Надежда

   Вечер.
Барабанная дробь... И в манеж, приветственно подняв правую руку вбегает она.  Мне, неуклюжей и громоздкой, с горами мяса вместо ног и неприличным жирком на том месте, где у других девиц талия, неловко, но любопытно наблюдать за девушкой,  уменьшенная до дюйма копия которой давно восхищается свет.

    Эх где ж теперь искать Герцога, чтобы он, с искомой степенью важности, окутав торжественной волной завораживающего тембра почтеннейшую публику, передал ей своё волнение и сдержанно возвестил двумя простыми, на первый взгляд, словами:
- Воздушная... гимнастика...
   И столь воздуха в этом, вдоволь изящества, лёгкости...
Прислушиваясь ко  вздохам людей, быть может, впервые в жизни позабывших себя, я  чувствую, как горячие слёзы стекают по холодным щекам. Мне не видно, но знаю - как там, наверху,-  от натуги похрустывает челюсть, и, через подушку мозоли на затылке, до красноты в глазах ноет лоб. Нелегко стенать с равнодушным лицом.  И радостно от пробудившегося в зрителях сострадания, из-за которого утирают они покрывшиеся внезапной испариной лбы, не шутя волнуясь о сияющей оперением птице, угнездившейся под куполом, на потеху им.

    Впрочем, не доставляя никому удовольствия заметить своей боли, она складывает тонкие губы в привычный бант улыбки, что срываясь с уст лепестками, непривычно искренна. Её взгляд вызывающ и доверху полон куража, без которого с манежа не уйти живым. Она умеет держать в руках не только себя, а буквально сомкнув челюсти округ обёрнутого кожей зубника, ещё и партнёров, семью, друзей.

   Утро.
- Ты знаешь, у тебя тяжёлый характер.
- Знаю, зато я лёгкая на подъём! - Улыбается она, обнажая задорные зубки.
- Удивительно, как это они у тебя ещё целы, - восхищаюсь я, и она, поддавая жару, смеётся чуть ярче:
- Ну, дык! Потому что! Ешь, давай, остынет!
- А ты?
- Ты уже с тренировки, а я только что встала.
Я строю потешную жалостливую рожицу и она прекращает надрывный хохот. На лице становятся заметны грустные глаза, красивый лучик морщинки у левого глаза, два похожих у правого:
- Ладно, я кофе с тобой попью.

   Мы сидим, вяло обсуждаем многочисленные пустяки, и молчим о немногих важных вещах. Чего попусту трепать то, что дорого?
- Ты - моя совесть. - Фраза, обронённая ею однажды, тот булинь, который, в отличие от очевидного, не развязать.

   Птицы перелетают полукружиями с ветки на ветку, невидимые миру лонжи удерживают их от падения, раскрываются ветром складки плаща крыл, туго растягивая строчки, так что видны расшатанные махами перьевые сумки.
Легко и радостно глядеть на птиц снизу, задрав голову, а как им там одним, в вышине?..

__________________________________________
Владимир Евсеевич Герцог - неповторимый гениальный шпрехшталмейстер;
булинь- Беседочный морской узел, который никогда не затягивается "намертво", не портит трос, никогда не скользит вдоль троса, сам не развязывается и легко делает это, если нужно.