Выпускной

Мать возвращалась поздно с работы, неся в руках два красных пакета с продуктами. В кухне горел свет, из-за чего она поняла, что дочь дома. Поднявшись по грязно-серым ступенькам на пятый этаж, Светлана Ивановна вставила в замочную скважину ключ и четырежды повернула. В коридоре появилась Алина с растрепанными темно-каштановыми волосами, спадавшими на ее черную футболку с группой JoyDivision:

— Привет, мам.

— Привет. Отнесешь на кухню пакеты?

Когда дочь подошла ближе, на усталом лице тридцатисемилетней женщины дернулась бровь, а губы расплылись в укорительной ухмылке.

— Опять выпивали?

— Только бутылочку пива, с Ритой на двоих.

— А разит как после водки. Ладно, за ужином поговорим.

Пока в ванной журчала вода, Алина распихивала по холодильнику продукты и думала о том, что ей нарисовать для завтрашнего занятия по дизайну. Она ходила уже несколько месяцев на эти подготовительные курсы, чтобы поступить на факультет искусств. Вытерев руки кухонным полотенцем, ее мать подожгла на сломанной конфорке зажигалкой газ и поставила на него кастрюлю с позавчерашним борщом.

— Я тебе говорю, завязывай с этим делом. Вот-вот школу окончишь, скоро уже документы подавать, а ты пьешь. Да оно и так тебе нежелательно с такой генетикой… сама знаешь.

Светлана Ивановна имела в виду отца девочки, о котором, впрочем, было известно лишь, что он алкоголик и вообще «наверное, уже умер».

— Не понимаю, как это связано с поступлением, но раз уж на то пошел разговор, то, между прочим, я завтра на курсы иду. Этого ты почему-то не замечаешь, а как я пива выпила, так сразу.

— Да если бы только пиво. Ты вспомни, на прошлой неделе, чем от тебя пахло.

— Ну чем?

— Травкой, травкой от тебя пахло.

— Мам, это был единичный случай. Мне просто ребята попробовать дали.

— Замолчи! Я больше не намерена эту чушь выслушивать. И так на работе нервов никаких не напасешься: сегодня вот товара на несколько тысяч недовезли (Алинина мама работала продавщицей фруктов). Еще и дома мне не хватало их трепать!
Морщинки на лбу и под глазами – единственное, что выдавало возраст Светланы Ивановны, – задрожали и стали еще заметнее. Алина молча отвела взгляд и привстала, чтобы выключить бурливший на плите ужин.
 
После того, как они поели, девочка помыла посуду и удалилась в единственную в квартире комнату, где на диване ночевала мать, а в углу на узкой односпальной кровати – она сама. Завалившись на мятую простынь, Алина прокрутила в голове тот день, упомянутый в разговоре.

Прохладным, апрельским вечером Алина в компании нескольких друзей сидела на подоконнике в подъезде девятиэтажки и дожидалась, пока их общий знакомый откроет им дверь. Костя с седьмого класса был заядлый любитель «дунуть», из-за чего в восьмом ему стало совсем не интересно появляться в школе, а в девятом он смог получить аттестат только чудом. Как того и хотели родители, он поступил в техникум на повара, и первые полгода даже умудрялся посещать лекции. Однако вскоре поняв, что обучение в шараге тоже требует неких усилий, Костя забросил и его, посвятив себя целиком и полностью любимому делу. Он стал кладменом, и ему, в отличие от многих «коллег», больше везло не попадаться ментам. Так и стал приносить домой деньги, а мать с отцом, не особенно интересуясь источником заработка сына, перестали докучать ему требованиями взяться за ум. И так как те часто по неизвестным причинам отсутствовали дома, Костя водил к себе знакомых, чтобы было с кем употреблять.
 
— Че вы там мёрзнете? Заходите! — прогнусавил он на всю лестничную клетку.
Компания состояла из четырех человек, включая Алину: ее лучшей подруги Риты, встречавшейся с околофутболистом; Кристины, сидевшей на мефедроне, и Макса, смуглого парня, известного своей взбалмошностью и крикливостью. Все четверо жили в одном районе, учились в одной школе, и были не прочь покурить шмали, – вот и все, что их, пожалуй, объединяло.

Не разуваясь, Алина последовала за остальными в гостиную. Старый советский сервант соседствовал в этой комнате со стеклянным столиком и относительно новым диваном, снаружи обитым кожей. Несвежие, пожелтевшие обои производили болезненное впечатление на вошедших. На столике были разложены инструменты для скрутки: машинка, бумага OCB, фильтры и, собственно, сам пакетик с курительным сырьем. Помещение явно давно не проветривалось, отчего дым стоял в воздухе.

— Ну ты и накурил тут, — пожаловался Макс закрывавшему дверь Косте. — Хоть бы окна открыл.

— Не успел зайти, уже ругаешься. Иди покури, почиль.

— Сначала открою окна.

Остальные тем временем расположились на диванчике, оказавшемся очень удобным для спины. Алина достала из рюкзака зажигалку и положила перед собой. Когда первый косяк был скручен, он тут же пошел по кругу. Сознание девочки затуманивалось, сердце начинало приятно биться в груди, а на губах появилась улыбка. Так было поначалу, первые минут тридцать, пока ребята не разошлись по квартире. Рита убежала с Кристиной на кухню под звуки песен группы «Ленинград», доносившихся из колонки. Смех Макса и Кости был слышен из коридора. Алине было не смешно. Поток мыслей, мучивших ее на протяжении последних лет, пронесся мимо нее, как карета скорой помощи, которая чуть не сбила Алину, когда та перебегала дорогу на красный. Девочка думала о своем отце, о будущих перспективах и своем назначении. Перед ней вдруг обнажилась ее давняя мечта – стать известной художницей. В какой-то момент извне донесся невнятный крик Макса, прервавший размышления, и Алина посчитала, что просто недостаточно выкурила. Она попросила у друзей еще косяк, сделала затяжку, но лучше не стало.

Алина не перестала думать о своей жизни – напротив, ее мысли побежали куда-то глубже, стали проникать в саму суть мироздания. Окружающий мир показался ей огромным и до жути пустым, а лица друзей, маячившие вокруг нее, даже начали вызывать у девочки тошноту. Пугающие, немыслимые вопросы кроили ей череп. «Кто я? Что я здесь делаю? Зачем, зачем я до сих пор тут, а не где-нибудь еще?», – с ужасом прокручивала в голове Алина. Тогда она с болью ощутила сознание. Его присутствие давило, мешало просто наслаждаться действием молекул каннабиноидов, попадавших в кровь, слушать «Ленинград» на кухне с подругами. Смеяться во весь голос.

Теперь, спустя неделю, думая о событиях того дня, Алина искала ответ на главный для себя вопрос: «счастлива ли она?»

***
Алина проснулась от звука будильника на телефоне. Прошлым вечером за своими напряженными мыслями она не заметила, как уснула. В квартире было пусто: мать уже ушла на работу, оставив после себя кофейные разводы на столе и пару немытых тарелок в раковине. За их мытьем девочка вспомнила, что через час ей нужно быть на курсах и вдруг ощутила прилив тошноты и головную боль, разом обрушившуюся на ее череп. Последствия вчерашней выпивки (мать ошиблась насчет водки, ведь Алина пила ликер) дали о себе знать. Вдруг проскочило ужасное желание опохмелиться. Но на это не было ни времени, ни возможности: весь алкоголь, включая пиво, был выпит еще вчера, а чтобы купить новый, пришлось бы кого-то просить. Так что Алине осталось довольствоваться таблеткой парацетамола и тремя стаканами холодной воды. Кинув в рюкзак тетрадь, ручку и флешку с невыполненным заданием, она побежала на остановку.
 
На улице уже третий день шел дождь, месивший грязь с остатками свежего асфальта. Набухшие темные тучи, словно клоки мокрой половой тряпки, заволокли небо, не оставив шанса солнечным лучам добраться до поверхности. Голые деревья, как истуканы, торчали из земли, минимум до мая, не обещая обрасти листвой.
Все это явно не способствовало улучшению Алининого самочувствия: головная боль не утихала, а лишь распространялась по всей площади черепной коробки, стягивая ее, как щупальца кракена стискивают свою добычу. Когда очутилась на одном из задних сидений тесной маршрутки, Алина включила в ушах музыку, чтобы отогнать беспокойные мысли. Нирвана, которую она не слушала с восьмого класса, отлично помогала в этом деле.

По приезде в университет Алина встретила Наташу, девочку, с которой она рядом сидела на курсах.

— Что у тебя сегодня? — спросила та, имея в виду сигареты.

— Филип Моррис. — С этими словами Алина достала из темно-синей пачки две, сначала подкурила подруге, затем себе.

— Ты что-нибудь нарисовала? — обратилась к соседке по парте Алина. К каждому занятию они должны были приносить эскизы.

— Нет, мне не до этого было: я весь вечер мудохалась с матаном. 

— Ну, мне в каком-то смысле тоже…

— Бухала?

— Культурно выпивала! Бухают алкаши, — с иронией заметила Алина.

— Точно.

Побросав на порожках окурки, девочки вошли в здание. Занятие начиналось через минуту.

Казалось, что будни девочки протекают по старому: курсы по воскресеньям, в остальные дни школа, уроки в которой Алина нередко прогуливала, предпочитая им распить бутылку другую пива или раскурить косячок с друзьями. Но кое-что все же тревожило девочку, ибо ни в университете, ни в школе, ни дома, ни даже в чужих подъездах и хатах, она более не чувствовала себя комфортно. Посетившие однажды вопросы не покидали Алину и каждый день отзывались эхом в голове. Не находя на них ответов, девочка все больше и больше страшилась пробудившегося в ней сознания.

Эти страхи достигли в Алине своего пика на Последний звонок, день, после которого в школу можно было не ходить официально.

Встав в восемь утра, она, наведя несложный марафет, отправилась к Рите. У той дома уже лежали новенькие синие платья с идиотским белым фартучком, которые им с подругой предстояло напялить для столь серьезного мероприятия. К платьям в комплекте шли также гольфы и банты, какие обычно носят первоклассницы. «Традиции есть традиции»,— с грустью, в конце концов, рассудили обе девочки и облачились в необходимую амуницию.

Еще одной негласной традицией этого праздника у школьников было в конце дня собраться где-нибудь на природе и хорошенько напиться. И потому предусмотрительная Алина, заранее скинувшись с Ритой и договорившись с восемнадцатилетним другом, закупила алкоголь.
 
Но это на вечер, а пока нужно было выдержать школьное представление и линейку, на которой предстояло танцевать вальс с прыщавым Колей, домогавшимся Алину уже второй год подряд. Ничто не раздражало девочку больше, чем его сальные шуточки.
Когда прозвучала музыка, и настало время взяться за его потные ладони и ощутить на себе зловонное дыхание, Алину чуть не вывернуло. «Сначала дурацкое платье, затем полтора часа в душном актовом зале, а теперь еще это», — с раздражением подумала она, но в итоге переборола себя и выполнила то, что от нее требуется.
 
После запуска шариков, голубей, совместных фотографий и выслушивания напутственных слов от классного руководителя с формальностями было покончено, и можно было приступать ко второй части праздника. Переодевшись из школьного платья в привычную футболку, джинсовку и темные брюки, Алина на пару с подругой разложила по рюкзакам две бутылки малинового ликера, сангрию и разливное пиво. Теперь можно было идти на поляну – договоренное место сбора, где и предполагалось все это распить.

В конце мая было уже довольно жарко, так что в горле пересыхало за считанные мгновения. За неимением под рукой воды или иного безалкогольного средства для утоления жажды, Рита, шедшая с Алиной в ногу, достала из рюкзака баклажку «Жигулевского» и сделала небольшой глоток. Не прошло и пятнадцати секунд, как из-за спины раздался женский крик:

— Стоять!

Девочки обернулись, увидев перед собой кричавшую даму: ей было около пятидесяти, блестящие на солнце жирные волосы топорщились на голове, словно змеи у Медузы-Горгоны, а угрожающий взгляд и впрямь заставлял окаменеть от страха. Алина попробовала унять барабанную дробь в груди и спросила:

— А что, собственно, происходит?

— Распиваем в общественном месте? — скорчив гаденькую ехидную улыбочку, спросила Горгона.

— Нет, ни в коем случае, — ответила дрогнувшим голосом Алина. К этому моменту Рита уже успела убрать бутылку обратно в рюкзак.

— Ну, как же. Мы отчетливо видели, как ваша подружка хлестает пиво из горла.
Под словом «мы» она подразумевала усатого мужичка в клетчатой рубашке, все это время стоявшего у Горгоны за спиной.

— Да, да, все видели, — поддакнул он.

— Вы поймите, ей просто пить захотелось. А воды у нас не было.

— Эти сказки ты, милочка, будешь в отделе рассказывать. Проедемте! – сказало древнегреческое чудище и кивнуло в сторону темно-коричневой лады, стоявшей неподалеку.

— На каком основании? — более уверено произнесла Рита.

— На таком, — ответила Горгона и ткнула ей в лицо корочку, которая через секунду исчезла у нее в кармане.

Все что успели понять за эту секунду девочки, так это что перед ними никакое не мифическое чудовище, а вполне реальная ПДНщица. Ни ее имени, ни занимаемой должности они не успели разглядеть. Кроме того, ни одна из девочек не придала значения тому факту, что арестовавшие их люди были в гражданской одежде, на гражданской машине и не имели при себе полицейского жетона. Так что вся эта сцена скорее напоминала похищение, чем арест.

В любом случае спустя полчаса юные преступницы уже сидели там, где и должны были сидеть – в отделении полиции. Общественность могла быть отныне спокойна, зная, что по родным улицам более не разгуливают злостные нарушительницы порядка. При этом самим нарушительницам было не до спокойствия, как минимум, потому что в рюкзаке одной из них лежал пакетик «с сюрпризом», то есть травой. Если бы нашли, Алине бы грозил реальный срок. Но обошлось, так как стражи порядка остановили свое внимание на алкоголе, решив к тому же изъять понравившуюся им сангрию. А чтобы преступницам жизнь совсем медом не казалась, ПДНщица решила их попугать:

— В какой, говорите, школе учитесь?

Девочки назвали номер уже в третий раз.

— Ба, да я вашего директора знаю. У него фамилия Волков?

Им ничего не оставалось, как только кивнуть в знак подтверждения.

— Прекрасненько, сейчас же наберу ему. Думаю, он будет очень рад услышать, что две его выпускницы позорят школу, распивая спиртные напитки в общественных местах. Где же у меня его номер был?

Не заметив на унылых лицах Али и Риты желанного ужаса, она решила прибегнуть к оскорблениям:

— Вы, мерзавки такие, хоть понимаете, куда влипли? Думаете, мы с вами цацкаться будем, потому что вы несовершеннолетние? Как бы не так! Разберемся по всей строгости закона. Знаем мы вас таких, малолетних отморозков: сначала пиво на улице, затем героин в притоне?! Как бы не так! — кричала дама, еще недавно напоминавшая Горгону. Теперь, с каждым брызгом слюней у нее изо рта, она скорее походила на бешеную собаку.

— Почему вы на нас кричите? — вдруг не выдержала Рита. — Если мы что-то нарушили, звоните родителям!

— Ах ты ****ючка! Вздумала меня учить, как работать?! Да я могу сделать так, что ты ни в один вуз не поступишь! Будешь полы мести, в лучшем случае!

— Да вы просто менты позорные! — сцепилась с ней Рита.

Спустя несколько минут непрерывной ругани, Алине кое-как удалось унять подругу, а разъяренная ПДНщица наконец согласилась позвонить их родителям. Приехал отец Риты и подозрительно быстро уладил сложившуюся проблему. Когда девочки ехали обратно, им было уже не до праздника. Хотелось только снять стресс – напиться. Поэтому, уверив отца Риты в том, что сегодня больше не притронутся к спиртному, они направились на поляну.

В этот день им «везло» не в первый раз: прошедшая гроза вынудила школьников перенести время встречи на несколько часов, так что прибывшие прямиком из отделения полиции Алина и Рита не сильно опоздали. Солнце близилось к закату, блекнув в окружении серых туч, а влага на траве и грязные лужи напоминали о недавнем ливне. Над поляной вился столб дыма, источником которого был одноразовый мангал.

Вокруг было множество пьяных выпускников: одни сидели на полусгнившем бревне, другие стояли полукругом около мангала, третьи – притащили с собой раскладные стулья. С одной стороны их окружал лес, с другой – проходила железная дорога. Помешать празднованию на долю секунды мог разве что проезжавший мимо поезд. Впрочем, даже он вряд ли бы потревожил двух шатавшихся парней, шедших девочкам на встречу. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что один из них – это Паша, имевший в школе репутацию отличника и большого весельчака, а другой – тот самый Коля, с которым не повезло станцевать Алине. Оба были вусмерть пьяные и не просто шатались, а буквально падали в траву при ходьбе.

— Никогда бы не подумала, что они способны так напиться, — вскользь заметила Рита. Она не знала, что спустя пару часов будет выглядеть примерно так же.

Алина, не теряя времени, достала из рюкзака ту злосчастную бутылку пива, из-за которой их арестовали – весь алкоголь отбирать полицейские не стали – и сделала первый за день глоток. Девочка не успела заметить, как отовсюду к ней потянулись жадные руки с пустыми пластиковыми стаканами, так что за считанные мгновения одна, затем другая и третья бутылки остались пустыми. Рита отдалилась от нее, встав в общий веселый хоровод, плясавший под молодежные поп-хиты. Уже стемнело, когда Алина открыла бутылку с ликером и почувствовала, что опьянела. В это время к ней подсел ее бывший одноклассник, перешедший в высшем звене в параллельный класс. С ним Алина периодически виделась в школе, общалась и иногда выпивала, но в последнее время они почти не говорили.

— Как жизнь? — спросил он.

— Да как-то никак. Сегодня вот в ментовку скаталась.

— Ниче себе, как тебя так угораздило? И кстати, сигаретой не поделишься?

— Конечно, — ответила Алина и протянула ему «Золотую Яву».

— Мой дед раньше такие курил, — заметил бывший одноклассник.

— Я их не курю, так, просто по приколу купила.

— Ну, рассказывай.

И Алина рассказала ему, что с ней происходило за несколько часов до этого.

— Вы что же, не обратили внимания, что они в гражданке были? Они ведь не имели права вас забирать. Могли бы просто убежать.

— Это я теперь понимаю, а тогда от страха села и поехала молча. — Будешь? — Алина потрясла бутылкой ликера.

— Спрашиваешь.

Оба сделали по глотку.

— Может, еще чем поделиться хочешь? Я всегда открыт, могу выслушать, — поинтересовался ее собеседник.

— Так сразу и не скажешь. Давай еще выпьем.

И они выпили еще, а затем и еще. Уже изрядно захмелев, Алина решила выложить ему то, что лежало на душе уже давно, но чем она не могла поделиться ни с матерью, ни с укурками-друзьями, ни даже с лучшей подругой: они бы просто не поняли.

— Знаешь, заебало. Хочу быть тупой, серьезно. Как бабы из вашего класса, — Алина кивнула в сторону танцевавших девочек, большинство из которых, и правда, не блистали интеллектом.

— Это еще почему? — удивился бывший одноклассник.

— Да потому что трудно быть не тупой.

— С этим никто не спорит.

— Посмотри на них, они веселятся, поют эти дебильные песни – счастливы. И так всегда. Всю жизнь.

— Не согласен! — задолбил кулаком по бревну, на котором они сидели, собеседник. — Не согласен в корне. Не первый раз уже слышу это дерьмо. Тебя послушать, так сознание выходит чем-то навроде раковой опухоли или гнойного аппендицита, который нужно удалить.   

— А что, не так?

— Да вот ни разу. Ну, может, только немного. Но это нисколько не подтверждает то, о чем ты говоришь. Понимаешь, их счастье иллюзорно, несознательно. Они не понимают, не задумываются никогда. Это ужасно. Как по мне, лучше быть трижды несчастливым, но при этом понимать это, чем счастливым неосознанно. Счастье в жизни – не главное.

— Что тогда главное?

— Для кого как. Кто в религии себя находит, кто в творчестве, кто в любви. Вот, например, Кафка ни разу не счастливый человек: при жизни всего пара публикаций, с бабами не везло. Но ведь великий же!

— Великий. Но не счастливый, — признала Алина, сделав акцент на последнем.

— Да можно быть и тем, и другим – тут уж как повезет кому.

— Но проще быть просто тупым и счастливым.

— Оно, может, и проще. Только зачем? Это ведь бессмысленно. Ты просто будешь очередным тупым человеком.

— А это твое сознательное счастье, это как?

— Ну, это, когда делаешь значимое дело и знаешь это.

— Что если оно и не значимое вовсе?

— Думаю, если ты знаешь, что оно значимое, иначе и быть не может. 

— И вот это есть счастье?

— И вот это есть счастье.

— Не убедил.

— Ну, тогда не знаю, что тебе еще сказать.

— Давай еще выпьем.

Когда весь оставшийся алкоголь был выпит, Алина вдруг продекламировала:

— Все, решено. Буду тупой.

— У тебя не получится. Ты просто будешь страдать еще больше.

— А я попробую.

— Да нельзя просто взять и стать тупым!

— Я попробую.

— Ничего у тебя из этого хорошего не выйдет.

Но Алина не расслышала последних слов своего собеседника, побежав в общий хоровод – петь и танцевать.