Звезды и ведьмы. Глава 153

                ГЛАВА 153.

    Оказалось, что Николай тоже  находится  на допросе, и в полицейском автобусе  только я и о. Михаил. Наученные горьким опытом, мы, как  нам  ни  хотелось, не стали  обсуждать, что с нами происходит.  Возле машины стояли охранники,  которые  прислушивались к каждому звуку в надежде устроить провокацию.

    После нескольких минут   неподвижного сидения   я  почувствовал неотразимую тягу ко сну. И задремал, даже, по-моему, с открытыми глазами. Это состояние продолжалось у меня недолго. Ровно до того момента, пока  к нам не «вернули» Николая. Его щеки покрывали синяки, видимо, от полицейских  пощечин. Но он был доволен тем, что  начальство проявило интерес к его освобождению,  и уже  позвонило  в   отделение.

          Мы молча порадовались вместе с Николаем, свободу которому обещали дать только  утром, когда появится соответствующая бумага. Поскольку он был в возрасте и очень устал, мы  определили  его спать на одну из дальних скамей. Николай быстро заснул, и принялся  храпеть так, что от его  мощного храпа дрожал весь автобус. Так  задремать  было сложно, но зато появилась возможность перешептываться. Я спросил у о. Михаила:

– А что  от тебя  хотят, батюшка? Ты  самый мирный человек из всех, что я знаю. Заподозрить  тебя  в  антиправительственных выступлениях, мне кажется, невозможно.

– Искренняя вера в Бога во все времена была подозрительна  и преследуема. Власть всегда старалась  контролировать сознание  подданных. Но верующие  живут по законам Небесного Царя, и,  следовательно, неблагонадежны для земного правителя.

–  Следователь, что вел мой допрос, придерживается мнения, что сейчас патриарх выполняет чисто номинальную функцию. А церковь лишь один из институтов государства. Но  ты, о. Михаил, в сане. И если полагаться на логику следователя, такой же служащий, как и он. А ворон ворону, как известно, глаз не выклюет! С чего бы следователю на тебя нападать?  – спросил я.

– Государевы люди сегодня, на мой взгляд, это хорошо организованная  волчья стая. Она инстинктивно чувствует, кто  по духу   не принадлежит  к ним. Видимо,  следователь пришел к выводу, что я представляю угрозу. – Ответил о. Михаил.

– Это  только из-за того, что ты признаешь  себя… – я запнулся, думая, как сформулировать мысль  дальше.

–        Признаю себя рабом  Христа,  а не нынешнего правителя, –  за меня закончил  о. Михаил.

–       Следователь утверждает, что возможно «воскрешение» патриарха Сергия. – Сказал я.

– А зачем? Нынешний  патриарх  ни в чем не перечит «верхам», и даже  сам является вдохновителем   происходящего.  Он   жаждет быть не рядом с властью, а стать ее ветвью. И это,  в какой-то степени, у него получилось. Зачем же патриарху нужен  конкурент, а президенту – новая фигура  на политическом  поле, которую  еще неизвестно, как разыгрывать. – Удивился о. Михаил.

– А затем, что вслед за «виртуальным» президентом,  страна должна получить такого же Бога. А как далеко может зайти в отказе от совести живой человек? Руководствуясь холодным расчетом, ИИ,  прежде чем реформировать церковь,  должен привести  на место патриарха, себя же. Но у ИИ  нет лица, и он собирается  предстать перед народом   в образе патриарха Сергия. Наступает время борьбы за каждую  человеческую душу, и ошибок, по мнению ИИ, здесь быть не должно!

– Возможно,  ты  прав. И  если  так,  тогда становится   очень и очень грустно! – вздохнув, сказал о. Михаил.
 
– А как ты относишься к новейшей истории русского патриаршества? Неужели, начиная с патриарха Сергия, это скорее  должность на содержании государства, чем реальный владыка и молитвенник? – спросил я.

– Да мы вообще страна упущенных возможностей. Мы  живем так, будто нам кто-то мешает жить, и  постоянно ищем этого   неизвестного, забывая при этом  посмотреть в зеркало!

– Мудрено ты  высказался, батюшка! – тихо прошептал я.

– Я хотел сказать, что патриарх, это  всего лишь обычный человек. Наша духовная жизнь  зависит от нас самих, а не от него.  Однако  мы все время отказываемся брать на себя ответственность  за устройство  русской церкви,   делегируем  свои права  «наверх». А потом плачем, что все не «так». Но если ты хочешь от меня более конкретного ответа, то, изволь!  Да, я считаю, что все патриархи, начиная с Сергия, в лучшем случае, были бесполезны, а в худшем, принесли только вред.

–  А почему? Неужели, совсем без патриарха,  нам было бы лучше? Ведь не согласись тогда  Сергий со Сталиным, церковь наверняка уничтожили! – выразил я свою точку зрения.

–         Как институт, возможно, уничтожили. Однако верующие люди в России, обязательно остались. И  ты забываешь о зарубежной церкви.  Сколько священников эмигрировало! Они могли  выбрать патриарха из своей среды. Он стал бы  по-настоящему независимой фигурой. Тогда, при восстановлении церкви на территории России, церковь имела совсем другой статус. Она  выражала  чаяния народа, а не являлась инструментом подавления  свободы, каким  привыкла быть за период большевистского правления.

– Однако же ты, батюшка, сам  принадлежишь к церкви, которую критикуешь. Значит, не все еще потеряно для русского народа? – с надеждой спросил я.

–     Иногда быть священником,  не означает автоматически  быть церковным  функционером. Совсем  не одно и то же. На твой вопрос возможен только такой ответ: для русского народа   до тех пор не будет все потеряно, пока в нем есть  божьи угодники. Но как только Бог перестанет, по их воздыханиям, нас миловать, тогда и наступит «конец всему». И  вот  это  от патриарха и  священников,  почти не зависит.

– Понятно… – прошептал я, и собрался задать очередной вопрос. Но тут в автобус буквально зашвырнули избитую Ксению.  Мы бросились к ней, подняли с пола,  и уложили на скамью.

– За что тебя так? – спросил я.

– За правду, – ответила Ксения, и  с кровью выплюнула выбитый зуб.
  К нашему огромному облегчению,  оказалось, что это единственная травма,  больше у  девушки телесных  повреждений не имеется.  Мы уложили  Ксению  на свободную скамью  и принялись  успокаивать. Когда нам это удалось, мы заняли свои прежние места. Однако охота беседовать пропала, и вскоре мы уснули.