Базовый инстинкт

      – Сегодня у нас с вами практическое занятие по общевойсковой подготовке. Тема – боевое использование ручной гранаты типа РГД-5.
      
Шапарь обвёл взглядом строй курсантов.

      – Что такое граната – все помнят?
      – Все, – донеслось откуда-то из конца второй шеренги.

Шапарь командовал этой ротой второй год и уже неплохо усвоил повадки своих подчинённых.

      – Цыплаков, голубчик, вот и доложите нам всем. – Он безошибочно распознал откликнувшегося по голосу.

      Устройство, назначение и способы боевого использования этого незамысловатого пехотного оружия рота изучала накануне в ходе самостоятельной подготовки.

      – Граната – разрывной снаряд: полое ядро, начиняемое порохом, со вставленною в очко зажигательною трубкою; чинёнка; та же бомба, но меньшего размера, – бойко, словно по писанному, отрапортовал вызванный.
      – И где же ты такое мудрёное определение выискал? – с недоумение вскинул брови ротный. В учебном пособии, насколько он помнил, ничего подобного не было.
      – У Даля, товарищ капитан третьего ранга. В «Толковом словаре живого великорусского языка».
      – Ну, допустим. – Ротный слегка ухмыльнулся. – Тогда напомните нам способы применения этой самой – как ты там её назвал? – чинёнки. В диалогах с подчинённым часто переходил с «вы» на «ты» и обратно, и в этих спонтанных переходах трудно было уловить какую-либо логику.

      – Гранаты в бою используют методом метания. Из положения лёжа, с колена, стоя, а также в движении с танка или бронетранспортёра. Только у меня, товарищ капитан третьего ранга, вопрос к вам. Зачем нам, морякам, а в перспективе – офицерам флота, все эти гранаты, бронетранспортёры и прочие сухопутные навороты?

      – Перед тем, как идти на абордаж, товарищ курсант, граната – первое дело, – неожиданно быстро нашёлся Шапарь. – Ну, а если серьёзно, вспомните полотно Дейнеки «Оборона Севастополя» и всё поймёте сами. С натуры писано. На войне всякое бывает.

      Большая репродукция этой картины висела в фойе клуба училища. На ней было изображено, как суровые, с яростью в глазах краснофлотцы неистово метали связки гранат в наседающие орды гитлеровцев.

      Цыплаков в среде курсантов славился своей находчивостью и был неистощим на разного рода выдумки. Невысокого роста, довольно щупленький, он старался хитростью компенсировать имеющиеся физические недостатки и нередко в этом преуспевал. Застигнутый врасплох, он умел ловко выкрутиться в сложной ситуации, а если уйти от ответственности не удавалось, то хотя бы снизить величину потенциального ущерба. В отстаивании своих, по его мнению, несправедливо попранных прав он мог увлечься и даже превысить пределы необходимой достаточности. В таких случаях его оборона принимала характер немотивированной, плохо прикрытой агрессии: чувствуя потенциальную угрозу, он мог в превентивных целях задать педагогу каверзный или вовсе неуместный вопрос, который ставил его в тупик или сбивал с толку. Со временем это вошло в привычку, и редкое учебное занятие проходило без его провокационных экспромтов.

      Особенно он любил проделывать это с ротным. Его заковыристые, с подтекстом, вопросы-шутки типа – товарищ капитан третьего ранга, а какой утюг лучше: который быстрее нагревается или который медленнее остывает, приводящие в некоторое замешательство простодушного и не совсем далёкого офицера, часто вызывали улыбки у окружающих. Шапарь, в свою очередь, тоже не испытывал особой симпатии к своему изворотливому, скользкому подчинённому и не упускал случая применить к нему власть. Поэтому по части нарядов вне очереди Цыплаков уже давно и намного обошёл своих менее напористых и более законопослушных однокашников. А своё последнее взыскание от ротного он получил буквально накануне – он на целый час задержался с возвращением из увольнения.

      – Базовый инстинкт, – оправдывался Цыплаков, отвечая на вопрос начальника о причине опоздания. – Потерял самообладание, утратил чувство реальности.
      – И что-ж это у тебя за инстинкт такой, доложи-ка поподробнее.
      – Инстинкт продолжения рода, товарищ капитан третьего ранга. Я думаю, он у вас тоже имеется. И вы, как настоящий мужчина, должны меня понять. И простить, по возможности.
      – У меня базовый инстинкт, моё призвание – дурь из головы вашей вышибать по мере сил и людей из вас делать, коли родители с этим не смогли справиться. Чтоб было не стыдно перед всевышним за продолжение рода человеческого. Так что в этом смысле ты прав. А насколько он у тебя базовый, этот инстинкт, так это мы ещё посмотрим. Тем более, что ты, как мне известно, ещё и не женат. Ну а пока, для отработки навыков по обузданию своих, мешающих соблюдению дисциплины и уставного порядка, страстей – неделя без берега. Вам всё ясно?
      – Так точно, неделя без берега.

                * * *
      На полигон прибыли во второй половине дня. Шапарь, развернув пособие, зачитал ещё раз основные положения его раздела, посвящённого теме практического занятия.
      – РГД-5 – ручная граната, относится к противопехотным осколочным ручным гранатам дистанционного действия наступательного типа. – начал он. – Это означает, что она предназначена для поражения личного состава противника осколками корпуса при своем взрыве

      Местами, для большей доходчивости, он вставлял комментарии и сопровождал их красноречивыми жестами, хотя в этом не было особой необходимости. Материал и без этого был довольно простым и незатейливым, как складной перочинный ножик.

      – Цели граната достигает за счёт броска рукой. Дистанционного действия — означает, что граната взорвётся через три, максимум, чрез четыре секунды после того, как её выпустят, независимо от иных условий. Почему она наступательного типа — потому, что её осколки имеют небольшую массу и летят на дальность меньшую, чем возможная дальность броска.
      Шапарь перевёл взгляд на строй.
      – Надеюсь, это обстоятельство положительно повлияет на усилие броска. Могу предположить – а мой опыт свидетельствует именно об этом – что, если бы во время сдачи нормативов месяц назад вы бы метали не учебную, а боевую гранату, результат не был бы столь плачевным.

      Его слова вызвали вполне ожидаемую реакцию. Послышались смешки, на лицах появились улыбки. Но оживление быстро угасло. Большинство из стоящих уже прониклось ответственностью грядущего момента, и напряжённое ожидание его кульминации давало себя знать.

      – Для применения гранаты необходимо разогнуть усики предохранительной чеки, взять гранату в правую руку – это я для правши говорю – так, чтобы пальцы прижимали рычаг к корпусу. Перед метанием гранаты, продев указательный палец левой руки в кольцо чеки, выдернуть чеку. Левшам делать всё наоборот, не перепутайте. Граната может продолжать оставаться в руке сколько угодно, так как, пока не отпущен рычаг, ударник запала не может разбить капсюль. После выбора цели и момента броска метнуть в неё гранату. Вам выбирать цель и ждать удобного момента не надо, гранату следует бросить сразу после выдёргивания чеки. Рычаг под воздействием пружины ударника повернётся, освобождая его, и отлетит в сторону. Ударник наколет капсюль, и через несколько секунд произойдёт взрыв. Всем всё ясно?

      – Ясно, – донеслось несколько нестройных ответов.

      – Тогда приступаем к практической части. Кто у нас лучше всех теоретически подкован, чтобы продемонстрировать своим товарищам, как следует действовать? Правильно – Цыплаков. Идём за мной, на исходную позицию. Остальным – в укрытие, – он указал на блиндаж, – и там ждать моей команды. Вызывать буду персонально каждого, согласно списку.

      Цыплаков вышел из строя и нерешительно проследовал за Шапарём. В траншее, куда они спустились, уже находился начальник склада боеприпасов, рядом стоял открытый ящик с гранатами. Начальник аккуратно вытащил из него гранату – в отличие от учебных, чёрных, она была зелёного цвета, матовая и в пупырышках, словно напуганная своей предстоящей судьбой, и протянул её Цыплакову. Тот осторожно взял её и несколько раз перекатил из руки в руку, будто бы это была горячая картофелина. Наконец, уняв волнение, зафиксировал в одной из них.

      – Ты что, левша?
      – Нет.
      – Тогда возьми в правильную руку и действуй по инструкции. – Ротный стиснул зубы.

      Цыплаков на секунду замер, словно вспоминая инструктаж, стиснул гранату правой рукой, прижав к ней плотно рычаг, и сунул палец в чеку. Проделав это, он снова замер в нерешительности, словно пытаясь окончательно собраться с духом.

      – Не тяни.
      – Не тянуть? – он с видимым облегчением ослабил хватку кольца и с надеждой взглянул на ротного.
      – Да дёргай ты, мать твою! – Шапарь начинал терять хладнокровие.

      Цыплаков, ещё более побледнев, выдохнул, рванул за кольцо и сделал широкий замах. В следующую секунду его рука, описав широкую дугу, вместе с гранатой гулко стукнулась о край бруствера. Кисть так и не разжалась в нужный момент и не сумела выпустить её. Он с удивлением посмотрел на руку с гранатой, снова размахнулся и сделал повторную попытку избавиться от смертоносного изделия. Но и она закончилась безрезультатно – очертив в воздухе внушительную траекторию, рука вновь не рассталась с гранатой и сделала ещё одну вмятину на стенке окопа. Вслед за этим последовала третья попытка, завершившаяся тем же, что и две предыдущие. Со стороны могло показаться, что курсант таким вот своеобразным способом пытается утрамбовать стенку окопа.

      При виде этого Шапарь, казалось, утратил дар речи – настолько нереальной казалась ему картина происходящего. Через мгновение самообладание вернулось к нему.

      – Выбрось гранату немедленно! Я тебе приказываю, сукин со н!
      – Не могу, товарищ капитан третьего ранга. Руку свело. Кисть не разжимается!

      На лбу у Цыплакова красноречиво выступило несколько капелек пота.

      – Тогда вставь кольцо с чекой обратно, идиот.
      – Тоже не могу – я его выбросил.

      Повисла гнетущая пауза. Оба смотрели друг другу в глаза: один – со страхом, другой – с негодованием. Ситуацию можно было бы назвать патовой, если бы не смертельная опасность, таившаяся в зажатой руке курсанта.

      В следующее мгновение Шапарь вышел из оцепенения и ринулся к подопечному. Он неистово вцепился в его скрюченные пальцы и стал поочерёдно разжимать их. Это было непросто – подобную хватку обычно принято называть мёртвой. В пылу борьбы, а это походило именно на борьбу, было видно, что Цыплаков уже сам чисто инстинктивно опасается разжать свои пальцы, ибо расставание с нагревшейся почти до температуры его тела и ставшей, как ему казалось, чуть ли не частью его самого гранатой, таило в себе ещё большую опасность, - в пылу этой борьбы вдруг отчётливо прозвучал какой-то металлический щелчок.
     Оба мгновенно осознали, что это рычаг освободил запал, и тот ударился о капсюль. Хватка курсанта неожиданно ослабла, и через секунду ротному удалось овладеть гранатой. Не теряя ни мгновения, он тут же, что есть силы, вышвырнул её из окопа. Буквально вслед за этим прозвучал взрыв. Над их головами со свистом пронеслись осколки.

      Когда стихло эхо взрыва и слегка осела поднятая им пыль, Шапарь приподнялся над бруствером и огляделся вокруг. Убедившись, что разорвавшаяся граната никому не причинила вреда, он взглянул на Цыплаков. Тот, распластавшись, лежал на дне окопа. Рядом, слегка отстранившись от своего ящика с гранатами и втянув голову в плечи, сидел начальник склада боеприпасов, невольный свидетель и заложник этой сцены. В его глазах явно читалась мысль – и какого рожна позарился я на эти «осколочные». Так он в шутку, с напускной бравадой, называл приятелям причитающуюся ему надбавку к окладу. Ну что, милок, дошутился - мелькнуло в голове Шапаря. Сидел бы себе при камбузе, горя не знал.

      Через минуту все трое окончательно пришли в себя и принялись стряхивать с одежды остатки земли. Начсклада закурил. Шапарь зло взглянул на давно утратившего привычно бесшабашный вид Цыплакова и сквозь зубы приказал ему отправляться в блиндаж за следующим.
      Ко всеобщему удовлетворению остальные справились с боевым упражнением без каких-либо приключений.

                * * *
      На вечернем построении ротный подводил итоги боевого упражнения.
      – Разбирая сегодняшние полёты, я имею в виду – гранат, хочу доложить, что все справились с поставленной задачей успешно. Хотя, были и нюансы. Цыплаков!
      – Я!
      – Так вот, голубчик, возвращаюсь к нашему вчерашнему с тобой разговору. Вскрытие показало, что твой базовый инстинкт – это вовсе не инстинкт продолжения рода, а кое-что иное. Инстинкт самосохранения!

      Обычная для таких случаев защитная реакция Цыплакова неожиданно дала сбой. Опустив глаза, он молчал.

      – А по сему, для преодоления оного требуется уже не одна, имеющаяся у тебя, а целых две недели без берега. Дополнительно к первой. Не слышу ответа!
      – Есть, две недели без берега.
      – Но это ещё не всё. Продолжаем разбор полётов. Теперь уже не гранат, а людей, тех, которые сами летают. Знаете ли вы, голубчик, что такое «аэрофобия»?
      – Слышал где-то.
      – А как с ней психологи рекомендуют справляться – слышал?
      – Нет.
      – Чаще летать советуют. Так вот, я буду ходатайствовать перед командованием о проведении дополнительного занятия персонально для тебя, Цыплаков, чтобы помочь тебе избавиться от твоего инстинкта. Чтобы в душе ты мог по праву считать себя если уж не Орловым, то, хотя бы, Петуховым.

      По той реакции, которая последовала за его словами, по тому, как сверкнули глаза у паренька, как распрямились его опущенные плечи, Шапарь почувствовал, что нащупал нужную струнку в его душе и чувствительно зацепил за неё. Он увидел, что Цыплаков вдруг осознал, что его сослуживцы теперь, при всяком удобном случае, смогут вкладывать вполне определённый смысл в его фамилию. Тот самый, которого он, скорее всего, так опасался почувствовать в их обращении к нему, и который он всеми силами прятал в глубинах подсознания даже от самого себя. И вот теперь, вместе со словами ротного, он так предательски, так явственно выполз наружу. И даже если товарищи вовсе не будут иметь это в виду, говоря о нём, то всё равно намёк на это каждый раз будет ему слышаться в их голосе. А, коли так, то он сделает всё возможное, расшибётся в лепёшку, чтобы лишить их сомнительного удовольствия унизить или оскорбить таким вот незатейливым и в то же время обидным способом. Никакой двусмысленности при упоминании его фамилии!

      Поняв это, ротный вдруг с удивлением осознал, что, казалось бы, случайно оброненные им накануне слова относительно своего призвания оказались не просто фигурой речи, не каким-то красным словцом, неожиданно сорвавшимся с языка, а ёмким и исчерпывающим определением его базового инстинкта. Мужским аналогом материнского. Так же, как и то, что инстинкт этот не подвёл его и сегодня.