Катерист Вилька

                1
 
– Ну, всё, шабаш! – произнёс Вильям Иванович, тяжело вздохнул, задраил снаружи дверь рубки катера, огладил совсем не старческой, ещё сильной рукой шершавую, нагретую осенним солнцем, тёплую стенку рубки и пошёл к трапу.
Недаром говорят, что капитан последним покидает борт судна, вот и Вильям Карпов, распустив команду, последним покидал борт катера «Таёжный», на котором отработал сорок лет и три года.
Верой и правдой служили друг другу катер-костромич с гордым именем «Таёжный» и катерист Вилька – Вильям Иванович Карпов. Одному только Богу известно, сколько водных мокрых миль пройдено по водоразделу реки Ангары и её притоков, больших и малых, а теперь, увы, всё! Списали. Вильяма Ивановича – на заслуженный отдых, «Таёжный» – в утиль по причине старости, а общая причина – закрытие леспромхоза в связи с банкротством.
Вот времена пошли. Когда это лес перестал прибыль приносить?
Вильям Иванович по трапу спустился на берег и пошёл было по направлению к конторе – сдать бортовой журнал и регистрационные документы,– но передумал: остановился около давно выброшенного на берег балана, присел, закурил беломорину, с удовольствием затянулся, глядя на одиноко уткнувшегося в берег, ставшего давно родным трудягу-костромича, и мыслями ушёл в далёкие воспоминания.
 
                2
 
Иван Карпов, оставив семью с нехитрым скарбом в несколько узлов у массивной колонны в зале ожидания, отправился в кассы выправлять билеты на ближайший поезд до Иркутска. Заветная мечта увидеть воочию самое большое озеро Байкал, о котором когда-то слышал, начинала сбываться. «Увидеть, да и осесть там где-нибудь рядом», – думал он.
 ...– Мамка, марожено ха-а-ачу, – канючил четырёхгодовалый мальчуган, размазывая кулачками по круглому личику сопли и слёзы.
– Вилька, перестань! – Катерина, держа на руках полугодовалую дочь, пыталась урезонить сына. – Папка придёт, будет недоволен.
А он всё не шёл и не шёл. Народу на вокзале было много, и вся эта масса всё время была в движении. У противоположной колонны разместилась мороженщица – дородная женщина, с ящиком на колёсах, как у детской коляски. Время от времени она с проворностью фокусника ныряла в свой ящик и, доставая очередную порцию мороженого, протягивала покупателю. Вилька продолжал канючить, и Катерина уже начала беспокоиться, как показался Иван.
– Вань, ну что же ты, дочь уже кормить пора, и этот охламон слёзы по лицу мажет, мороженое, видишь ли, хочет.
– Катенька, всё хорошо, милая, будет сейчас вам и мороженое, и чай с ландориками. До отправления поезда у нас есть пара часов, пойдём в вокзальный буфет, подкрепиться нужно, там и дочь накормишь.
Подхватив нехитрые пожитки, семья Карповых отправилась в буфет. На обратном пути Вилька получил-таки своё «марожено», чему был рад несказанно. Потом садились в поезд, вчетвером размещались на двух полках в плацкартном вагоне. Вильке с отцом досталась верхняя, в поезде он ехал впервые, и потому для него всё было в диковинку. Не успел он ещё как следует со всем ознакомиться, как произошёл толчок, послышался лязг буферов, и папа произнёс: «Ну, всё, прицепили паровоз, значит, скоро поедем».
И в самом деле, послышался свисток паровоза, вагон дёрнулся, и здание вокзала медленно поплыло назад вместе с перроном и многочисленными провожающими.
Ехали долго и весело, поезд долго простаивал на узловых станциях, паровозы заправлялись водой, грузились углем или просто менялись, и снова колёса стучали на стыках рельс, сокращая время прибытия на станцию назначения. Весело было оттого, что по соседству в вагоне ехала группа молодых людей, видимо, студенты, дикарями отдыхать на Байкал. Попутчики. Ехали они весело, с гитарами, песнями и своей молодостью, весёлостью заражали всё вокруг. Вилька довольно быстро освоился и частенько был их гостем, а они угощали его кто чем мог.
Полки напротив Карповых занимала семейная пара Перовых – Иван да Мария, возвращавшихся из отпуска к месту жительства где-то на Ангаре. Работал Иван сплавщиком в лесосплавной конторе, сплавлял лес по Ангаре, водил плоты до Усть-Илимска, а жена в той же конторе – поварихой у лесорубов.
Сошлись два Ивана быстро, за добрым словом под бутылочное «Жигулёвское», которое, бывало, носили из вагона-ресторана добродушные разносчики продуктов.
Узнав, что Карповы едут глянуть на Байкал, Иван подсказал, что им нужно проехать до станции Слюдянка, где озеро откроется во всём своём величии.
– Вань, а давай потом и ты к нам в контору, заработки у нас неплохие, жильё строят, садик для детей есть, кинопередвижка бывает, кино показывают. Давай, подумай, я тебе адрес оставлю и расскажу, как добраться. А ещё, Ваня, какая рыба у нас ловится! – Иван цокнул языком и закатил глаза от удовольствия.
Карпов повернулся к жене:
– Кать, а может, на самом деле возьмём и махнём сразу к Перовым, Байкал никуда от нас не денется, тем более что будет уже рядом?
– Вань, ты глава семьи, тебе и решать, а я не против.
 
                3
 
Таким образом Вилька, не побывав на Байкале, поселился на берегу Ангары. Посёлок Кедровый, в котором жили и работали лесосплавщики и лесозаготовители, стоял на высоком берегу Ангары и впадающей в неё речки Кедровки так, что если выйдешь на восточную окраину посёлка, образующую вдающийся в воду мыс, то кажется, что ты стоишь на носу огромного корабля, идущего на восход солнца. Поселили Карповых временно в общежитии, дали две комнатки, и пообещали к зиме переселить в новый дом на двух хозяев. Отец на лесозаготовках осваивал новенькую «сороковочку» – дизельный трелёвочник с фанерной кабиной, который на фоне газогенераторных тракторов казался верхом совершенства. Мама с детьми оставалась на домашнем хозяйстве, так было проще, не нужно было спозаранок, когда Вилька ещё крепко спит, будить его и тащить в детский сад, да и за младшей сестрёнкой какой-никакой пригляд, одно слово – помощник.
А Вилька, как только выходили гулять, тащил мать на берег и, завидев колёсный буксир, натужно преодолевающий быстрое течение Ангары, махал ручонками и кричал: «Пароход! Пароход!»
И не было в такие моменты силы, способной мальчишку заставить уйти домой или переключить его внимание на что-нибудь другое.

       Нет ничего длиннее и быстрее времени, оно рассматривается относительно той точки отсчёта, когда необходимо что-либо предпринять или сделать.
Минуло двенадцать лет. Кедровый вырос за это время из маленького посёлка в красивое село районного значения. Появилась добротная электростанция, а значит, свет уже гоняли круглосуточно, отстроили настоящий клуб и кино крутили два-три раза в месяц.
Получив начальное образование в местной школе, Вилька, то есть Вильям Иванович Карпов, шестнадцати лет от роду отправился в город Усть-Н, в речное училище. «Хочу стать капитаном!» – решил он, покидая Кедровый.
 
Усть-Н принял Вильку хмурым холодным утром. Выйдя на перрон из тёплого вагона, Вилька поёжился, окинул взглядом серое здание вокзала, подкинул на плечо фанерный, обтянутый дерматином (отец постарался) чемоданчик и пошагал в сторону автобусной остановки, услужливо подсказанной пожилым носильщиком.
Реальное Речное Училище (РРУ) занимало особняк бывшего купца, промышлявшего на реке Лене золотом и мехом, и к тому же имевшего небольшую судоверфь, на которой строил баркасы. Теперь же здесь будущие речники разбирали работу паровых машин и постигали науку судовождения. В распоряжении училища находились два небольших паровых буксира, на которых курсанты проходили практические занятия и которые, бывало, привлекались для выполнения народно-хозяйственных задач.
Учился Вилька с особым усердием, на практике мог сутками не вылезать из машинного отделения, любил слушать музыку сердца машины, известную одному ему. Когда ходили по Лене, Вилька всё сравнивал её с Ангарой, и его всё больше и больше тянуло домой.
И вот этот день настал. Курсанты закончили последние приготовления к торжественному построению и ждали команду.
Ерофеич – старый боцман, служивший ещё в Кронштадте на крейсере «Потёмкин», задудел в боцманскую дудку, и из распахнувшихся дверей посыпались, словно чёрные горошины из стручка, молоденькие выпускники в новенькой форменной одежде. Под звуки всё той же дудки взметнулся на флагштоке алый, серпасто-молоткастый флаг, а затем начальник училища зачитал праздничный приказ по случаю окончания училища очередным курсом.
Потом вручали документы об окончании обучения и присвоения специальности. Получил свой диплом и Вилька – книжицу синего цвета, с золотым тиснением якоря и штурвала посерединке, в котором красивым почерком были заполнены обе странички, на одной – его данные и присвоенная квалификация, на другой – предметы и экзаменационные отметки. Дорога домой открыта. На Ангару!
 
                4
 
Родной Кедровый жил интенсивной жизнью: ускоренно строилось жильё – стучали топоры, звенели пилы. Пришла весть о затоплении поймы Ангары в связи со строительством Братской ГЭС. Посёлок готовился к приёму жителей близлежащих деревень, уходящих под воду. Прошлым летом лесозаготовители получили парочку новеньких буксиров – «костромичей», с мощными дизельными двигателями и хорошим ходом.
Вильку взяли матросом на буксир «Таёжный», и вот – первый рабочий день. Несмотря на то, что накануне Вилька лёг спать пораньше, заснуть он так и не смог, и время встречи с новым днём для него тянулось неимоверно, а волнение нарастало.
Николай Кузьмич Потехин встретил Вильку на борту буксира:
– Ну, здравствуй, здравствуй, племя молодое, проходи, знакомиться будем. Я – Николай Кузьмич, капитан буксира.
И, протянув руку для приветствия, пригласил Вильку в рубку. Через рубку он провёл его в каюту команды и показал спальное место.
– Вот здесь ты и будешь теперь жить весь навигационный период, под койкой рундук, устраивайся.
В вахтенный журнал «Таёжного» Николай Кузьмич аккуратно внёс первую запись, касающуюся нового матроса: «Вильям Иванович Карпов принят матросом». И проставил дату.
В лучах утреннего солнца блестя заводской, ещё свежей, краской, покачиваясь от редкого волнения, «Таёжный» стоял, уткнувшись носом в берег. Новенький пеньковый конец, заведённый на кнехт и закреплённый за углублённый на берегу старый якорь, удерживал буксир у берега. С бака буксира на берег сброшена сходня; чтобы подняться на борт, необходима достаточно хорошая сноровка.
Вилька в тельняшке и форменных брюках, ещё с училища, доставая ведром забортную воду, шваброй, сделанной из конца пенькового троса, драил палубу. Обычная работа молодого матроса. Закончив работу, Вилька довольно потянулся и, сняв тельник, подставив солнышку голые плечи, прошёл на корму, сбросил брюки и нырнул с борта в тёплую летнюю, чистую Ангарскую воду. Вынырнул, отфыркиваясь, легко рассекая воду ладонями, проплыл с десяток метров и снова нырнул.
Потехин, выйдя из рубки, с удовольствием наблюдал за молодым матросом, резвившимся в речной воде. Что думал он в это время?
Прибыл моторист буксира, и Николай Кузьмич, нажав кнопку стартера, запустил двигатель. Пыхнув в небо колечком дыма, двигатель ровно заурчал. Длинный гудок ревуна возвестил о готовности начать движение. Вилька в это время уже поднялся на борт и, натягивая тельник на мокрое тело, плевался. Потехин, видя это, снисходительно улыбался одними уголками губ.
– Ну что, матрос Вильям? – произнёс Николай Кузьмич, когда Вилька ввалился в рубку. – Слушай команду: отдать концы, по местам стоять, с якоря сниматься! Идём эвакуировать жителей Вознесеновки, скоро многие деревни уйдут под воду. Давай, Вилька, снимай конец.
«Таёжный», подойдя к Вознесеновке, пришвартовался к барже, на которую по деревянным сходням, скинутым на берег, жители деревни грузили свой скарб, животных и нехитрые пожитки. Затем убрали сходни, разместились сами, и над оставленной деревней поплыл последний протяжный гудок буксира. И если дети рады были предстоящему путешествию, то старики плакали, не стесняясь слёз, их можно было понять – уходила под воду их жизнь, их память, и последний приют их родных и близких – погост.

                5

Третий год Вилька ходит матросом на «Таёжном». Навигационный период буксир служит людям, а на зиму его вытаскивают на берег, и команду распускают в отпуска и отгульные. Но весной Потехин снова собирает всех вместе, чтобы готовить буксир к сезону.
Вода в Ангаре стала прибывать, неумолимо скрывая издревле обласканные берега. Она поглощала острова, намытые песчаные мыски – излюбленные места рыболовов, день за днём, неделя за неделей увеличиваясь в ширине и принимая вид огромного моря.
Так было и в этом году. Днём работали в обычном режиме, выполняли рейсы по эвакуации ещё не вывезенных деревень, буксировке кошелей с лесом, доставке грузов, а ночью отстаивались на якоре. Ночное дежурство несли по очереди, по мере подъёма уровня воды травили якорную цепь.
Ангара уже достаточно потеряла свои привычные очертания и уже перестала походить на речку, хотя местами и сохранила своё быстрое течение. Берега превратились в лесистые гребни, за исключением высоких обрывистых, к которым теперь можно было швартоваться как к созданному природой причалу. В связи с экстремальной обстановкой в зоне затопления на суда установили радиосвязь и теперь невидимые радиоволны связали буксир с родным посёлком, а так же с другими судами находящимися в зоне досягаемости.
«Таёжный» шёл в свой очередной рейс по эвакуации населения, когда по радио передали с вертолёта, делающего облёт зоны затопления, о чрезвычайном происшествии. В одной из эвакуированных деревень на крыше дома, ушедшего под воду уже по верхний венец, обнаружены две женщины, которым необходима срочная помощь. Потехин, стоявший у штурвала, развернул буксир и дал команду готовить лодку. Вилька с мотористом ушли на корму, понимающе кивнув.
Через пару часов буксир осторожно входил в деревню между крыш, по единственной улице. Шли на малом. Женщин заметили ещё издали, они на самом деле сидели на коньке, обняв печную трубу. Приготовленная лодка не потребовалась, терпящих бедствие сняли прямо на корму, оказалось, что это отказницы. Были такие, отказывавшиеся эвакуироваться по разным причинам; кто не хотел покидать своего жилья, кто покойников.
Затопленная деревня имела удручающий вид, казалось, по воде плавают странные, большие серые птицы – на них походили двухскатные крыши домов, покрытые деревянной щепой. Всё, что могло плавать – плавало, что не могло – утонуло.
Отказниц, а это были бабка с внучкой, молодой девушкой, на буксире накормили, доставили в Кедровый и передали на попечение председателю сельского совета.
Пока шли до Кедрового, Вилька в разговоре с девушкой узнал, что зовут её Лиза и что в затопленной деревне на кладбище остались её родители. Поэтому они с бабушкой и отказались от эвакуации, а прибывающая вода заставила влезть на крышу.
– Бабушка уже все молитвы неоднократно перечитала, помирать приготовилась, – говорила Лиза, – а я не боялась, знала, что спасут.
В Кедровом Вильку ждало известие: председатель сельсовета вручил ему повестку из военкомата. Пришла пора отдавать конституционный долг родине, отсрочка как работнику речного флота на время преднамеренного затопления закончилась.
Парней – девять человек – в армию провожал весь посёлок. Кедровый гулял два дня, молодёжь ночевала на воздухе, у ночных костров играли гармони и гитары и переливисто звучали голоса девчат.
Вилька с Лизой сидели на берегу Ангары и мечтательно говорили о будущем, о том, как хорошо будут жить люди через много лет. О недавнем происшествии не вспоминали. Утром новобранцев катером повезут в районный центр, в военкомат.
Приятной новостью для Вильки стало то, что призывников в райцентр повезёт его «Таёжный», значит, есть возможность ещё некоторое время постоять у штурвала. Потехин вряд ли будет против. Место матроса на буксире уже занял молодой паренёк, недавно прибывший из Иркутска.
Утром следующего дня на берегу Кедрового собрались призывники, их родственники и друзья, пришли и другие провожающие. Вилька, попрощавшись с родителями и сестрой, подошёл к одиноко стоявшим в сторонке Лизе и её бабушке. Простившись и с ними, он уже повернулся было поспешить на буксир, но Лиза его удержала: «Виль, я ждать тебя буду, ты пиши мне».
 
                6
 
Три года морской службы на Дальнем Востоке, в Тихоокеанском Флоте, для Вильяма стали временем возмужания. Он ещё больше укрепился в мысли посвятить себя флоту, не важно, какому – морскому или речному. Домой Вильям прибыл старшиной третьей статьи, прибыл необычным для себя транспортом – самолётом.
От Братска до Кедрового АН-2 летел два с половиной часа, проваливаясь в воздушные ямы, садясь в промежуточных аэропортах. Впервые Вилька видел свою землю с высоты птичьего полёта. Под крылом самолёта огромным зеркалом лежало Братское водохранилище – море, творение рук человека. Нервная тряска, появившаяся при посадке в самолёт, постепенно улеглась и сменилась интересом. Вильям не отрывался от иллюминатора до последней посадки.
Дома, в Кедровом, встречали тепло, поздравляли с возвращением, приглашали в гости. Потом было застолье. Родители, сестра долго расспрашивали о дальних краях, морях, с удовольствием слушали. Пришёл Потехин, поздоровался со всеми радушно, Вильку обнял, как сына. Николай Кузьмич выпил со всеми за здоровье и, обращаясь к Вильяму, произнёс:
– Вовремя ты, сынок, домой вернулся. Я, понимаешь ли, тут вот на пенсию собрался. Так вот, буксир наш, «Таёжный», хочу на тебя оставить, и начальство не против. Хочу теперь узнать твоё мнение. Ты как? Не против?
На что Вильям не раздумывая ответил:
– Я, конечно, не против, но хотелось бы ещё с вами, Николай Кузьмич, поработать.
– Нет, Вильям, я уже своё отходил, буду отдыхать, а ты молод, тебе и карты в руки. Семь футов тебе под килём. Принимай команду.
Так Вильям Иванович Карпов стал капитаном буксира «Таёжный».
Что было потом? Потом было много всего. Дождавшаяся Вильку Лиза стала Лизой Карповой, молодой женой Вильяма. Справив свадьбу, на которой Николай Кузьмич Потехин был посажённым отцом Лизы, молодые, прихватив родителей Вильяма и бабушку Лизы, ездили на озеро Байкал, до которого в своё время родители не добрались. Было очень здорово. Потом обживали новое жильё, подарок управления леспромхоза молодым к рождению ребёнка. Потом, с перерывом в три года, рождение ещё сына и дочери. Потом рождение первого внука. А потом грянула перестройка, и началась круговерть с хозяйственниками: то делят, то складывают. И вот теперь подвели черту.
 
                ***
 
Вильям Иванович прикурил давно потухшую беломорину, вдохнув, выпустил дым струйкой, поднялся, раздавил окурок носком ботинка и, не оглядываясь, пошёл по тропинке вверх, унося с собой долгую память буксира «Таёжный».
Неизвестно, кто и когда сделал это первым, но по сей день жители Кедрового, а может быть, и других поселений, всех, кто работает на судах речного флота, называют любовно – наши катеристы.
 
                28. 09. 2010 г.