1623 Пытан? Служить будет!

      Приветливо встретил вошедшего князь Юрья Сулешев. Чуть склонив набок голову, продемонстрировал терпеливое отношение к докучливой позе боярина. Князь ценил многие достоинства товарища, ценил его многолетний опыт управления, и поручал ему самые разные дела. Прежде всего, связанные с сыском, обеспечением и помощью растущему населению. Несмотря на достойный возраст, боярин Федор был неутомимым помощником и в делах, где ему, князю, было невместно принимать участие по чину.

      - Давай боярин решим заодин, что делать с опальным дьяком.

      Воевода Плещеев при первой встрече известил о нераспечатанном указе, и рассказал, за какие вины Тюхин сидит в остроге:

      -Микита, зачти грамоту.

      Дьяк достал из кожаного мешка свиток, развернул:

      -От царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Руси в Сибирь, в Тоболский город, боярину нашему и воеводам... - голос дьяка мерными стопами передвигался по царской грамоте.

      Пока дьяк Никита Леонтьев медленно и торжественно вычитывал вводную грамоты, боярин Федор вспоминал рассказ про тюремного сидельца:

      «В лето 126 отправился посольский поезд к кизылбашскому шаху Аббасу I Великому. Возглавлял то посольство князь Михаил Петрович Барятинский. В помощниках ему были думный дьяк Иван Чичерин да дьяк Посольского приказа Михайла Тюхин».

      Царские послы приняты были шахом на торжественной аудиенции в Казбине 4 ноября не очень дружелюбно. Князь Барятинский «правил поклон», говорил длинную речь по наказу, а шах пил за здоровье царя, привстав с ковра на колени».

      И то удивительно, что шах, известный своим нерасположением к странам «заходящего солнца» и их правителям проявил, столь много и наглядно, уважение к молодому царю Московскому. И то известно было боярину достоверно, что ранее шах удовлетворил просьбу государя и выделил ему сто серебряных слитков помощи. В том серебре после переплавки в монеты в угар ушло 24 эолотника (один золотник примерно равен 4,27 г) и осталось только 6982 рубля (и 10 алтын).

      А через день шах потребовал к себе младшего члена посольства, дьяка Тюхина.
 
      «Шах принял дьяка и «с великим гневом» изложил ему все свои «досады» на царя. Он жаловался на дурное обращение с его послами в Москве, на притеснения персидских купцов в Астрахани и Казани и особенно на то, что астраханский воевода отнял у его людей ястреба, купленного для шаха. Претензий у шаха накопилось множество. И то обидно была Аббасу Великому, что он-то отозвался он на просьбу и «прислал в прошлом годе царю Михаилу серебра на 7000 рублев». Что, впрочем, в царском окружение было принято, как «лехкая казна», и отнесена была в счет «поминков». Тут и проявилась неуклюжесть Посольского приказа – «лехкую казну» приняли, посчитав ее за «подарок», а остальные шахские «поминки» к царю почли недостойными и  возвратили послу. Великий же государь всея Руси Михаил Федорович просил у шаха и рассчитывал на 400 тысяч, в крайнем случае, на 100. Таковые деньги нужны были ему на оплату содержания войска, «управлявшегося» с врагом Москвы польским королем Жигимонтом (Сигизмундом III Ваза). И это без вознаграждения за службу дворян и детей боярских, что в составе войск принимали участие в отражении интервенции.
 
      Посольская миссия Барятинского-Чичерина-Тюхина с той же целью отправлена была в Персию. Только в этот раз шах увертлив был и денег вовсе не дал. И с подачи близкого ему человека Булат-бега многие козни творил. А вины за неудачу возложены были боярской думой на дьяка.
 
      -... в прошлом во 129-м году по нашему указу сослан из Москвы в нашей опале в Сибирь в Туринский острог Михайло Тюхин... – отстукивал часовым маятником дьяк Никита.
 
      «Как оно было, и под пыткой Михайла не сказал, а только упорно ходили слухи, что не по своей воле - по приказу Барятинского - не смевшего «раскручинить шаха»,  оказался дьяк в покоях восточного повелителя. И тем от позору дипломатического старшего посла спас –немыслимо царскому послу выслушивать такие недружеские высказывания. По доносу же Тюхин будто бы своей волей «по прихоти (то есть по желанию, просьбе) шаха» пришел и «был у шаха один, бес товарыщей своих», долго беседовал с Аббасом. И то было признано «бесчестием царя и государства Московского. А главное, что денег не добился от шаха. За что и был в Москве огнем и дыбой пытан, и отправлен сидельцем в острог. С хорошим содержанием - десять денег в день против обычных двух, а это более 18 рублей в год! Не всякий служилый так в Сибири пожалован».

 
      -...А ныне указали есмя Михаилу Тюхину быти в Сибири в Туринском остроге в детех боярских, и нашим денежным и хлебным содержанием его поверстать, и служить в Сибири... – Никита повысил голос, привлекая внимание присутствующих к главной, постановляющей части грамоты, -... а к Москве без нашего указу ис Сибири отпущати не велено.
 
      И в лето 7130 (1622) мая в 16 день тюремное сидение заменили «на житье», что позволило Катерине, жене Тюхина выехать к мужу «в тот же город, где он сослан». Поселенцам, в отличие от преступников, заточенных в тюрьме, дозволялось жить на посаде с семьей.
 
      «Вот только с содержанием заминка вышла, не определились и указ по этому поводу пришел в Тобольск  только ныне, год спустя» - усмехнулся про себя боярин.
 
      -И как вам ся наша грамота придет, и вы б Михайла Тюхина поверстали нашим денежным и хлебным жалованием, в которую статью пригодитца и велели ему нашу службу служити в Сибири в Туринском остроге в детех боярских.
 
      Никита закончил чтение грамоты, которая извещала воевод, как верстать на службу опального «диака».
 
      «Судя, по всему, ловкий этот «диак» из Посольского приказу, - думал князь - Ловкий и умный. Принял на себя муку за виноватых, вины своей не признал и на других не свалил. Немногие выдержат 70 ударов кнутом, в молоке сваренном, а после на солнце высушенном. Тогда охвостье кнута становится твердым как кость и гибким. 70 ударов это не менее чем две сыромятины с обделанным сухим концом потребны, от крови-то размягчаются до сабельной остроты заточенные оконцовочки! Ударом такого кнута мясо до кости рассекает опытный палач, и кладет умелец рубцы ровно, вдоль спины без промаху. Иному пахарю поучиться свой надел так вспахать! А еще две «стряски» на дыбе. Повторная-то стряска, после вправления вывернутых суставов, сразу, тут же на дыбе, много мучительней первой. А вдогон еще и по спине «огнем зжен» - так раскаленными клещами по иссеченой спине ребра ломали. Отделался легко, жив. Повезло, что Барятинский не свалил на него своей вины. Не успел».
 
      Князь Михаил Петрович Барятинский не успел дать шаху свои объяснения на жалобы, заявленные Тюхину. И главное поручение, данное  посольству, чтобы шах прислал «денежные казны в помочь, против недруга короля польского» и тем «показал к великому государю совершенную свою сердечную, братственную дружбу и любовь» исполнить не сумел. Скоро заболел, не снес позора старый вояка, и через сорок дней после приема у шаха помер. А отчего – в статейном списке вторым послом Чичериным ни слова не сказано.
 
      «Скорее, отравили за обиды, нанесенные шаху молодым царем по неведению, или и впрямь безвинно помер. Было то в лето 7126 (1618) декабря 15 дня».
 
      А вслух проговорил, обращаясь к товарищу:
 
      - Ты, Федор Кириллович, вот что сделай. Запроси из Туры сведения о житье Михайлы. Пусть воевода немедля известит о его положении, здоров ли, где и с кем живет. Каков его живот и определись, какое жалование положить. Отправь туда верного человека двоеконно, ну, хоть того же казака Якушку Дорофеева, что грамотку с Москвы доставил. И охрану стрелецкую от воров языческих дай.
 
      -А ты, Герасим с Микитою, готовь отписку в Казанский дворец государю и боярину нашему князю Ивану Михайловичу Воротынскому, как то в грамоте потребовано.
 
      -Дело Михайле следует поручить наиважнейшее – продолжил князь, выпроводив дьяков - с отпиской по указу не торопись, поболе разузнай про Тюхина, сколь велика его вина перед государем. Соглашусь с тобой  боярин, надобно запустить описи и дозор по уездам. Людишек много туда прибыло из Перми, с Чердыни и с Поволжья. И готовь подробную роспись, как и что, исполнить должен сын боярский. И с богом.
 
      А обсудить было что. Обширный край все более заполнялся русскими переселенцами. По главным рекам, текущим в Передней Сибири: по Туре, Тоболу, Тавде, Иртышу, Оби, а потом и по их притокам, в местах, которые более или менее были заселены кочевниками, и в  местах удобных, на пересечении торговых путей, т.е. стратегических, основывались города, остроги и засеки. А возле них возникали и русские деревни. Заселение уезда можно наблюдать только близ города, но не относительно всего покоренного края. Количество населения не соответствовало обширности территории; оно было даже ничтожно сравнительно с громадным пространством завоеванной страны.
 
      -Что ж князь, пусть наши дьяки готовят записку о состоянии дел, о крестьянских поселениях. Последняя перепись, что провел Тараканов, устарела. Сколь новых осело, сколь убегло. Знать надобно, иначе спрос будет за недоимку. Государь уже проявлял недовольство голодом в 130 году. Стрельцы проявляют недовольство, хотят в беломестные казаки податься.
 
      -У дьяков и без того забот хватает. Посмотри на Герасима, только, что не ночует в приказной избе. А про дозор по местам это ты верно отметил. С него и начнем. Пусть дьяки готовят записку о состоянии дел, а роспись для Тюхина сам составлю.
 
      Стемнело за оконцем и, запалив сальную свечу, князь вспоминал, что известно про посольство Барятинского и опального дьяка. А знать и помнить было очень важно. Для управления человеком надобно знать о нем все.
 
      Князь знал Михаила Барятинского еще в бытность им стольником царя Бориса. Тогда тот в числе многих подписал соборное постановление об избрании на московский трон Годунова, оттого все правление царя Бориса был приближенным к престолу. Воеводствовал во многих городах, числился «разрядами» и на Москве в объезжих головах «от Покровские улицы до Яузы и по Васильевскому лушку», успешно отметился в подавление восстания Болотникова.
 
      А вот в 1615 году в боях с мятежниками удачи не было. Про..рал битвы на реке Пчельня, под Калугой и против отрядов польского полковника Лисовского на Волоколамске и Ржеве. А то были ратные полки князя Дмитрия Пожарского, покрывшие неувядаемой славой свои знамена и хоругви  при освобождении Москвы в 1612 году!
 
      Велено было князю Михаилу идти «наспех, днем и ночью, резвым делом без кошей (здесь: армейский обоз), легким делом и над польскими и литовскими людьми промышлять украдом, ночным временем и всякими обычаи, сколько милосердый Бог помочи учинить». Но князь не оправдал надежд «и идучи села и деревни разорял, а [в то время] Лисовский многие городы повоевал». За такое «воровство и измену» Барятинский в том же  году «по Государеву Цареву указу Михайла Фёдоровича…был отрешен от полкового начальства», а бояре приговорили: «князя Михаила Борятинского за его воровство и измену, что он на Лисовскаго и на Литовских людей шол мешкотно, посадить в тюрьму... в Суздале».
 
      А после, учитывая его привычку исполнять все указания воинским обычаем (и «как Бог позволит»), отправили в «кизылбашские земли» выпрашивать заем у шаха. Но князь в том деле не пережил тягостей и позора, теперь узнать про дела те можно только у Михайлы Тюхина.
 
      Да, для управления человеком надобно знать о нем все. Чем больше знаешь, тем легче подчинить человека своей воле. А Тюхин из под огня и кнута государем пожалован и к жизни возрожден. После пыток и острожного сидения, надо полагать, смирен будет и все как надо исполнит.