С. П. Шевырёв. Воспоминание о Дм. Ал. Волуеве

Степан Петрович ШЕВЫРЁВ

ВОСПОМИНАНИЕ О Д.А. ВОЛУЕВЕ


Кто-то справедливо заметил, что в кругу людей, призванных действовать на поприще мысли, каждое поколение отдает свою жертву смерти. Так и последнее, едва только выступившее на поле умственной жизни, уже приносит судьбе и свою дань в лице Дмитрия Александровича Волуева.
Это имя почти незнакомо читающей публике. Оно недавно показалось только на одной значительной книге: Синбирской сборник, и в ней особенно на ученом рассуждении о Местничестве, написанном по случаю разбора одной разрядной книги. А между тем, молодой человек, которому оно принадлежало, в немногие годы успел сделать многое и, в полном цвете надежд и сил юности, обещавших уже зрелое развитие, окончил путь свой в нашем мiре.
Пускай же ранняя смерть его откроет то, что таила его робкая скромность при жизни. И в помянутой книге Издатель поставил имя свое пятым, тогда как на самом деле был главным ее виновником. По смерти его выходит еще пятый том Сборника Исторических и Статистических сведений о России и народах ей единоверных и единоплеменных. Все оригинальные статьи, переводы ученых сочинений Рейца и Губе о Славянах и извлечения на Штенцеля, Тшоппе и Клёдена, составляющие этот Сборник, исполнены по приглашению Издателя. Предисловие и любопытная статья: Христианство в древней Ирландии и в Абиссинии, написаны им самим. Кроме того готово еще 4 тома к изданию, которые состоят из переводов сочинений Мацеевского, Палацкого, Ранке и других, равно из сокращений, относящихся или к Истории веры нашей, или к Истории и Географии племен, нам родственных. В числе переводов особенно замечательна История Флорентинского собора Сильвестра Саропула: книга весьма редкая. В числе оригинальных статей - исследование самого Волуева: о современном движении в церкви Британской, - последний труд, его занимавший, Библиотека для воспитания - одно из лучших повременных изданий для детского чтения - была его же предприятием. Он помещал в ней свои прекрасные переводы из Диккенса - и многих ученых побуждал для нее трудиться.
Вот прав; покойного Д.А. Волуева на память общественную. Пускай получит он их теперь, когда так скромно отказывался от них при жизни.
Покойный, еще в молодом возрасте, принадлежал уже к числу деятелей, которые так редки у нас в учено-общественной жизни. Бездействие большинства как будто причиною того, что деятельность сосредоточивается в немногих избранных. Образом своих занятий и мыслей он представлял лучшую сторону нового поколения, ту сторону, на которую есть надежда, что оно не разрушит, а создаст, что оно не отвергнет, а оснует. С самого раннего возраста его привлекала не Поэзия, не отвлеченная философия, - нет, еще в свежей юности он вышел на тяжкий, медленный путь Истории и ей посвятил себя. Алчно поглощал он в себя все явления исторической науки. Жажда к ней была в нем ненасытная - и он, можно сказать, пал преждевременною жертвою этой жажды. Потому-то ранее, чем в других, созрело в нем убеждение, которое позднее созреет во всех истинных дарованиях поколения, ему ровного, и за ним идущего, убеждение, что, только соединяя изучение всемiрного около своего родного и племенного средоточия, можно нам надеяться на свою жизнь в науке и на самобытность в самой жизни. Прекрасно выразил он это следующими словами в Предисловии к любимому труду своему, словами, которые как-то глубже отзываются в мысли, когда подумаешь, что рука, их написавшая, сжата навсегда во гробе:

«Уже время подумать и о том, чтобы нам самим и из себя выработывать внутренние начала своей нравственной и умственной жизни, принять на себя и всю ответственность в ней, умея дать в ней отчет себе и другим - и связать ее с своим народным прошедшим и будущим; - а не довольствоваться, - в пустоте своей внутренней жизни, - одними убежденьями, взятыми напрокат, вместе с последней модой из Парижа, или системой из Германии, - посылками без вывода или выводами без данных, из силлогизма, прожитого или переживаемого другим мiром».

Сколько надежд, сколько будущего заключалось в этом зрелом сознании! Еще сильнее чувствуем мы свою утрату, читая это. Но думая и говоря таким образом, Волуев вполне сочувствовал всем прекрасным явлениям запада; с жадностью изучал его историю, признавал необходимость вникать в его науку, и резко противился всякой вредной исключительности, которая узко понимала народное. Так и должно быть в каждом, кто истинною мыслию Русского стремится к тому, чтобы сознать бытие своего отечества. В уменье признавать свою народность заключается и уменье уважать ее в других.
Полное сочувствие к Православной Церкви и убеждение в том, что в ее основах - источник истинной человеческой жизни и нашей народной силы, призванной тем духовным началом действовать и на другие народы - вот была коренная мысль, лежавшая глубоко в душе того молодого человека, которого потерю суждено оплакать и старшим. В его исторических занятиях эта мысль влекла его и в первоначальные времена Ирландии, к древним племенам Кельтским, принявшим учение Христово из одного источника с нами, и в Африку к Коптам и к Неграм Абиссинии, где он наукою открывал родство преданий, родство обрядов с нашими, и в современную Англию, в движения ее духовного мiра, в те явления, где обнаруживается братское нам сочувствие.
Так основная мысль покойного управляла его первыми историческими трудами. Но главное, она действовала и в его жизни: она хранила чистоту его ума и сердца; она сберегла целомудрие его юности до гроба; она питала в нем эту любовь, которую развивал он в общественную силу, любовь, которая привязывала к нему каким-то тайным сочувствием всех, кто знал его близко, любовь, которая давала ему власть и над его старшими, побуждала их к труду и сзывала к единодушному действию людей, противоположных друг другу мнениями.
Тихая и ясная красота его лица и голубых глаз отвечала тишине и красоте его души. Он был сложен крепко. Нет, не телесное сложение было причиною той жестокой болезни, которая его сразила. Нет, то была, как мы сказали, алчность к науке, жажда к познанию, к беспрерывной деятельности, обратившаяся в страсть. С самых ранних лет он ее обнаружил. Он готов был глотать все, что ему ни попадалось в науке. Он не соразмерял сил своих с этою жаждою; он присоединил к тому и общественную деятельность, чтобы заставлять других работать, и бескорыстно тратил на нее от утра до глубокого вечера и силы души своей, и все состояние, какое имел; нервы его были раздражены беспрерывно напряженным вниманием... И сильная чахотка сожгла все эти свежие, прекрасные, благородные силы.
Дмитрий Александрович Волуев родился в 1820 году, 14-го Сентября; скончался в 1845, 23-го Ноября, 25-ти лет. Судьбе угодно было, чтобы он кончил жизнь свою в Новгороде, на пути за границу, где думал возвратить здоровье. Тело его привезено в Москву, и сегодня будет предано могиле, в Данилове монастыре, возле Ю.И. Венелина. Земля соединит вместе две участи, которые обе скрылись преждевременно, не довершив на ней полного, прекрасного своего назначения.

С. Шевырев.
(Московские Ведомости. 1845. № 156 (29 декабря). С. 1005 - 1006).
 
(Подготовка текста и публикация М.А. Бирюковой).