Подарок к юбилею

— ...А помнишь, кукла Лена, как ты ходила перед мной в нижнем белье и неподобающем виде — но я был невозмутим?
— Не ври. Такого никогда не было, хотя я перед тобой всегда хожу в нижнем белье. А чего это тебя вдруг гордыня обуяла?
— Полотно народного художника республики Саха Нибелунга Аванесяна «Брацлавские хасиды рвутся к могиле рабби Нахмана в Умани» мне, кукла Лена, торжественно преподнесли. По случаю славного юбилея. После чего наш гендир ощутил в себе острую потребовалось экстренно довести до присутствующих посетившую его мысль. Можно сказать возалкал. Ну прочувственную речь и задвинул. Все хлопали.
— Значит, наш гендир пока не сбавляет оборотов? Сельские будни — групповушка в деревушке, все как обычно. Солидный мужчина — не выжигает напалмом площади, а действует точечно. Колхозный КВН, блин!
— Ну почему, кукла Лена? Было так мило! Я, признаться, так растрогался, что стоял с открытым ртом и просто не мог ничего сказать в свое оправдание.
— А у нас тут юбилей в полярной ночи приключился? И слова гендира заставили тебя содрогнуться? Надеюсь, скупаю мужская слеза скатилась по небритой щеке и упала прямо на  живот?
Ну дуйся — я тебе тоже подарок приготовила, христопродавец, и тоже картину. Называется «Симпозиум по случаю проведения обряда Обрезания подходит к своему логическому концу».
— Спасибо, кукла Лена, тронут! А где мы их повесим?
— В деревне под Рузой. В бане.
— Но...
— Не впадай в детство — это недостойно израильского агрессора. Ты от меня сегодня настоящий подарок получишь, обещаю. В спальне... А что? В рамки приличий я явно не впиваюсь, за что мне и платишь деньги, юбиляр. Расселся он тут. И лыбится (см. картинку над текстом).
Ну все, уже он ногой в стремени, конечно. Быстро ручища убрал! Поешь сначала...
— Вот ты о моем детстве вспомнили в связи с юбилеем. А оно, к твоему сведению, было суровым:
В частности, в детском саду по утрам, кукла Лена, воспитатели нашу делили группу на две части. Одна половина сидела на горшках, другая — сидящих на горшках охраняла. Так в нас воспитывали строителей коммунизма.
— Ну и правильно, что тогда бардака не было.
— Потом мы одевались в серые некрасивые одежды, обували валенки (те, кто охранял, кто сидел —- писали босиком), причем независимо от времени года, и шли на улицу играть в «побег–расстрел».
— Ну, и кто проигрывал? Того? Врешь ведь небось, по глазам вижу.
 — Кто плохо играл, кукла Лена — того расстреливали, а потом отправляли в ГУЛАГ. Шутейно, конечно. Или сначала вызывали родителей, а потом всю семью слали в ГУЛАГ. Это как по погоде, но уже всерьез. Так что под тюрьмой в те времена ходили все. И кто малодушно от страха писался, и кто мужественно сжимал зубы и терпел.
— Не продолжай о свинцовых тяжестях жизни — я итак всю подушку уже слезами залила от переживаний. Лучше сообщи что-нибудь лирическое.
— А я тогда был юн и впервые влюбился, кукла Лена. Моя возлюбленная была девушка юная, но склонная к полноте.
— Сиськи то у нее, небось, ого-го какие были? На ходу подмётки рвал, христопродавец?  Значит, вот ты какой!
— По вечерам мы встречались возле кладбища. Я ей рассказал новости, а потом мы целовались до утра.
— Зомби не беспокоили? Духи Павлика Морозова какие, Мальчиша-Кибальчиша?
— Какие в СССР, кукла Лена, зомби? Тогда вообще секса еще не было. От Москвы, до самых до окраин.
— Поняла. Секс тогда начинался только Советско-китайской границе. А зачем тогда целовались?
— Так положено было, перед дальней разлукой.
— Ну, и куда ты уехал?
— В Израиль, кукла Лена, как пускать стали.
— А она?
— С мной кукла Лена, она на репатриации и настояла. Я в Израиль ехать не хотел, у меня в Москве тогда кооператив хорошо пошел. Но она надавила. У нас к тому времени уже двое детей было, и я к ее мнению прислушивался.
— Ну так сказал бы ей, чтобы сама ехала сионизм строить.
— Дак кто бы ее туда пустил то? Она же русская у меня была, ну почти. Белоруска. Девушка с дефицитом меланина. Ну очень блондинистая была! Дочка в нее. И сын. Я — последний брюнет в семье.
— Ну и как вы в Израиле жили? Я слышала, что некоторые из вас там были недовольны и даже разочарованы.
— Я там поверил в себя, кукла Лена, в Бога и в автомат Узи. Причем в автомат я поверил особенно, в себя меньше, а в Бога еще меньше. В нем, как раз, я совсем тогда разуверился.
— Сектор Газа сделал из тебя мужчину, ты рассказывал.  А уже ты из жены сделал женщину
— Да, она, вроде, была всем довольна, кукла Лена. Но умерла совсем молодой от рака. Впрочем, давно это было, так что точно уже не помню насчет «довольна», честно сказать.
— Что-то ты совсем расклеился в связи со своим юбилеем, космополит. Ну ничего, сейчас мы пойдем спать — и я тебя там склею. Тебе же завтра снова на седьмую буровую тащиться. Так что хватит болтать, последний брюнет в семье...