Про немецкое отделение. Хоррор

Про немецкое отделение


Весна в этом году выдалась ранняя. Зимы толком так и не случилось. Очень теплая и затянувшаяся осень продолжилась в декабре, наступил Новый год, а снега все не было.
Народ оптимистично повторял про себя строки Пушкина про то, что "зимы ждала, ждала природа", но снег не выпал ни на четвертое, ни на пятое января. В середине месяца немного припорошило, и деревня приободрилась, ожидая крещенских морозов. Но нет, опять потянуло теплом с Атлантики, потекли лужи и ручьи. Только появившийся снежный покров исчез. Мало того, в начале февраля запели птицы, зазеленела первая травка. Внезапные заряды снега и дождя перемежались с солнечными днями. В общем, такого не было никогда.
Лед на Осуге сошел за два дня. Запахло весной, было ветрено, весело и как-то неосознанно тревожно - так всегда бывает весной. Природа обновляется, и звери и люди ждут чего-то нового, неизведанного, чего еще не было никогда, хотя на самом деле все уже когда-то да было.

***
Бабка Агафья собралась за валежником. Прямо против Лучково, за дорогой, там, где до войны стояла деревенька Вишневка, начинался Лес. Разбитый войной и пронесшимся над этой землей лихолетьем, он был заросшим, старым и труднопроходимым. Бабка помнила другой лес. Маленькой девчонкой, до войны, она бегала в него с подружками по грибы и ягоды. В ее воспоминаниях Лес был светлый и прозрачный. В Лесу пахло деревом, листьями и травами. Пели птицы, где-то вдалеке долбил дятел - жизнь, как это всегда кажется в детстве, была наполнена яркими красками, будущим счастьем и бессмертием. Потом пришла другая пора, на страну обрушилось несчастье. Из деревни одним днем ушли все молодые мужчины, все чаще пролетали огромные самолеты с черными крестами. Осенью пришли немцы.
Агафья была слишком мала, чтобы точно все помнить, но теперь, в старости, ей казалось, что она отлично помнит войну, оккупацию, немцев. На второй год войны, летом, пришли наши - над деревней целыми днями грохотало, горели дома, и она вместе с матерью и сестрами пряталась в подполе. Было страшно, голодно и холодно. Казалось, что это не закончится никогда, но однажды, зимой, война ушла дальше, к Смоленску. На месте Лучково остались лишь печные трубы, да ютящиеся по землянкам немногие уцелевшие бабы с детишками. Началась новая, очень трудная жизнь.

***
У Леса была своя судьба. Раньше в него частенько заходили люди - они вырубали участки для посадок льна и ржи, расчищали делянки, вырубали старые деревья. По Лесу ходили охотники и грибники и до самой железной дороги, идущей от Сычевки в Ржев, лесозаготовителями были пробиты просеки. Лес привык к людям, в самом Лесу было несколько хуторов. Но однажды пришла осень и в лес пришли другие. От них пахло чужими запахами, железом, едой. Они гортанно переговаривались на неведомом языке и расположились по-хозяйски, надолго. Лес не успел как следует к ним привыкнуть, слишком мало лесного времени для этого прошло. Следующим летом за рекой, у Погорелого Городища загрохотало, завыло. Лес почувствовал тревогу и боль. Он знал о тамошнем Лесе, что рос за рекой. Иногда, через междуречье, к нему заносило его семена - ветром или с птицами. Он и сам частенько посылал туда свои поры с оказией. Сейчас Лес почувствовал боль. Там, за рекой, рушились и горели деревья, в стволы берез и елей вонзались куски железа и Лес содрогался вместе со своим собратом.

***
Бабка перешла грейдер, испокон века шедший вдоль Осуги и пошла прямо через поле к близкому Лесу.  Тут когда-то стояла Вишневка. Лес начинался старыми березами. Они призывно шумели голыми ветвями на ветру, как будто звали и приглашали. Раньше березняк продолжался далеко вглубь Леса, но после войны Лес забросили и теперь прямо у опушки начинались заросли кустарников - боярышника, рябинника, орешника.
Агафья привычно прошла березняк, продралась сквозь густой кустарник и начала собирать густо лежащие на земле ветки. Далеко заходить она не собиралась - чуть не прямо у опушки среди деревьев начиналось болото.
Местные давно уже не ходили далеко в Лес. Густые заросли, множество поваленных, сгнивших от времени древесных стволов, подступившее почти к краю Леса болото, издревле называвшееся Волчьим, напрочь отбивали такие желания. А несколько пропавших после войны в Лесу жителей только добавляли Лесу нехорошей славы. Говорят, в Лесу даже птицы не пели. И правда, чего туда ходить - того и гляди, на голову старое дерево упадет или в болото провалишься.

***
Отто Зальцман сидел на краю бруствера и изо всех сил себя жалел. Все в его жизни в последнее время шло наперекосяк. С русскими готовились воевать этим летом, но не здесь. Победоносная германская армия наступала в степях Дона, гнала русских как зайцев, к Сталинграду и сам фюрер торжественно пообещал, как показалось Отто, лично ему, гренадеру непобедимой 102 пехотной дивизии вермахта, искупать эту русскую сволочь в их собственной реке, как бишь ее… Волге. Проклятые азиаты! Все слова у них придуманы как будто специально, чтобы испоганить арийский рот. Ну ничего, переименуем скоро эту реку, вот закончим войну и переименуем! Привычные мысли о скором окончании войны сопровождали Отто до самой середины лета. На рассвете 30 июля стало не до этого. Тройка русских бомбардировщиков с раздвоенным хвостом - Отто поленился запомнить их название, когда обер-лейтенант проводил занятие на эту тему, с пологого пикирования вывалили на голову роте десяток фугасных бомб. Прямое попадание в школу - и на тот свет отправился сразу десяток товарищей. С тех пор бомбежки повторялись ежедневно. Русские прорвали фронт у Погорелого городища и за неделю продвинулись в самый глубокий немецкий тыл - к Кортнево и Лучково. Ничем не примечательные деревушки, каковых по России не счесть, внезапно стали пупом земли для тысяч людей. 07 августа русские выбили 2-ю роту гренадеров из Кортнево, сходу преодолели Осугу и взяли Лучково. Рота Отто, не успевшая спросонья вылезти из блиндажей, потеряла в коротком и яростном бою треть состава и бежала в Вишневку. Потом у русских кончились силы, а к немцам от железной дороги подошли резервы. Фронт стабилизировался и замер. Уже второй месяц она проходила по грейдеру. Немцы сидели по опушке леса, простреливали дорогу и окружающие поля, русские крепко окопались в Лучково и соседних деревнях. Трижды Отто с камрадами пытались сбросить противника в реку. Крепкую помощь оказывали танки 1-ой и 5-ой танковых дивизий. Уже направленные под Сталинград танкисты были ссажены с железнодорожных платформ и брошены навстречу русскому прорыву. Совместными усилиями, вместе в подошедшим из Ржева бронепоездом, который бил из-за леса, гренадеры и танкисты выбили русских из Садов и чуть было не сбросили их в реку. Отто самолично залег около пары столетних дубов, стоявших на косогоре. Оттуда была прекрасно видна река и русская переправа из Кортнево. Расположив пулемет на огромном куске ледникового кремня (впрочем, он понятия не имел, что этот камень лежит здесь уже десяток тысяч лет), Отто самозабвенно поливал очередями берег и реку, радостно подвывая всякий раз, когда попадал и фигура в длинной шинели, взмахнув руками, валилась в воду или утыкалась лицом в землю. Впрочем, радость длилась недолго. Откуда-то из междуречья открыла огонь русская батарея, прикрывая своих. Добавили и русские минометы. Серия близких вспышек ослепила и оглушила Отто, осколок исковеркал пулемет. Своего разрыва он не услышал. Очнулся опять в лесу, в батальонном госпитале. Там же, немного очухавшись от контузии, узнал, что русские восстановили положение. Танки были сожжены, от батальона остались рожки да ножки. Впрочем, у противника потери тоже были огромны. Этому вполне можно было верить. Все окрестные поля и перелески были завалены коричнево-зелеными шинелями, ветер гнал на позиции сладковатый запах мертвечины, и в эти минуты находиться в окопах было невозможно. Война незаметно из веселой прогулки превратилась в кромешный ад, из которого не было выхода. Уйти из окопа можно было только по смерти или по ранению - Отто отчетливо это понимал. Настроение было тоскливым, время тянулось тягучее как патока и бесконечное, как этот проклятый русский лес.

***
За полчаса Агафья набрала достаточно на растопку печи и вечернюю баню. Оставалось только надрать бересты - бабка любила запах березы и растапливала печь так, как учила ее мать - не признавая ни газет, ни прочей бумаги. Огромная, старая береза с искривленным стволом и отсутствующей верхушкой, росшая на краю большой, заполненной мутной жижей, грязью и растаявшим снегом ямы показалась ей подходящим источником искомого. Осторожно ступая разбитыми ботами, опасаясь поскользнуться и повредить больную коленку, которая всегда так болела по весне, Агафья спустилась к самому краю ямы и начала очищать ствол от коры. Увлеклась, увидела чуть выше огромный, почти прозрачный кусок бересты, потянулась за ним. На пошедшую по воде рябь внимания она не обратила. Из ямы начал подниматься туман. С еле слышным всплеском показалась человеческая голова. Почти черный череп, провалы глазниц, остатки волос, с которых стекала мутная жижа. Облепленная тиной фигура утопленника медленно поднялась до пояса. Темная, похожая на плохо выжатую половую тряпку, осклизло-блестящая, с темными разводами ила и донной грязи, она несколько мгновений была неподвижна. Вода с журчанием сбегала по ошметкам одежды, кажется, когда-то давно это был военный френч. Журчание привлекло внимание бабки. Уловив странный звук, Агафья поворотилась и остолбенела. Крик застрял в ее горле, глаза остекленели. Фигура медленно повернула голову к замершей старухе и протянула к ней руку. Нижняя челюсть со скрипом шевельнулась: "Ш-ш-ш-ш-а-ш-ш-ш-а-ш…" - долгий то ли свист, то ли шепот дошел до бабки и лишил ее остатков сил. Издав нечленораздельный вопль, она закатила глаза, разжала руки, рухнула в яму, захлебнулась и почти без всплеска ушла на дно. Фигура постояла неподвижно еще некоторое время, а потом медленно опустилась обратно в воду. Рябь успокоилась, только туман еще долго колыхался вокруг ямы. Потом исчез и он. Стало тихо, только березы продолжали шуметь на ветру ветвями и где-то вдалеке скрипел старый дуб.


***
Леха и Егор пребывали в отличном настроении. С вечера они пообещали старшим сделать по дому и саду все, что только ни попросят, а взамен получили разрешение побывать на деревенской дискотеке и явиться домой аж к часу ночи. Двоюродные братья даже не ожидали такой щедрости. Весь день они таскали дрова, разбирали древние завалы в сарае, навели порядок в собственной комнате, что по мнению Константина, отца Лехи, было почти чудом. Отец Егора, Алексей согласился скупым кивком. Двое молодых его не впечатляли вовсе.
Вечером, списавшись с деревенскими приятелями, поужинали, оделись потеплей. Ну, как оделись - процесс состоял в том, что, стоя у дверей, братья уныло пытались отбиться и снять с себя теплые куртки и шапки, щедро нахлобученные заботливыми отцами. Быть немодными пацанам не хотелось. Старших, понятно, подобные соображения не волновали. Наконец, смогли вывалиться на улицу. Оседлали старенький, но надежный BRP и, получив приличествующие случаю напутствия старших, выехали на грейдер и попылили к недалекой деревне.
- Погодка сегодня, да? - Егор спрятался за спиной брата от набегающего ветра. Скорость мотовездеход набрал приличную, приходилось кричать.
- Холодина! Так и снег пойдет! - младший, Леха, укутанный по самые глаза, в танковом шлеме и очках, сидел относительно комфортно, хотя вечерний холод заползал под зимнюю куртку.
- Правильно теплое надели! - запоздало признал Егор
- Правильно, неправильно... Достали они командовать! - Леха довольно ухмыльнулся, - Ничего, скоро 18! Сами будем думать…
- Лех, ты сбавь, давай – не видно ничего!
Вездеход на полном ходу перевалил короткий подъем и покатил вниз, к оврагу. Испокон веку в нем шелестел ручеек, нес свою воду в близкую Осугу. Стаявший снег на короткое время превратил ручей в ревущую струю воды, с грохотом врывающуюся в бетонную трубу под дорогой. Деревья вокруг стояли голые, мокрые от дождя. Влага в воздухе висела который день.
- Смотри! Смотри! - Егор ткнул брата.
Слева появилась ослепительно белая полоса тумана. Она резко контрастировала с окружающим пейзажем. Из тумана быстро вытягивались белесые жгуты, которые обвивали древесные стволы и ветви. Туман с потрясающей быстротой двигался к дороге. Секунда, и он уже перевалил через нее, устремившись вниз по руслу ручья.
- Чего это? - Егор оторопел.
- Никогда такого не видел…, - Леха притормозил прямо перед туманом. Тот, как река тек поперек дороги и казался разумным существом - то приостанавливался, то двигался быстрей, выпуская в стороны завитки, как будто ощупывал руками препятствия.
Братья оторопели.
- Слышь, Лех, ну его – прошептал Егор – Газуй давай, быстрее, не нравится мне это!
Но брат как будто не слышал его. Туман коснулся его руки и заполз под куртку. Алексей одеревенел и начал сползать с вездехода.
- Леха! Ты чего? - в панике Егор схватил брата за воротник, дотянулся другой рукой до руля и утопил газ. Квадроцикл взревел и ринулся вперед. Пролетая сквозь муть, Егор почувствовал, как что-то осязаемое касается его тела, заползает под одежду. И тут он услышал. Ясно различимый хриплый мужской голос сказал:
- Otto, komm bald her, die Russen bereiten sich wieder auf den Angriff vor!
И другой, тоже хриплый и грубый, ему ответил:
- Ja, ich komme, lass mich meinen Arsch abwischen, diese Russen sind m;de!
И тут туман закончился. Разбрасывая колесами грязь и ревя, вездеход вырвался на подъем, выскочил на ровную дорогу. Егор оглянулся. Туман остановился, как бы раздумывая. Егор физически ощутил на себе чей-то взгляд. Этого не могло быть! На всей дороге, кроме него и пребывающего в беспамятстве Лехи, никого не было. И все-таки на него смотрели, смотрели из тумана.
- Брат! Брат! Как ты? Ты чего? – Егор начал трясти Леху – Ты чего?
Леха внезапно приоткрыл глаза, очнувшись как ничего и не было:
- А? Что?
- Ты чего отрубился то? – Егор перешел на крик – тут такое было, смотри!
Между тем, в лощине туман остановился. Его хвост выполз на опушку Леса, постоял немного на месте и вдруг с пугающей быстротой двинулся вдоль поля, как будто пытался отрезать братьям дорогу. Одновременно он двинулся вверх по дороге, откуда только что вырвался вездеход. Расстояние быстро сокращалось. Леха первым оценил ситуацию:
- Держись! – крикнул он брату и утопил газ до упора. Мотор взвыл на предельных оборотах, машина вильнула задом и помчалась по дороге, поднимая тучи грязи и воды.
Отдышались только в деревне. Еще долго оглядывались, но все было спокойно. 


***
С утра немецкие позиции напоминали муравейник. Ночью от станции Осуга, через лес пришло долгожданное подкрепление – целая полнокровная пехотная рота. Настоящее сокровище в условиях этой бесконечной бойни. Командир передового батальона майор Иоахим Закс не стал долго морщить лоб в раздумьях и сходу отправил пополнение на передовую, прямо на окраину Вишневки, в окопы многострадальной 3-ей роты, на смену.
 - А! Вот и свежее пушечное мясо! – оптимистично поприветствовал появившихся новичков фельдфебель Франц Леманн. Он расположился в ячейке прямо против хода сообщения, устроившись на ящике из-под мин. Раскурив трубку, он лениво наблюдал из-под прищуренных век за вбегавшими в траншею запыхавшимися гренадерами.
- Не торопитесь так, камрады! Не торопитесь! Русские начинают свои атаки по утрам, а сейчас уже 10! Дождитесь завтра! Сегодня вам с ними уже не повстречаться!
- Да не пугай ты людей, Франц! – маленький Тиль Кляйн, чей рост удивительно перекликался с его фамилией, проворно подскочил к передовому гренадеру. Огромного роста, затянутый ремнями, в каске, с карабином в руке, он казался шире траншеи и полностью ее заполнил.
- Ну ты здоров! – Кляйн даже привстал на мыски, пытаясь рассмотреть лицо великана – Как зовут тебя, славный воин?
Гренадер перевел дух, рассмотрел на плечах Тиля нашивки ефрейтора и вытянулся во весь рост:
 - Осмелюсь доложить, господин ефрейтор! Рядовой Фриц Хартманн, 6-ая гренадерская рота!
- Да не ори ты так! Ты не на плацу! – Кляйн, судя по хитрой усмешке, пробежавшей по лицу, решил развлечься.
- И что же ты собираешься делать, Фриц? Неужели воевать?
- Осмелюсь доложить, господин ефрейтор! Так точно! Воевать! – великан покраснел и проорал последние слова так люто и громко, что с вершины соседней березы сорвалась ворона и возмущенно каркая, унеслась к русским позициям.
- Полетела докладывать о наших делах, - сидевший рядом с фельдфебелем на соседнем ящике второй номер пулеметного расчета Людвиг Шуппе потянулся и недовольно посмотрел на гренадера – Прекращай так орать! Дождемся сейчас русскую мину!
- Да расслабься, Шуппе! – Тиль усмехнулся – у русских нехватка боеприпасов, как и у нас. Видел, как жиденько они поддерживают свою пехоту? Слезы, а не поддержка!
- Жиденько, не жиденько… – Шуппе был не в настроении. С утра болел желудок, от этой проклятой каши точно можно заработать язву, и поэтому обычно желчный и мрачный солдат был еще более угрюмым, чем обычно – Сейчас как вмажут – кишки будут собирать по всем деревьям!
- Не будут, Людвиг! Не будут! – Леманн заржал, как конь – Не до этого всем, пусть себе висят!
Между тем вновь прибывшие солдаты расползались по траншее. Командир роты, Ульрих Краузе, добрался до траншеи последним. Увидев офицера, Леманн вскочил и вытянулся. За ним этот же маневр повторили все остальные.
- Господин обер-лейтенант! Осмелюсь доложить! Командир первого взвода фельдфебель Леманн! Принимаем смену, на позициях спокойно, противник окапывается! Ведем непрерывное наблюдение!
Леманн сделал шаг навстречу лейтенанту и сбавил тон:
 - Господин обер-лейтенант, разрешите проводить Вас к командиру роты.
Краузе, высокий и подтянутый офицер лет 30, внимательно оглядел фельдфебеля:
- Проводите, да, - произнес он – И застегнитесь! Своей расхлябанностью Вы роняете честь немецкого солдата и подаете дурной пример подчиненным.
Леманн вытянулся, одновременно шаря руками по шее и выискивая давно не застегивавшиеся пуговицы:
- Слушаюсь, господин обер-лейтенант! - и одновременно с этим двинулся по траншее, - Прошу Вас за мной, господин обер-лейтенант.
Солдаты почтительно расступились, пропуская новое командование.
- Они все такие бодрые, когда только приходят сюда, - насмешливо прошептал на ухо Шуппе Курт Нейгебауэр, пехотинец, воюющий в роте без перерыва чуть ни с Волоколамска. В роте его знали все – во-первых, за неуемный аппетит. Редкие свободные минуты он проводил около кухни, пытаясь раздобыть у поваров хоть что-то съедобное. Своими просьбами и жалобами на постоянный голод он доводил главного кормильца роты, бывшего слесаря из-под Дюссельдорфа Клауса Зиммеля, до белого каления. Тот не раз грозился отделать «проклятого попрошайку» поленом так, что тот своих не узнает. Впрочем, Курта эти угрозы нисколько не трогали, он только усмехался. Второй его особенностью было абсолютное бесстрашие и полное пренебрежение опасностью. Он совершенно спокойно ходил в разведку, ползал в боевое охранение и совершенно не боялся обстрелов и бомбежек. Любимым оружием Курта были гранаты. При любом удобном случае он набирал их себе чуть ли ни в охапку. Вот и сейчас из-за его пояса торчало пять гранат М24 с осколочными чехлами, «колотушек», как их называли по обе стороны фронта. Кидал он их мастерски. Всем была известна особенность задержки запала этой гранаты. Зачастую русские пользовались этим и успевали вернуть немецкие «подарки» обратно их хозяевам. Но только не тогда, когда их метал Нейгебауер. Он обладал каким-то звериным чутьем, определял расстояние броска до метра и, выдернув шнур, выжидал с гранатой в руке ровно столько, сколько требовалось. Потом кидал. Граната взрывалась сразу при падении, что было очень эффективно.
 - Они такие бодрые, - повторил он, - Посмотрим, что будет через неделю. Русские быстро собьют с них спесь! Кстати, Людвиг, откуда рота, ты не знаешь? Какие-то они свежие и не мятые…
- Мне вчера в штабе батальона сказали, что из Франции, прямиком из-под Страсбурга, позавчера их дивизия прибыла во Ржев - Шуппе поморщился. Как всякий солдат Восточного фронта, он питал непреодолимую брезгливость к любому, кто не испытал русской зимы и русской войны. А может, это была зависть. На его петлице сиротливо пламенела красно-бело-черная нашивка Восточной медали за зимнюю компанию 41 года – Gefrierfleischorden, «мороженое мясо», как насмешливо называли ее фронтовики. – Уже через неделю они запоют по-другому, уверен! Главное, чтобы нас сменили, хоть ненадолго. Куда угодно, хоть на пару километров в тыл, но только отсюда!
Между тем, Ульрих Краузе входил в землянку командира роты, которого менял на позиции. Землянка была выкопана грамотно, около огромной березы. Траншея огибала ее и вход в землянку был в постоянной тени гигантского дерева. Командир 3-ей гренадерской роты, гауптман Гуго Кац, уже ждал его. Застегнутый на все пуговицы, он постарался за утро привести себя в божеский вид. Побрился и даже протер шею и лицо остатками одеколона, который возил с собой еще с польской кампании. Одеколон стремительно подходил к концу, но Гуго без малейших сожалений вылил остатки себе на руку и с силой принялся тереть черную шею. Мысль о том, что они смогут отдохнуть хоть несколько дней и уже завтра не придется постоянно вжиматься в стенку траншеи, пережидая очередной огневой налет, бодрила его необычайно. Поэтому сегодня с утра он, против своего обыкновения, не стал обходить роту. Адъютант, явившийся на рассвете с докладом о положении за ночь, не получил ни одного язвительного замечания и колкого намека на собственную никчемность – гауптман был мил, разговорчив и даже простер свою любезность до того, что спросил адъютанта о семье – живы ли. Сейчас он неторопливо поднялся из-за снарядных ящиков, сложенных друг на друга и служивших ему столом и ответил на приветствие младшего по званию Краузе, который втиснулся в землянку:
- Хайль Гитлер!
- Зиг хайль!
Вновь прибывший с любопытством огляделся. Обстановка, видимо, не вполне соответствовала его ожиданиям. Походная солдатская раскладушка в углу, застеленная зеленым одеялом, на стене автомат и стол из ящиков – вот и все. А, ну еще котелок в углу и походный ранец, укрытый шинелью.  Заметив взгляд Краузе, Гуго усмехнулся:
- Ожидали более роскошной обстановки, товарищ? Извините, нам тут не до этого.
- Нет, нет! Что вы! – Краузе смутился – Мы так спешили вам на помощь! Только вчера прибыли во Ржев из Страсбурга, и сразу сюда!
- Как вам городок? Не впечатляет после сказочной Аквитании, или где этот ваш Страсбург, а? Голубое небо, тишина и ни одного русского! – Кац ухмыльнулся.
- Трудно представить себе что-то более дикое и отталкивающее, - согласился обер-лейтенант, не отвечая на язвительный выпад собеседника, - город практически разрушен. Русские наступают с севера, но пока безуспешно.
- У нас они тоже не спят, - хмыкнул Кац, - каждый день обстрелы и атаки. Хорошо, что воевать их генералы толком пока так и не научились. Лезут в лоб, каждый день одно и тоже. Мы сдерживаем их 88-ю дивизию двумя батальонами пехоты, дюжиной танков и штурмовых орудий. Правда, в нашем тылу много артиллерии и, слава Герингу, Люфтваффе работает как часы, прилетают на любую заявку. Без них русские, конечно, просто стерли бы нас в порошок.
Кац вздохнул и резко переключился:
- Давайте закончим с делами! Как я понял, вы меняете нас целиком. Время нашего отхода - до полудня. Прошу вас, господин лейтенант, к столу, я покажу наши позиции.
Склонившись над картой, оба немца принялись за дело.

***
Танцы подходили к концу, и братья засобирались на выход. Вечер прошел очень весело. Дискотека была единственным развлечением в Щеколдино и каждый, кто чувствовал себя способным вспомнить молодость и имел желание пообщаться – обязательно приходил в клуб. Пацаны плохо воспринимали ритмы 90-ых. Все эти «белые розы» и прочие «девочки в автоматах» вызывали у них кривые усмешки и полное недоумение от музыкальных пристрастий предков.
Им нравилась, собственно, сама тусовка, возможность побыть в кругу своих, и, конечно, желание показаться местным дивам. А дивы, понятно, имелись.
- Только Оззи! – вопил Леха, мотая головой в такт Bark to the Moon, как машет ей индюк перед решающей дракой с собратом за самку и корм. Пристрастием к тяжелому року он был обязан отцу, страстному поклоннику Black Sabbath и Metallica.
- Только рэп! - орал в запале Егор, размахивая руками и прыгая, как его далекий предок, обнаруживший неучтенный стаей банан. Рэп, по мнению Егора, бы единственной честной музыкой, настоящей и искренней. Все «реальные» пацаны в его окружении слушали только рэп.
При этом оба не забывали косить глазами, наблюдая за реакцией подружек.
- Русский рэп! - уточнял его деревенский тезка, приятель братьев, водитель самого опасного транспортного средства в деревне – древней ВАЗ 2101.
Погромыхивая всеми своими дряхлыми сочленениями, машина с местной бандой подростков, в которую входили приезжавшие на каникулы братья со своим вездеходом, целыми днями носилась по деревне и окрестностям, пугая добропорядочных селян грохотом мотора, чужеземными ритмами из динамиков и дикими воплями. Неоднократно получая замечания от местных жителей за шум и неадекватное поведение, молодежь, наконец, осознала, что ее выходки могут повлечь не очень хорошие последствия – деревенские обычно не отличаются долготерпением и ангельской добротой, да и отцы уже не раз грозились отобрать технику и посадить дебоширов под замок на неопределенное время. Поэтому, поразмыслив, подростки решили создать собственный схрон, где они будут чувствовать себя в безопасности и особо не мешать местным. Окинув взглядом окрестности, ребята присмотрели развалины коровников, стоявших метрах в 100 от деревни, прямо около дороги. Место показалось отличным. Рядом мост через Осугу - единственный на десяток километров, только недавно отстроенный храм, развилка дорог на Фомино-Городище.
- Клево! - живо отреагировал Леха, обозревая развалины, - в жизни никто не найдет!
- Да! – согласился брат, - мы видим всех, нас не видит никто.
Остальные согласно мотнули головами. Знали бы они, как ошибаются…

***
Позиции 102 пехотной дивизии тянулись двумя передовыми траншеями вдоль опушки леса на всем его протяжении – от берега Осуги выше Садов до Лыщево и Табаково на крайнем левом фланге, всего около 5 километров. Там они смыкались с позициями соседей и уходили за Волгу, на северо-восток. В 15 километрах за спиной немцев, за лесом, лежал Ржев. Ржев, краеугольный камень Восточного фронта, как высокопарно после войны назовет его один из немецких генералов в своих мемуарах. Ржев, цель советских войск на протяжении 18 месяцев войны. Ржев, атакуемый со всех сторон, засыпаемый бомбами и снарядами, главный опорный пункт вермахта на центральном фронте. Ржев, взятый нашими только частично с северо-востока, но так до конца и не отданный немцами. Ржев, где после освобождения 03 марта 1943 года осталось 297 домов из почти 6 тысяч, и 150 жителей – из 20 тысяч, оказавшихся в оккупации - почти полностью разрушенный и сожженный. Город, притянувший к себе колоссальные силы и средства противников, поглотивший жизни более 2 миллионов солдат с обеих сторон. Маленький, провинциальный, тихий и уютный до войны. Жестокий, грозный, кровавый во время нее – он стал ее символом и апофеозом. Немцы держали город до последней возможности – его потеря означала крах и начало развала Центрального фронта. Не случайно фюрер не раз заявлял, что Ржев – ворота в Германию. Наши, во чтобы то ни стало, стремились его взять. Ржев – не только важный железнодорожный узел, перекресток дорог с севера на юг. Не только мощный укрепленный пункт врага, нависающий над центром страны, над Москвой, хотя, конечно, это было очень важно. Главное, что взятие Ржева - родного, русского, советского города, означало начало перелома, начало пути к победе над врагом. Ржев – олицетворение России, исконной, древней, родной и близкой для всех. Ржев должен был быть взят, так или иначе. Сила столкнулась с силой, воля – с волей. Ради победы никто не щадил себя. Раз за разом цепи советской пехоты вставали из окопов и шли вперед, под разрывы своих и чужих снарядов и бомб, мин и пулеметных очередей. Горели танки и бронемашины, кричали заживо горевшие в них люди, до последней секунды своей жизни стрелявшие из пушек и пулеметов по врагу, сотнями и тысячами валились скошенные осколками и пулями молодые парни со всего огромного Советского Союза. В цепях пехоты, за рычагами боевых машин, приникнув к прицелам орудий и гашеткам самолетов, воевали плечом к плечу все – русские и калмыки, татары и украинцы, казахи и мордва, белорусы и узбеки, грузины и армяне, евреи и якуты – всех не перечислить. С другой стороны, им противостояли баварцы и мекленбуржцы, жители Саксонии и Тюрингии, Баден-Вюртенберга и Берлина, австрийцы, швабы, многочисленные добровольцы из других стран Западной Европы. Они тысячами умирали в своих траншеях и блиндажах, погребались заживо в дотах и дзотах, горели в танках и падали в безымянные болота в своих «мессерах». Это была битва. Это была бойня. Не случайно Ржев с тех пор – имя нарицательное в России. Об этих боях с ужасом вспоминают немцы в своих мемуарах, с болью и неизбывной гордостью те немногие, кто остался жив с нашей стороны.
«Я убит подо Ржевом» - нет человека в России, кто бы не слышал этого стихотворения… «Наш ли Ржев, наконец?» - это вопрос не только про город. Это про все. Но мы отвлеклись. Сейчас шел сентябрь 1942 года, было еще сухо и тепло и до освобождения Ржева оставалось целых полгода.
 

***
Уходя в ход сообщения, Кляйне обернулся назад, еще раз посмотреть на свою, ставшую родной за эти два месяца траншею. Сколько пережито здесь, сколько товарищей осталось здесь навечно! Позицию передали, новички располагались по блиндажам и стрелковым ячейкам, все было нормально, порядок.
Тут он увидел догонявшего его Хартманна. Солдат остановился невдалеке и, увидев, что Кляйне заметил его, несмело приблизился:
- Осмелюсь спросить, господин ефрейтор! – великан смущенно наклонился к ефрейтору. Для этого ему пришлось сложиться чуть ли не вдвое:
– Разрешите?
- Конечно, спрашивай, доблестный защитник Рейха! – Кляйн был сегодня благодушен – все-таки пришла смена и можно будет хоть немного отдохнуть в тылу – Что ты хотел знать?
- А что, действительно ворона полетела к русским с докладом?
- Конечно! Это же русская ворона!
Он ухмыльнулся, хлопнул остающегося по плечу, развернулся и ушел, не оглядываясь. Предстояло догонять уже ушедших товарищей.




 

***
Стоя на крыльце, Костя вдруг обратил внимание на какое-то движение под деревьями. Лампа, висящая над забором в углу, внезапно замигала и погасла. Там, где лежал огромный кремневый монолит – Константин самолично долго изучал его и убедился, что это настоящий булыжник эпохи ледникового периода, возникло какое-то свечение. Из-под дуба начал выползать дымок, он колыхался на ветру, сгущался и наконец, превратился в облачко белого тумана, неподвижно висящее в углу участка. Чертыхнувшись и выбросив окурок, Костя отправился к дубу:
- Б…, опять проводку полевки съели! – матюгнулся он – Все там надо менять! Того и гляди, камеру наблюдения закоротит!
Как был, в майке, в шлепках, пытаясь не провалиться в грязь и невидимые в темноте ямки, Костя зашлепал к дубу. Подслеповато вглядываясь в темноту, он пытался понять, что же, собственно, произошло. Подойдя ближе, замер. Странный туман висел неподвижно, не рассеиваясь. Во рту вдруг пересохло, дыхание остановилось. Облако колыхнулось, и в просвете Костя заметил лежащую рядом с камнем темную фигуру. Фигура, несомненно, принадлежала человеку. В каске, темного цвета мундире – несмотря на темноту, Костя почему-то сразу признал Feldgrau – серо-полевой – основной цвет формы германской армии, он лежал, поджав левую ногу к животу. В его руках беззвучно забился пулемет, направленный на Осугу. По круглому дырчатому кожуху ошалевший Костя немедленно признал в пулемете MG-34, основной немецкий пулемет времен войны. Со среза срывалось призрачное пламя, трассирующие очереди синеватыми комками уносились к реке.
 - Господи Боже! - в заторможенном мозгу взрослого и опытного мужика наступил ступор. Некстати в том же мозгу всплыло, что ступор, по-латински, означает удивление… - Господи Боже, что это, я брежу?
Пошатнувшись, он крикнул: - Ты кто? Сука, кто ты?
- Was? Was hast du gesagt?
Константину показалось, что туман заговорил с ним. Голос шел ниоткуда, но он прекрасно слышал его. Он проникал в него, казалось, отовсюду.
- Herr Leutnant, ich schie;e auf den Feind, die Munition endet
- Что? Ты кто, я тебя последний раз спрашиваю!
Истерика нарастала лавинообразно, Костя остро чувствовал нереальность происходящего – ничего подобного не могло происходить. Теряя самообладание, к тому же почему-то щипало лицо и все расплывалось в какой-то мути, он шагнул вперед – что бы ни происходило, он не мог отступить, «потерять лицо», как говорят японцы.
- Быстро встал и повернулся ко мне, урод! В чем дело?
- Ich bin verletzt! Herr Leutnant, lassen Sie mich ruhen
Темный человек прекратил стрельбу, небрежно отставил пулемет в сторону и приподнялся на колени. Голова медленно повернулась к нему. Послышался скрип и на Костю уставился человеческий череп. Безглазые провалы взглянули, казалось, прямо на него, челюсть с остатками зубов шевельнулась приоткрывшись. Мертвец вытянул к человеку руку с остатками мяса и мышц. Пальцы торчали голые, одна кость. Обрывки рукава трепетали на ветру. Костя услышал шипение:
- Ш-ш-ш-ш-ш-а-а-ш-ш-ш!
Одновременно мертвяк начал подниматься на ноги. Одеревеневший от ужаса мужик завороженно следил за ним, не в силах сделать хотя бы одно движение и, неизвестно, чем бы все кончилось, если бы в этот момент на крыльцо не вышел его родной брат Алексей. Плотно поужинавший и выпивший пару литров пива, он решил выйти подышать. Выйдя на крыльцо, он остановился, благожелательно обозревая окрестности. Вид замершего на месте брата, перед которым поднималось на ноги какое-то непонятное существо обескуражила его на секунду, однако он быстро пришел в себя. Как человек, в отличие от старшего, невпечатлительный, не верящий ни в чох, ни в сон, но только в явь, и, к тому же, исключительно храбрый, он тут же приступил к действиям. Пробормотав под нос что-то угрожающее, он двинулся вперед, одновременно выдергивая из-за пояса нож. Прилично разогнавшись за пару десятков шагов, он прыгнул и со всей силы ударил темную фигуру обеими ногами в голову. С глухим стуком фигура отлетела в сторону на десяток метров и рухнула на землю, прямо в туман.
- Что–то легковат ты, мужик, - насмешливо хмыкнул Алексей, поднимаясь и кладя руку на одеревеневшее плечо брата, - Кто это, братиш?
- Да х… его ззз-н-а-ет, - Костя даже слегка заикался – Ты посмотри, он же мертвый!
- Чего? – брат вытаращился на него – Ты пьяный, что ли?
- Да ты посмотри! Лежал, стрелял из пулемета!
- Какого пулемета? Бредишь, что ли?
- Ш-ш-ш-а-ш-ш-а-а-ш! – послышалось в углу. Фигура медленно вздымала себя на ноги. Подобрав пулемет и распрямившись, она медленно пошла на братьев. Удар ничуть ей не повредил, только череп теперь клонился набок. Туман заклубился гуще, обвил фигуру и двинулся к людям вместе с мертвецом.
- Wie schl;frig! - вдруг жалобно произнесла фигура. Тон ее совершенно не вязался с действиями. Пулемет беззвучно плюнул синеватыми сгустками пламени, которые ударили в Алексея и брызгами разлетелись в стороны. Он пошатнулся и зажмурился, так неожиданно это было.
- Валим! Валим быстро! – Константин дернул брата за руку и оба рванули к дому. Вслед неслось синеватое пламя. Все вокруг дрожало в призрачном мареве.
- Какого хрена? – заторможено вопросил Алексей, ввалившись в дверь и захлопнув ее. Он тяжело дышал, отошел к дивану и повалился на него. Нож, который так и был зажат в его руке, со стуком упал на пол. Пламя что-то с ним сделало, он обессилел как-то в один момент - распластался, не в силах пошевелиться.
- Понятия не имею! Где мой ствол? А, вот он! – Костя метнулся к шкафу. – Погоди, брат! Что с тобой? Ты чего?
 - Чего-то глаза закрываются - Алексей говорил еле слышно и взвинченный до предела Константин его еле расслышал.
- Ща, Леха, погоди! Отгоню чудище, вернусь к тебе!
С этими словами он распахнул дверь и с карабином в руках выскочил наружу.



***
До возвращения домой оставалось еще около часа. Домой ребят не тянуло, поэтому решили провести оставшееся время в оборудованном в коровнике лагере, который получил звучное наименование «Чернобыль». Расположились с удобствами - народ натащил всякой рухляди, провалы окон заложили досками, камнями и прочим мусором, в изобилии валявшимся поблизости. Запалили маленький костерок, включили колонку. Стало тепло и уютно. Расположившись вокруг костра, начали рассказывать друг другу разные истории – смешные и не очень. Слово за слово, зашла речь о таинственном и страшном – духах, привидениях и прочем. Деревенские наперебой рассказывали о собственной крутости – пару лет назад ночью они прошли через все кладбище около реки. Братья переглянулись. Весь вечер их терзал неосознанный страх. Пережитая вечером, по дороге в деревню, странная история с туманом вызывала тревогу и недоумение – было ли это? И если было, то что? А тут еще рассказы про ходячих мертвецов и прочие байки, которые так любит рассказывать друг другу молодежь. Помните, какие жуткие истории рассказывали мы друг другу в пионерских лагерях после отбоя? Забивались под одеяло, только носы торчали и самый храбрый замогильным голосом принимался вещать. Остальные, затаив дыхание, слушали, а потом против своей воли оглядывались на каждый чих и еще пару дней шарахались от любой тени. Помните?

***
С наступлением темноты одинокая лодка покидала реку. Пара мужиков из Кортнево возвращались к причалу. Улов был небольшим, пара судачков на закидуху, да дюжина всякой мелочи на удочку около лучковского берега. Тем не менее, рыбаки были довольны. Целый день на свежем воздухе, отличная, в целом, погода, отсутствие рыбнадзора, перспектива отлично поужинать и выпить по - маленькой необычайно бодрила обоих.
- Смотри, Петя - что это? Вправо смотри, вон, вон туда! – старший, дюжий парень лет 30 тыкал пальцев влево от себя
- Что это? – севшим сразу голосом спросил он приятеля.
Тот замер и не отвечал, вперившись глазами в странную и пугающую картину.
Реку пересекала полоса белого тумана. Скатившись с косогора у старой березы, она расползлась по реке белесым дымком, но вот, собралась в бесформенный ком, снова растянулась в полосу и быстро полетела над водой по направлению к противоположному берегу. Из полосы вытягивались белесые жгуты, как будто ощупывая и изучая путь. Минута, и туман уже достиг пляжа, перевалил через него и исчез по направлению к Щеколдино. Над водой осталась висеть белесая муть и хмарь. Потом рассеялась и она.
- Показалось, что ли? – названный Петей охрипшим голосом обратился к старшему.
- Привидится же такое! Не знаю, показалось, наверное, может, ветер туман гнал? Ладно, пошли к дому, мало ли чего в природе бывает.
С этими словами, он сильней сжал ручку газа, и лодка ходко пошла к недалекому уже пирсу. Правда, губы его были плотно сжаты и лоб прорезала задумчивая складка – что-то неправильное было в только что увиденном, как-то уж слишком осмысленно и целенаправленно перемещался туман.
- Ладно, разберемся, сейчас главное – до дому добраться, задрог весь – успокоил он себя.
 
***
- Ну что же, пора по домам! – Леха решительно поднялся со старого ящика, служившего ему стулом, - Папа ругаться будет.
С видимой неохотой поднялся Егор. Он всегда подчинялся прямым приказам, не желая входить в открытую конфронтацию со старшими, хотя втихую частенько делал все по-своему. Вздохнув, он начал натягивать на себя шапку и горнолыжные очки – без них сидеть на ветру, даже за спиной брата, было невозможно. Уходить не хотелось.
Попрощались, уговорившись завтра списаться и встретиться, двинулись к двери. Она вдруг открылась сама. На пороге смутно виднелась мешковатая неуклюжая фигура, как будто мешок с тряпками поставили на попа. Вокруг клубился туман.
- Ш-а-ш-ш-ш-ш-ш-а-ш-ш-ш! – прошипела фигура и вытянула руки вперед, крепко ухватив братьев. Туман обволок обоих, и они без звука повалились на пол. Гаснущим слухом Егор успел расслышать крики ужаса. Народ выпрыгивал в окна и бежал к деревне…


***
Алексей был без сознания. Он тяжело дышал, всхлипывал и вскрикивал, но в себя не приходил. Костя тормошил его изо всех сил уже второй час, но все без толку. Ночь выдалась просто сумасшедшая. Оставив брата лежать на диване, Костя вскинул к плечу карабин, выскочил за дверь и присел за бортиком веранды. Встречать противника следовало на удобной позиции. Фигура медленно двигалась к дому, туман неотступно следовал за ней. Мерцали синеватые огоньки, жгуты - то ли дыма, то ли пара выстреливали из тумана в стороны, даже вверх. Подойдя к пруду, выкопанному перед домом, фигура замедлилась на секунду, как - будто задумалась, но вот двинулась прямо через него. Ноги мертвеца погрузились в воду всего по щиколотку, хотя Костя точно знал, что пруд глубокий, больше человеческого роста. Млея от ужаса перед непонятным и неведомым, Костя вместе с тем ощутил накатывающую ярость – кем или чем бы ни была эта штука, она шла к нему и лежащему за его спиной брату явно с недобрыми намерениями. Это следовало пресечь. И он начал пресекать – навел ствол на фигуру, выждал зачем-то секунду, хотя дистанция не превышала 20 метров и выстрелил подряд три раза!
Оглушительный грохот разорвал ночную тишину. В первый момент Костя не увидел результатов стрельбы – ствол повело отдачей, вспышки пламени ослепили его. Звенели катящиеся по веранде гильзы. В груди мертвеца возникли огромные дыры – то ли сгнившая плоть была так непрочна, то ли в упор так удачно сработала свинцовая пуля калибра 0.366 TKM в полимерной оболочке. Мертвяк пошатнулся, сквозь тело стал виден забор.
- Herr Kapit;n, sie schie;en wieder auf mich – в голове Кости зазвучал голос, в котором были жалобные нотки. Он не знал немецкого, но понял, что это реакция на его стрельбу и она нежити не понравилась - Lass mich zur;ckziehen! es tut mir weh!
С фигурой что-то вдруг произошло. Туман сгустился, обвился кольцами вокруг нее, и она вдруг стала погружаться в воду. Исчезло синеватое мерцание, вот в воду погрузились руки с пулеметом, скрылась голова. Все пропало, только легкая рябь шла от центра пруда к его краям, да туман стоял над водой. Но вот рассеялся и он. Стало тихо, только лаяли потревоженные выстрелами собаки в деревне. Им заливисто отвечали их собратья в Кортнево.
- А, сука, не понравилось? - Костя обессиленно присел на пол. Руки тряслись, холодный пот заливал глаза. Почему-то он сразу понял, что в пруду ничего нет и опасаться больше некого. Дрожащими руками он нашарил в кармане пачку сигарет, но тут же вспомнил о брате, вскочил на ноги и рванул на себя дверь:
- Брат! Как ты? Оно ушло!


***
В деревне ударили в набат. Старый ржавый кусок рельса, много лет назад повешенный рядом с клубом на случай пожара, наконец-то пригодился. Прибежавшие ребята подняли крик.
- Московских украли!
- Каких московских? Чего орешь? – заспанный Алексей Смирнов прибежал к набату одним из первых. Теперь он щурился от света фонаря и протирал глаза:
– Что случилось?
- Там, в коровниках… Там, это…
- Что это? Кто-нибудь один говорите!
- Сидели спокойно, музыку слушали!
- Вдруг дверь открылась, а там – фигура какая-то – вразнобой начали ребята.
Егор, хозяин «копейки», будучи самым старшим, взял себя в руки первым:
- Короче, какой-то мужик вдруг вошел к нам, мы плохо рассмотрели, темно было, схватил лучковских, обоих, Леху и Егора. Сделал что-то с ними, они оба сразу упали, схватил их и ушел. Туман вокруг него был – страшно очень! Мы в окна ломанулись и сюда!
- И куда он их потащил? – Алексей окончательно проснулся. Налицо было преступление, срочно необходимо было принимать меры.
- Да говорю же – побежали мы сразу! Не знаю, может к реке, или в лес!
- Так, стойте здесь, народу все объясняйте, я за машиной! – Алексей рысцой направился к дому. На ходу он достал телефон и набрал Константина в Лучково – это же его ребята, но телефон молчал, связи не было совсем.

***
Далеко уйти роте не удалось. Запыхавшийся ординарец командира батальона на штабном Опеле нагнал их недалеко от железной дороги. Он нашел Гуго Каца сидящим на пне посреди лесной просеки. Тот снял осточертевшую обувь и с наслаждением шевелил пальцами. Рота отдыхала рядом.
- Господин гауптман! Господин гауптман! Срочный приказ из штаба!
- Хватит орать, Ганс! Что у тебя?
- Приказ командира батальона! – ординарец пошарил в сумке и передал запечатанный пакет Кацу.
Тот лениво принял его и задумчиво покачал в руке:
- Чувствую, закончился наш отдых, не начавшись.
Предчувствия гауптмана не обманули. Приказ Иоахима Закса был краток: «В силу сложившейся обстановки, приказываю 3-й роте 2-го батальона занять позиции 400 метров западней Лучково к 18-00 6 сентября 1942 года. Быть готовыми к отражению атаки русских к утру 07.09.42. по прибытию доложить делегатом, установить связь с соседями».
- Ясно, принято. Что-то еще? Может, быть на словах? Что случилось? Мы только что ушли, двух часов не прошло.
- Господин командир батальона просил поторопиться! Мне поручено проводить вас и показать позицию. Ночью в районе Плющево к нам перебежали русские, сразу семеро, всем отделением. Говорят, завтра им приказали готовиться к атаке. В их окопах пополнение, подвозят боеприпасы и продовольствие, даже тушенки привезли…
- И господин майор решил, что без нас отбить это наступление он не сможет, - иронично закончил Кац – Хорошо. Позиция эта мне хорошо известна, мы только что оттуда ушли. Рота! Всем встать, приготовиться к движению! Командиров взводов – ко мне!


***
Лесу было больно. Уже несколько недель подряд люди уничтожали его. Целыми днями – то тут, то там в нем вспыхивали пожары. Гибли животные и птицы, в ручьях вскипала вода. Гремели взрывы, опрокидывающие вековые деревья и ломающие молодняк как спички. В стволы впивались осколки снарядов и бомб, люди пытались укрыться от смерти, прикрываясь Лесом и Лес принимал смерть вместо них или вместе с ними. Лес пытался разговаривать с людьми - деревья угрожающе шелестели листьями, беспричинно там и здесь шевелилась земля, не в силах удержать рвущиеся на поверхность корни. Лес просил перестать убивать его. Лес просил людей уйти. Но люди не понимали, или не хотели понимать его. Они были заняты собой и им не было никакого дела ни до кого, кроме себя. Они продолжали убивать друг - друга и останавливаться не собирались. Лес не знал, как защитить себя, но все-таки, кое-что он мог. И он это сделал.


***
Отступали вшестером – впереди хромал маленький Кляйн. У него была сломана рука. Он нес ее перед собой на перевязи, поддерживая и баюкая. Видно было, что ему очень больно – он непроизвольно стонал и покачивался из стороны в сторону как пьяный. За ним брели остальные – огромный Фриц Хартманн поддерживал под руку, да что там, практически тащил на себе Отто Зальцмана. Тот еле переставлял ноги – весь правый его бок был распорот по касательной осколком мины. В свободной руке Хартманн тащил пулемет с последней лентой. Больше боеприпасов не было. Сзади плелись Шуппе и Нейгебауэр. Эти были практически целыми, только у Шуппе потерялась каска, вместе с пилоткой и он шел с непокрытой головой. В руке у Нейгебауэра была зажата неизменная граната, видимо, последняя. Замыкал группу Гуго Кац. Это было все, что осталось от двух рот – пять полумертвых солдат, и он сам, неизвестно - как и зачем оставшийся в живых. Он шел зигзагами, глаза были полузакрыты. Китель был изорван на груди и испачкан чем-то черным и жирным. Что это, Гуго не знал. Может быть, чья-то кровь, а может – его собственная рвота. В самом начале боя его контузило близким снарядом и теперь его беспрестанно мутило и рвало.
- Где-то тут наши старые позиции, дошли! Это хорошо! – Кляйн узнал перепаханные артиллерией места и приободрился.
- Камрады! Давайте живей, скоро будем в безопасности! Осталось немного!
Береза осталась на старом месте. Она была посечена осколками, вся верхушка была срезана снарядом и валялась рядом. А вот землянки больше не было. Тяжелый русский снаряд вошел прямо в крышу и взорвался глубоко в земле.
- Нет больше моей землянки! – гауптман заглянул внутрь.
Стоя на краю огромной, еще дымящейся ямы Кац почувствовал что-то вроде сердечной боли. Пусть это было временное жилье – сколько таких было у него за время войны. Но раньше он просто покидал их, и уходил, не заботясь более о их судьбе. Впервые он видел смерть своего дома, пусть временного и это зрелище произвело на него самое гнетущее впечатление. Внезапно он присмотрелся и вскрикнул, указывая рукой на дно ямы:
- Солдаты, смотрите! Там кто-то есть!
- Так точно, господин гауптман! Я тоже вижу! - Нейгебауэр спрыгнул в яму и начал раскапывать что-то в ее центре, - это же господин обер-лейтенант! Друзья, помогите мне!
Остальные тоже начали спускаться в воронку. Хартманн бережно положил стонущего Зальцмана на край и спрыгнул вниз. Нейгебауэр руками отгреб влажную землю, и солдаты увидели залитое кровью лицо Ульриха Краузе. Тот каким-то непостижимым образом оказался полностью закопанным на дне ямы, из земли торчала только голова. Хартманн принялся отбрасывать землю в сторону, пытаясь освободить шею и плечи погребенного. Внезапно глаза обер-лейтенанта открылись. Абсолютно черные зрачки, заполнившие радужку целиком, были неподвижны. Но вот веки слабо шевельнулись, казалось Краузе узнал солдат. Растрескавшиеся губы приоткрылись, и лейтенант еле слышно прошептал:
- Уходите скорей отсюда, скорей! Это лес взял меня, это лес… Корни…
Воронка внезапно вздрогнула. Земля заходила ходуном. Солдаты испуганно переглянулись. В лесу уже некоторое время было абсолютно тихо. После страшного боя на окраине Лучково все вокруг затихло. Был слышен только ветер в вершинах деревьев и где-то вдалеке каркала ворона.
Кляйн вдруг пронзительно закричал. Огромный березовый корень, безжизненно торчавший до сих пор из стенки, внезапно ожил. Изгибаясь, как чудовищных размеров змея, он взметнулся над солдатом, замер на секунду и, вдруг, со страшной силой ударив его в грудь, пробил насквозь. Кляйн умер мгновенно. Второй корень, поднявшийся из земли, обвил его ноги и вздернул вверх. Кровь лила на замерших немцев водопадом, заглушая крики ужаса и боли. Всю яму мгновенно заполонили невесть откуда взявшиеся корни. Они оплетали истошно орущих солдат, душили и протыкали их, тянули за собой в землю. Первым исчез Шуппе. Его корни забрали головой вперед, и он, захлебнувшись криком и землей, мгновенно исчез. На поверхности остался торчать только правый ботинок и часть голени. За ним последовал Нейгебауэр. Кричащего солдата корень оплел поперек тела и втащил в землю, сломав ему позвоночник. Из земли рядом торчали верхушка его шлема и носки сапог. Через секунду воронку гулко сотряс взрыв – Нейгебауэр, умирая, подорвал гранату. Впрочем, это никак не сказалось на судьбе остальных. Все они были разорваны и утащены Лесом под землю. Последним в воронке умер Хартманн. Каким-то образом умудрившись не упасть, он стоял по центру ямы, оплетенный корнями. Его шея вздулась жилами, лицо налилось бурым цветом от напряжения. Корни практически распяли его – оплели руки и ноги и тянули в разные стороны. Впрочем, даже его чудовищной силы хватило только на секунду – страшный хруст раздираемого тела, крик и тишина. Все это время Зальцман лежал на краю воронки. Ошеломленный внезапным нападением и страшной смертью товарищей, он, казалось, позабыл о своей ране. Когда в яме стало тихо, он осторожно приподнял голову и заглянул в нее. Там было пусто. Торчали ботинок, носки сапог и верхушка каски. Прямо по центру белело лицо Краузе. Залитое кровью и полузасыпанное землей, оно, тем не менее, выделялось в этой абсолютной пустоте. Глаза погребенного остановились на Зальцмане.
- Беги! - шепнули его губы - Беги, дурак!
Второй раз просить Отто было не надо. Зачем-то подхватив стоящий рядом пулемет, он метнулся вперед, не разбирая дороги. Охвативший его животный ужас был настолько велик, придал ему столько сил, что, казалось, его порыв ничто и никто не сможет остановить. Лес поймал его только через километр. Перепрыгивая через воронку, Зальцман взмыл в воздух. В это момент огромная ветвь ближайшего дерева вдруг метнулась наперерез. Ударившись о нее, Зальцман сбил дыхание, судорожно попытался оттолкнуться в сторону, но ветвь мгновенно оплела его руки. Через секунду под замершим в ужасе солдатом задрожала земля и из нее показался огромный белесый корень. Еще через минуту бездыханное тело Отто было втащено в воронку и погрузилось в землю. Стало совсем тихо, а потом в небе прогремел гром. С востока задул сильный ветер. Начиналась гроза. Дождь быстро превратился в ливень. Потоки воды побежали по траншеям и воронкам, по телам убитых сегодня и убитых вчера. Они смывали копоть и сажу, кровь и порох, заливали горевшие деревья и траву, как будто пытались смыть саму войну. Земля пыталась восстановить себя. Воронка быстро наполнялась водой. Белое лицо Краузе еще какое-то время было видно, но вот скрылось и оно. 


***
Алексей очнулся, когда брат уже собирался везти его в Зубцов, в местную больницу. Глубоко вздохнув, он вдруг зашевелился, приподнял голову и огляделся. Глаза его были ясными, как будто и не было глубокого забытья.
- Брат! – хриплым голосом произнес он – Я все видел, собирайся! Пацаны в беде, я знаю, где они и что с ними! Быстро! Их забрали мертвые немцы, с той войны.
- Где и что ты видел? Какие немцы? Во сне видел? Это то чудище, которое приходило к нам ночью?  – Константин еще не отошел от бессонной ночи, но сообразил быстро – Говори скорей! Где они? Я их всю ночь жду, на телефон не отвечают!
- По дороге расскажу! Одевайся быстро, оружие бери! И лопату не забудь! Быстрей!
Алексей рывком соскочил с дивана и бросился к дверям. Брат последовал за ним. Молниеносно одевшись, они бросились к воротам.
- А что, недалеко тут? Почему транспорт не берем?
- Да дольше заводить и прогревать! – Алексей мчался к воротам, как лось – Это сразу за грейдером, тут по прямой километр, если не меньше!
Братья выскочили на улицу и лицом к лицу столкнулись со Смирновым, который как раз, отчаявшись дозвониться до Кости, заруливал на своей машине к участку.
- Детей ваших украли! Рядом с деревней, ночью! – заорал он, выпрыгивая из машины. Мужики прочесывают лес около коровников, надо звонить в милицию!
- Не надо! – Алексей на секунду притормозил около тезки – Леха, давай быстро с нами, я знаю, где они! Не задавая лишних вопросов, Смирнов развернул Ниву, братья попрыгали внутрь, и машина помчалась к близкому лесу.


***
Уже издалека мужики заметили то, что искали. Прямо на окраине леса, над одной из воронок, оставшихся на месте старых немецких позиций, поднимался густой белый - то ли дым, то ли туман. Притормозив рядом, братья вместе с Смирновым бросились вперед. На краю воронки лежал Егор. Он крепко вцепился в брата, который наполовину был погружен в воду. Позади ребят тянулась длинная полоса вспаханной земли, как будто их волоком тянули к этой яме. Оба как будто спали. Их лица были перекошены ужасом и страданием. Издав дикий крик, Костя бросился к детям:
- Алеша! Егор! – мгновенно посерев лицом и представив самое страшное, он лихорадочно вцепился в Егора – Что с вами?
- Спокойно! – брат уже был рядом – Они живы! Помоги мне!
Он спрыгнул в воронку и погрузился чуть ли не по грудь:
- Глубокая, гадина! Давайте вместе!
Он обнял племянника и начал вытаскивать его из воды. Константин со Смирновым с трудом расцепили руки Егора, который мертвой хваткой сжал тело брата и оттащили в сторону. Смирнов нагнулся над ним:
- Живой! Дышит!
- Господи! – Костя с облегчением кинулся обратно к воронке, на помощь брату. Тот с трудом тянул Леху из воды.
- Странно – тяжело дыша, сквозь зубы проговорил Алексей – как будто что-то его держит.
- Он дышит? – Костя спрыгнул в яму и прижал ухо к груди сына.
- Да живой он, живой! Я уже проверил. Только замерзли оба сильно, надо скорей их в тепло! – брат с натугой тянул парня под мышки – Да что ж такое-то? За что он там зацепился? А! Что это??
Ботинок Лехи крепко сжимала костлявая рука мертвеца – белая кость пальцев резко выделялась на черном ботинке. Что глубже – было не различить, вода была слишком мутной. Посильней упершись, он рванул изо всех сил. Мертвая кисть оторвалась и исчезла в глубине.
Внезапно задул сильный ветер. Туман, про который все почти забыли, внезапно сгустился вновь и из забурлившей воды начало что-то подниматься.
- Брат! Быстро из ямы! Быстро! – Константин волоком тащил сына к машине.
Алексей немного замешкался, потом полез наверх, но опоздал. Столбом ударила вода, белый дым взвился водоворотом и из ямы стали подниматься мертвецы. Первым показался уже знакомый мертвяк с пулеметом. Его он держал одной рукой, наперевес. Кисти второй руки не было. Неестественно легко, как будто невесомый, он появился на краю бруствера и замер. За ним из воды показались остальные. Их было еще шестеро – огромный скелет, опутанный белесыми корнями, в каске, обрывках шинели. Рядом появился маленький, чуть ли не вдвое меньше. Одну руку он нес наперевес. Из его груди торчал огромный корень. Следом показался мертвец, как будто переломанный пополам. Он тоже двигался без малейших усилий, но стоял, согнувшись чуть ли не до земли. В его руке была граната. За ним показались еще трое. Особенно страшен был один. Полностью сгнивший, весь опутанный корнями, он каким-то образом сохранил человеческое лицо. Оно белым овалом выделялось на фоне илистого оттенка всех остальных и производило чудовищное впечатление. Мертвяк повернул лицо к замершему в яме Алексею и, протянув к нему костлявые руки, зашипел:
- Ш-ш-ш-ш-ш-а-а-ш-ш-ш!
Вскрикнул и отшатнулся Алексей Смирнов. Костя на секунду замер, однако всех опередил его брат.
- Хер ли ты шипишь, козлина? – заорал он прямо в белое лицо – Завалю! – и тут же ударил справа в нависшую над ним рожу.
Это действие стряхнуло оцепенение. Белое лицо, запрокинувшись, с плеском обрушилось в воду, мертвяки отшатнулись, а люди очнулись от ужаса. Смирнов, подхватив лопату, бросился к ближайшему упырю, на ходу замахиваясь.
- Уйди с линии огня! – позади Костя рывком перекинул карабин со спины в руки, клацнул затвор – Ложись!
Оба Алексея рухнули как подкошенные – один на землю, другой в воду. Упав на колено, Костя с пяти метров, как на учениях, упер приклад в плечо и открыл стрельбу, перенося огонь слева направо. Главное – не зацепить брата в яме! Чудовищный грохот, звуки ударов пуль. Одним махом высадив магазин на 15 патронов, он тут же бросился вперед, в дым, замахиваясь прикладом. Вскочивший Смирнов кинулся следом, держа лопату перед собой, как штык. Прорвавшись сквозь дымовую завесу, люди рванулись вперед. На краю воронки осталось только трое немцев – а то, что это убитые немцы, уже ни у кого сомнений не было. Скелет - великан все также стоял на своем месте. От черепа у него осталась нижняя половина, верхнюю вместе с каской снесла пуля. Впрочем, кажется, ему это не нанесло никакого вреда. Рядом стоял мертвяк с пулеметом. Дыр в нем стало больше, но он почему-то не упал. Последним на краю стоял скелет с гранатой в руке. Он и стал первой мишенью для набегающих мужиков. С каким-то утробным рыком Константин обрушил на его голову приклад карабина, смял его и опрокинул. Смирнов выкинул вперед лопату и вонзил ее в грудь пулеметчика. Тот пошатнулся и упал в яму спиной вперед. Остался один, громадный. Он как-то очень быстро повернулся и ухватил Костю за руку, выламывая ее и пытаясь добраться другой рукой до горла. Сила у него была чудовищной. Костя ощутил, как хрустят кости руки, сжимаемой мертвецом. Внезапно хватка ослабла. Младший брат не стал дожидаться итогов боя один на один и, подхватив упавший карабин, со всей силы ударил по голове упыря. Остатки головы с плеском упали в яму, великан разжал руки и плашмя рухнул следом. Тяжело дыша, люди переглядывались и переводили дух. Туман исчез, стало тихо и в наступившей тишине стало слышно пение какой-то птички.
- Фу! Кому сказать, не поверят! – Смирнов первым пришел в себя. С него градом лил пот.
Костя, ни слова ни говоря, повернулся и бросился к детям. За ним побежал Алексей, на ходу крича Смирнову:
- Заводи! Их надо в больницу скорей, в тепло!
- Отцы, едрена вошь – усмехнулся Смирнов и, подобрав лопату и карабин, побежал следом. День обещал быть тяжелым. Но перво-наперво следовало заняться ребятами. Яма и те, кто в ней - подождут. Их время скоро придет.


***
Ребят выписали из больницы уже на третий день. Доктор удивленно качал головой:
- Богатырское здоровье у обоих! Полночи, говорите, в холодной воде пролежали? Удивительно! Легкая простуда, вот и все. Удивительно! – он снова покачал головой – Можете забирать их. Рецепт на лекарства я выпишу.
- А что же случилось то? Они мне тут такие истории рассказывали – я подумал, бредят оба.
Отцы переглянулись. Немного остыв от произошедшего, они договорились никому не рассказывать о случившемся – все равно никто не поверит.
- Заблудились в лесу, в ночи провалились в яму, застыли – вот и все – Константин обтекаемо свернул дальнейшие вопросы – искали их долго, хорошо, вовремя успели.
- Да уж! – доктор назидательно поднял палец – за детьми смотреть надо, и неважно сколько им лет – ведь чудом трагедии избежали, чудом!
Братья смиренно потупились. Что ни говори – в этом была правда. Да, ребята выросли. Произошло это как-то быстро и незаметно для старших. Вот, кажется, еще вчера оба ездили на отцовских плечах и единственной задачей было вовремя накормить, обуть и одеть. Только вчера это было. Братья привыкли ухаживать и оберегать своих детей. А теперь перед ними почти взрослые люди – со своими интересами, увлечениями, жизненными правилами, друзьями, мыслями. Их следует охранять, защищать и воспитывать по-прежнему – только делать это необходимо теперь по-другому. К этому следовало как можно быстрей привыкнуть, хотя привыкать совершенно не хотелось.
- Ну что, оклемались? – Алексей прервал затянувшуюся паузу и повернулся к ребятам.
Те сидели на краю своих коек – какие-то осунувшиеся и грустные. Светлые, давно не стриженные вихры Алеши торчали во все стороны – сказалось трехдневное лежание на подушке. Егор сжимал в руке мобильный - привычка, бесившая отцов несказанно. Куда бы ни шли дети – всегда и всюду в руке были мобильные, а в ушах наушники. Алексей и сейчас увидел в ушах сына затычки, открыл было рот для привычного замечания, но промолчал. Не время сейчас. Он раскрыл объятия и порывисто обнял сына. Тот, неожиданно для самого себя, вдруг уткнулся в отца и приглушенно всхлипнул – от пережитого, от внезапной и такой нужной сейчас ласки со стороны своего сурового родителя. На глазах Константина показались слезы, и он тоже бросился обнимать своего ребенка. Ребенок, уже переросший отца, вскочил с кровати и шагнул к нему.
- Ну просто встреча на Эльбе! – растроганно усмехнулся врач и, внезапно застеснявшись, отвернулся к двери – Собирайтесь давайте, освобождайте койки, нечего тут…


***
Лес давно не видел такого скопления людей в одном месте. День выдался пасмурный, накрапывал дождик, смывая последние следы снега. Было ветрено, холодно и промозгло. Деревья шумели голыми ветвями, как - будто приветствуя собравшихся. На березе сидела одинокая ворона. Иногда она каркала, взмахивая крыльями, но не улетала. Птице было любопытно. Рядом с таинственной воронкой собралась чуть ни вся деревня Щеколдино. Люди пришли из Лучково, даже из «Чайки» - садоводческого товарищества, расположившегося на месте уничтоженной деревни Чашниково, приехали. Были из Кортнево – не став тратить время на объезд, пара рыбаков переплыла реку и поднялась к лесу напрямую. Народ тихонько переговаривался, над толпой тут и там поднимались дымки сигарет – все напряженно следили за Смирновым, распоряжавшимся у самого края. С раннего утра он подогнал к яме трактор, привез помпу и генератор. Отдельной кучкой с противоположной стороны стояли братья и, конечно, главные виновники и участники происшествия – Егор и Леха вместе с друзьями. Все чего-то ждали.
- Ну что, начинаем? Все готово! – Смирнов повернулся к братьям – Помогайте!
Он дернул трос, и помпа завелась. С чавкающим звуком из шланга, выведенного прямо в поле, полилась вода. Проверив на всякий случай карабин, Константин опасливо подошел к краю воронки. Вот из шланга пошла черная грязь. Уровень в яме ощутимо падал, стали обнажаться стены. Народ вздохнул в едином порыве и придвинулся ближе. Как ни старались братья соблюсти тайну, полностью сделать это не удалось. Рыбаки, видевшие туман на реке, друзья пацанов, ставшие свидетелями появления мертвяка в ангаре ночью – все поделились увиденным с родными. Люди верили и не верили, но на всякий случай приготовились. В толпе замелькали лопаты, мотыги; один шустрый дед даже принес древнюю двустволку.
Помпа чвакнула громче – показалось дно. Смирнов заглянул в яму и отшатнулся. Константин мгновенно взял оружие наизготовку, готовый стрелять в ответ на любое шевеление, но Смирнов призывно махнул ему и всем остальным рукой:
- Давайте все сюда!
Заглянувший в яму Костя замер. На дне, посреди спутанных корней лежал труп хорошо знакомой ему Агафьи. Она распухла от пребывания в воде, но была еще вполне узнаваема. Рядом с ней лежали семь скелетов.
- Это они! Они! – Алексей, вставший на краю ямы рядом с братом, возбужденно вытянул руку вперед – Вот этот, с пулеметом! Точно! А рядом, видишь, здоровый, который тебя душил!
- Вот куда Агафья делась – раздался чей-то голос из придвинувшейся толпы – А мы на болоте хотели ее искать…
Костя завороженно вглядывался в полумрак. За свою жизнь он видел немало воронок, братских могил и одиночных раскопов. Увиденное потрясло его. Останки немцев, а это были немцы, лежали в каком-то неестественном порядке, как - будто только вчера были сюда положены. Первым в ряду лежал давешний пулеметчик. Обрывки мундира сохранились только на руках, одной кисти не было. Пулемет, ржавый, забитый земляной жижей аккуратно лежал рядом, между пулеметчиком и скелетом-великаном. Черепа у громилы не было, его половинки валялись в стороне. Дальше лежали остальные – маленький скелет с огромным корнем, застрявшим в позвоночнике, скелет в шлеме, переломанный пополам и другие. Замыкал ряд мертвец с остатками человеческого лица. Попав на воздух, оно стремительно чернело, съеживалось и на глазах превращалось в темную слизь.
- Вот они, упыри! – в толпе заголосила какая-то женщина – Не отстанут от нас, проклятые, никак! Сколько лет прошло, а все покоя от них нет!
- Это потому, что они не упокоены! – Костя услышал свой голос как - будто со стороны – Надо похоронить их!
- Еще чего! Фрицев поганых хоронить – возмутились в толпе. Они тут такое творили – выкинуть их в реку и дело с концом! Агафью, вон, убили!
- Вы не понимаете! Они неупокоены – потому и ходят по ночам. Соберем их, отвезем во Ржев. Там немецкое кладбище есть. Пусть их Немецкий воинский союз хоронит – Костя принял для себя решение, и оно показалось ему единственно правильным.
Он повернулся к людям и в его голосе появилась сталь:
- Все, закончилась война! Для них закончилась. Пусть лежат вместе со своими. Это правильно, поймите! Выкинем их в реку – не по-людски это. Они солдаты, в конце концов. Что было – то было. Мы их победили – и тогда и сейчас. Не будем унижать себя издевательством над останками! Нам всем это не к лицу.
Его внимательно слушали, но многие были несогласны – так сильна была генетическая память людей о той войне. Не было ни одного человека вокруг воронки, кто бы ее видел – сплошь послевоенное поколение. И тем не менее, любое напоминание о ней, особенно, такое зримое, как эта яма, заставила людей моментально взволноваться.
- К тому же – засверкавшие ненавистью глаза окружающих, заставили Костю зайти с другой стороны – а что, если мы их в реку скинем, а они из реки начнут по ночам по деревням шастать? Что ж нам, ходить да оглядываться по вечерам? Ладно, мужики отобьются – а дети? Женщины? Со страху же помрут!
Этот аргумент показался людям убедительным. Многие, правда, качали головами, еще сомневаясь. Точку поставил шустрый дедок с двустволкой. Он вылез вперед, обернулся к односельчанам и закричал тонким фальцетом:
- А что, правильно все москвич говорит! Мы – русские, с мертвыми не воюем. Черт с ними! Главное, чтоб больше не бузотерили и народ не пугали почем зря! Правильно я говорю?
- Ну вот и порешали! - Алексей выдвинулся вперед брата и примирительно выставил перед собой руки – Так и сделаем. А Агафью похороним, как полагается. Давайте вызывать милицию и скорую. Скелеты-скелетами, тут вон, брат мой лучше сообразит, даром что по лесу с поисковиками ходит все время, а Агафью надо оформить по всем правилам.
С этими словами он достал телефон и начал набирать милицию.
Между тем, дождь усилился. Вороне надоело смотреть на людей, она прощально каркнула, взмахнула крыльями и улетела. Народ начал потихоньку расходиться. У ямы остались только несколько человек – дождаться милицию и врачей. В стороне Костя готовил лопаты и мешки – он соберет немцев сразу же, как только достанут и увезут Агафью. Лес все также шумел ветвями, как – будто пытался что-то рассказать. Может быть, когда-нибудь ему это удастся? Кто знает…