Неех Повесть Глава третья

                Глава третья

                Самаркандский  поезд  выглядел  крайне  убого,  зеленая  краска  потрескалась,  местами   облупилась,  много  окон  прикрыли  фанерой,    вместо  ступенек,  наструганные  доски.   Перрон  охраняла  милиция  и  военные.    Большинство   в  толпе,  ожидающих  посадку,  составляли  местные.    Бритые,  в  бриджах  и  сапогах,  с  форменными фуражками,  и  холщевыми  портфелями,  кучковались  отдельно  от  пожилых,  в  длинных  стеганых  халатах  и  тюбетейках,  с  редкими  вислыми  усами  и  бородкой,  с  обязательным  баулом  или  перекидным  мешком.   Женщины,  в  длинных  ярких  платьях,  с  плюшевыми  жилетками  или  кофтами,  стояли  отдельно.   Незваные гости,  беженцы,  с  детьми  разного  возраста,  разношерстно  одетые,  с  застывшим  испугом  на  лицах,  вызывали  откровенный  интерес,  у  аборигенов .  Посадка  прошла  довольно  организовано,  пожилой  узбек -  проводник,  тщательно  рассматривал  билеты  и   документы,  землякам  говорил  несколько  слов  по – узбекски,  он  направлял  в  дальний  конец  вагона.   Просить  проводника  не  пришлось,  он  направил,  Друянов  в  третье  купе,  Шеров, в четвертое  и  пообещал,  если  будет  нужно,  подселить одного  взрослого.  Дверей  у  купе  не  было, на  месте  где  была  лампочка,  торчали  провода,  но  полки и окна  сохранились.   После  трех  недель,  в  вагоне  для  скота,  разграбленный,  возможно  дореволюционной,  с  ведром,  вместо  сливного  бачка  в  туалете,  казался  роскошью..  Дети  ловко  забрались  на  верхние  полки  и  занялись  сухорями  и кусковым  сахаром  их  сухого  пайка.     Поезд  тронулся  с  небольшим  опозданием,     Вскоре к   проему  двери  подошел  проводник,  спросил,  откуда  они  бежали.   Где  Рига  он  не  знает.  Яков  уточнил:  « Город,  на  берегу  Балтийского  моря.»
                -- Про  Балтийское  море  знаю,  В  Ленинград,   пять  суток  поезд  шел. Там  в  Железнодорожном  институте  внучка  на  инженера  учится,  сейчас  в  отпуске,  дома.  Мой  сын,  учитель,  велел  дома  оставаться,  пока  война. Ему  вчера  повестка  пришла  из  военкомата,  говорят,  учить  на  командира  будут.  На  войне,  не  самсой  стреляют.  Убить  могут.
 Он  постоял  молча.
                --  Война   страшное  дело.  До  вас  людей  из  Польши  вез,  тоже  в  Чурак.  Красная  армия  сильная,   победит  немцев.  Аллах  Велик.   
Опять  постоял  в  задумчивости.
                --  Сейчас  принесу  кипяток  и  свет.
Вернулся    проводник  с   четырьмя  стаканами  с  подстаканниками,  в  одной  руке  и  плошкой  с  фитильком  в  другой,  все  поставил  на  столик.
                --  Сахар  и  заварку  давать  перестали.  Кипяток  есть.  Надо  будет,  прийдете  со  стаканами,  я  дам.
Утром  проводник  принес  кипяток  молча.   Неех  спросил,  что  за  город     Чурак,   сколько  в  нем  населения.
                --  Совсем  не  город,  почти  кишлак,  полустанок, вокзал  недавно  построили,  поезд  останавливается,  чтобы  почту,  газеты выбросить.  Раньше  там  чужих,  почти,  не  было.   Один  МТС  был.  Сейчас   районный  центр,  появился,  НКВД,  Райком,  военкомат    Русских  стали  посылать.  Река  недалеко,  хлопок  хорошо  растет.   Вам  повезло  днем  приедете,  ночью,  ногу  сломать  можно,  перрона  нет.  Скажу,  когда  подъезжать  будем.   
          После  полудня,  проводник  зашел  в  купе и попросил  собраться  и  стоять  в  тамбуре,   Когда  поезд  остановится,   он  посоветовал одному  выпрыгнуть,   передал  детей. и  помог  женщинам,  Неех  опустился  последним    Проводник  пожелал  им,  чтобы  Аллах  помог  вернуться  домой.  Поезд  гуднул  и  уехал,  оставив   на  раскаленной  земле,  кроме   Друянов  и  Шеров,  еще    семью  беженцев,   супружескую  пару  с  девочкой  и  пожилой  женщиной.     Местные  торопливо  устремились  к  невысокому  кирпичному  зданию,  с двумя  большими  окнами  и  дверью,  над  которой   на  достечке  некрупными  буквами   написали  название  станции.      Перед  вокзалом,  стояла  массивная  скульптура  Сталина, рядом  столб  с  фонарем. Солнце  грело  непривычно  сильно,   горячий  воздух  обжигал  тело.  Неех  прикрыл  голову  рукой:
 Из  вокзала  вышла  женщина,  и  громко  спросили,  кто  инженер,  на  хлопкозавод.   Глава    семьи  поднял  руку.
                --  Я  жду  вас  в  вокзале. 
                --  Яшка,  пойдем  быстрее    за  ними.  Тут  сгореть  можно.  У  дяди  в  пекарне,  даже  летом,  так  жарко  не  было.
            В зале  вокзала,  с  кирпичным  полом,  плотными  шторами  на   окнах,  светом  от  люстры,   наружная  жара  не  ощущалась.  Инженер  с встретившей  их  женщиной,  сидели  в  углу   рядом  с  титаном,  беседовали,  семья   ела  лепешку,  запивая  водой  и  одной  кружки.    Мужчина    в  форменной  фуражке,  кителе  и  галифе,    громко  спросил,  кто  товарищ  Друян.    Направившемуся  в  его  сторну  Якову,  протянул  руку и   сообщил,  что  он    приехал    за  ним.  На  ответ  Якова:  «Со  мной  мой  двоюродный  брат  с  семьей»,    ответил:
                --  Мне  приказано  отвезти  вас.  Об  остальных  эвакуированных  позаботится  сознательные  граждане  Чурака.   Идите  за  мной.
                --  Скажите,  пожалуйста,  товарищ,  как  мне  узнать,  где  они  будут  ночевать?
                --  У  нас  городок  маленький,  заблудиться  трудно.  Они  будут  у  Абдурахмана,  возчика  из  Заготзерно.
Он   произнес  короткую  фразу,    в  которой  употребил  слово  Абдурахман, обращаясь,   к  стоящему у  выходной  двери   худощавому,  пожилому   узбеку,  в  халате, тюбетейке и  тапочках.  Старик согласно  кивнул  и  вышел.  Вернулся    со  свертком  из   белой  материи,  подошел к  Нееху  с  Хаимом  на  руках.   Произнес  фразу,  из  которой    понятным  были   только слова  «Сялям  Алейкум».  Развернув  сверток,  Абдурахман    протянул  Хаиму   две  длинные,  плоские  полоски,  покрытые  сахарной  пудрой.  Погладил  ребенка  по кучерявым  волосам,  приговаривая  непонятные  слова, и   рукой  указал  семье  на  выход.
.         
                На  пыльной  привокзальной  площади,  окаймленной,   низкими  кустиками  с  мелкой  листвой,  стояла  грузовая  машина,  верблюд  с  большой  телегой,  и  ослик, впряженный  в   высокую  тележку,  с  большими  колесами.   Товарищ  в  фуражке  предложил  Гинде  сесть  в  кабину,   сам вместе  с  Яковом  и  мальчиками  залез  в  кузов.  Абдурахман  объяснил  Нееху,  как  усадить  жену  и  ребенка  на   пышный  мешок,  с  другой  стороны  арбы,  уложил  их  мешки,   встал  позади   и  сказал:  «  Ты  тут».  Еще  раз  погладил  Хаима,   увлеченно  сосущего   сладкую  палочку,  и, взяв  ослика  за  хомуток из  веревки,   развернул и   направил   в  сторону  выхода  из  привокзальной  площади..  Ослик  часто  семенил  ножками,  но  двигался  вперед  медленно,  без  ускорений  и  замедлений,  по   накатанной  до  блеска,  ровной  поверхности.  Идущему    вслед  за    арбой    Нееху,  с  шапочкой,  сотворенной  из  носового  платка, представилось,  что  Циля  с  мальчиком  на  руках,  завернутые  простыню,  плывут  в  раскаленном  воздухе.   Он  остановился  и  потряс  головой,   Циля  вернулась  на  арбу.  Чурак определялся  возвышенностью,  над  ровной  поверхностью,  затем,   непривычным   запахом  дыма.   Город  начался  улицей  без  домов,    с  двух  сторон   тянулась   земляная    стена,  высокая,  но  ниже  двух  метров,  прерывающийся   металлическими  воротами  и  калитками.  За  оградой  слышались  проявления  людского  присутствия, громкая  речь,  детские  крики,  стуки  и  шорохи.   Неех    с  интересом  рассматривал  скрытую  от  посторонних, не  знакомую  и  не  понятную  ему  жизнь.  У  очередных  ворот  ослик  резко  остановился,    терпеливо  подождал,  пока  Абдуразман  распахнет  створки,  и  самостоятельно,  направился  к  навесу    Белый,  как  у  всех,  дом ,  в четыре  окна  по  фасаду  и  крыльцом,  в  окружении  деревьев   и  кустов.  На  крыльце, молодая  красивая  девушка  в   ярком  платье  и  косынке,   приветливо  улыбалась.    Она  подошла  к  арбе,   протянула  руки  и  Хаимка,  без возражений,   перешел  к  ней.
               -- Какой  красивый  мальчик,  Нашим  девочкам  будет  с  кем  играть. Сейчас  я  покажу  вам,  ваше  жилье.  Посидите  пока  в  тени,  отдохните,
Она   аккуратно  опустила  мальчика  и указала  на  скамейку  рядом  с  крыльцом. 
                --   Меня  зовут,  Динара,  я  невестка  Абдурахмана,  мой  муж,  его  сын,,  работал  в  МТС   шофером, его  на  прошлой  недели  мобилизовали  вместе  с  трактористами.. У  нас  две  девочки.  Будут вместе  с  вашим  мальчиком  бегать  по  двору  Я,  семилетку  закончила,  на  курсы   медсестер  записалась,   утром  на  занятия  буду  уходить.
Успевший  выпрячь  ослика  Абдурахман,   внимательно    слушал    и  согласно  кивал.    Хозяева  ушли  в  дом,  Неех  обратил  внимание  на  избушку,  стоящую  на  холмике,  с жестяной  коленчатой  трубой,  похожую на  бани,  которые  строили  домовладельцы  на  Форштадте,  удивляло  отсутствие  окон  и   широкая,  застекленная    дверь.  Из  дома   Абдурахман   вышел  с  мешком,   Динара   двумя  лепешками  в  одной  руке  и  блюдечком  в  другой.   Хозяева  вошли  первыми,   Динара выглянула  и  спросила,  указывая  пальцем  на  Нееха:  »Вас,  как  зовут?» . 
Имени  не  удивилась,  и  попросила  его  зайти,  отец  хочет  что-то  объяснить.
Нееху  пришлось  сильно  согнуться,  чтобы  войти  внутрь,  выпрямиться   ему  мешал  потолок,  он  присел     Хозяин,  развел  руки,  и  показал  на  табурет:  « Садись,  будет  хорошо», снял  тюбетейку  и  вкрутил  электрическую  лампочку,  которую  в  полутьме  Неех  не  заметил,  и  объяснил:   « Рукой  нельзя и  без  вода  надо».  Вошедшие  вслед  Циля  с  Хаимом  увидели нутро  избушки  при  сильном  освещении. Большую  часть  занимали  нары,    занимающие  правый угол,  огражденные  с  краев  досками, размером  в  двуспальную  кровать, накрытые  мешковиной.   Динара  подняла   угол  покрывала,  и  показала  слой  рубленой  соломы.  Если  будет  жестко,  можно  добавить.  В  противоположном  углу слева  от  двери,  стоял  столик,  на  который  Амдурахман  поставил  необычной  формы, пользованную  кастрюлю,  три  тарелки,  две  кружки  без  ручек, вся   посуда  со следами  перенесенных  ударов  и  падений.  Динара  положила  на  вафельное  полотенце  две  лепешки и  блюдце  с  засушенными  фруктами.  Не  потерявший  медный  блеск, рижский  чайник, рядом  с  принесенной  утварью,  выглядел  вызывающе.  Чугунная  буржуйка  на  ножках стояла  в  левом  от  двери  углу.  Напротив  кровати  на  стене   имелась  доска  с  двумя  рядами  торчащих  гвоздей.  Перед  уходом,  Абдурахман  сказал  несколько  фраз  на  узбекском,  Динара  перевела:   »Отец  говорит,  что  использовал  домик,  как  мастерскую  Зимой,  когда  топится  печка,  тепло,  осенью,  сухо.  Он  сколотит  лавку  спереди  и  сбоку,  для  посуды  и   не  нужных  вещей.  Обед  варить  можно  на  плите,  под  навесом.  Кушайте и  отдыхайте» 
                В хлопотах,  незаметно  проскочил  остаток  дня. Поужинав   лепешками  и  сухофруктами  с  теплой  водой,  предложенную   грудь  Хаим  сосал  не  активно  и  вскоре  заснул.   Через   окно  в  двери  было  видно  черное  небо  и  яркие  большие  звезды  на  черном  фоне.   Неех  и  Циля  сидели  молча  на  табуретках,  в  полной  тишине.  Впервой с  момента  начала  пути  на  платформе,  они  находились  в  помещении  с  потолком,  подобием  кровати,  столом,  без  надоевшего  перестука  колес,  без  ожиданий  остановок,  чтобы  опорожнить,  забыв  про  стыд,  прямо  у  рельса,  переполненный  мочевой  пузырь.  Одни,  без   посторонних  ушей  и  глаз.   Страх,  появившийся  после  налета  немецкого  самолета,   не  проходил,  пугала  неопределенность  конца   пути.  Неех   взял  жену  за  руку
                --  Помнишь,  Цильке,  в  начале  июня  мы  шли  от  Голды  по  Кришьяна-Барона,  Хаимке  спал  в  коляске. Я  тебе  сказал,  что  мы  можем  без  проблем,  снимать  такую  квартиру,  как  у  них.   Я  зарабатываю не  меньше,  может  больше  Алекса.   Ты  ответила,  что  мне  деньги  карман  жгут.  У  Голды  две  девочки, им  надо.  Нам  нашей  квартиры  достаточно,  и  ванная  на  кухне  пригодилась.  Даст  Бог, родиться  еще  ребенок,  будем  о  большей  квартире  думать.  Ты  была  права.  Только,  потеряв  все,  понимаешь,  какое  это  было  счастье  жить  в  нашей  квартире.
Циля    рыдала,  выкрикивая 
                --  Господи,  за  что  нам  такое  наказание?  Мы  никому  плохо не  сделали.  Какие  квартиры?   Пройдя  через  смерть,  понимаешь,  нет  ничего  дороже  жизни.  Где  Голда  с  девочками? Что  с  ними?  Что  с  моими  братьями?
                --  Не  надо  терять  надежду. 
Спал  Неех  беспокойно,  с  появлением   рассвета  в  окне,  аккуратно,  стараясь  не  потревожить  жену,  оделся  и  вышел.   Хозяин   с  мотыгой  в  руке  работал  у  деревьев  рядом  с  домом.   Рядом  с  навесом  с  осликом,  стояло  подобие  плиты,  с   трубой,  и  которой  шел  дым,  на  плите  стоял  большой  чан.  Рядом  с  плитой    стояло  круглое,  сходящееся  кверху  сооружение,  могущее быть  колодцем.  Неех  заглянул  и  увидел   внутри  золу.   Абдурахман,  оторвался  от  работы,  показал   пальцем  внутрь :
                --  Тандыр.  Нан,  лепешка.
Неех  оживился,  стал  показывать на  себя.
                --  Я  пекарь.  Пеку  хлеб, нан.
                --  Якши, якши.
Взяв  Нееха  за  руку,  вывел  со  двора  и  показал  направление. «Дом  большой»
                Неех  вернулся  в  избушку,  разбудил  Цилю,  и  сказал,  что  пошел  искать  пекарню.  Он  шел  по  пустой  улице  с  заборами,  пока  не  увидел  дом  с  высокой  трубой,  нашел  широкую  дверь  и  постучал,  ему  открыла  русская  женщина. Не  спросив,  кто  он,  предложила   войти.  Знакомый  запах  свежего  теста,  вселял  надежду,  Неех  представился,  одновременно  осматривая  помещение.   Пекарня, похожая  на    дядину,  но  более  просторная,  с  большой  дровяной  печью,  с  подсобными  помещениями.  В  печи  догорали  дрова,  рядом  стояли  формы  с  тестом.  Средних  лет  узбек, в  длинном  фартуке,  укладывал  тесто  в  формы.  Услышав,  что  пришелец  пекарь,  обрадовался,  мукой  очистил  руки,  сказал,  что  слышал  о  прибытии  беженцев,  но  не  знал,  что  есть  пекарь.     Он  директор,  ему  надо  муку,  кизяк,  дрова  доставать.  Было  два  пекаря,  одна,  женщина,  состарилась,  молодого  мобилизовали.  Маруся  торговала  на  рынке  морсом,  ее  временно  перевели,  нельзя  людей  без  хлеба  оставить.
               --  Покажи, как  работаешь.
Посмотрев,     недолго,  заметил:  «Видно.  Мастер».     Пообещал поговорить  с  председателем   Потребсоюза.    Завтра  в  половине  шестого,  надо  принести  трудовую  книжку и  автобиографию.  То,  что  нет  трудовой  книжки,  плохо,  что  есть  паспорт,  хорошо.  Домой  можешь  взять   две  буханки  хлеба  и  четыре  булочки.  Когда  начальник  ушел,  женщина  сказала,  местные  хлеб  не  употребляют,  у  всех  есть  тандыр  и  своя  закваска,  пекут  раз  в  неделю,  если  не  хватает,  покупают  на  базаре.  До  войны  выпекали   не  больше  стапятидесяти   буханок,  спросом  пользовались  сладкие  булочки.  Первым  делом  пекут  хлеб,  за  ним  в  девять  часов  приезжают,  потом  можно  заниматься  булочками.  Зовут  ее  Валя,  Марусями  местные  всех  русских  зовут.  Она   с  Украины,  сюда  привезли  родители,   спасаясь  от  голода.  Ее  муж  работал  кузнецом  в  Кооптрансе,  сыну  четыре  года,  жили  хорошо, комнату  получили.   Вначале   июля  мужа  мобилизовали,   получила  два  письма. Соседке  похоронка  пришла.     Неех  спросил,  знает  ли  она  их  хозяина.
                --  Здесь  все  друг  друга  знали,  здоровались. Абдурахман,  когда  моложе  был,  работал  возчиком,  детей  выучил,  все  старшие  уехали,  остался  младший,  шофер, женатый,  у  него  две  девочки.  Сына  сразу  мобилизовали,  невестка  с  ними  живет. Абдурахман,  хороший  человек,  всегда  кому-то  помогал,  хотя  сам  не  богатый.
             Вкус,   вид  и  запах  конечного  продукта,  будь  то  ржаной  хлеб    или  пшеничный  батон, зависит  от  многих  причин,  от  характера  печи  до  особенностей  закваски.  У  каждого  пекаря  свои  секреты. Сегодняшний  хлеб  начинают  готовить  заранее,   От  Вали  он  узнал  много  важного,  она  работала    в  пекарне  помощницей,  до  того,  как  стала  продавать  морс.   Молодого  пекаря,  забрали  в  Самарканд,  пожилая  женщина,  которая     была  на  булочках,   сильно   заболела,  еле  ходит.    Директор,   тоже   пекарь,  учился  на  курсах  до  службы  в  армии,  когда  вернулся,  появилась  пекарня,  его,  как  молодого  специалиста, назначили  начальником   
Кончив  работу,  Неех  вспомнил  об  обещанном  директором  хлебе  и  булочках.   Маруся  вынесла  из  кладовки  три  буханки  и  пакет  с  булочками   и  уложила  в  мешок.             
              --  Это  тебе.
              --  Начальник  сказал,  две  буханки  и  четыре  булочки.
             --   Он  сам  муку  мешками  уносит.
Домой  Неех  шел  не  торопясь,  чтобы  дать  ногам  отдохнуть  и  осмыслить,  услышанное  за  день,  много  нового  и не  понятного.   Его тоже  могут  мобилизовать.  Кто  позаботится  о  Хаиме  и  Циле?  Где  сейчас  Копель  с  семьей,  что  с  Беркой  и  Исером,  они  домой  заезжали  с  винтовками,  наверняка,   попали  на  фронт.  Яшка  уверен,  что  евреев  в  Латвии  убьют,  Грунманис,   тоже  предупреждал.  Страшно  думать  об  этом.   Не  понятно,  почему  начальник,  не  сказал о  жаловании,  возможно,  оплата  выпечкой, как  сказала  Маруся,  которая  Валя,  он  сам  мешками  муку  тащит,  зачем  она  ему.  Обязательно,  нужно  отнести  булочек,  для  внучек  Абдурахмана,   не  каждый  согласится  принять  совершенно  чужих  людей,  для  этого  доброе  сердце  иметь  надо.  Не  было  бы  этой  проклятой  войны,  не  знал  бы,  что  есть  Узбекистан,  тандары  и  лепешки.
 Громкий  разговор  слышался  из  далека,  как  всегда,  обсуждали  судьбу  родных.  Все  сидели  на  скамейке  перед  избушкой,  Хаим,   стоял  между  коленей    у  Цили.   Пиня  и  Иося  беседовали  с  отцом.
               --  Добрый  вечер,  Неех,.  Ты  нашел  работу,  получше,  чем  в  Риге,  Циля,  говорит,  ты  возвращался   очень   поздно  вечером.  Сейчас  и  семи  нет.
              --  Верно.  Здесь  пирожные  не  готовят  и  какао  и  кофе  не  пьют. Вот  принес,  хлеб  и  булочки,  заработал.   Циля,  положи  четыре  булочки  на  тарелку,  и  отнеси  девочкам.  Яшка,  что  такое  автобиография  и,  как  ее  пишут.
              --   Я  сегодня  писал  автобиографию  в  Райкоме.  Дзидра  объяснила,  как  ее  писать  и  много  других  вещей.
Яков  отвел  Нееха,  и  перешел  на  шепот.
                --  Ты  думаешь,  что  здесь  кто-то  понимает  идиш?
                --  Дзидра    предупредила,  что  здесь  уши  бывают  у  стен,   и  глаза  у  столбов.   Я  тебе  потом  кое-что  расскажу.
                --  Кто  такая,  Дзидра?               
                --  Инструктор  Райкома  партии,  по  кадрам,  латышка,  родилась  в  Риге.  Сюда  попала   из  Ленинграда,  после  убийства  Кирова.
             Она  дала  мне  листок  и  попросила  написать  автобиографию,  о  себе  значит.  Я  написал  с  двух  сторон,  пришел  еще  за  листом. Она   прочитала  и  разорвала  на  мелкие  кусочки. И  объяснила,  моя  автобиография    должна   уместиться  на  пол-листа  крупным  почерком.   Фамилия,, имя,  отчество,  где  родился,  национальность, партийность,  где  учился,  кем  работал.  Женат,  сколько  детей. В  конце  стоит   указать,  что  под  следствием  не  был. Все.  Если  захотят  узнать остальное,  без  моей  помощи  узнают.  После  обеда  она  к нам  пришла, принесла  свою  кофточку  для  Гинды.  кой-какую  посуду и талоны  на  ватное  одеяло,  обувь  для  детей и  на одежду,  и  мешочек  риса.  Посидела  не  долго,  предупредила,  чтобы  язык  держал  за  зубами.  Просила  в  Райком  к  ней  не  заходить,  при  встрече  на  улице,  общаться  только  на  русском.   Выглядит  она  запуганной.  Издали,  все,  кажется  красивее. Ты  тоже  помалкивай  о  жизни  в  Риге.  Чем  Циля  занималась?
                --  Белье  соседям  стирала.
                -- В  автобиографии  напиши,  ты  пекарь,  она,  прачка.   Сводки  меня  расстраивают,  немцы  к  Ленинграду  приближаются,  пол  Украины  захватили.   
Вернулась    Циля ,  хозяин  долго  отказывался., вернул  тарелку  с  персиками  и сливами.    Предупредила,  что  ужин праздничный,  она   купила  чай и  кусочек  соленого  творога.  Благодаря  Динаре,  которая  положила  кусок  кизяка  в  плиту,   чай   будет  настоящим..   Циля  и  Гинда  встретились  на  рынке, там  все  есть, но  дорого.   Много  евреев  из  Польши,  они  торгуют  ношенной  одеждой,  обувью,  игрушками  и,  даже,  золотом.  Русская  женщина  продавала  такой  хлеб,  который  принес  Неех.    Похвалив  хлеб,  Яков сказал,  что  его  хотят  направить  юристконсулом  в  Заготзерно, завтра утром  пойдет  оформляться.    У  хозяев  потух  свет,   и  Друяны   заторопились   домой.  Циля  рассказала,  что   была  у  Друянов, у  них  большая  комната,   в  доме  похожем  на  казарму, с  настоящей  плитой,  и  окном  с  железной  решеткой.  Почему  к  ним  такое  отношение.  Гинда  никогда  ничего  о  прошлой   жизни  не  рассказывает. 
                --  Значит,  не  дура.,  знает,  молчание,  золото. Яшка  в  тюрьме  сидел,  когда  товарищи   зашли,  на  мотоциклетке  по  волостям  ездил,  его  в  ногу  ранили, в  бане  шрам  видел. Не  каждому  такие  пропуска  выдают. Нам  грех  жаловаться,  мы  сыты  и  крыша  над  головой  есть,  война  когда -  нибудь,  закончится,  вернемся  домой.
 Булочки  Нееха,  мудреной  формы,  мягкие,  как  бутон  хлопка,    высоко  оценили  руководители  и  их  дети.  Директор,  узнав,  что  Неех  работал  кондитером,   пообещал  отремонтировать  духовку  и  заказать  формы.  Нужные   продукты  принесут  заказчики.  Любителей  сладкого  и  вкусного  оказалось  не  мало.  По  пятницам  после  основной  работы,   он  выполнял  заказы,  и  домой  возвращался  поздно.    Друяны  приходили  не  часто.  Яков  постоянно  был  в  плохом  настроении,  его  расстраивали  сводки   по  радио.  На  работе,  пугало, воровство  зерна,  он  боялся,  что  его  могут  обвинить  в  укрывательстве.  По  дороге  на  рынок,  с  двумя  буханками  хлеба,  Циля  часто  заходила  к  Гинде,  всегда  с  булочками,  иногда  в  пирожными.     У    Цили  появились0  постоянные  покупатели,  сапожник,  пожилой  армянин  и,  продающая  женские  легкие туфли  из  брезента,   которые  называли  танкетки,  миниатюрная,  с  кукольным  лицом,  беженка  из  Польши,   Темеле.   Обувь  шил  ее  муж,  тоже  не  гигантского  роста,  Мотеле.  Темеле  казалось,  что  ее  все  рассматривают,  она  находила  причину,  чтобы  не  торговать,  жалуясь,  на  головные  или  другие  боли.  Заменять  ее  приходилось  Мотале,  что  наносило  ущерб  бизнесу. Он  предложил  Циле  заняться  продажей   его  продукции  на  хороших  условиях,  пятнадцать  процентов  с каждой  проданной  пары.  Она  обещала  подумать,  посоветоваться  с  мужем.  Нееху,  идея  не  понравилась. 
                --  Зачем  тебе  торчать  на  рынке,  продала  хлеб,  купи,  что  надо  и  занимайся  Хаимкой.
                --  Здесь  некому  белье  стирать,  ванны  нет  Лучше,  так  зарабатывать,  чем  ворованный  хлеб  продавать.  Ко  мне  милиционер  подходил,  дала  ему десятку
                --       Хлеб  я  не  ворую,  мне  его  за   работу,  начальник  дает.  За  торты  платят,   Можешь  дома  сидеть.
                --  Дома  сидеть  скучно.  Попробую, если  он  на  двадцать  процентов  согласится,  не  понравится,  откажусь.
Приятная,  теплая,  не слишком  солнечная  погода, стояла  до  конца  декабря.  Вдруг  похолодало,  и  начались  дожди. В  избушке  было  сухо  и  тепло,  Динара  объяснила  Цилю,  как  правильно  топить  буржуйку  кизяком,  на  ночь  не  закрывать  задвижку  до  конца.   На  рынка   Циля  освоилась.   С  началом  распутицы,  Мотеле  перешел на  производство  калош,  из  дефектных  автомобильных  камер,  ему  помогали  бывший  владелец  мебельной  фабрики  из  Кракова  и  журналист  из  Харькова.  Приличного  вида,  практичная  обувь  пользовалась  спросом.   Для  Нееха  он  склеил  громадные  калоши  сорок  пятого  размера.  Под  Новой  год  сводки  с  фронтов  стали   менее  удручающими,  немцы  не  смогли  взять    Москву,   Настроение  Якова,  улучшилось,   он  охотно  угощался,  остатками  от  приготовления  тортов,   коньяком,  и  предсказывал  Гитлеру  конец  Наполеона.  Обещал,  когда  вернутся  в  Ригу,  каждую  неделю,  приглашать  и  угощать,  просил  Цилю  не  обижаться,  за  то,  что  он  не  говорит  ей  спасибо  каждый  день.   Слегка  захмелевший  Неех,  отмахивался:
                --   Прошу  тебя,  Яшка,  не  говори  об  этом.  То,  что  мы  с  вами  прошли,  сделало  нас  кровными  родственниками.  До  Риги  еще  далеко.
 В  феврале  Якова  и  Нееха  вызвали  в  военкомат  на  комиссию,   Осматривающая  Нееха  врач,  позвала  коллегу  постарше,  показала  на  Нееха:
                --  При  росте  около  двух  метров,   вес  65 килограммов,  одни  кости,  длинные  конечности  и  нос.  Помню,   картинку  в  учебнике,  это  акромегалия.
                --  Много  знать,  не  всегда  полезно.  Пишите   акромегалия.   
И  к  Нееху:
                --  Идите  домой.  Надо  будет,  вызовем.
После  медосмотра,  Якова  отправили  к  военкому.  Не  молодой  офицер,  сказал,  что  ознакомился  с  его  личным  делом,   характеристика  с  работы,  хорошая,  член  Партии,  армии  нужны  грамотные  кадры,  положение  на  фронтах  тяжелое.  Пришел  приказ  призвать  военнообязанных  из  Прибалтийских  республик.  Согласно  образованию  ему  будет  присвоено  звание  старшего  лейтенанта.  Направляется на  курсы  командиров  рот  в  Ташкент. Повестку  получите  послезавтра.  Готовитесь.  Свободны.
Результат   комиссии  Цилю  обрадовал  и  расстроил  одновременно,   Гинда  остается одна  с  двумя  мальчиками,  Яков  приносил  жалование  и  продукты.  Каждый  день  на  рынке  говорят  о  приходящих  похоронках  и  пропавших  безвести,  появились  инвалиды,  безрукие  и  безногие,  некоторые  и  обезображенными  лицами.  Они  ведут  себя  агрессивно,  могут  затеять  драку  без  причины.   Хозяйская  дочь,  Динара,   боится  получить  похоронку  и  посылает  девочек  встречать  почтальона   Теперь  и    Гинда  будет  со  страхом ожидать  писем.  Вечером  собрались  к  Друянам,   Неех  прихватил  початую  бутылку  коньяка.  Пришли,  когда   семья  готовилась  к  ужину,  на  печке  стоял  чайник,   Гинда  нарезала  помидоры,  она  выглядела  бледной  и  растерянной,  Яков  с  мальчиками,  собирали  вещи  в  солдатский  вещмешок.    Циля   достала  из  торбы  чугунок  с  пловом  и  булочки,  Дети  активно  ели,   у  взрослых  беседа  не  получалась.   Прощаясь,  Неех  испытывал    чувство  незаслуженной  вины,  он  остается   с  семьей,  Яков,  отправляется  туда,  откуда  возвратятся  не  все,  он  решил заверить   его,  чтобы  он  не  волновался  за  семью. Пока  он  стоит  у  печки,  они  голодными  не  будут.  Яков    выслушал,  и  пожал  ему  руку.   
                --  Ты  избавил  меня    от  просьбы,  Я  хотел  просить  тебя. Спасибо  Неех,  ты  правильный  человек.
                --   Мы  люди  простые,  чужое  горе  понимаем.   Яшка,  давай  с  тобой  выпьем,  чтобы  ты  вернулся  живой,  даже  раненый,  но  живой.
                --  Согласен.  Хотел  тебе  рассказать,  за  день  до  военкомата  я  получил  письмо  от   приятеля,  он  до  войны  в  ЦК  работал,  отступал  вместе  с  Красной  Гвардией,  сейчас  в  Москве  в  Латвийском  представительстве.  Меня  он  нашел  через  Красный  Крест,  просил  подтвердить  получение  письма.  Твои  братья, с  винтовками.   К   дяде заезжали,  значит,   они  должны  быть в армии, напиши  в  Красный  Крест.
              --  Была  у  меня  такая  мысль,  но  мне  страшно.
             --  От   фактов,  не  уйдешь.  Пиши,  Неех,  может, они  живы.
              --  Ты  прав.  Напишу
                К  ташкентскому  поезду   Гинда  пришла  с  детьми,  вместе  с  Цилей  и  Хаимом.  Новобранцев  привезли  на  машине,  кроме  Якова,   местного  учителя  и  инженера  из  Даугавпилса.   Учителя  провожала  огромная  семья,  инженера  молодая  и  пожилая  женщины  и  девочка.  Прощание  было  коротким,  с  подножки  Яков  на  идиш  крикнул:
               --    Гннда,  береги  детей.
Всю  дорогу  до  Чурека  Гинда  шла  молча,  держа  мальчиков   за  руки.   В  избушке  она    прижала  сыновей  к  себе  и  заплакала,  Циля  сидела  рядом,  понимая,  бесполезность  слов  успокоения.    Дзидра  устроила  Гинду  в  больницу,  в  лабораторию,  мыть  пробирки,  неделю  с  утра,  другую,  после  двух.    Перед  вечерней  сменой,  она  отводила  детей  во  двор  к  Циле. вечером  забирала,  накормленных.  Первое  короткое  письмо  от  Якова  пришло  из Ташкента,   с  фотографией,  в  командирской  форме,  кубиками  в  петлицах  и   портупеей.  Просил  не  беспокоиться,  после  курсов  их  направят  в  Саратов,  от  туда  на  фронт,  когда  не  знает.  Просил  мальчиков,    помогать  маме.  Не  прошло  месяца, стали  приходить   треугольники,  сложенные  из  листа,    фиолетового  цвета,  от   расплывшихся  букв,  написанных химическим  карандашом,   не регулярно,  случались  пустые  недели,  или  три  весточки  враз.   На  тыльной  стороне  треугольника   стоял  штемпель «проверено   военной  цензурой».  Письма  Гинда  читала  вслух,   содержание   не  менялось,  в  конце  марта,  Яков вспомнил,   скоро  день  рождения  Пини,  первый   день  Песаха,  он  его   поздравляет  и  крепко  целует.     После    двух недель    бесполезного  ожидания  письма,  Гинда   потеряла  надежды,  часто  плакала,  Циля  и  Неех  ее  успокаивали,  нет  похоронки,    деньги  ей  приходят,  значит  жив.  В  военкомате,  велели  ждать  полгода.    В  июне  пришел  треугольник,  на  листе  из  тетради,  адрес  написан  чернилам,  ровным  детским  почерком.    Таня, ученица  седьмого  класса  томской  школы,  сообщила,  что  старший  лейтенант   Друян,     лечится  после  тяжелого  ранения  в  живот, он  всех  помнит  и  любит,  напишет,  когда  ему  разрешат  встать.  Телеграмма  о  приезде  пришла  вначале  августа,  Гинда  побелила  комнату,  приготовила  праздничный  обед.  К  поезду  Гинда  с  детьми   и  Шеры пришли  заранее,  Неех  попросил  Абдурахмана,  подъехать  к  поезду,  возможно,  Яков  не  сможет  сам  пройти  два  километра.   Из  воинского  вагона  первым вышел  проводник,  за  ним  спрыгнул  офицер.  Якова  бережно  опустили  на  землю  двое  военных,  один  из  них  повесил  на  Якова  тощий  вещмешок. Проводник  опустил  красный  флажок,  офицер  вскочил  на  подножку:
            --  Быстрей  выздоравливай,  старший  лейтенант,  нам  с  тобой  еще  Берлин  брать.  Ешь  больше.
            --  Буду  стараться,  товарищ  майор.
Поезд  медленно  тронулся.   Исхудавший  Яков,  виновато  улыбался. Новая  офицерская  форма, выглядела  на  нем  мешковато,  ремень  висел    обручем,  не  касаясь   кителя. Правая  рука  с  перевязанной  кистью  висела  на  косынке. От  прежнего  Якова  остались  только  кости,   он  стал  длиннонос  и  скуласт,  и  пах  дегтем  и  рыбьим  жиром.. Гинда  с  детьми,  прижались  к   Якову,  он  молча,  гладил  головы  сыновей. 
             --  Я  не  верил,  что  увижу  вас,  как  вы  все   подросли.  Хаим,  уже  мужичок. 
Гинда  взяла  его  здоровую  руку  и  повела  к  выходу.  На  арбу  его подсадил  Неех
            --  Яшка,  главное,  живой,  мясо  нарастет.  Мы  тебя  пловом  откормим.  Сегодня  отдыхай,  завтра  навестим.