Рыжик. глава двадцать седьмая

            ***
И в это самое время, в Орловке появился Петька «Прокурор», толи отсидел полный срок, толи досрочно освободился, за этим в деревне следить было не кому, каждый занимался своими делами. Но был у него здесь дядя, Василий Шопин, в селе его всё называли Горбатый, он и действительно был такой. Но, несмотря на этот горб, Василий был, для сельской жизни, достаточно грамотный, и занимал в колхозе должность нормировщика. Как рассказал позже этот горбатый нормировщик: « Петька освободился два месяца назад, устроился в посёлке Лесозаводском на комбинат, на сплав леса по реке Яе. И вот дождавшись выходных, решил приехать на помощь дяде Васе, на заготовку сена, на несколько дней».
Пока косили траву, сгребали просохшее сено и ставили его в копны, Петька «Прокурор» ни разу не вспомнил про Акима Бычкова. Но вот была поставлена последняя копна, для коровы дяди Васи, и тут же организовалось застолье, с самогоном и малосольными огурчиками.  Выпили по одной, оба были в хорошем настроении, веселы, разговорчивы, а как же, такое дело завершили, живи и радуйся. Выпили ещё по одной и ещё, и тут, вдруг, на лицо «Прокурора» свалилась чёрная туча. Сжав в руке стакан с недопитым самогоном, нахмурившись как бес, Петька, глядя в упор на дядю, прошипел:
- Дядя Вася, а где этот поганый Акимка Бычков, живой ешо, поскуда?
- А что ему будет, он самогон не пьёт, табаку не курит, здоровый как бык. Ещё лет сто проживёт.
- Ну, ет мы поглядим, сто или чуть поменьше. Он так же, на конюшне работает?
- А где ж ему работать, в бригадиры не выбился.
- Скажи дядя, у тебя табеля /учёта рабочего времени/ дома или в конторе?
- Да вон в портфеле лежат, я как на покос ехать, их домой из конторы принёс. А тебе зачем?
- Зачем, зачем, хочу Акиму несколько часов рабочих добавить.
 - Петька, не дури, давай лучше ещё по одной выпьем, - почуяв не ладное, попытался успокоить племянника Василий.
 - Дядя Вася посмотри, когда Акимка дежурит на конюшне. У тебя же есть график, - не отступал «Прокурор»
 - Петро, не дури, давай посидим по человечески, - ещё раз попытался вразумить племянника Василий.
- Слушай, хрен горбатый, ты меня из себя не выводи, а то я сейчас этот стол на голову тебе одену!
Василий знал, что с племянничком шутки плохи, он, если захочет, и дяде голову открутит, как курёнку. 
- Сегодня дежурит, - заглянув в табель, обречённо сказал горбатый.
«Прокурор» больше пить не стал.  Выйдя во двор, зашёл в сарай, где лежал его рюкзак. Развязав шнурок, вытащил из мешка «финку» - нож, который он, видимо, изготовил в лагере. Нож широкий и довольно длинный, ярко сверкнул в затухающем  вечернем свете, и скрылся в голенище Петькиного  кирзового сапога.
«Прокурор» прилёг в сарае на солому, дождался,  пока совсем стемнело. По ночному небу заходили мрачные тучи, иногда на некоторое время, между ними выпрыгивала луна, но словно испугавшись кого – то, быстро пряталась за очередную тучку.
Выкурив папиросу, Петька заглянул в избу, дядя, сидевший за столом, испуганно вздрогнул, и привстал:
-Ты чего не спишь? - Невпопад спросил он.
- А ты чего сидишь? – Вопросом на вопрос ответил «Прокурор» - вот, что дядя, я пошёл, скоро вернусь. Ты не вздумай, куда - ни будь пойти, и сболтнуть непотребное. Не дай бог, если  что, я тебе кишки выпущу, и дом твой спалю.
И хлопнув дверью, Петька исчез. Вася Горбатый налил себе полный стакан самогона, выпил, загрыз огурцом. Налил ещё один, закрыв глаза, с трудом затолкал самогон в горло, посидел минут пять, и рухнул с лавки под стол.  Дядя был одинокий, поднимать его из под  стола было не кому.
                ***
Разложив по кормушкам, привезённую днём траву, Лёня Кабардинец затопил печку – буржуйку, ночью,  иногда и летом, бывало прохладно, прилёг на лежанку, пригрелся, и совсем уже было задремал.  Вдруг в ближнем загоне, где находились Рыжик, Каштан и старая Соловуха, произошло какое-то волнение, затопали копытами лошади, Каштан недовольно фыркнул и захрапел, Рыжик угрожающи заржал. Лёня, подойдя к окну, стал присматриваться, надеясь увидеть, что же там происходит, благо загон находился прямо у окна. Ничего не было видно, но вот на минуту луна выскочила из-за тучи, и Кабардинец заметил, что через забор загона перелазит человек. Лошади отошли в один угол и топтались на месте.
- Какая лихоманка припёрлася? – испуганно прошептал Лёня и, накинув Акимову сермягу, приоткрыв  тихонько  дверь, крадучись, двинулся к загону. Присмотрелся – никого, лошади, вроде успокоились, но всё так же стояли, сгрудившись в углу.  Кабардинец перелез через жерди и зашёл под навес. Вдруг страшной силы удар обрушился на его несчастную голову, и он, дрыгнув ногами, мгновенно отошёл в мир иной.
                ***
Петька «Прокурор», расставшись с дядей, вышел на улицу и быстро зашагал в сторону конного двора. Идти было достаточно далеко и не просто, учитывая то, что дороги в деревне все изрытые и избитые телегами и скотом. Ночь была прохладная, и свежий воздух действовал на ходока отрезвляюще, но успокоения, разгулявшейся злобе, не приносил.
Вот и конный двор, перепрыгнув через забор, Петька сразу хотел двинуться в сторожку, было тихо и он решил, что Аким, скорее всего, дрыхнет, без «задних ног».  Но тут на пути его возникла ограда нового загона, которого, во время последнего посещения им конного двора, не было. «Прокурор» перемахнул через жерди, и оказался внутри загона, лошади испуганные неожиданным появлением незнакомца, недовольно зафыркав и заржав, сбились в угол. Он, испугавшись, что его приход будет обнаружен, спрятался под навесом. Но постояв немного, намеренно пугнул лошадей, чтобы они зашумели, надеясь на то, что Аким придёт к загону, привлечённый тревогой лошадей. Так оно и вышло, со стороны сторожки послышались крадущиеся шаги, предполагаемый Аким, остановился у ограды, постояв немного, перелез через забор, и двинулся в сторону навеса. Петька, захватив покрепче нож, выдернул его из сапога, и, сделав шаг вперёд, на что-то наступил, больно прибив ногу. Быстро наклонившись, ощупал этот предмет.
«Кувалда, вот хорошо, - быстро возникла подлая мысль, - грохну кувалдой по башке, кину под ноги лошадям, подумают, что они проломили своему хозяину паршивую голову»- Быстро сунув нож в голенище, «Прокурор» взметнул вверх на вытянутые руки кувалду, и обрушил её на голову вошедшему под навес конюху.
Так и не определив, в спешке, кого он убил, Петька, схватив покойника за ноги, поволок его на средину загона. Лошади злобно заржав, заходили по загону  кругом, раздраженно поднимая высоко ноги.  Но вот молодой  жеребец, вдруг, резко изменив направление бега, налетел как ястреб на убийцу, тот выпустив из рук труп, еле успел отскочить. Однако сзади на него кинулся другой, озлобленно храпя, вцепившись зубами в одежду, рванул его в сторону, опрокинув на землю. Петька быстро вскочил, выхватил из-за голенища «финку», она грозно блеснула под вышедшей из-за тучи луной, но пустить её в дело убийца не успел. Подняв глаза, он увидел, как развернувшись к нему задом, молодой жеребец выбросил заднюю ногу ему в лицо. Удар крепкого копыта пришёлся «Прокурору» как раз между глаз, поломав нос и вдавив лоб в череп. Хрястнули кости, хлынула кровь, и Петька вытянулся рядом с трупом убиенного Кабардинца. Луна спряталась за очередную тучу, и над конным двором нависла зловещая тьма.