Здравствуйте, я тоже бывший летчик

Интересная штука – наша память. В особенности это касается возраста, приближающегося… Нет, не хочу употреблять поганое слово «старость», назову этот возраст солидным. Так вот, иной раз к вечеру забываешь о том, что происходило в начале дня. Ну, скажем, о ненавязчивой просьбе супруги что-то сделать, отремонтировать, куда-то зайти, что-нибудь купить по возвращении с работы домой. А то вдруг всплывут в памяти события, произошедшие несколько десятилетий назад, причем, со многими подробностями.

Вот и сейчас воспоминания унесли меня в далекий одна тысяча девятьсот семьдесят четвертый год. Я, свежеиспеченный молодой лейтенант, только что закончивший Качинское высшее военное авиационное ордена Ленина краснознаменное училище летчиков в городе-герое Волгограде, стою в ожидании автобуса на остановке возле железнодорожного вокзала. Разумеется, в новенькой офицерской форме, как говорится, с иголочки. Внезапно возле меня остановился мужчина лет тридцати пяти в синей, довольно помятой форме гражданского летчика, но без головного убора. Некоторое время он поглядывал на меня, словно хотел о чем-то спросить, но стеснялся. На нем не было верхней одежды, а на дворе стоял октябрь, вторая его половина, к тому же дул холодный, пронизывающий ветер. Было видно невооруженным глазом, что мужчина основательно замерз, и когда, наконец, решился заговорить со мной, у него зуб на зуб, как говорится, не попадал.

Разумеется, он догадался, что я выпускник Качи (именно так летчики-истребители всех времен и народов, закончившие это училище, называют свою Альма-матер), и, явно испытывая неловкость, представившись, попросил выслушать его историю. Имени этого человека я не помню, пусть будет Николай. Из не совсем внятного рассказа следовало, что Николай летал штурманом на легендарном Ту-154, был женат. Ни в чем с женой-красавицей не испытывали недостатка, растили маленькую дочь, были счастливы. Но грянула беда: в дорожно-транспортном происшествии жена с дочерью погибли. Трагедия надломила Николая. Пытаясь заглушить горечь утраты, он пристрастился к спиртному, что, в конце концов, привело к алкоголизму и завершению летной карьеры. Не хочу вдаваться в рассуждения о правдивости рассказанной Николаем истории, приведшей к печальному финалу, но в том, что он на самом деле был когда-то летающим штурманом, я не сомневался, поскольку его воспоминания о работе имели профессиональный характер. Забегая вперед, скажу, что в дальнейшем я в этом окончательно убедился.

Понимая, чем может закончиться общение с неожиданным собеседником, я стал демонстративно поглядывать на часы, да и автобус мой с минуты на минуту должен был подойти. И тут вдруг, глядя мне в глаза, Николай честно признался:

– Извини, лейтенант, но очень хочется выпить. Купи мне хотя бы стакан вина.

В иное время, глядя на неопрятного, с щетиной трехдневной давности на лице, опустившегося человека, я без колебаний проигнорировал бы его просьбу. Но сейчас должен вкратце остановиться на том, как случилось, что мы пересеклись с Николаем. К тому времени тяжело заболел наш сын, которому от рождения было всего несколько месяцев. И жена находилась вместе с ним в больнице на стационарном лечении. Не имея никакой возможности чем-либо помочь и угнетаемый этой мыслью, я только навещал их в приемные часы. Сердце кровью обливалось, когда я видел исхудавшего, измученного болезнью сынишку, и заплаканное лицо жены (сразу скажу, что со временем, несмотря на усилия врачей, болезнь отступила, и мы забыли о ней, как о страшном сне). А в тот вечер, как и остальные, предшествующие событию, самочувствие у меня было преотвратительным. Усугублял упадочное настроение еще и тот факт, что назначение для прохождения дальнейшей службы получил не в строевую часть, как мечталось, а в одно из летных училищ в качестве летчика-инструктора.

Короче говоря, я проникся рассказом Николая и, спустя несколько минут, мы с ним сидели за столиком в кафе, находившемся неподалеку в здании, в котором скрывался фельдмаршал Паулюс до ареста в январе сорок третьего года. Кафе было полупустым и вполне уютным для того, чтобы распить бутылочку вина замерзшим посетителям. За соседним столиком в одиночестве торопливо уничтожал какое-то блюдо мужчина лет сорока пяти или пятидесяти. Я заказал вино и для Николая второе с закуской. Название вина не помню. Собственно говоря, мои познания в этом напитке как гурмана ограничивались школьной скамьей девятого-десятого классов, а именно – портвейном «Три семерки». Кажется, мы еще называли этот портвейн, разлитый в бутылки, изготовленные из неимоверно толстого стекла, емкостью ноль семь литра, огнетушителем. Но в том конкретном случае суть состояла не в емкости и названии. Жадно припав к стакану и осушив его до дна, Николай на глазах стал преображаться – перестал дрожать, выражение виноватости с его лица исчезло. Сразу скажу, что мне досталось всего граммов сто, не больше. Когда бутылка опустела, я не заметил.

И вот тут началось самое интересное во всей этой истории. Вспомнив, что когда-то был классным штурманом, Николай заплетающимся от выпитого вина языком начал не очень лестно отзываться о летчиках-истребителях в плане их подготовки в штурманском отношении. Видя, что он «поплыл», я не пытался возражать и помалкивал. Дальше – больше. Решив блеснуть своим профессионализмом, он продиктовал условие штурманской задачи. Если память не изменяет, я должен был назвать формулу определения курсового угла радиостанции предвычисленного при пролете контрольного ориентира с заданным магнитным курсом. Я не успел еще вникнуть в то, что от меня требовалось, как вдруг начинает происходить невероятное: мужичок, который за соседним столиком допивал свой компот, произносит:

– Отстань от лейтенанта, штурман. Он еще не летал в сложных метеоусловиях, не знает, что такое полеты по приборам в облаках. – И называет требуемую формулу, затем встает из-за стола. Видя мою обескураженную физиономию, мужичок рассмеялся. – Не удивляйся, лейтенант, я на МиГ-17 летал, был заместителем командира эскадрильи. Сейчас в запасе. А на штурмана не обижайся – видать, с некоторых пор наперекосяк у него жизнь пошла.

Перед выходом из кафе я оглянулся. Николай мирно спал, положив голову на стол. Иван Николаевич, как назвал себя мой новый собеседник, удивил еще раз, когда мы вышли на улицу, да так, что я с тех пор начал верить в некую предопределенность событий. Он оказался моим земляком, приехал из города Шахты, в котором я вырос, в Волгоград за резиной для своего «Москвича». Такие были времена – многое из необходимых вещей надо было не покупать, а доставать, выезжая даже за тридевять земель. Но это совсем другая история. А что касается предопределенности, то на протяжении всей дальнейшей жизни не раз пришлось убедиться: в этом что-то есть.

Я помог моему нечаянно встретившемуся земляку и коллеге по профессии принести колеса на вокзал, и в оставшийся час до отхода его поезда услышал несколько интересных и, самое главное, поучительных историй из жизни строевого летчика-истребителя. И вот еще что. Сейчас, вспомнив волгоградскую встречу с бывшим штурманом Николаем, я не думаю, что буду смеяться над известной всем авиаторам байкой: «Здравствуйте! Я тоже бывший летчик, разрешите допить ваше пиво». Как известно, от сумы и от тюрьмы... В общем, дальше вы знаете. Шекспир сказал бы: «Нет повести печальнее на свете…».