Рыжик. Глава тридцать вторая

                ***
Дорог до города было две, одна грунтовая насыпная – шоссе, другая полевая, то есть проторенная по колхозным полям и лугам, иногда проходила по берёзовым перелескам.  Полевая дорога  была гораздо хуже грунтовой, но на много короче и спокойнее.  Движения транспорта на ней почти не наблюдалось никакого.  Да и особо торопиться было не куда. Но самое главное, шофёру Павлу Гавриловичу /В то время, шофера были в большом почёте, и иначе, как по имени отчеству их не называли./  очень хотелось опохмелиться. Перевозчику скота частенько выпадала калымная подработка, то доставить животину на мясокомбинат, то перевести от одного хозяина к другому, а то просто подкинуть по пути, какой ни будь,  нужный груз. Расчёт за выполняемую работу бывал один – пол литра водки.
Отъехав от села Орловки на приличное расстояние, Павел Гаврилович завернул в лесок, поставил машину на взгорок, так, чтобы по завершению задуманного перерыва, можно было задом выкатиться на дорогу и продолжить необходимый маршрут. Достал бутылку, налил стакан водки, смачно, с удовольствием выпил и, закусив колбаской с огурчиком, задремал, развалившись на мягкой траве.
Рыжик,  никак не мог понять, что же с ним происходит. Зачем его заточили в какой-то движущийся ящик. Что за рёв издаёт эта вонючая телега. И почему, вместе с ним, в этот каземат поместили старую клячу Соловуху. Кроме того  из под ног, с деревянного настила, исходил возбуждающий запах застоявшейся крови. /Иногда приходилось лишать жизни животных,  с помощью ножа, прямо в кузове автомобиля/.  Он нервно переступал ногами, боясь наступить на развалившуюся бессильно, почти по всему полу, Соловуху.  Вдруг, всё это движущееся сооружение, повернув в лесок, остановилось. 
«Сейчас меня выпустят на волю» - подумалось Рыжику, но ожидаемого не последовало. Что происходило наружи, ему увидеть не удавалось, из-за высоких бортов. Рыжик попробовал навалиться на сдерживающие его деревянные щиты, они потрескивали, но не ломались. Опустив голову, жеребец обречённо затих.
Казавшаяся мёртвой Соловуха, на самом деле была ещё жива, и как не странно это выглядит, мозги в её старческом черепе, лихорадочно работали – может быть бредили. Она вспоминала всю свою жизнь, проведённую на родном конном дворе, вместе с лошадьми и людьми окружающими её в бытовых взаимоотношениях. Вспоминала сытную жизнь и периоды голодовки, плохое и хорошее отношение этих странных людей к ней. Хорошего было больше, её ценили, особенно после того случая, когда она из пурги вывезла человека, который потом стал за ней ухаживать, как за собственной матерью. Но не забыла она и того, что в конечном итоге, благодарность этих людей сводилась к тому, что старых, либо больных лошадей грузили в этот ящик, с нарисованными на нём коровьими головами,  и увозили в неизвестном направлении, откуда они больше никогда не возвращались. Она инстинктивно догадывалась куда, но то, что происходило сегодня, сейчас, в её бредовых размышлениях не укладывалось: «Зачем же в этот предсмертный ящик загнали молодого красивого жеребца, в самом расцвете его лошадиной жизни? Она каким-то образом, видимо испытывая непреодолимый материнский инстинкт, решила не допустить такой не справедливости.  Как? Она пока этого не знала»
Но когда в пелене, застилающей её потускневшие глаза, она с трудом увидела, как жеребец пытается поломать удерживающий его заплот и не может этого сделать, Соловуха поняла, что ей нужно.  Она решила,  для спасения рода лошадиного, пожертвовать собой. В это время, их гудящая телега, завернув в лесок, остановилась. И стала так, что пол под ногами, наклонился в сторону задней стенки их каземата. Последняя,  в её жизни, удача  сопутствовала старой Соловухе.  Она, собрав все оставшиеся силы, скрепя больными суставами, и дрожа дряблым телом, приподнялась на ноги, и бросила пятьсот килограммов костей своего скелета на задний борт автомобиля.
Павел Гаврилович, услышав  треск и грохот, вдруг возникший неизвестно откуда, вскочил и, вылупив глаза, метнулся к автомобилю:
«Мотор взорвался!» - мелькнула первая мысль, но под капотом машины всё было нормально. И тут он заметил какую-то возню у заднего борта, быстро метнулся туда. На земле лежала старая кляча, над ней тревожно вздрагивая всем телом, стоял растерявшийся рыжий жеребец. Вывалившись за борт, увлекаемый Соловухой, он ещё не осмыслил произошедшего.  Но увидев, выскочившего из-за машины, человека и, не ожидая от него ничего хорошего, Рыжик, кинув прощальный взгляд на свою спасительницу, взвился на дыбы и маханул в лес.
 Веки Соловухи медленно сомкнулись на её потускневших глазах и, она, вздрогнув всем телом, вытянулась во весь свой лошадиный рост.