За все прощайте Часть 1 Быть или не быть Глава 34

XXXIV
  Многое бы встало на свои места, окажись Алексей с ними в кабинете, а не за рулем своего автомобиля. Пулей выскочив из офиса, он без промедления развернул машину и помчался к той, которую считал своей королевой.

 " Что же могло случиться? - думал он,- что-то ведь случилось".

Шахматная королева на письме и сложный код, это письмо может быть только от нее. Только три года бесконечной переписки могли заставить написать такие строки. Написать и зачем-то спрятать от него письмо  в недоступной сети Андрея. Только она может так признаться в любви -  его виртуальная королева. Только она и только ему.

    Он несся сейчас домой на машине, потом резко остановился. Все-таки странная она, кажется, такая пустышка, а на самом деле  любит. Он думал, что это его лучший друг, лучший соперник, который знает о нем все на свете, а оказалось девушка, которая ему безмерно дорога, девушка, которая любит.

Три года он общался с ней и теперь только понял, что с каждым новым сообщением все сильней привязывался. И теперь, когда она говорит, что уходит, он вдруг понял, что не может без их долгих полуночных разговоров. Он уже по ним соскучился, надо все ей рассказать, объяснится, узнать, в чем причина. Может, обидел чем, и сам не понял, надо поговорить, чтобы не потерять ее, сказать ей все.

«Я ведь тоже тебя люблю, глупая»,- подумал он и вышел из машины. Он быстро купил цветы, но долго выбирал кольцо в ювелирном. «Что-то надо особенное,» - искал он.
Потом пригляделся, вот оно – кольцо с маленькой золотой шахматной  королевой. То, что нужно. Он купил его и помчался домой.

Быстро поднявшись вверх по лестнице он открыл дверь в свою комнату, ее не было. Что-то насторожило, заставило замереть и съежиться. Он прошел по коридору. Комната отца, приоткрытая дверь, он толкнул ее ногой и замер. На разобранной кровати лежали они: его отец и любимая девушка. Вместе, в шумном крике друг друга.  Букет вдруг выпал из его рук, перехватило дыхание. Встретив испуганный взгляд отца, Алексей сощурился от боли.

- Понял я, зачем к Андрюхе отправил,- зло произнес он и выскочил из дома.
 
Он плохо помнил, как зашел в гараж и сел в машину. Помнил только, что  помчался на всей скорости, мчался, не видя ничего вокруг, ничего не понимая. Все мог выдержать, всему перестал удивляться, а тут – поверил. Поверил, что кому-то нужен, а не нужен никому.  Все - предали.

 Столько горечи и ненависти в один миг переплавилось в нем, что мир превратился для него в серую ленту дороги, сплющиваемую колесами  ревущего автомобиля. Любое воспоминание причиняло сейчас боль и вызывало отвращение ко всем, к первому попавшемуся. Даже в облике машин, несущихся навстречу, он видел мерзкое насмешливое выражение фар и бамперов.

Остановив автомобиль там, где вечер встретил его пригородными захолустными сумерками, он вышел  и, бессмысленно блуждая по улицам, у каждого встречного прохожего  видел ухмылку на лице. Сначала он зашел в Интернет - кафе и долго сосредоточенно смотрел на монитор, перебирая клавиши.  Потом зашел в первый попавшийся бар и заказал бутылку, другую.  Очнулся только тогда, когда охрана выталкивала его из заведения.

Он сел в машину и все ночь  тупо смотрел на дорогу, потягивая из бутылки жидкость с непонятным названием. Дождавшись утра, он направил машину к ненавистному медицинскому институту. Прямо сходу машина заехала почти к ступенькам. Он выбежал из нее и направился вверх. Служба безопасности института перехватила его, но это было не препятствие. Раскидав их, Алексей рванулся в аудиторию.

     Той же ночью Юля  спала дома беспокойно. Уже давно  каждый сон приносил только его образ.  Казалось, письмо  настолько хорошо спрятано, что она уже и забыла о нем, а эти повторяющиеся сны не давали ей покоя. Днем она гнала все чувства, все мысли, и думала, что уже забыла Алексея, а сны навязчиво будоражили ее глубоко спрятанную сердечную  тайну.

Как обычно пораньше, чтобы не спеша собраться в институт, Юля выставила время на часах.  Будильник трещал неумолимо, не давая поспать еще чуть-чуть, чтобы отдохнуть от тревожного сна, и она  встала. Сразу же обратила внимание на компьютер. Монитор светился непонятным светом. Она подошла ближе – весь экран замощен разыгранными шахматными партиями.

Она села к компьютеру, вошла в сеть – письмо распечатано. Но как? Она же спрятала его на сайтах корпорации, доступ к которым идет через головной компьютер. Андрей Евгеньевич никогда и никому не разрешает входить в его систему. Или все-таки кому-то разрешает? Значит, он прочел и что-то случилось: серьезное и настораживающее.

Не зная еще, к каким страшным  последствиям привело ее признание, уже смутное предчувствие беды окатило ее с ног до головы жарким холодом. Надо срочно бежать в институт. Болтливая Машка все равно расскажет. Юля быстро собралась и выбежала из дома. В тревоге зашла в аудиторию: так и есть,  Машка стоит у доски и как школьная учительница гордо что-то вещает.

Стараясь не показывать вида, Юля с трудом села на свое место и даже не с начала поняла всю гнусность истории. Она гневно смотрела на Машу, хотела кинуться, толкнуть, ударить, но не могла: злость и бешенство парализовали ее тело.  Она  нервно ерзала на стуле, и постепенно приходя в себя, уже готова была встать  и закрыть ей ее болтливый рот.

  - Все девчонки,- гордо говорила Машка,- теперь я хозяйка большого дома. Папаша оказался наивней, чем я думала.

 Вдохновленная исполнением задуманного она говорила, ехидно чеканя каждое слово и щурясь от самодовольства. И заявляла, рассказывала, дополняла, то и дело удовлетворенно оглядывая однокурсников, забывая про скромность, приличие, хотя бы мало-мальски уважение к тому, кто так доверчиво поселил ее у себя в доме и  приблизил к вожделенному богатству.

   Спустя всего несколько минут в аудиторию ворвался Алексей. Расталкивая всех на своем пути, он стремительно приблизился к Машке.

- Не ждала? – яростно спросил он. Сонный, изнуренный, Алексей смотрел на нее с такой злобой, точно готов разорвать ее в клочья.

- А чего случилось?- испуганно попятилась она, но,  заметив, что за ней с интересом наблюдает вся группа, быстро вернулась в свое привычное состояние нахальной стервы: с неуместным достоинством сложила руки на груди и мотнула своим длинным хвостом волос.

- Не понимаешь? – и Алексей подошел к ней  ближе, - не понимаешь? – заорал он на нее опять. Ее беспомощный и в то же время равнодушный голос отозвался в нем ненавистной болью, поселившейся в нем еще со вчерашнего вечера.

- Не понимаю,- нагло ответила Маша. Она давно хотела отделаться от странного, неприятного чувства, которое он к ней испытывал, потому как оно было для нее совершенно ново и навязчиво.

  - Зато я хорошо все понимаю! Я все понял,- кричал Алексей.

Злобно и неумолимо глядели его прозревшие глаза. Она ведь видел, кто она: вульгарная, циничная, броская, с постоянной улыбкой на пухлых, дразнящих губах, но когда она смотрела на него странным взглядом, будто что-то скрывая, он думал, что это наверняка она, та которая не хочет, чтоб кто-нибудь знал какая она в душе рассудительная и ранимая.

Они ведь так похожи, казались похожи, когда жили вместе -  оба свободны от предрассудков и нравственных запретов, потому что никого не боялись, ничем не дорожили, жили так, как хочется. Ведь он ни разу: ни словом, ни делом не обидел ее, не оскорбил, исполнял все ее просьбы, а оказался просто смешным, глупым и наивным простофилей.

- Значит, умный раз понял, а меня своим пониманием достал,- зло фыркнула Маша, гордо вскинув голову. Такое поведение было обычно для нее: легкомысленная, ветреная, ничто не трогало ее, ничто не волновало.

- Да ты еще и смеешься надо мной? - свирепо закричал Алексей.

 Все в страхе стали перешептываться. Только Машка, увлеченная своей высокомерной игрой, не замечала взвинченного состояния Алексея, его искаженного яростью лица, его резкого, грубого голоса, его ладоней, сжатых в кулаки.

- А кто ты такой? Ты же шут,- усмехнулась она,- как шут, папу своего каждый день развлекаешь, концерты ему устраиваешь.

 Постоянные препирания с отцом, которым Маша была свидетельницей, носили по ее предположению, шутовской характер.  Алексей полностью был на иждивении отца и как бы  серьезно с отцом не ругался, потом спокойно шел и требовал деньги, при этом никогда не получая отказа.

- Так ты меня теперь учить будешь, после того как с папочкой переспала? - со злости Алексей свалил книги, которые лежали на парте.

Предчувствуя что-то недоброе, в аудитории стояла неприятная тишина и только их голоса, как утренняя радиопередача, отвратительным крикливым эхом наполняли все вокруг.

- Кому ты нужен, тебя учить. У меня теперь и без тебя  все будет, - засмеявшись, ответила Маша.

 Прожив с ним долго, она  так и не поняла, что он вспыльчив, что вспыльчив до бешенства и наивно думала, что его остановит ее связь с его отцом.

- А ты  молодец.  Значит к цели идем. И какие планы: престарелого миллионера под венец?- зло закричал Алексей и точно ему нестерпимо жарко, тяжело дышал, хрипел, почти скрежещет зубами.

- Да уж не тебя, голодранца, который нигде не работает, а у папы деньги клянчит,- Маша с черствостью равнодушного человека совершенно развязно смотрела на Алексея, который едва сдерживал себя, чтобы не кинуться  на нее.

Неуклюже приблизившись, как может приблизиться только отчаявшийся и брошенный влюбленный, Алексей с горечью  заглянул в ее счастливые, ухмыляющиеся глаза.

- Могла же просто сказать,- тихо произнес он,- зачем врать? Врать мне, что любишь?

- Я? - удивленно посмотрела на него Маша,- тебя? Она даже поменялась в лице, устремив на него недоумевающий взгляд и ждала объяснений, будто он сделал совершенно бессмысленное заявление.

- Ты же написала мне,-  с надеждой спрашивал Алексей,- написала же? 

Судя по его несмелым движениям, по выражению лица, он даже не допускал мысли, что письмо могло  быть от кого-то другого.

- Да тебе почудилось,- засмеялась Маша,- сам себе, небось, написал и все выдумал.

 Она не торопясь оглядела однокурсников, стараясь убедиться, не поверил ли кто-нибудь в глупую фантазию Алексея.
 
- Все выдумал? - изумленно переспросил Алексей и взгляд его растерянно остановился,- три года выдумал?

Не в силах поверить, не в состоянии разобраться, он чувствовал невыносимую горечь и пустоту, и уже не понимал, что жжет его сейчас: любовь или ненависть.

- Три года? - Машка захохотала, закинув голову,- да ты ни с кем больше двух месяцев не встречался.

  Глядя на Машкино радостное лицо можно было подумать, что она все это затеяла, чтобы  отомстить Алексею за его непостоянство.

- А интернет? Игры?..... Или это тоже игра?- изумленно произнес Алексей.

 Глухо и часто забилось его сердце, так сильно, будто речь зашла о светлом, добром, чистом, единственном, что у него было, о том, к чему  нельзя прикасаться, над чем никто не смеет глумиться.

- Какой интернет? Ты достал уже,- зло высказалась Маша,- мы с Юлькой поспорили и все.

 Маша грациозно повернулась в ее сторону, не переставая улыбаться.

- С Юлькой? - и Алексей оглядел аудиторию и нашел ее взглядом.

Юля пристально смотрела на него все это время и теперь их глаза встретились. Теперь она увидела его глаза, полные отчаянья. «Что же я наделала!? Что наделала!?»,- в ужасе думала она.

Алексей резко отвернулся. Так вот для чего три года он был ей нужен. Он доверял ей, проникся дружеской симпатией, полюбил, а был всего лишь интересным и сложным заданием. Ему стало так невыносимо, что захотелось выжечь на груди слово «ненавижу». Теперь только один вопрос  интересовал его. Он  стал яростно наступать на Машку.

- Поспорили, да?- свирепо заговорил он,- поспорили? И кто выиграл?

- Отстань от нее,- вдруг преграждая ему дорогу, встал со своего места Владимир.

Он слушал и ждал, что Алексей уйдет, когда все выяснит, но  заметил, что произошло совершенно обратное: на лице Алексея застыло выражение тупой, угрюмой злобы.

- Пошел вон, щенок! - закричал Алексей так пронзительно и зло, что в его неадекватности не осталось никаких сомнений.

- Это ты, пошел отсюда! - закричал в ответ Владимир.

Алексей как будто этого и ждал. Он яростно набросился на Вовку, остервенело махая кулаками.  Они сцепились и начали бить друг друга, швыряя из стороны в сторону.
 
- Стойте! Стойте!- отчаянно закричала Юля, подбегая к ним,- не трогай его!

 Она попыталась оттянуть  Алексея.

- Не трогай его!- колотила Алексея по спине Юля. Он резко повернулся. Юлины глаза опять столкнулись с гневными, страшными, почти невменяемыми глазами Алексея - глазами человека, ослепленного яростью.

- Кошки и я? – свирепо закричал он,- огромный круг интересов. Убирайся!

Алексей отшвырнул ее в сторону, как пушинку. Юля упала на пол. Она поняла, что Алексей сейчас совершенно неуправляем и не отдает себе отчета.

 Он опять набросился на Вовку и так сильно ударил его куда-то в бок,  что лицо  того исказила страшная гримаса, а из горла послышался глухой вопль едва сдерживаемой боли.

- Машка! - отчаянно  закричала Юля, вставая,- ну сделай что-нибудь! Он же убьет его.

Все  однокурсники испуганно смотрели на драку, и никто не решался противостоять Алексею в таком его состоянии, зная о его чемпионском прошлом.

- Пусть убивает,- спокойно ответила Маша, - сядет, мне денег больше достанется.

 С чувством особенного  любопытства она смотрела, как Алексей профессионально добивает Владимира не испытывая ни жалости, ни раскаяния.

 Услышав такой ответ, Алексей вдруг резко остановился. Равнодушная насмешка, как сигарета на бензоколонке, добилась своей разрушительной силы.

- А теперь? – зло сказал он, - теперь тоже пусть убивает?

Он неторопливо достал пистолет и навел на Машу. С лица Маши быстро сошла ядовитая усмешка и она  побледнела  от страха. В аудитории началась паника. Если раньше все с интересом наблюдали за происходящим, то теперь все ринулись к выходу. Их осталось четверо – Алексей, Машка, Юля и сидящий на полу, с хрипом сплевывающий кровавую слюну,  Вовка.

- Ты не посмеешь, тебя посадят,- испуганно говорила Машка, пятясь назад.

- Зато не зря,- приближаясь, рычал Алексей.

 Он еще ее не убил, а уже видел, как через секунду  разлетается в разные стороны мозг, как застывает мерзкая улыбка, превращаясь в кровавое месиво. Как это ненавистное лицо исчезает навсегда из его памяти, из его жизни, из его сердца.
 
  Юля же с  ужасом  наблюдала за всем происходящим, стоя в двух шагах от него.  С той минуты, когда он встретился с  Машкой у института, она не знала покоя. Тщетно она пыталась их разлучить, часто только подталкивая друг другу.

Это из-за нее они встретились, из-за ее переписки Машка переехала к нему в дом и из-за ее бредовой любви у Алексея в руках пистолет. Так  кто же должен разделить участь Машки, если не тот, кто виноват в таких последствиях?  Юля  уверенно подошла к  Маше.

- Нет, не посмеешь,- закрывая Машку собой, решительно произнесла она.

- И ты вместе с ней? - усмехнулся Алексей, наступая,- так даже лучше. Двоих одним выстрелом, чтобы спор разбить.

Он  давно ее не видел, но думал часто. Часто вспоминал, как эта выскочка  смотрела на него, как панибратски  грубила. Алексея давно точило непреодолимое желание свести с ней счеты, теперь же он испытывал к ней полное отвращение.

- Не посмеешь,- твердо повторила Юля.

 Она странно чувствовала, что в Алексее сейчас живет какое-то другое, чуждое  существо, которое бьется в нем, клокочет, вырывается наружу. Разве этот остервенелый, бешеный монстр должен победить? Разве этого невменяемого психа она любила?

Где же тот настоящий Алексей, которого она знала долгие годы: умный, добрый, язвительный? Может быть он в схватке с этим невероятным чудовищем просто потерял силы, перестал действовать, бессильно и отчаянно смирился?

- Тебя точно пристрелю. Убирайся, - и в его неумолимых глазах святилась решительность  благородного мщения.

- Или стреляй, или сам убирайся,- свирепо возразила Юля.

Только она в этот момент понимала его. Разве не от такого же отчаянья она написала ему письмо? Разве много раз, в порыве гнева, она вот так же не брала боевое оружие и, заходя в игру, расстреливала его виртуального двойника?

- Вали отсюда!- закричал Алексей, держа пистолет на вытянутых руках.

- Ты уходи,- упрямо продолжала Юля, закрывая Машку собой, как единственным оружием, которое у нее было.

- Пошла на ……!- грубо заорал Алексей, смотря в прицел.

 Юля заметила, что Алексей не боится, руки его  не дрожат, и он уверенно держит палец на спусковом крючке. Он даже не смотрит на нее, а ищет за ней цепким взглядом взгляд высокомерной Машки.

И понятно сейчас, что даже  если она не отступит, он не передумает, так велика сейчас мера его отчаянья. Ей  страшно, но страшнее сейчас от сознания того, что она является причиной этой позорной ситуации. 

И от злости на саму себя Юля вдруг закричала:
- Ты убирайся! Убирай свой пистолет и убирайся отсюда, потому что игры закончились. Тут не твоя территория! Это не сеть, не интернет и ты перепутал порталы, и жизни тут не раздают за бонусы, и тюрьма - настоящая, и кровь настоящая льется, а тебе все кажется, что щелкнешь мышкой и новый уровень!

Алексей вдруг пристально посмотрел ей в глаза. И в этом взгляде  Юля увидела столько боли, что ее глаза заблестели от подступающих слез. Ничто не остановило бы размах его необузданной силы, ничто не укротило бы огонь его души, как невольное напоминание о сети, играх и глубине его глупого заблуждения.  Алексей быстро отвел взгляд и мотнул головой. Потом огляделся, будто проснувшись.

В бессильной злобе он начал стрелять: в пол, в столы, в стены. Глухие выстрелы раздавались под невероятно испуганный визг Машки. Когда закончились патроны, Алексей быстро повернулся и выбежал из аудитории. Юля рванулась вслед за ним. Она видела, как он стремительно бежит вниз по лестнице, грубо расталкивая всех на пути. Все в панике разбегались и прятались, а она боялась потерять его из вида, боялась сейчас потерять его навсегда. Она догнала его у машины и закрыла собой дверь.

 Алексей возбужденно приблизился к ней, прижимая  к машине:
- Все! Добилась своего. Жива твоя кошка, Машка, хахаль  твой. Теперь отвали.

- Ты на метро поедешь!- зло закричала Юля.

Теперь, зная наверняка, что он всего лишь отчаялся, всего лишь разочаровался, она не могла допустить, чтобы он наделал еще каких-нибудь запальчивых глупостей.
 
- Чего раскомандовалась? Моя машина, вон пошла! - заорал на нее Алексей.

 Она видела в нем друга, а он в ней врага: недосягаемая для него причина ее смелости, и все слова убеждения вызывали в нем ярость: кровь в нем кипела, ненависть разгоралась все сильней и никто не понимал причину их спора, не разнимал их, не помогал успокоиться.

- Не сядешь пьяный! - с жаром кричала Юля в ответ, все более раздражаясь.

- Ты еще и вневедомственный гаишник,- вдруг усмехнулся Алексей, отступая,- да у тебя масса скрытых талантов.

 С хитрым лицом, как кот, решивший обмануть хозяина, он сделал несколько мягких и неторопливых шагов назад, будто собираясь уходить.

- Не сядешь!- свирепо кричала Юля, ясно увидев, что он что-то замышляет.

- Сяду,- и Алексей, быстро оббежав машину, запрыгнул через сиденье пассажира.

 Не раздумывая, Юля рванулась вслед за ним и пока он заводил машину села рядом.

- Я тебя не приглашал,- ожесточенно Алексей попытался вытолкнуть ее из машины.

- А я – без приглашения,- сердито ответила Юля, защелкивая замок на двери.

Она теперь отчетливо слышала, что машина тоже   ревет от злости. С трудом веря, что она не приклеилась к сидению, так дерзко упираясь всем грубым попыткам  выпроводить ее из салона, Алексей отвернулся.

- Покататься захотелось? – произнес он, сжимая в руках руль, будто вожжи необъезженного скакуна,- проваливай.

- Не уйду,- упрямо сказала Юля, пристегивая себя ремнем безопасности.

- Покататься, значит,- усмехнулся Алексей, хмуро смотря на дорогу,- так я тебя прокачу. С ветерком.

     Алексей врубил магнитолу на полную мощность. Динамики загудели, заставляя машину содрогнуться от ужаса. Алексей  вжался в кресло и яростно  нажал на газ. И опять понесся, не разбирая дороги, не видя ничего, никого не замечая. Серая, черная, хмурое. Погода, дорога, небо. Андреналин давил под самое горло, уши трещали от давления, нос втягивал воздух, как реактивный самолет. Эта сизая дурь в голове превратилась в непроглядный туман. Все окружающее стало такое мелкое, незначительное, размытое. Он не просто не замечал ничего вокруг – он ослеп и оглох совершенно.

Вот уже черта города, вот – трасса. Выжать все, на что способен оппозитный 6-ти цилиндровый двигатель с турбонаддувом. Гнать так, чтобы хрипел мотор, чтобы плавился асфальт и чтобы он пылал  вместе с  этой машиной, дышащей сейчас жгучей ненавистью. Он давил на газ  что есть сил и огненно красная машина, рассекая шоссе, превращалась во вскипевшую каплю крови, несущуюся  по артерии с бешеной скоростью.

- Остановись!- испуганно закричала Юля,- остановись сейчас же!

Только сейчас Алексей вспомнил, что он не один в машине.

- Остановлю, уберешься? – исступленно спросил он.

- Нет,- упрямо произнесла Юля.

Гремящий звук электрогитары, вырывающийся из саббуфера, яростно  наполнял пространство. Глотая этот воспаленный воздух, Юля со страхом смотрела на Алексея, в его прямой, уверенный профиль, безнадежно пускающий под откос свою жизнь.

- Не накаталась,- зло усмехнулся он и слетел с трассы на проселочную дорогу.

 Клубы пыли, вылетающие из-под шипящих шин не успевали догонять несущуюся на взлет машину. Приспособленная к трассовым гонкам, машина была почти неуправляема на накатанной грунтовой дороге.  На такой скорости она ревела, царапая  землю пластиком подвесок. Воздухозаборники гудели, трещали обтекатели, а машина в бешенстве неслась вперед, разрывая свой корпус на куски. «Удачно я заехал,- зло подумал Алексей,- деревья все ближе и ближе».

- Остановись! - кричала Юля,- опомнись!

Алексей посмотрел на нее и резко нажал на тормоз. Дорожная пыль заволокла все вокруг серой дымкой. Машина остановилась.

- Вали,- Алексей наклонился, чтобы открыть ей дверь. Юля внезапно обняла его.

- Не надо, Леша,- прижимая его к себе, зашептала она.

Так много раз она мечтала об этом, так горячо желала, что заметной дрожью призналось Алексею ее тело. Он посмотрел ей в глаза. Этот робкий голос, этот испуганный взгляд  тронули его болезненную рану.

- Любишь меня? – яростно вскинул голову он.

- Люблю, Леша,- шептала Юля,- не надо.

 Нет ничего больше любви, ничего сильнее и безрассуднее. Такой любви, что заставляет бросаться под пули, лезть в ледяную воду, прыгать без страховки, чтобы спасти того, кем ты дорожишь. Что-то в тебе и вокруг тебя одновременно и когда ты чувствуешь это жизнь мгновенно теряет  свое предназначение. Но Алексей знал теперь другую любовь, теперь считал любовь делом легким и обыкновенным, как поесть или принять душ.

- Тоже любит. Это хорошо. Сильно любишь?

- Я сильно тебя люблю,- и Юля обняла его еще крепче.

 Целую вечность она не говорила с ним, еще больше не видела и разве могла подумать, что признается только чтобы умножить его страдание. Ее карие, внимательные глаза над которыми вились  тонкие растрепанные пряди поразительно сильно  напоминали Алексею глаза ее матери и старая, перегоревшая неприязнь, да еще похмелье из-за которого пухла и гудела голова, заставляли забыть его о сдержанности, о приличии, о снисхождении к слабым.

- А я – ненавижу,- и Алексей оттолкнул ее,- ненавижу тебя. И тебя ненавижу, и мать твою ненавижу и всех вас, шалав, ненавижу.

 - Ненавидь, но не надо. Домой езжай, Леша,- глядя  в его безысходные глаза, просила Юля.

- А у меня дома нет! Из-за вас, подстилок, нет, и не было никогда! Отца никогда не было, дома не было и сейчас нет,- Алексей вовсе утратил внятность и логичность мыслей, говорил захлебываясь, стараясь выкричаться и не в силах остановиться, словно смотрел на себя, как посторонний.

- Есть у тебя дом, и отец есть, и  ты  отцу - нужен, живой нужен,- осторожно касаясь его возбужденного  тела дрожащими ладонями, вразумляла его Юля.

- Отца моего тоже знаешь? Чего со мной сидишь? За Машкой очередь занимай! - свирепо закричал Алексей, сбрасывая ее руки.

- Я тебя люблю, - прижавшись к нему, говорила Юля,  - тебя люблю, Леша.

Если бы она не была такой маленькой и худой, если бы у нее было больше сил, она бы смогла прижать его к себе, удержать,  утешить. Если бы она могла подобрать слова, чтобы притупить его боль, заставить больше не отталкивать ее, не вскрикивать, не размахивать яростно руками, не трясти отчаянно головой.

- У меня  таких как ты столько, что места в телефонной книге не хватает! - закричал Алексей, схватив ее за плечи, - убирайся из машины.

 Он вполне ощущал, что его слова ранят ее, но привыкший  не встречать преданности, не знал другого.

- Я не уйду. Я с тобой,- вдруг серьезно заговорила Юля, понимая, что он задумал.

 Она видела с каким азартом набирая скорость он налетал на ямы, с какой завистью смотрел на придорожные кресты. Теперь уже и Алексей понял, что она догадалась.  Он чувствовал ее бессилие, ее отчаянье, ее страх и, истолковав его по своему, не отпуская ее плеч он ехидно приблизил свое лицо к ее лицу, с фальшивым удивлением сказал:
- Со мной? Догадливая какая. Так со мной  – до тех берез.

- Хоть до берез, но с тобой,- уверенно произнесла Юля сильным и твердым голосом  с горячими, непоколебимыми глазами.

- Любишь значит,- усмехнулся Алексей и отпустил ее,- так докажи. Из машины выйди.

- Если выйду, значит, не люблю,- и Юля опять обняла его. Обняла и начала целовать. Робко, осторожно, едва касаясь тонкой кожи его губ, жесткой небритой щетины щек и подбородка.

Как хотел бы Алексей  слышать от другой эти же слова, говорить в ответ такие же радужные глупости и обещания, вглядеться в другие глаза и увидеть такое же сияние,  перелить в них всю свою душу, но он услышал  лишь циничное презрение, яд и желчь.

- Меня любить  нельзя,- неожиданно обняв ее, сказал он,- я тебя брошу.

- Я все равно буду любить,- целовала его Юля, впервые ощущая его крепкие объятия.

- А я все равно тебя брошу. Из машины выкину и уеду,- крепко прижимая ее к себе, отвечал Алексей,- и всю жизнь ненавидеть буду.

   Никаких чувств не осталось в нем, осталось лишь жгучее желание избавиться от Юльки, от воспоминаний, от самого себя.

- Все равно. Только от берез уезжай. Дальше уезжай,- шептала в ответ Юля и вдруг  заметила, что он старается подвинуть ее к двери и осторожно хочет открыть ее. Она  резко оттолкнула его на сиденье. Гнев опять исказил его лицо.

    - Любишь или это тоже в часть спора входит?-   досадно понимая, что от нее непросто избавиться Алексей опять рассердился.

- Да,- неожиданно выкрикнула Юля и смешно и трогательно было знать, что он борется сам не зная с чем.

- Так кто победил?-  Алексей опять крепко обнял ее и посмотрел в глаза испепеляющим взглядом.

 В салоне и так было мало место. Но его казалось еще меньше от отчаянья, до краев переполнявшее  его глаза. Юля сейчас, как никто понимала, что он испытывает. Общаясь с ним по интернету она давно поняла, что игра для него – не поле развлечения, а уход от действительности, в которой он не у кого не находит понимания.

В игре он победитель, а в жизни – отчаявшийся и потерявший веру в людей. В игре – противник и он, а в жизни он сам себе противник. И только ей одной удалось положить ему руку на плечо. А теперь он опять один, наедине сам с собой и со всем миром – в противостоянии. Но когда-нибудь он поверит, обязательно поверит, что он не один.

- Я победила! - дерзко вскинула голову Юля,- ты мой суперприз.

- Пожалеешь,- свирепо Алексей откинул ее  кресло и склонился над ней.

 Его руки скользнули Юле под блузку. Его раскаленные ладони,  казалось, оставляют ожоги на животе, ребрах, спине, груди. Алексей резким движением отстегнул все кнопки и сорвал с нее блузку, Юля инстинктивно закрыла грудь руками.

- Убирайся,- зло зашептал ей на ухо Алексей.

 Юля обняла его, прижала его к груди.

- Я с тобой, Леша,- зашептала она ему в ответ, - я теперь с тобой.

 Прижимая его к себе со всей силой, которая у нее была, она в отчаянье думала, что пусть он будет с ней не из любви, пусть из ненависти. Пусть  ярость заставит  любить ее, пусть месть заставит целовать ее губы. Сильней, чем ненавидит  Машку, он ненавидит ее. Пусть он не верит в силу ее любви, пусть поверит в силу своей ненависти.

- Убирайся,- повторил Алексей, целуя ее в шею, сжав  в ладонях обнаженную грудь.

- Не выгоняй меня,- стягивая ему футболку, шептала Юля.

И Юля все сильней обнимала его. А он все отчаянней смотрел на нее.
Алексей расстегнул ей ремень, снял джинсы, трусики. Его ладони заскользили по внутренней стороне бедер, раздвигая их.

 - Представляю, как обрадуется папа. Он мою девушку отимел, а я   дочь его недосягаемой богини,- гневно склонился над ней Алексей, расстегивая ширинку.

Почувствовав, что в нее входит его возбужденная плоть, Юля вздрогнула и застонала от боли. Искушенный в сексе Алексей мгновенно почувствовал рефлекторное сопротивление грубому обращению нетронутого тела. Это неожиданное для него  открытие  заставило его опомниться.

- Так ты еще и первоклашка,- и он, остановившись, оттолкнул ее. Он повернулся, чтобы открыть дверь.

- Я прошу, не прогоняй меня,- отчаянно обняв его снова, зашептала Юля.

 Разве могла она принадлежать другому мужчине? Алексей слишком рано вошел в ее девичьи сны, в ее мысли. Наполнил всю ее жизнь радостным смыслом. Не герой романа, не сказочный принц, а живой из плоти и крови любимый. Пусть у них не было близости, но все чужие ухаживания были для нее мерзки и отвратительны.

- Хочешь, чтоб я тебя учил? - и глаза Алексея зло сверкнули,- так  сейчас тебя твой суперприз  научит, как с мужиками обращаться.

 Он грубо схватил ее бедра, притянул к своим, причиняя боль, зло зашипел:
- Первый урок, на мужиков не спорить, понятно?

Он совсем ее не любит, смотрит в глаза и ненавидит. Чувствуя режущую боль, Юля думала о том, чтобы этой боли хватило поглотить его отчаянье, хватило, чтобы отобрать у него часть ненависти, разрывающую его на части.

- Да,- застонала она.

- Неправильный ответ,- проникая все глубже, гневно говорил Алексей,- правильный ответ: понятно. Теперь поняла?

- Понятно,- закусывая губы, чтобы сдержать крик, зашептала Юля.

- Только поздно поняла, дура, -  отпустил он ее бедра, обхватил за плечи стал двигаться осторожно и не так болезненно.

 Юля обнимала его, целовала его пылающие щеки, горящие губы. Он отвечал на ее поцелую резко, грубо,  жестоко говорил:
- Ну что? Приз не совсем супер? - но в голосе его, и в глазах, и в движениях было столько горечи и отчаянья, что Юля все крепче прижимала его к себе, все безнадежнее шептала:
- Я люблю тебя! Все равно тебя люблю.
 
Алексей смотрел в ее глаза, остро, пронзительно и видел в них то, что заставляло все сильней сжимать объятия, безнадежно прижиматься к теплому телу, гладить бесчувственными пальцами  ее мягкую кожу.

Ощущая, что она отдает себя стыдливо, неумело, болезненно сжимается при каждом его движении, и все равно упрямо твердит о какой-то мифической любви, он  гневно смотрел на нее, произнес с презрением:
- Берегла тебя мать, от меня прятала, а ты все равно мне досталась.

  Юля обхватила его голову, запустила пальцы в растрепанные жесткие волосы, зашептала нежно:
- Тебе, Леша. Только тебе. Я теперь с тобой.

Алексей склонился к самому уху и отчего-то тоже зашептал:
- Недолго. Не будет  у папочки больше сына.

 Потом закрыл глаза, повернул голову в сторону и Юля почувствовала, как напряглось все его тело.

- Все вы, бабы, одинаковые,- произнес Алексей и  застонал: то ли от боли, то ли от страсти.  Затем резко открыл дверь и вытолкнул Юлю из машины. Несколько минут, показавшиеся бесконечными, Алексей уткнувшись лицом в еще теплое сидение втягивал в себя воздух. Таким же воздухом, смешанным с запахом травы и пыли, дышала Юля.

    Еще не осознавая, что произошло,  она недвижно лежала на земле, кожу ее царапал колючий чертополох, к губам  прилипли мелкие травинки и, прикусив одну из них, она почувствовала ее горький вкус, а в голове текли медленные равнодушные мысли, обрывки воспоминаний, приносящие полную отрешенность от всего мира и пропадали в какой-то черной бездне, которая была теперь впереди и позади.

Они были разделены всего лишь  дверью, но уже не видели безмерности  горя друг друга: каждый  стал отвержен, унижен и одинок. Обессилев настолько, что даже не в состоянии открыть дверь, Юля слабо позвала:
 - Леша, - но Алексей услышал. Злость, вернувшаяся с новым, вознагражденным  могуществом,  заставила его сесть за руль. Он пристально посмотрел на соседнее сидение, на котором были разбросаны Юлины вещи.

Она не могла видеть, как  горько  и нежно он собрал их. Закусив губы, он вышвырнул ее вещи из окна, выкрутил руль и  решительно нажал на газ. Машина заревела и умчалась.

 Юля долго сидела на земле, обхватив себя руками и ежась от холода. Потом встала, оделась и медленно побрела к трассе.

Продолжение: http://proza.ru/2020/09/10/1514