Тысячеглазый. Часть первая. Глава 9

        9
      
         Прошла неделя. Жизнь в семье Каракосовых почти не изменилась. Товий Ефимович лежал в больнице, Лидия Сергеевна работала и занималась домашним хозяйством, Лера устроился рабочим в бригаду геодезистов под начальством своего знакомого Ялика Гуревича. Теперь с утра он уезжал в Бутово, где велось строительство большого жилого микрорайона.

        Бригада занималась прокладкой и расчётом геодезической подосновы. Ведь дома строили не в безвоздушном пространстве, а на огромной территории, которую надо было прошить координатами, отметками высот и реперными точками. Соединить, как книгу переплётом.   Потом, опираясь на эту подоснову, строители начинали возводить здания. Жители домов не знают, что дома завязаны в единую триангуляционную сеть, то есть имеют координаты на местности, уровни высоты и много другой всячины. Любое строительство – производное от архитектуры, а архитектура – тонкая вязь математики и искусства. Уловив эту вязь, Лера восхитился. Зримо его работа выглядела как беготня с двухметровой рейкой, с нанесёнными на неё красными и чёрными делениями. Но на само деле это можно было сравнить с записью нотной партитуры. По этим нотам строители играли концерт. Лера представлял себя композитором,  придумавшим и воплотившим на бумаге то, что позже станет музыкально-архитектурным произведением.

        Даже пыль и грязь, забивавшие к концу рабочего дня волосы, кожу и одежду, были чудесны. Вроде отходов  кропотливой работы скульптора в мастерской. Лера работал и с восторгом переживал всё то новое и художественное, что преподнесла ему жизнь.   

        Однажды ночью он долго не мог уснуть. Всё лежал на спине, глядя в потолок и слушая короткие удары сердца. Мыслей не было, мозг, очевидно, спал. Зато, словно невесомый дым, росло предчувствие не то радости, не то ожидания давно желанной встречи. Это было что-то совсем детское и почти необъяснимое. Вроде отмены урока в школе или прихода каникул. Но Лере шёл восемнадцатый год и он догадывался, что чувства его серьёзнее и сложнее. Просто они были новы и потому туманны. Сродни воспоминаниям, коротким и ничего не значащим.  О Чёрном море из далёкого летнего детства, о мамином поцелуе на ночь, о запахе жасмина во дворе, о бархатных глазах Порфировой.

        Лера повернулся на бок и замер. Он понял, что улыбается. Что ему хорошо и очень спокойно. Ночная тишина и тёплый сумрак в комнате, почти невидимый свет потолка, поблёскивание стен и волнообразная затемнённость занавесок на окнах предвещали что-то необыкновенное в самом ближайшем будущем. Если что и случится – то это будет именно то, чего он ожидает.

        Новые дни пронизают новые километры теодолитных и нивелирных ходов, чертежи лягут на бумагу, нотный стан покроется новыми нотными рядами, потом будет звук, чувства и невиданные никем и никогда формы и конструкции. Мрак и тишина предчувствия переродятся в свет и оркестр могучего и красивого мира.

        Лера томился и наслаждался предощущением скорого утра.  Томление и наслаждение безмолвно вооружали и воодушевляли подростка. Если бы в эту минуту у его кровати вдруг появился удав или зарычал страшный лев, Каракосов их не заметил. Сейчас впервые внутреннее стало для него важнее внешнего.

        Это было так ярко и, самое главное, вовремя.

        Сегодняшний рабочий день тоже был удачным. Во-первых, коротким, пятница. Во-вторых, давали зарплату. Уже в три часа дня бригада Ялика стояла у главного подъезда Геотреста, намечая вечеринку. Сбрасывались по пятёрке, обсуждали, куда пойти. Лера деньги отдал, но, извинившись перед ребятами, от участия в междусобойчике отказался. У него был запланирован  праздник свой, семейный. Поэтому он отправился на Петровские линии, чтобы купить в кулинарии ресторана «Будапешт» шоколадный торт «Марика». Мама его обожала.

       Отстояв очередь, подросток купил торт и поехал домой. У мамы сегодня был отгул за прошлые выходные, она сидела дома, ждала сына по договорённости, и Каракосов был в восторженном предчувствии негромкого счастья, организованного своими руками.

       Через час он уже подходил к их пятиэтажке. Небо было синее и молочно-тёплое. Мальчишки гоняли на большом неухоженном газоне в футбол. Лера взлетел на свой четвёртый этаж, отпер дверь и выкрикнул деловито и радостно:

        - Мама! Я вернулся!

        И в тот момент, когда скидывал свои истёртые до дыр кроссовки, увидел возле обувной полки пару женских коричневых туфель с широкими квадратными носами.
Он понял, что в доме гостья, причём, та самая, которую лично ему видеть не хотелось.

        Лера прислушался. Мама и Глафира Андреевна разговаривали в кухне. Женские голоса звучали ровно, словно шла радиопередача об очередных достижениях в заводских цехах и на колхозных полях. Было ясно, что собеседницы очень терпеливы, воспитаны, не перебивают и тем более не оскорбляют друг друга. Один раз возникла пауза, подросток вообразил, что это вдох перед скандалом. Но он ошибся. Зазвенели чашки и слегка булькнул чайник. Мама разливала чай. Потом легко стукнули ложечки, зашуршали фантики от конфет и через минуту разговор возобновился. Мама даже рассмеялась, а гостья, кажется, хлопнула в ладоши.

        Там царило согласие. А в прихожей Каракосов темнел и набухал вроде грозовой тучи. Он воображал, как сейчас ворвётся в кухню, крикнет Глафире Андреевне что-нибудь оскорбительное, как она побелеет лицом и подскочит на стуле, а он шваркнет торт на стол, да так, чтобы коробка разлетелась к чертям собачьим, а шоколадный крем липкими слюнями брызнул ей на одежду.

        - Ты что здесь стоишь?

        Мамин голос вернул сына в реальность. Он нелепо улыбнулся и в полной растерянности протянул «Марику» маме, вышедшей в прихожую.

        В кухне в эту минуту было тихо. Именно эта тишина превращала хороший день в отвратительное и немое болотное месиво.

        - Зачем она здесь?

        - Тише!

        - Мы же с тобой договорились. Посидеть вдвоём, выпить чай с «Марикой», поболтать.

        - Она пришла час тому назад. Сказала, что нам надо поговорить. Не могла же я её выгнать.

        Лера обратил внимание на то, что мама спокойна и мало того – улыбается. То есть опять у взрослых свои секреты, а он – пупс из яселек. Глотай свою кашку, Лерочка, и играй в кубики. Иди-ка поскорее в свою песочницу, лепи куличики и не мешай нам тут быть мозгом Вселенной!

        Сколько можно так меня унижать?

        Он задрожал от злости и сделал движение в сторону кухни. Сейчас ему перегородят путь, тогда он прошипит сквозь зубы что-нибудь разбойничье, сбросит руки, ухватившие его за плечи и ворвётся, сверкая глазами, туда, в логово черноглазой ведьмы. И разберётся во всем до косточки, до печёнки, до зёрнышка.

        Вдруг мама отступила в сторону и кивнула: входи, входи!

        Лера не двинулся с места.

        Мама покачала головой: жаль, я думала, ты смелее!

        Мальчик собрался с силами и спросил:

        - О чём вы там беседовали?

        - Обо мне и твоём отце.

        - И что?

        - Рассказали друг другу много интересного.

        - О чём?

        Мама опять покачала головой.

        - О нашей жизни, - она взвесила в руке коробку с тортом и рассмотрела картинку. – Настоящий. Я так соскучилась по «Марике».

        Лере показалось, что мама специально притворяется спокойной и весёлой. Поэтому он решил идти до конца, то есть наводить тут порядок.

        - Я сам хочу поговорить с этой Глафирой Андреевной. Дай мне пройти!

        - Конечно. Женской логике всегда не хватает вашего мужского абсурда. Давайте поговорим все вместе, это будет очень поучительно.

        - Поучительно?

        - Видишь ли… Женщины любую беду переживают своим особым образом. Они болеют обо всех попавших в беду и не спешат выносить приговоры. Женщины любят и страдают. Мужчины ищут любви и страданий. Но часто ошибаются и находят не то, что нужно. Это сложно, но… Если хочешь нас послушать - иди умойся и потом приходи к нам в кухню. Только не злись. Давай побудем этот вечер настоящими друзьями.

        И Лера остался один.

        В принципе, ему предложили принимать серьёзное решение. Серьёзное на все сто. То есть стать сейчас взрослым, а не хорохориться впустую и не пускать пузыри, словно пупсик в песочнице.

        В кухне, куда вернулась мама, опять зазвучали два женских голоса. Можно было пойти туда и присоединиться к компании. Но Лера понял, что не сделает этого. В очередной раз он стал свидетелем того, как распадается мир, который был прежде идеален, как трещит по швам и доводит его до упрямого нежелания понимать, каков же он на самом деле. Осколков становилось всё больше, они падали вокруг, превращая любимое прошлое в опасную свалку никому не нужного битого стекла.

        Прежде надо понять, что делать с этими осколками, как собрать их вместе и склеить, а потом уже гонять чаи с разрушителями.

        А то, что взрослые стали ими, он не сомневался. Он ещё не понимал, как собирать осколки, но предчувствовал, что иного дела у него теперь быть не может.
 
        Лера снял телефонную трубку и набрал номер.

        Порфирова ответила быстро, как будто ждала его звонка:

        - Алло!

        - Мелисса, привет. Как дела?

        - Неплохо.

        - Можно сейчас зайти к тебе в гости?

        Девушка помолчала и вдруг спросила:

        - Что-нибудь случилось?

        «Женщины любую беду переживают своим, особым образом. Они болеют обо всех попавших в беду и не спешат выносить приговоры», - мелькнуло в голове у подростка. Так сказала его мама – и, очевидно, именно так и было с Порфировой. Она едва услышала его голос по телефону и уже о чём-то там переживала.
Надо держать ухо востро с этим загадочным слабым полом. Присматриваться и прислушиваться, а не пялить на них глаза и не хлопать под их треньканье ушами.

        - Ничего не случилось. Просто охота немного поболтать.

        Порфирова опять помолчала.

        - Ты не против? Чего ты молчишь?

        - Думаю, как нарядиться к твоему приходу.

        Теперь промолчал Каракосов. Да, как легко слабый пол берёт верх над сильным. Пара слов – и он позади, сдал позиции. А она, завоевав их, уже не отступает.

        - Ладно, пока дойдёшь, я что-нибудь придумаю.

        - Я сейчас выхожу.

        - Я вся в волнении.

        - Пока!

        - Подожди!

        Лера замер с телефонной трубкой в руке. Что? Что он сейчас услышит?

        - Купи по дороге пачку пломбира. Выпьем кофе с мороженым. Я просто обожаю гляссе. О-бо-жа-ю! Понял?..До встречи, Тысячеглазый!

        Он быстро умылся, переоделся и, написав маме короткую записку, отправился к бывшей однокласснице.

        Мир распался, но сейчас бежать по его осколкам было так здорово.

        Уже замолчало радио, в окнах дома напротив погас свет, а Лера и Порфирова всё сидели в кухне и разговаривали. Трёхкомнатная квартира была безжизненна. Родители Мелиссы уехали на эти выходные к знакомым под Серпухов, оставив дочь в роли хозяйки. Она относилась к тому типу девушек, которые, предоставленные сами себе, вели почти незаметный образ жизни. Всё сводилось к минимуму. С одной стороны это было естественно, а с другой просто удобно.  Запасец еды в холодильнике был, летом одеваться можно скромно, квартира ещё не замусорилась и уборки не требовала. Так что пить кофе-гляссе и болтать хоть до рассвета, беззаботно и свободно, полагалось само собой. Вопросов у семнадцатилетних много и времени для их решения – просто немерено.

        Мелисса помешивала в чашке давно остывший кофе и тайком следила за Каракосовым. Он сидел притихший, насупленный и как будто оробевший. Ей нравилось, что он такой несамостоятельный, внимательный к каждому её жесту и взгляду, словно ручной зверёк. Она чувствовала свою власть над ним, это было непривычно, но так увлекательно.

        Тем более, время было ночное, самое подходящее для выведывания тайн и секретов.

        Девушка поправила причёску, затем воротничок блузки, как будто собиралась далее сделать что-то важное и, может быть, интимное, только для них двоих, и спросила:

        - Пооткровенничаем?

        Лера посмотрел на неё с непониманием:

        - Что ты имеешь в виду?

        - Ну, чтобы не играть в детишек, а чтобы всё по-честному.

        Подросток как-то медленно, точно сквозь сон, прищурился:

        - Не боишься?

        Девушка погрозила ему пальцем:

        - Я-то нет. А ты?

        - Я тоже нет.

        - Значит, я спрашиваю?

        - Пожалуйста.

        - Тогда первый вопрос.

        Лера ждал, слегка ёрзая на стуле.

        Порфирова постучала ложечкой по краю чашки и сказала серьёзным, взрослым голосом:

        - Почему из всех девчонок в классе ты общаешься только со мной? Нет, не так. Почему ты стал дружить со мной только теперь, а в школе не обращал никакого внимания? Что всё это значит?

        - Наверное, сейчас, после школы, у меня многое стало по-другому.

        - Ого!

        - Не надо так, Мелисса. Я говорю серьёзно, а ты зачем-то смеёшься.

        - Ну, извини. Давай серьёзно. Что у тебя изменилось?

        - Понимаешь... – Лера задумался, потом выдохнул, как перед прыжком в воду, и заговорил быстро, отчаянно, словно опасаясь не сказать то, над чем давно ломал голову. -  Я однажды понял, что ты не такая, как остальные девчонки. Я тоже ощущал себя странным, посторонним в классе, и вдруг уловил, что  и ты здесь как бы чужая.

        - Это ещё почему?

        -  В общем, из-за пустяка. Было собрание в классе, решали, куда поехать всем вместе на зимние каникулы. Предлагали Ленинград, Вологду, даже Ригу. А ты вдруг встала и заявила, что устала за четверть от дураков, которые опошляют жизнь в классе, считая, что они такие взрослые и потому могут пошлить. Тогда выскочил Туга и завыл: «Кто, кто здесь пошляк? Говори прямо!» А ты ему в лицо откровенно: «Например, ты. Мне твоя физия и здесь надоела, так что портить ею свои каникулы я не собираюсь». Началась буча, но потом все как-то утихомирились, договорились, что решат через день. Собрание закончилось, все пошли по домам. И тут я увидел, как в коридоре тебя нагнал Туга, сначала хихикал, называл тебя Порфировой-Зефировой, а потом полез к тебе под юбку…

        - А ты, значит, стоял и наблюдал? Тысячеглазый, так что ли?

        - Немного постоял… А потом ты съездила ему по морде, и он слинял.

        - Почему ты не заступился?

        - Потому что я тоже другой. Как и ты.

        - Постоял, посмотрел и всё?

        - Нет.

        - А что ещё?

        - Я про это рассказ написал. Про красавицу и дурака. Отослал в журнал. Но его не взяли. Сказали, что слишком откровенный. А нужно писать по-другому. Что все кругом умные, только иногда ведут себя, как глупцы. То есть потихоньку врать. Тогда я и понял, что мы с тобой другие. Врать не хотим. И вот после школы я и решился прийти к тебе и об этом сказать.

        Её глаза смотрели на него беспомощно и с восторгом. Но он лица не поднимал, почему и не увидел, что стал за минуту верным её другом.

        Скорее всего, так было лучше. Людям иногда следует задержаться подольше в прошлом, потому что новое, будущее, неожиданное может напугать человека.

        - Ты меня удивил. Если честно, мне тоже нравится с тобой общаться.

        Лера кивнул.

        Мелисса продолжила расспросы:

        - А теперь скажи: что у тебя случилось?

        - Родители.

        - Поссорились?

        - Не понимаю. Оказалось, что у отца есть подружка. Меня этот факт ошарашил. А мама сделала вид, что ничего особенного не происходит.

        - Скорее всего, она права. Ей лучше знать, как поступать.

        - Но всё рушится!

        - Не выдумывай. Родители знают, как не натворить глупостей. Особенно женщины. Когда мой папа впадает иногда в заумь, мама просто говорит ему: «Ты хорошо сделаешь, если будешь таким, как всегда». И он всё сразу понимает и идёт на попятный. У вас то же самое, поверь мне.

        - Но мне всё это не нравится.

        - Отвлекись.

        - Как?

        - Ну, не знаю. Влюбись, поухаживай за кем-нибудь. У тебя будет множество своих переживаний и волнений.

        Он посмотрел на неё с удивлением:

        - Скажешь тоже! Влюбиться! В кого?

        - В меня, например.

        - Как это?

        - Да так… Я не против.

        - Но я же серьёзно!

        - Я тоже.

        Каракосов покачал головой и возмущённо хлопнул ладонью по столу:

        - Вы, девчонки, всё превращаете в комедию.

         Порфирова рассмеялась:

        - Какие вы, мальчики, наблюдательные! – она притворно вскинула брови. - Только видите набекрень. Потому что важничаете друг перед другом, вместо того чтобы задуматься и понять, что происходит на самом деле.

        - А что происходит на самом деле?

        Девушка ненадолго прикрыла глаза, сосредотачиваясь. Потом взмахнула ресницами и стала говорить, глядя не отрываясь на приятеля:

        - Видел, как кошка охотиться? Сидит, замерев, до последнего броска. Потому что внимательно наблюдает. Умные девочки поступают так же. Само собой, и взрослые женщины. А вы обычно суетитесь. И упускаете самое главное.

        -  Добычу?

        - Что происходит на самом деле. Твоим родителям сейчас нужен воздух. Они устали в безвоздушном пространстве. Дай им подышать, побыть наедине с собой или друг с другом – и всё образуется.

        - Сбежать на время?

        - Возможно.

        - Куда?

        Девушка стала ещё серьёзнее:

        - Можешь пожить у меня. Мои родители приедут в воскресенье  вечером.

        - Не боишься?

        - Чего?

        - Ну, разговоров, соседей, меня?

        - Представь себе, я умею внимательно следить за всем происходящим. Как кошка на охоте. Ничего не будет. Согласен? Остаёшься? Будешь жить в самой большой комнате, как на курорте.

        Он даже не успел испугаться. Лишь подумал: «Зачем-то я сюда пришёл, так? Вот теперь ясно, зачем».

        Так Лера неожиданно для самого себя сделал шаг в сторону мира, который был ему пока не знаком. А прежний, треснувший, оставленный без присмотра или, точнее говоря, в покое, мог тем временем вернуться в исходное состояние.


                *   *   *


Продолжение следует.