Рыжик. Глава тридцать восьмая

              ***
Рыжик, вернувшись на родной конный двор, не находил себе места, от радости. Его поместили опять всё в тот же загон, вместе с Каштаном, он дружелюбно тыкался носом в морду мерину, тот миролюбиво всхрапывал и довольно качал головой. Напротив, в другом загоне, размещались кобылицы, и в их числе находилась серая кобыла Зорька. Рыжик, подходя к ограждению, призывно ржал, кидая любовные взгляды на неё, но она отвечала сдержанно, без любовного порыва, так как была беременна, и ей было не до любви. 
Его друг и хозяин Добрый, как и прежде ухаживал за Рыжиком, чистил его, кормил и поил вдоволь. Но вот однажды, жеребец увидел, как хозяин направляется к нему, держа в руке уздечку,  накинутые на голову ремни и засунутые в рот удела, Рыжик воспринял спокойно, так же без сопротивления пошёл за, натянутым хозяином, поводом. А дальше произошло что-то непривычное для него, вызвавшее сначала испуг, а затем негодование. Хозяин подвёл его к сооружению на колёсах, и, поставив задом к этому предмету, накинул на шею кожаное колесо, Рыжик вспомнил, что они, эти колёса, в большом количестве висели в избушке, где он жил, когда- то, вместе с хозяином. Испытывая уважение к нему, жеребец, с большим трудом сдерживал желание, вырваться и скинуть это колесо со своей шеи. Но дальше произошло ещё более неприятное действие, подняв длинные палки, лежащие с двух сторон от коня, хозяин прикрутил их к этому колесу, затем зацепив длинные ремни, взял их в руки и дёрнул, давая понять тем самым, что пора идти вперёд. И Рыжик пошёл, но вместе с ним двинулось, сзади, это приспособление на колёсах. Этого он стерпеть не мог и, вырвав ремни - вожжи из рук хозяина, понёсся к воротам конного двора, ворота были открыты, но жеребец летел без всякого управления и, зацепился за их столб. Он видел, как сзади разлетелось в дребезги противное приспособление, и в разные стороны покатились колёса. Затем, одумавшись, он остановился, ожидая, что сейчас последует какое-то наказание. Но этого не произошло, Добрый, догнав коня, молча взял его за повод, привёл в загон, снял уздечку и, кинув ему сена, ушёл.   
На другой день хозяин пришёл опять с уздечкой и с тем же колесом, то есть с хомутом, накинул его на шею Рыжика, виновато опустившего голову, и оставил это приспособление на целый день. Сначала жеребец мотал головой, пытаясь освободится, но затем, проголодавшись, он начал есть с хомутом на шее, наевшись, заснул и, проснувшись, забыл о том, что болталось у него на шее. На ночь хомут снимать тоже не стали. На следующий  день хозяин вывел Рыжика из загона, прикрутил к хомуту длинные палки – оглобли, и, оседлав его, проездил целый день, в таком снаряжении, по полям. В общем, когда отремонтировали экипаж, жеребец уже научился ходить в оглоблях. Через несколько дней Рыжик научился и этому делу – ходить в упряжке.
И они вдвоём с бригадиром Михаилом Алексеевичем стали ежедневно объезжать колхозные поля и луга, со временем Рыжик привык  к этой работе, и она ему не только не была в тягость, но и пришлась по нраву. Мало того, иногда его допускали к прямым своим обязанностям - любить кобылиц, что жеребец делал с большим удовольствием. Возможно, так бы он и провёл остаток своей лошадиной жизни, но обстоятельства сложились иначе, внеся в его жизнь некоторые коррективы.
               
                ***
Бригадир Михаил Алексеевич заочно учился на зоотехника, то есть на специалиста по научному содержанию сельскохозяйственных животных.
И вот в то время, когда Рыжик стал принадлежать ему, как бригадиру, срок обучения подошёл к концу. В то же время на селе произошли перемены, мелкие колхозы стали объединятся в крупные совместные хозяйства. Зарплату крестьянам стали платить деньгами. Колхозникам, наконец-то стали выдавать паспорта, чего раньше не было. Образовавшемуся, из четырёх колхозов, соседнего района, совхозу, понадобились специалисты, и Михаила Алексеевича направили туда главным зоотехником, и им с Рыжиком  пришлось расстаться.
Рыжик был переведён на исполнение прямых жеребячьих обязанностей, но от выездных работ не освобождался,  так как рысаком в колхозе, пока, был единственным.