ни в чем не бывало. Никому нет дела. Ну, думаю, десять секунд – полет нормальный. Шагаю вперед – бах, отлетает подошва со второго… Я поскорей перешагнул через нее, играю себе «Осенние листья». Ну и ладно, думаю, лишь бы сверху выглядело, будто я в ботинках. Теперь обе ступни одинаковые, сойдет. Снова делаю шаг, как вдруг ботинок шустро так перекрутился вокруг ноги – носком назад. Непорядок, надо поправить. Попытался было другой ногой вернуть его на место. Вместо этого второй ботинок перекрутился в ту же сторону. Стою, как дурак, босой, на земле, а мои ботинки смотрят носами назад. Хорошо хоть, что темно… Как вдруг пошел дождь. Прибежал менеджер: давай, говорит, быстро лезь на сцену, под навес! О, а это еще что такое? – увидел на земле две подошвы от ботинок. Да вот, говорю, отклеились от дождя, придется босиком, все равно не видно, что же мне теперь. Забрался кое-как на сцену, выхожу на передний план, якобы в ботинках, а за мной тянутся такие грязные следы босых ног…
В общем, вечер явно удался!
Следующим утром Андрей первым делом метнулся в торговый центр, за ботинками. Но так и не купил: увы, у всех пар подошва оказалась, как деревянная. Искусственные есть искусственные.
Что делать?
Недолго думая, Андрей приобрел туфли-мокасины из джинсовой материи. Правда, эти смотрелись, как домашние тапки. Зато удобно.
– Ты что, в эдаких чунях теперь на сцену выходишь?! – развеселился Саша, увидев их у порога.
– Сказано было, приходи в закрытых ботинках, но не сказано, в каких, – парировал Андрей. – Ботинки? – ботинки, факт. Ну и все. Брюки у меня темно-синие, так что для тропиков сойдет.
Сплошной сабай.


Китайские близнецы


После стольких лет работы в музыкальной школе на тайском Острове ученики сами ищут нас. Вот, например, недавно на Фейсбук написала Кру Пиано, наша старинная знакомая.
…Кру Пиано – наша бывшая коллега по работе в Тайско-Австрийской музыкальной школе, милая и веселая молодая тайка, однако директор школы Кун Йозеф с ней изрядно намучился. Она пропускала уроки, опаздывала, без предупреждения исчезала на неделю, а то и полторы. Даже если Кру Пиано являлась на уроки, как красно солнышко, с нее толку было мало. Заткнув бумажкой дверное окошечко в своем кабинете, усадив за пианино ученика с заданием, Кру Пиано принималась непринужденно болтать по Скайпу с очередным бойфрендом или сидела в Фейсбуке.
Холить и лелеять таких конкурентов! Именно ей мы обязаны приглашением в музыкальную школу.
Предприимчивая мамаша из Питера, с месяц понаблюдав за Кру Пиано, решила сменить учителя для своей пятилетней дочки. Это она привела нас с Сашей к менеджеру и заявила, что отныне будет водить свою дочку на музыку ко мне.
Клиент, как говорится, всегда прав, и нас приняли.
Надо отметить, Кру Пиано ничуть не обиделась. Ее вполне устраивали тайские ученики, и вот почему: как только исчерпывался пакет оплаченных уроков, Кру Пиано тихонько переводила детей на частные уроки к себе домой.
– Я-то изо всех сил стараюсь, разыскиваю и приглашаю тайцев на уроки музыки, а те заходят через одну дверь и выходят через другую! – негодовал Кун Йозеф. 
Вскоре Кру Пиано покинула нашу школу: говорят, она открыла свою собственную, в трех километрах от нашей, на главной круговой дороге.
Начальство в лице Кун Йозефа вздохнуло с облегчением.
Однако через год и сам Кун Йозеф расплевался с учредителями. Оставив школу, он увел всех своих студентов к себе домой, на частные уроки. Забавно, что параллельно он устроился преподавать … в музыкальной школе Кру Пиано.
Но недолго. Почему? – угадайте с трех раз!
Правильно, тайке не понравилось, как Кун Йозеф переманивает ее студентов к себе, и она решила больше не иметь с ним дела.
Как все симметрично в подлунном мире.
…  «Тичер Алекс, я тебя искала! Как я рада, что ты на Острове! Приходи ко мне в музыкальную школу, есть дело», – материализовалась Кру Пиано.
Музыкальная школа Кру Пиано состоит всего из двух комнат. В дальней стоит акустическое пианино, в ближней электронное. Тут же располагался так называемый офис.
У входа брошен матрас, заваленный игрушками, на котором возлежит тайка, мать ученика. Под столом шныряет серый британский котенок. Нещадно воняет от кошачьего лотка. Зато вся стена увешана фотографиями азиатских деток с сертификатами, полученными в тайской столице.
На стенде выставлены на продажу ноты с экзаменационными произведениями – от начальных грейдов до высших. Однако с последними у Кру Пиано дело застопорилось: сама она не в состоянии разучить сложные пьесы.
Вот для чего ей понадобился Тичер Алекс, – чтобы он обучал ее саму.
Странность затеи в том, что Кру Пиано собралась на своем уроке транслировать студенту то, чего набралась от Тичера Алекса. Что-то вроде педагогического «испорченного телефона».
Почему бы и нет! Даже интересно, чем все закончится.
…Когда я отбыла на Родину на месяц, Саша остался «в лавочке».
В Сибирь муж прислал мне видео, записанное с телефона. Какие-то маленькие китайские мальчики по очереди играли на рояле в огромном концертном зале.
А на фотографии оба мальчика, стоя на сцене, держали по медали – одна золотая, другая серебряная. Ого!
Фотку сопровождало Сашино сообщение «Ай да я!»
Оказалось, Кру Пиано поручила Саше своих китайских учеников, которые собрались в Бангкоке держать экзамен на Второй грейд.
На скорую руку Саша навел им «мастерский глянец» – крещендо, диминуэндо, кульминации, паузы, – и музыка зазвучала вполне достойно. Приятно, что комиссия тоже это оценила: ребята завоевали основные призовые места.
– Заниматься с китайцами одно удовольствие, – поделился потом Саша впечатлением. – Ребятки очень послушные и восприимчивые. Правда, все пьесы они выучили, что называется, «с рук» Пиано.
Меня страшно позабавила эта история, и я пересказала ее Питеру, когда тот приехал в отпуск.
– …Ах, вот оно что! – сообразил тот. – Мне Кру Пиано тоже прислала это видео. Ничего себе, думаю, как хорошо у нее дети играют. Оказывается, это Алекс с ними позанимался!
…Так и повелось. Время от времени Кру Пиано вызывает Сашу поработать.
При этом всегда непонятно, с кем будет урок – с ней самой или с ее учениками. Китайские близнецы теперь готовятся к Третьему грейду, но время аврала еще не пришло, и Кру Пиано пока ангажирует Сашу для собственного развития.
– Сегодня снова занимался с китайцами, – поделился Саша, вернувшись от Кру Пиано.
– Ну как они?
– Нормально. Только это другие китайцы. Тоже братья, и тоже маленькие.
– Откуда у нее столько китайцев? – изумилась я.
– Честно говоря, сначала я подумал, что это те же самые китайские мальчики, – признался Саша. – Но, когда они достали ноты Второго грейда, я догадался, что это … другие китайцы. Ведь те, мои китайцы, за Второй грейд уже сдали. Хотя, по-моему, они все одинаковые.
Видимо, китайцев проще обучить, чем различить.


Обвалился потолок


Как обычно, ровно в девять утра открываю дверь в свой кабинет музыки и … застываю на пороге.
Класс пуст. Куда-то исчезло коричневое деревянное пианино «Каваи», а еще три стола с компьютерами, шкаф с нотами, сейф с документами, три гитары, две скрипки, четыре синтезатора, ящик с игрушками – и еще куча всякого барахла, неизвестно как пометившегося в этот узкий, как кишка, душный и облезлый кабинет. И только портреты композиторов по стенам, собственноручно развешенные мной два года назад, напоминали о том, что здесь действительно существовала музыкальная школа.
Зато на гипсокартонном потолке зияет гигантская дыра, сквозь которую виднеется кусочек синего тайского неба.
Гофманиада какая-то… Я ошеломленно кручу башкой по сторонам, пытаясь сообразить хотя бы примерно, что могло произойти такого, из-за чего мог обрушиться потолок. Нет, у меня не хватает фантазии.
Ничего не остается делать, как развернуться и пойти на поиски Кун Лек. Может, хоть та в курсе?
– Тичер Олга, Тичер Олга! – зовет меня тайка откуда-то сверху.
Между рослыми пальмами и бананами замечаю потайную лестницу, которая ведет на второй этаж соседнего здания. (Надо сказать, архитектурный проект международной школы на Острове выглядит весьма странно: разноуровневые коробки так обмотаны лестницами и переходами, что впору заблудиться).
Никогда не была в этом просторном большом помещении с окнами на все стороны, – ну просто аквариум.
– Кун Лек, что случилось?
– Тичер Олга, ночью был дождь, крыша намокла и обрушилась.
– Что с пианино? – заорала я, представив себе этот ужас.
– Пианино не пострадало, потому что стояло в другом углу. Но все компьютеры придавило, и система наблюдения разбилась в лепешку. А еще воды вылилось очень много, поэтому все ваши ноты мокрые.
Я заметила, что по всему полу этого помещения разложены пачки сырых и грязных нотных листов. Уцелевшее пианино стояло в углу, как тут и было. Остальные инструменты тоже были рассованы по всем поверхностям.
– А чей это класс?
– Здесь работал Тичер Лиам из Америки. Как раз сегодня утром он прислал смс-сообщение директору школы, что сегодня не придет в школу, – и что больше никогда не придет. Так что помещение освободилось, к счастью, и временно тут будет музыкальная школа, – и Кун Лек, облюбовав себе угол под офис, увлеченно принялась приводить в порядок мокрые офисные принадлежности, – те, что не разбились.
…Эту дурацкую ситуацию Саша спрогнозировал задолго до обрушения. Нет, он не колдун, просто в университете изучал физику.
Разве можно делать черепичную крышу там, где много кокосовых пальм? Первый же упавший кокос пробьет дыру, через которую при первом же дожде обязательно попадет вода. Под действием силы тяжести намокший гипсокартон, переломившись пополам, упадет вниз.
…В общем, мне очень повезло, что в тот момент я не сидела за письменным столом.
Но сдается, что на самом деле потолок рухнул не только под действием силы тяжести.
Это карма. Мы же теперь находимся под юрисдикцией Будды.

***

…Когда музыкальную школу, вольготно размещенную на четырех этажах нового здания, в центре Острова, хозяева эвакуировали в общеобразовательную, на отшибе цивилизации, выделив три разрозненных кабинета, – якобы пока строится новая школа, – мы решили, что хуже уже ничего не может быть.
Мы ошиблись. Оказалось, еще как может быть.
Во-первых, нет ничего более постоянного, чем временное, и музыканты зависли, как на заборе, в неприспособленных, воняющих плесенью, обшарпанных кабинетах (поскольку обещанное здание, достроив, использовали под офисы).
Во-вторых, мало того, что музыкантам не дали помещение, так и из имеющихся хилых кабинетов отняли еще один... Не моргнув глазом, руководство школы распорядилось совместить учебный фортепианный класс с офисным.
Теперь в узком душном помещении, во время уроков музыки, сидела за компьютером Кун Лек…
Там же, на шестнадцати аршинах, стоял пульт видеонаблюдения, с тайцем, одетым в униформу. Тот беспрерывно курил с наше отсутствие и играл в игры, запуская вирусы в наш компьютер.
То и дело в кабинет посреди урока музыки вваливалась нервная компания, состоящая из директора, классного руководителя и каких-нибудь драчунов – для разборок, с привлечением видеоулик.
В общем, сабай-сабай…
Нет, в таких условиях работать нельзя, расстраивались мы.
Складывалось впечатление, что нашу школу тихо выживают! Учителя музыки увольнялись один за другим. А нас с Сашей осталось только дустом посыпать, – все остальное с нами уже проделали.
Спрашивается, зачем же музыкальную школу сюда перевели, если она не нужна? Все очень просто: в этих «товарищах согласья нет». Перевели одни, а пакостят другие – в надежде, что мы обидимся и сами свалим отсюда.
…Стоит ли удивляться, что в один прекрасный момент в многострадальном кабинете музыки обрушился потолок, не выдержав негатива!..


Осторожнее с тайками


– Будь осторожна с тайцами, – неохотно дал мне совет мудрый Питер, мой старинный австрийский друг, джазовый пианист.
На его машине мы только что подкинули до дома тайского ученика, все равно ведь по пути.
– А что такое?
– Если что-то сделал для тайца, тот подумает, что так будет всегда. Если в следующий раз откажешь, он обидится.
...Лет шесть тому назад нам довелось вместе работать в Тайско-австрийской музыкальной академии.
Наезжая на Остров Сабая по два раза в год, Питер регулярно натыкается на очередной неприятный сюрприз: то приятель-австриец уволился из школы, то коллеги перессорились между собой, то школа закрылась, а коллеги и инструменты переехали в тьмутаракань, в джунгли.
Мудрый пожилой католик, вздохнув, всякий раз грустно улыбается.
Встречаясь по отдельности со всеми своими друзьями, Питер не особенно вдается, кто прав, кто виноват. Как правило, он водит всех по очереди поужинать в ресторан.
Просто удивительно, как аккуратно верный Питер поддерживает все, даже случайные, знакомства, запомнив каждого по имени, – и тайцев, и русских. Из своей Вены он регулярно привозит на подарки кульки конфет «Моцарт».

***

...Спасаясь от тайской жары на моей тенистой веранде, мы ведем неторопливую беседу, за кофе с венским шоколадом «Моцарт». Только что мы проводили в аэропорту моего мужа Сашу.
– Чем занимаешься? – спросил меня Питер.
– Расследую тайну убийства Моцарта.
Венский музыкант подпрыгивает на месте:
– Это шутка?
– Вовсе нет.
В прошлый раз, объевшись венского шоколада с приветом от Моцарта, я решила поиграть что-нибудь из Маэстро. Пока учила, много думала и, кажется, кое-что поняла…
– Ну и когда назовешь имя убийцы? – иронизирует Питер.
– К концу недели, – на полном серьезе обещаю я. – Кстати, про конец недели: ты не захватишь меня на машине в церковь в воскресенье?
– Конечно, захвачу.
Питер всегда рад помочь. Повезло, что он живет неподалеку.
Увы, я не вожу моторбайк. Когда Саша уезжает, мне приходится ходить пешком по Острову. Конечно, я делаю это в целях экономии, – уж очень дорогое у нас тут такси. Утешаю себя тем, что это у меня спорт такой. Или паломничество, – если читать молитву по дороге. Или медитация… Но на самом деле ничего хорошего: жара, отсутствие тротуаров, потеря времени, ведь на дорогу до школы уходит полтора часа.
– Когда тебе на работу? – интересуется Питер при встрече. – Поехали вместе. Я хочу повидаться с друзьями из музыкальной школы, и потом позанимаюсь на пианино.
Какая удача! Вот свезло! Никак Моцарт помог.
В школе Питер бросился увлеченно тусоваться с офисными тайками.
В поле моего зрения объявилась Кун Лек, оживленная, веселая, уже получившая пакетик конфет, со знакомым профилем венского Маэстро. При виде Питера она всегда молодеет и хорошеет, несмотря на свои пятьдесят с хорошим гаком и слегка обезьяноподобное лицо.
…Еще недавно она работала уборщицей в музыкальной школе.
Затем ее пересадили на ресепшен. Хотя ее неприветливый вид не вполне гармонировал с духом Сабая, всю бухгалтерию и делопроизводство она вела куда тщательнее своей легкомысленной предшественницы.
Было время, когда школой управляли мы с Сашей. С Кун Лек мы было подружились, однако быстро поняли, что она – «замиренный горец», и что ее основная обязанность – присматривать за нами, «глупыми фарангами», а то и «подсидеть» нас.
(К приезду Питера нас уже успели снять с руководящей должности. Кажется, на наше место назначили Кун Лек).
Питер всегда жалел ее, как одинокого человека, и норовил при каждом удобном случае сводить в ресторан. Однажды он предложил ей захватить с собой на обед начальницу, ту самую, на которую Кун Лек часто ему жаловалась.
– Представляешь, они весь обед болтали, – радовался он.
– По-тайски? – сморщила я нос.
– Ну да, мне было хорошо: я себе ел. Зато, надеюсь, они наконец выяснили все свои недоразумения по работе. Надеюсь. Лек осталась довольна: она даже попросила меня снова пригласить ее, – вместе с другой начальницей, с Кун Ырн.
Но почему-то в школе его встречали все суше и суше. На пианино заниматься ему Кун Лек не то, чтобы запретила, но достаточно категорично выразила пожелание, чтобы старинный приятель не покидал пределов ее нового офиса.
– …Давай так: я тебя отвезу, а сам где-нибудь побуду, в другом месте, – хмуро предложил он однажды.
– Это еще почему?
– Да не хочу я сидеть в офисе. Там люди ходят туда-сюда, на меня глазеют, как на слона. А работать в интернете мне неудобно, стул низкий, спина болит.
– Питер, я придумаю для тебя хорошее место, – пообещала я, озадаченная и расстроенная не меньше его.
Новый музыкальный кабинет располагался на втором этаже, и к нему прилегал навес от солнца, прикрытый со всех сторон пальмами. На эту укромную площадку мы из кабинета вытащили несколько стульев по выбору Питера – чтоб самому сидеть и чтоб ноутбук поставить. Мой друг устроился довольно удобно.
Правда, я отметила, что Кун Лек осталась крайне недовольна, обнаружив Питера у меня под боком.
И вообще, с некоторых пор она себя вела довольно странно. Сквозь зубы потребовала от меня забрать свои вещи из нового класса. Попыталась мне испортить с таким трудом сформированное расписание, вставив по одиночному уроку в каждый свободный день.
– О, нет-нет. Меня Питер привозит только по понедельникам и четвергам, – мотивировала я свой отказ.
– А почему тебя вообще должны возить? – она глянула на меня с плохо скрываемой ненавистью. – Езди на такси.
– И сколько я тогда заработаю?
– Как хочешь, – в голосе тайки почудилась скрытая угроза.
«Нажалуется», – поняла я.

***

– …Будь осторожна с тайцами, – примерно тогда я и услышала от Питера.
– Питер, что случилось? Говори!
– Да просто Кун Лек недавно попросила, чтобы я отвез ее в школу и обратно, – неохотно заговорил Питер. – Ну, выполнил я ее просьбу, а наутро следующего дня она звонит мне: ну и где ты? – Дома, отвечаю. – А кто же повезет меня на работу? – Но я занят. Это только раз. – Как, всего один? А я думала, говорит, все время! – Нет, говорю, я занят, каждый день возить не смогу. Обиделась. Вот так… Так что имей это в виду!
Вот оно что… Наконец-то все и разъяснилось.
Просто Кун Лек, похоже, имела виды на Питера. Женщина вообразила, что это ее личный «фаранг». 
Тайки не верят в человечество: простую готовность помочь они расценивают как слабину «глупого фаранга». А уж если белый мужчина приглашает тайку в ресторан, само собой, она ему понравилась! Пусть ей за пятьдесят, но ему и того больше, почему бы и нет? Грех не использовать такое хорошее к себе отношение.
Наконец-то, взглянув на ситуацию ее глазами, я все поняла: тетка увидела во мне соперницу. Ведь я осмелилась посягнуть на то, что в Таиланде негласно принадлежит только тайкам: на ресурсы «фаранга» – машину, деньги, время. Если уж тот надумал кого-то возить, то это должна быть никакая не «фаранга», а тайка, и только тайка.
Бедный наивный Питер: он-то подумал, что он предоставил Кун Лек возможность за ланчем примириться с начальницами, а на самом деле та продемонстрировала успешным дамам «своего фаранга», и только. Как вдруг я все ее «достижения» свела на нет: на глазах у всех он возит меня туда-сюда, поджидая за порогом.
…И этот Питер еще мне говорит, чтобы я была осторожней! А сам-то. Ему и невдомек, за кого его держали. Но он-то скоро уедет. А вот меня, похоже, ждут проблемы.
Кун Лек быстро сошьет мне дело.
...Так оно и вышло. Вскоре мы с Сашей уже не работали в музыкальной школе.
Оно и к лучшему. Если хочешь поработать, ляг, поспи – и все пройдет. Сабай-сабай. Сабай вместо музыки.

Таиланд, 2015