Научи меня прощать. Глава 38

Начало повести: http://proza.ru/2020/02/28/1946
Предыдущая глава:  http://proza.ru/2020/09/07/1750

Верочка шла по  улице, пиная ногой папку с нотами и нотными тетрадями. Папку она держала в правой руке, а мешок со «сменкой» – в левой. У папки были длинные веревочные ручки, и если обычно Верочка её несла под мышкой, то сейчас, когда настроение было окончательно испорченно, папка свисала чуть не до земли, то и дело попадая под ноги.

Бум! В очередной раз сапог прошелся по не виноватой  поверхности «кожзама» синего цвета.

Занятия музыкой были ужасны. Нет, в принципе, ей нравилось играть на пианино, какие-то простые произведения она могла вполне сносно исполнять. Но Верочка уже давно поняла, что нового Паганини из неё не получится. Хотя, кажется, Паганини играл на скрипке? Ах, да какая разница?!

Она хорошо помнила, когда родители купили пианино. Это был дорогой инструмент чешского производства «PETROF», мама говорила, что сделано пианино из орехового дерева. Настройщик, приглашенный со стороны, долго осматривал его, довольно цокал языком, расспрашивал, сколько времени им пользовались прежние хозяева. Потом долго тренькал по отдельным клавишам, зачем-то прислоняя то к локтю, то к крышке пианино маленький металлический предмет, который называл незнакомым словом - «камертон».

В конце концов сказал, что инструмент в идеальном состоянии, он только слегка подправил «ре» второй октавы», взял деньги за работу и слово с родителей, что если они надумают впоследствии продавать «этот прелестный инструмент» – он первый на очереди из покупателей.

Так Верочка попала в музыкальную школу.

Из музыкальных данных у неё был только отличный  слух и глубокий, сильный голос. В музыкальной среде  такой голос называют  «крупным», но этого она ещё не знала. Что такое её голос? Его никто не замечает. В школе петь праздничные песни выбирают всегда других девочек, потому что они более бойкие и шустрые. А Верочка не умела, да и не хотела навязываться.

Только однажды учительница музыки вдруг с удивлением что-то такое разглядела в ней, и предложила спеть 9 мая на концерте  «Бухенвальдский набат».

Голос Верочки как нельзя лучше подходил для исполнения этой песни.

"Люди мира, на минуту встаньте!
Слушайте, слушайте:
Гудит со всех сторон –
Это раздаётся в Бухенвальде
Колокольный звон,
Колокольный звон…"

Когда она запела, в зале вдруг воцарилась мертвая тишина. Было только слышно, как дребезжат клавиши расстроенного пианино, складывающие молоточками по струнами  знакомую всем мелодию, да звучал Верочкин голос:

"Это возродилась и окрепла
В медном гуле праведная кровь.
Это жертвы ожили из пепла
И восстали вновь…"*

Ветераны плакали. Потом очень долго аплодировали ей, просили спеть что-нибудь ещё. В коридоре после концерта несколько человек, звеня орденами и медалями, окружили Верочку, совали в руки конфеты из своих же подарков, говорили, что её голос – это дар Божий, пусть она только не бросает петь.

Она тогда недоумевала - как можно бросить, так и не начав?

Словом, после этого знаменательного концерта про неё снова благополучно забыли, и она сидела в зрителях, отмечая мысленно каждый фальшивый звук – просто потому, что слышала, могла услышать.

Но, несмотря на такой хороший слух, был в музыкальной школе предмет, по которому она получала бесконечные «двойки». Сольфеджио.

Верочка этот урок тихо ненавидела.

Кстати, дело было не в предмете. Дело было в преподавателе, который поменялся год назад.

Теперь преподавала  сольфеджио Зульфия Фаридовна, говорившая на чистейшем русском, закончившая музыкальное училище (по мнению Верочки) исключительно для того , чтобы изводить таких девочек, как она.

При практически абсолютном слухе сольфеджио должен был стать Верочкиным любимым предметом. Но стал её проклятием.

Слова Зульфии Фаридовны: «Теперь все открыли чистый нотный лист, мы будем писать диктант!» - воспринимались чуть не трагедией вселенского масштаба. Музыкальные диктанты этой по-восточному красивой женщины тонким слухом Верочки не воспринимались от слова «совсем». Она слышала только одну ноту – первую. Потом мелодия расползалась, «четверти» путались с «восьмушками», там где звучала чистая «соль» - она упорно  писала «соль-бемоль»…

В результате на стол неизменно ложился нотный лист, жирно перечеркнутый красным карандашом чуть ли не во всех местах, с красиво выписанной аккуратной «двойкой».
В школе Верочка была отличницей. И когда, отдавая ей листок, Зульфия Фаридовна радостно на весь класс объявляла: «А у нашей Веры, конечно, снова «двойка»!» -  у девочки  начинался нервный тик.

Дергающийся правый глаз только добавлял веселья всей честной компании, сидящей за столами, выставленными полукругом.

Это была пытка - два раза в неделю.

Вот и сейчас, Верочка пинала ногой ненавистную нотную тетрадь с очередной «двойкой» по музыкальному диктанту, и грустно шмыгала носом, размышляя, почему она слышит всё неправильно?

Она пыталась ставить эксперименты,  просила свою учительницу игры на фортепиано наиграть ей что-нибудь. Лилия Борисовна удивлялась просьбе, но наигрывала. Верочка безошибочно записывала мелодию. Однако на уроках сольфеджио на неё нападал «слуховой паралич» и она не слышала ничего.

Что же делать?

Дойдя до остановки, она загрузилась в большой желтый автобус. Вытащила стопку склеенных красных билетиков, подошла к компостеру, оторвала один, пробила. На троллейбус билетики были синего цвета, а на трамвай – зелёного. Сунула начатую пачку автобусных билетов в карман пальто, к остальным.

Пожалуй, если родители узнают про злополучную «двойку», то папа не возьмет её в очередной раз в кино.

А в кино пойти очень хотелось.

Театр тоже нравился, они с отцом пересмотрели практически весь репертуар оперетт: «Графиня Марица», «Летучая мышь», «Сильва». Были и на балете, Верочка уже оценила «Лебединое озеро» и «Щелкунчика». Ходили всегда только вдвоём, Светлана театр не особо жаловала, девочка не помнила ни разу, чтобы мама составляла им компанию.

Опера Верочке не нравилась.

Нет, музыка была великолепной, оркестр хотелось слушать долго-долго, и пение тоже.

Но на сцену смотрелось с трудом, потому что она никак не могла взять в толк, почему Джульетта (которой должно быть по сюжету пьесы Шекспира 13 лет)  выглядит, как довольно толстая тётенька в годах, скрыть которые не мог никакой грим. Понятно, что оперной певице выглядеть девчонкой проблематично, но не настолько же? Ромео оказался ещё хуже – он был мужчиной с таким объемным животом, что Верочка недоумевала - как его может выдержать лестница, на которую он всё время пытался залезть, стремясь быть ближе к своей возлюбленной?

Поэтому оперу Верочка только слушала, стараясь особенно не смотреть на сцену, чтобы зрелище не шло вразрез с её детской логикой.

Вот кино – это совсем другое дело!

В кинотеатре не нужно было быть чопорной и изо всех сил нарядной. Не нужно было переобуваться в лакированные туфельки и напускать на себя интеллигентный вид.

Можно было попросить отца купить мороженое. В огромном фойе кинотеатра продавалось особенно вкусное!

Тут и там стояли высокие мраморные столики, мороженое накладывали в блестящие металлические вазочки на белых пластиковых ножках. Ещё можно было выбрать любой сироп – вишнёвый, лимонный или клубничный. Им щедро поливали лакомство. Хотя самым экзотическим изыском считалась шоколадная крошка из настоящего тёртого шоколада. Верочка всегда просила в качестве добавки к порции именно шоколадную крошку.

Если все столики были заняты, то можно попросить весового крем-брюле в вафельном стаканчике.

Это было совсем не то мороженное, которое покупалось в магазине. Весь секрет заключался именно в стаканчике! Он был ломким и хрустящим. Стаканчик из магазинной коробки не хрустел, по мере хранения набирая влагу от содержимого.
Опять же, можно было выбрать – пломбир, сливочное, шоколадное или крем-брюле. От восторга хотелось подпрыгнуть и хлопать в ладоши!

В этот раз они с отцом собирались в третий раз посмотреть «Чёрный тюльпан». Ален Делон в главной роли был неотразим. Верочка уже видела «Зорро», «Фанфан-тюльпан», «Верная рука – друг индейцев», «Слуги дьявола на чёртовой мельнице» и «Фантомаса»… Многие фильмы смотрелись по нескольку раз и ничуть не надоедали.

А теперь эта «двойка» по сольфеджио… Ну почему ей не поставили хотя бы «тройку»?!

Получается, что из-за неё не будет задушевных разговоров с отцом по дороге домой из кино: что понравилось в фильме; как было здорово, когда Делон запрыгнул на скаку в седло; что у Верочки нового в школе и перестали ли её дразнить из-за новых очков?

Не будет вкуснейших жареных пирожков с повидлом, которые неизменно покупал Виктор в ближайшем к кинотеатру магазинчике, и которые на их секретном языке назывались «резиновыми»?

«Резиновые» пирожки накладывались горкой в большой бумажный кулек, были горячими, и кулёк какое-то время даже обжигал руки. Повидла было много, иногда оно пыталось «убежать» из пирожка при очередном надкусывании. Этого тоже теперь не будет?

И всё из-за того, что её непонятно почему невзлюбила какая-то Зульфия Фаридовна?! Впрочем, Верочка ей отвечала тем же.

Подойдя к дому, она со всего размаху уселась в большой белый сугроб, не замечая, что снег попал и в мешок со сменной обувью, и в папку, и задумалась.

Как теперь быть? Сказать родителям, что потеряла папку? Не поверят.

Она посмотрела на синий большой прямоугольник с верёвочными ручками.

Потом решительно открыла его, вытащила тетрадь. На обложке мелькнула  изящно нарисованная скрипка, прислоненная к большому вазону с цветами.

При свете подъездного фонаря она быстро нашла нужную страницу, перечеркнутую красным, и вырвала лист. Аккуратно вытащила второй с другой стороны. Нотная тетрадь похудела, но листы были не пронумерованы, значит, недостатка никто не заметит, если только не возьмется пересчитывать.

Скомкав вырванные страницы, Верочка с наслаждением бросила их в урну. Сердце приятно грело чувство справедливости.

Аккуратно сложив папку, она подобрала мешок со «сменкой»  и направилась в подъезд…
________
* «Бухенвальдский набат» — советские антифашистские стихи и песня 1958 года. Автор слов — А. Соболев, автор музыки — В. Мурадели.

Продолжение здесь:  http://proza.ru/2020/09/11/1830