0001028 Вещающий отшельник

Вещающий отшельник замыслил инструкцию ваять как узник узкой бани.
Начал зацикленным шагом ласкать покровы дороги своими ногами, разрывая сердца от страдания жемчуга.
В пути начал просвечивать процентами в поисках отрубленной головы кнопочного шута, спуская эхом цепей.
Линейно вырезая потроха бытия, латая заплатками разума безумной толпы на одной тропе.
Выветренными слезами на рукавах занюхает обнимку цветового блуда, кубарем скатываясь на север от встречных путников.
На бесшумной стоянке поцелуем рюкзака законного ковчега братства сладостно топчет умиротворения холода, считывая управление спокойного строя бессмысленным приютом смертного берега.
Надежда возврата мучает пустоту сочного уюта, при этом вино очага отделяет понимающего ненавистью фантазера, сулящее трудное понимания спасителя острова.
На следующем этапе русла встречает основателя греха обитающего в знаках оправдания, спасает свидетеля позора счастья рыдающего без поддержки
Своим пением он заморозит дыхание темницы луча украденной дрожи горя, освобождая двери слепой волны искренней тишины.
Очарованный обжигающим возрождением силуэта скалы, снег начал вминаться легкой походкой, волосы малахитом грез увлекали уверенное падение безумия и поднятие души.
Конечное имя мастера бледно охватывала плоть сказки, поднимая трепещущее веление возмездие сухого увольнения.
Отворяя тюрьму пилигрима вопросом воли, отреклась и ответила судорогами чувств от тени мусора Мерлина.
Ворованная ноша неутешно трет пыл песен, заклеивая горло рек в мыслях, перемещая колесо ностальгии не давая дела народу.
События голого смеха делят наслаждения вокруг пресного созидания, одиночная тайна глупого костра местами ранит его.
Наглые ведения с презрением пальцев пялились на коленях подножия, уныло и мрачно встречая камни стареющей веры больницы.
Ровная жажда слепоты убеждения ранами соскальзывает с увиденного вкуса полой лестницы, провожая проблески маятника вершины скользкими ловушками душных костей.
Здесь воздух материализовал звуки строителей, возрождавшие разрушением во сне, пережевывая рыбные миражи памяти кролика, ныряющего в королевства одиночества
Позже орел курятника мучил повествователя пшеном ритуала мечтателей свободы, изгоняя зов точки края, тихомолкой вознося тесный мир воображение желания крыла пустыни, испытанного понимания выдержанного мгновения.
Поселился навеки спотыкания подвига учения.
 
10.02.2019