Засрак

                В начале июля доценту кафедры хорового дирижирования Козлякову досрочно присвоили звание заслуженного работника культуры. Сокращённо - ЗАСРАК. По этому  замечательному поводу прижимистый в повседневности доцент раскошелился и пригласил коллектив кафедры, возглавляемой  отставным генералом Тараканцевым, в ресторан Речного вокзала. Бывших генералов, как известно, не бывает. Тьмутараканыч, так ласково называли завкафедрой в народе, всячески этот факт подтверждал. В праздники, которыми наш календарь забит по самое горлышко, а иногда и просто так, без всякого внешнего повода, он являлся в институт при парадной форме, сияя орденами, а  также отдельными частями лица. Студентов и аспирантов называл детушками, как легендарный полководец Суворов. Лаборантов и ассистентов – бойцами. Доцентов и профессоров – командным составом. При этом первые фигурировали как майоры, вторые – как полковники. Кафедральные посиделки именовались заседаниями штаба. Частенько разбушевавшийся не на шутку завкафедрой грозил нерадивым членам коллектива сгноить их на гауптвахте. А иногда и вовсе отправить  в штрафбат. Кроме генерала, Козляков пригласил в ресторан профессора Колядина, который был знаменит тем, что видел В.И. Ленина на 10 съезде РКП (б). По возрасту он уже давно превзошёл вождя мирового пролетариата, умершего на пятьдесят третьем году, и теперь несвоевременно почивший вождь сошёл бы профессору за племяша, а с некоторой натяжкой и за внучка. Правда, Колядин членом кафедры хорового дирижирования не являлся, а числился в штате кафедры научного коммунизма и был бессменным членом парткома. Приглашать его на подобные мероприятия считалось хорошим тоном и залогом успешного продвижения наверх. В список приглашенных вошли доценты Борзенко, Хрипаков и Лисянская, старшие преподы Илюхина и Емелин, а также представитель младшего преподавательского состава ассистент Печонкин. Он являлся, как бы, приятелем из далёкого и туманного детства доцента, хотя существенно отстал от него по разным причинам в карьерном росте. Вдобавок среди гостей присутствовал  наборщик институтской типографии Карапетян, нужный человек, имевший обширные связи в разных инстанциях. Вместо имени все называли его просто «другом». Замыкали список две хорошенькие лаборантки Вика и Оля, приглашенные на всякий случай.
                Выбрал Козляков именно этот ресторан не случайно. Во-первых, он располагался в некотором смысле на нейтральной территории. Это было удобно как для  тех членов кафедры, кто проживал в Москве, так и обитавших на территории Химкинского района. Во-вторых, и данное обстоятельство представлялось решающим, сам Речной вокзал, вкупе с располагавшимся в нём рестораном, прилегающим к комплексу парком, набережной, являлся замечательным образцом архитектурного направления «сталинский ампир» и памятником архитектуры регионального значения.  Преподаватели же, естественно, были совсем не чужды приобщиться к сокровищнице советской культуры, внутри которой можно хорошо выпить и хорошо закусить. Удручали, правда, меры партии и правительства, принятые в целях борьбы с пьянством. Но и это не являлось помехой. На столах вместо бутылок официантка поставила чайники из нержавейки. Правила конспирации объединяли и роднили гостей с сотрудниками и администрацией ресторана, что придавало застолью особую остроту и задушевность.
                Первым поздравил виновника торжества, как и предполагалось, профессор Колядин. Меняя громкость и модуляцию голоса, неожиданно переходя с фальцета на хриплый бас и обратно, он долго рассуждал о неоценимом вкладе руководимой партией и правительством советской интеллигенции в дело строительства коммунизма сначала в отдельно взятой стране, а затем и в закономерно образовавшемся социалистическом лагере и, бесспорно, в мировую культуру. Его голос отражался от стен, облицованных мрамором и декорированных картушами, возносился к потолку, украшенному кессонами с изображениями чаек на фоне неба и четырёх кораблей во главе с крейсером Авророй и каравеллой Колумба. Приглашенные гости уже было притомились и закручинились, но тут генерал Тьмутараканыч подал знак старшему преподавателю Емелину, и тот, резво подхватившись, принялся разливать в фужеры содержимое чайников.
                - Товарищи! – с надрывом прокричал делегат десятого съезда РКП(б) завершая речь, – Мы совершили невозможное, то есть всё, что было в наших силах. Свергли царя и Временное правительство, победили в гражданской войне и разгромили фашистов, отстроили страну, создали атомную бомбу, запустили в космос Гагарина. Теперь – ваша очередь.
                Его указательный палец жестко ткнул в  макушку заслуженного работника культуры, члена профсоюзного бюро факультета культпросветработы Козлякова. Левой рукой профессор, не глядя на стол, цепко взял наполненный фужер и залпом выпил. Все с воодушевлением зааплодировали и сделали то же самое. Затем выступил генерал и остальные, согласно ранжиру. После так называемой официальной части, празднество потекло по естественному руслу, начисто смывая условности, ограничения и воздержание, невзирая на присутствие сдерживающего фактора в лице действующего члена парткома. Который, впрочем, нисколько не уступая «молодёжи», выпивал и закусывал мощно, основательно и результативно. Доцент Борзенко, обнимая одновременно ассистента Печонкина и наборщика типографии Карапетяна, обращался к последнему:
                - Ну,  вот скажи мне, ара, почему это у вас, у пролетариев, всё так просто? Один другого пошлёт, тот въедет ему в торец, а через десять минут вы уже пьёте мировую, обнимаетесь, и всё у вас опять ровно. А у нас, - доцент пригорюнился, - у интеллигентов хреновых, всё не как у людей. Годами тайком пакости делаем друг другу и при этом расшаркиваемся с идиотской улыбкой на физиономии. А иногда так хочется морду кое-кому намылить… Понимаешь, друг?
                - Очэн даже хорошо понимаю, – соглашаясь, кивал институтский пролетарий Карапетян, - Я нэ против. Да.   
                Доцент Хрипаков громко шипел в ухо набычившемуся генералу Тараканцеву:
                - Вот вы мне объясните, Иван Фёдорович, за какие-такие заслуги он уже – Заслуженный и всеми обласканный? Мне, к примеру, это совсем не понятно. На овощебазу его палкой не загонишь. Он даже в колхоз на картошку ни разу не ездил.
                Между тем, доцент Козляков, как-то неубедительно поухаживав сразу за двумя лаборантками, Викой и Олей, сильно фальшивя, спел дуэтом с солисткой из ресторанного оркестра. Затем попытался танцевать с официанткой, а после вообще куда-то исчез. Обнаружился он спустя час на стоявшем у причала теплоходе «Максим Горький», куда проник неизвестно каким образом. Судно должно было вот-вот отчалить и отправиться в круиз маршрутом «Москва-Астрахань». Бродивший по палубам доцент, хотя заслуженный, но очень не трезвый, был там ни к селу, ни к городу. Тем более, что он приставал к пассажиркам, делая странные намёки, типа «мои намеренья прекрасны, пойдёмте, тут недалеко». Давал советы сновавшим по своим делам матросам и боцману, которому зачем-то сказал: «Как только крысы убежали, корабль тонуть и перестал». В конце концов, неадекватный, но заслуженный работник культуры был замечен старпомом, который и отдал команду двоим специально обученным для подобных случаев кухонным рабочим выдворить его с судна. Однако юркий член профбюро попытался скрыться в спасательной шлюпке, висевшей на борту ближе к корме. Крепко сбитые, не потерявшие бдительность пищеблоковские мужики выудили неугомонного доцента из шлюпки, спустили его по трапу на набережную и передали в руки слегка ошарашенных соучастников застолья во главе с завкафедрой Тьмутараканычем. Генерал, грозно нахмурив брови  и поддерживая при этом сильно ослабшего члена парткома, заявил хулиганистому доценту:
                - Не нравится мне это, майор! Хоть ты теперь и ЗАСРАК, но я тебя на гауптвахту-таки засажу. Чего ты туда попёрся-то, на судно?
                Доцент стоял, глупо ухмыляясь и делая вид, что собственно ничего не произошло и его это совсем не касается. Затем, оглянувшись по сторонам и сильно гримасничая, заявил:
                - Я не сам. Меня заставили.
                - Кто? – Генерал тоже оглянулся.
                - Агент вражеской разведки, - Козляков указал пальцем на ассистента Печонкина. Тот стоял поодаль рядом с доцентом Лисянской, курившей «беломорину». Глубоко затянувшись, она говорила ассистенту:
                - Большинство мужиков, конечно же, круглые идиоты. Но мы вас почему-то именно за это и любим. Значит, и сами коровы и дурынды набитые.
                Профессор Колядин, опираясь на генерала, протянул руку, крепко схватил Козлякова за ухо и принялся его стыдить:
                - Что же это, голубчик, такое, а? Мы на вас возлагали, а вы? Нехорошо-о-о-с. Вот, помнится, в двадцать первом году я…, - не договорив, член парткома рубанул рукой воздух и затянул высоким голосом:
 
                По долинам и повзгорьям
                Шла диви-и-зия вперё-о-о-д…
                Разгроми-и-ли атаманов
                Разогна-а-ли воевод
                И на Ти-и-хом океане
                Свой зако-о-нчили похо-о-о-д!
 
                Исполнение знаменитой песни отняло у профессора остатки сил. Генерал собственноручно внёс члена парткома в вестибюль Речного вокзала и положил его на скамью  под электрифицированным макетом канала «Москва-Волга», где когда-то стояла бронзовая фигура инициатора и вдохновителя строительства вышеозначенного канала Иосифа Сталина. После этого он вынес вердикт:
                - Майор, для начала я отправляю тебя под домашний арест. Боец! – позвал он то ли ассистента, то ли агента вражеской разведки Печонкина, - Приказываю доставить майора в деревню Куркино. Посадить под домашний арест и доложить.
                Крепко обняв за плечи Козлякова, который шатался и клонился под тяжестью головы, как былинка, к земле,  «боец» Печонкин повёл его через парк на автобусную остановку. Однако доцент пытался отпихнуть от себя старинного приятеля и громко кричал:
                - Я – не последняя скотина, за мною кто-то занимал!
                Когда-то давно они оба ходили в один детский сад. Точнее, их туда водили родители. Однажды отец Лёньки Печонкина пришёл раньше назначенного времени. В помещении, где находились дети, никого из воспитательниц не оказалось, зато сильно попахивало табачным дымом.
                - Вы что ли, курите здесь? – спросил Лёнькин отец у трёхлетнего Козлякова.
                - Курим, - серьезно отвечал тот, - Лёнька курит.
                - Может, вы здесь и выпиваете? – пошутил отец.
                - Да. Выпиваем. Лёнька выпивает, - указал Козляков на двухлетнего Лёньку, ползавшего под столом.
                «Надо же, такой маленький, а уже стукачок», - удивился старший Печонкин, обувая Лёньку.
                Так случилось, что Козляков с Печонкиным шагали по жизни почти всегда рядом и добрели таким образом целенаправленно до кафедры хорового дирижирования института культуры. Но всюду Козляков ухитрялся как-то подставить приятеля, опарафинить и оставить в дураках. Зачем он это делал, скорее всего, не знал и сам. А может быть, и знал. Чужая душа – потёмки. Вот, к примеру, уже в институте затеял Козляков прибыльное дело: фарцевать по маленькой дефицитными товарами. Когда его взяли за одно место, он обставил всё таким образом, что этим непотребным для комсомольца делом занимался не кто иной, как Лёня Печонкин. Он и на заседании комсомольского бюро факультета заклеймил Лёньку позором и предлагал вычистить того поганой метлой из комсомола.
                На автобусной остановке рядом с метро «Речной вокзал» передвигавшиеся странным образом Печонкин и Козляков вызвали абсолютно закономерный интерес у милицейского сержанта.
                - Кто такие? – задал первый наводящий вопрос представитель власти.
                - Заслуженный работник культуры Козляков, а этот со мной, - указывая на крепко державшего его ассистента, заплетающимся языком представился доцент.
                - Куда следуете?
                - Следуем по месту проживания: город Москва, деревня Куркино, под домашний арест. Генерал отправил, - интимно сообщил Козляков.
                Сержант как-то неуверенно посмотрел по сторонам, отступил на шаг назад,  положил, на всякий случай, руку на кобуру и скомандовал:
                - Проследуем, граждане, в отделение. Я вас задерживаю до выяснения личностей.
                В ответ Козляков продекламировал:
                - «Сержант почти поймал бандита, но тот по званью выше был».
                Печонкин, как более адекватный из их дуэта, вовремя сориентировался, и три рубля, перекочевавшие из кармана его брюк в карман кителя неподкупного на первый взгляд сержанта, своевременно решили исход дела. Спустя несколько минут они уже ехали на автобусе в сторону Химок.
                Деревенька Куркино, в которой проживал доцент Козляков, точнее, там проживала жена заслуженного работника культуры Виолетта Самуиловна, а он при ней, находилась в живописном месте, на холме, приткнувшись к кольцевой автодороге. Внизу протекала река Сходня, вокруг теснился лес. В лесу располагался дом отдыха «Нагорное», которым ведал хозяйственный отдел управления делами  ЦК КПСС. А сама деревенька недавно стала частью Москвы. Этим фактом Козляков очень гордился, резонно считая себя особой, приближённой к небожителям. Сейчас, направляясь от Ленинградского шоссе к деревне под проливным дождём, по раскисшей грунтовой дороге, доцент вдруг осознал всю степень оскорбления, которое нанёс ему генерал,  изгнанав его из ресторана, куда он всех пригласил и за который  заплатил свои кровные, а тем более – отправив под домашний арест. Пылая негодованием, Козляков долго костерил вероломного генерала и, в конце концов, предложил Печонкину написать коллективное письмо в Комиссию партийного контроля при ЦК КПСС, дабы изобличить зарвавшегося узурпатора. Причём, сочинить, собрать подписи и отправить письмо непременно должен был Печонкин. А когда тот отказался, пообещал ему вознаграждение – бутылку коньяка «Арарат».
                - Сделай это, Печо, для меня. Первый раз тебя прошу, будь человеком.
                - Не буду, - упрямо отказывался Печонкин, - Я для тебя много всякого делал, а на Тьмутараканыча стучать не буду.
                - Ну, хорошо, - сказал Козляков, когда они, подошли, сильно вибрируя, к дому жены, - не будешь и не надо. Давай, просто так выпьем. Ты посиди вот здесь, на скамейке, а я пойду, вынесу коньяк.
                Прождав с полчаса, Печонкин лёг на узкую скамью, поджав коленки к подбородку, чтобы согреться и вскоре заснул. Проснулся он ранним утром до восхода солнца. Было уже светло и довольно прохладно. На брюках налипли комья глины, на правой ноге отсутствовала туфля. Клацая зубами от озноба, от обиды на Козлякова, на свою незадачливую и путанную судьбу, ассистент снял левую туфлю, носки и побежал трусцой через поле на автобусную остановку босиком. На ходу он сочинял историю для жены о том, почему не ночевал дома, резонно решив скамейку не упоминать. «Как-то всё это лажово получилось, да и не поверит Настя, - размышлял Печонкин, - лучше сказать, что в отделении милиции находился, а чтобы не отправили в вытрезвитель, пришлось заплатить подотчётные три рубля».         
                В тот же день после обеда завкафедрой генерал Тараканцев собрал внеочередное заседание «штаба». На повестке стояло два вопроса: итоги летней сессии и утверждение кандидатуры для поездки осенью в подшефный совхоз на картошку. Бодрый и свежий как огурец Тьмутараканыч, глядя на мятые физиономии членов кафедры, участливо спросил, обращаясь конкретно к доценту Козлякову:
                - Как самочувствие, майор, добрался домой без приключений?
                - Самочувствие прекрасное, Иван Фёдорович, - вяло отвечал доцент, - домой добрался без приключений. Правда, мне помог дойти какой-то мужик и потребовал за это две бутылки коньяка. Наглый такой. Но я ему ничего не дал. Так он сидел всю ночь на скамейке у дома. Караулил.
                Ассистент Печонкин напрягся и украдкой посмотрел по сторонам. Взгляды всех членов кафедры скрестились на нём. Даже лаборантки Вика и Оля, всегда многообещающе доброжелательные, сейчас смотрели на него с немым укором. Сначала он хотел закричать: «Я ничего у него не требовал, он сам предложил! Он и ещё кое-что предлагал!!!». Но потом передумал. Ассистент вдруг вспомнил вчерашний монолог в ресторане доцента Борзенко, и ему неудержимо захотелось стать хотя бы ненадолго пролетарием, чтобы было всё просто и как у людей. А доцент Борзенко смотрел как-то странно, то ли сочувственно, то ли поощрительно. Печонкину показалось, будто он ему заговорщицки подмигнул. Заседание "штаба" продолжилось. Итоги сессии признали удовлетворительными. На картошку единогласно утвердили кандидатуру заслуженного работника культуры доцента Козлякова.