Орлик

Молодой зоотехник совхоза «Фанталовский» Ачкинадзе В., с утра до темноты носился на своем мотоцикле по полям и животноводческим отделениям. Летом и зимой, в любую погоду, лихо вылетая из канав и колдобин, так ни разу и не заглохнув, и чудом не свернув себе шею, к вечеру, весь по уши в пыли или грязи возвращался домой. Утром же, чистый и ухоженный как на парад, выезжал на работу. Соседи удивлялись, когда же жинка успевала отстирать всю грязь с его одежды. Работая в совхозе ветеринарным врачом, обычно я ездил верхом на шустрой беспородной лошадке. Но при срочных делах, мы с Валерой выезжали на его «железном коне». Так и в то теплое утро мы мчались по проселочной пыльной дороге во второе отделение совхоза: «Ты еще не видел нашего красавца жеребца!?» - спросил меня Валерий.
-Нет, не успел, а где он? – ответил я
- В конюшне у станицы Кочубеевка. Кстати красивое место, на берегу лимана. Если хочешь заглянем посмотреть.
- Замечательно! Мне как раз надо туда, вчера сообщили, что бык заболел. Я его посмотрю заодно. Валера, я слышал, что наш директор, этого чистокровного жеребца Буденовской породы, почти за даром купил!?
- Правду слышал! Георгию Аарудовичу повезло, если бы жеребец был объезженный и не такой злой, нам бы он не достался! Говорят, что он до пяти в табуне гулял и привык к свободе. Его пытались объездить, и он убил человека. Наши конюхи – старые бывалые казаки, разных лошадей видели, но к этому заходят вдвоем, друг друга страхуют.
-А как его назвали?
- Орликом.
Приехав в Кочубеевку, я с одним конюхом пошел к больному быку. Тщательно осмотрев животное, я сделал вывод что бык обожрался.  У него несварение (атония) желудка.
Назначив быку диету, я провел лечение для восстановления жвачки (моторики желудка) и мы зашли в отделение, где был вольер жеребца. Вскоре зоотехник и второй конюх присоединились к нам.
Услышав наши голоса, жеребец, громко заржав, тряхнул густой гривой и помчался в нашу сторону.
Мы стояли возле кормушки, и я находился ближе всех. Жеребец подлетел и вытянув шею через кормушку, оказался мордой с оскаленными зубами возле моей головы. Я растерялся, но конюх дернул меня за рукав и зубы жеребца клацнули возле моего носа. Зоотехник Очкинадзе засмеялся: «Хорошо, Еремеевич, что у тебя нос не наш, кавказский!»
Я поблагодарил конюха. «Однако, в другой раз будь осторожнее, доктор!». Валера продолжал улыбаться. Однако вскоре, и я залюбовался этим диким красавцем. Стройный, подтянутый, темно-гнедой масти с белой звездочкой во лбу, он имел мускулистую, широкую грудь, - настоящий, чистокровный буденовец. В Орлике замечался смешанный тип от трех основных в стране Буденовских заводов, отличающихся своим внутрипородным типом. Обычно «буденовцы» имеют масть с золотистым отливом от донской породы, но у Орлика была темно-гнедая масть, доставшаяся ему от заводов им. Первой конной армии» и им. С.М. Буденного, Ростовской области, впервые выведенной в 1948 году Н.И. Чумаковым с непосредственным участием самого Семена Михайловича Буденного – легендарного командарма, Героя Гражданской войны.
С той поры, бывая во втором отделении, я всегда находил пару минут, чтобы заглянуть в Кочубеевскую конюшню. С конюхами я подружился и там часто видел паренька, лет одиннадцати. Он тоже любил лошадей. И вот однажды, мы сидели на скамейке напротив загона Орлика, когда тот с хрустом ел сено. Очень мы жалели, что конь не объезженный. И тут я вспомнил свое детство и соседа – старого крестьянина, бежавшего из Украины в период раскулачивания. Звали его Иваном Григорьевичем Баланом. Он рассказывал мне однажды, как служа в кавалерийском полку, он объездил дикого жеребца для командира полка.
В одно летнее утро мама послала меня к Баланам купить соленых огурцов с помидорами. У них была лучшая засолка в городе и на всех свадьбах и праздниках предпочитали покупать соленья у Баланов. Когда я зашел к ним, бабушка Наталья на кухне варила вареники. «Сидай за стол, Гаррик! Пока там дед засолку принесет». Вареники были очень вкусные, и я уплетал их за обе щеки, разглядывая на стене старинные фотографии. В комнату пошел дед и присел рядом. На одной фотографии, висевшие на стене, были запечатлены дедушка Иван Григорьевич и бабушкой Натальей. Он стоял, а она сидела на стуле. Иван Григорьевич в военной форме кавалериста, высокий, бравый, с саблей на боку. Бабушка Наталя была в национальном вышитом украинском платье.
Я спросил: «Дедушка, вы в кавалерии служили, да?»
-Было дело! В кавалерии служил, но был приставлен к обозу, для наездника я слишком крупный и тяжелый. 
Дед, поев, закурил трубку и стал вспоминать службу. А я, забыв, что мама меня ждет, внимательно стал его слушать:
«Наш полк в то время под Одессой стоял.  И вот какой случай произошел: командир полка, большой любитель лошадей был, купил он на одесской ярмарке у таборных цыган дикого необъезженного жеребца благородных кровей. Заплатил он по тем временам за него большие деньжищи. Приказал на второй день казакам объездить. Казаки вывели его на растяжках, с двух сторон по двое держали за поводья. Загляделся я тогда на него, он идет, танцует, хрипит, шибко горячий. Обычно такого коня при выучке, сперва на манеже гоняют по кругу с песком, привязанным к седлу. Гоняют до усталости. Но казаки, мужики отчаянные, один совсем еще молодой, сиганул на него прямо во дворе. Жеребец встал на дыбы, резко пошел в свечку и со всего маху упал на спину. А двор в казарме был камнем вымощен. Раздавил он хлопца насмерть. Был казак и нет казака. Дежурный офицер, ничего не успел сообразить, как на коня второй казак запрыгнул. Конь и его туда же хотел отправить, казак ловчее был, вывернулся, но ногу все равно ему он раздавил. Жеребца увели в конюшню, раненого в госпиталь, а убитого в морг. Полковника на второй день вызвали с утра в Одессу, в штаб командующего. «Совсем с ума спятил, полковник! В мирное время казаков губишь: одного на тот свет отправил, второй в госпитале! Не будь твоих заслуг, под трибунал бы живо отправил. Чтоб в следующий выходной, хочешь продай, хочешь застрели, но чтоб духу его не было. Иначе я тебя, подлеца на каторгу отправлю!»
Вернулся полковник из штаба полка лицом серый, постаревший. Характером он был груб, но нашего брата не забижал, справедливый, одним словом. Больше младшим офицерам от него доставалось. До воскресенья каждый день он заглядывал в конюшню и с тоской смотрел на жеребца. И тут, один из офицеров ему подсказал, что есть в полку один хохол, по фамилии Балан, в обозе служит. Этот мужик хоть самого черта объездит. Он тут же приказал доставить меня к нему. Я зашел в его кабинет, и он спрашивает: «Слышал про жеребца моего?!»
- Да как не слыхать Ваше благородие!
-Ты его сможешь объездить?
- А чего же нет. Коли надо, объезжу, мне не в первой
- Ну коль согласен пиши: Я, Балан И. Г. по собственной воле, а не принуждению, согласен жеребца того объездить.
-Я ваше благородие согласен. Но только безграмотный я.
- Это поправимо. Дежурный, срочно писаря и двух офицеров.
Документ быстро состряпали, я макнул в чернила палец и приложил к расписке.
-У меня к вам только одна просьба есть! Жеребец с большим норовом, и я должен приложить усердие, чтобы усмирить его. Мои старания могут его повредить. Вы уж не взыщите тогда.
- Дорогой, да ты лучше убей его нахрен, или объезди. Это вопрос принципиальный.
Вечером того же дня, я сплел хлыст (нагайку), тугой, с плетеным конским волосом для жесткости и на следующее утро во дворе собрались свободные от службы кавалеристы и офицеры поглядеть, как мужик с обоза коня объезжать будет.
Вывели жеребца, тот пляшет, на дыбы встает. Я ж его крепко взял за повод и повел к воротам.
«Ты куда Балан пошел с ним? Здесь давай объезжай! – закричали мне казаки.
А двор-то камнем мощеный, и я видел все – ответил им, - вам казачкам, лихость по службе нужна, а мне, мужику, соха да борона.
Выходя за ворота, шутя я им пропел: «Пийду в поле с конем!». Они засмеялись и крикнули мне: «С Богом, Иванко! Удачи тобi!»
Повел я коня на свежую пахоту. Земля-то у нас на Украине черноземная, как пух. Ноги по колено проваливаются. Завел я его верст на пять в поле, изловчившись прыгнул на него, а он в раз на дыбы и опять в свечку. Я знал, что дальше будет. Хлестнул его я между ушей по носопырке. Жеребец озверел от боли и подбросил зад с такой силой, что я с трудом удержался. (во время выучки, коня ударять хлыстом надо, в момент броска, тогда он поймет за что ты его так, а не просто хлестать. Главное сдвинуть с места его). Конь подурковал еще немного, а ноги то проваливаются, хлестал я его не жалеючи, тут уж по-другому нельзя: или ты его или он тебя. Наконец рванул он с места в галоп, и я дал ему полную свободу. Когда он стал выдыхаться, я приучал его слушаться поводьев.  Приучая такого горячего жеребца, нужно чувствовать меру и не запалить, не загнать его. Когда он измученный перешел на рысь, я стал его похлапывать и гладить, разговаривать ласково. С конем як с собакой сдружиться можно. Полковник в это время посмотрел на часы и хмуро сказал дежурному: «Дальше ждать нечего! Дело дрянь. Снаряди казаков, найдите труп Балана и чтоб скрытно привезли. А другой группой изловите коня этого будь он проклят!»
От волнения полковник раскраснелся, и вытирая пот, сказал: «Сибирь по мне плачет!».
И только отряд казаков выезжал из казармы, как часовой у ворот громко закричал: «Балан на жеребце едет по дороге!».
Когда я подъехал и слез с коня, полковник подошел, и при всех обнял меня. «Спасибо, родной, ты меня спас не только от трибунала, но и от позора! Приказываю за неделю его обкатать и затем в отпуск езжай, вернешься, за моим конем приставлен будешь и от всех других служб освобождаю тебя!»
Дед вновь закурил трубку и улыбаясь добавил: вот и пошла у меня служба легкая, эх, приятно вспомнить!»
Старожилы джамбульцы вспоминали, когда Баланы приехали молодыми, бабка Наталья была красавицей и хотя дед Иван имел бравую внешность, все равно всю жизнь ее ревновал, каким и остался на старости лет. Бабушка Наталья стояла на базаре за прилавком бойко торгуя зеленью да домашней засолкой. Дед Иван же из дома едва успевал приносить товар в ведрах.
Однажды я слышал, как он жаловался моим родителям: «Как не приду к ней с грузом, а возле нее старички так и крутятся. А вона краснорыла улыбается и гогочет с ними! Тьфу, зараза, зла не хватает!» И еще дедушка Балан очень боялся сглаза, хотя здоровьем его Бог не обидел. Помню, как однажды зимой стоял возле своих больших резных ворот, курил трубку и смотрел на прохожих на базар, со знакомыми здоровался. Щеки и лицо от мороза здоровьем пышат. Один мужик, глядя на него сказал: «Ох и здоров же ты дед!» Балан же испуганно ему ответил: «Ни! Це я такий с виду тилько! Вот ти бачив красно яблоко, а внутри порчено? Вот це и я такий!»
Большие трудяги они с бабкой умудрялись за сезон снимать три урожая со своего огорода. Весной, бывало, еще снег не сошел, а соседки судачат: «Бабка Баланиха, на рынке, уже зеленый лук продает!» (кстати, парников тогда ни у кого не было, в том числе и у Баланов).
Вот глядя на Орлика, я вдруг и подумал: «А не объездить ли мне его в лимане!? Глубина у берега по колено, дальше местами по пояс. Как дедушка Иван рассказывал, что объездил дикого жеребца на пахоте, так и я попробую Орлика в лимане обкатать!».
Поделился я идеей своей с тем мальчишкой. И он, с восторгом меня поддержал, заиграла в нем казачья кровь, глазки заблестели: «Это же как здорово ты придумал, Еремеич! Но давайте, все же, с дедами потолкуем!»
Мы тут же спросили их. Деды, опытные казаки, выслушав мою затею сразу не ответили, задумались. Поглядывая друг на друга один все же сказал: «Нам такой способ обучения - не знаком. Мы, казаки, лошадей в поле объезжали. Мысль твоя хорошая, - продолжил другой, - Вот только диковат он, упадешь в воду, он и зашибить и утопить может. Смотри Еремеич, ты доктор, тебе виднее. Мы завсегда рады помочь тебе»
Вечером, уже дома, я сплел камчу (нагайку) из сыромятной кожи, с короткой деревянной ручкой и на следующий день, перед обедом, мы вывели Орлика из конюшни поближе к лиману. Объезжать его я решил без седла. На длинной веревке его прогоняли по кругу, мальчишка умело и звучно хлестал по воздуху пастушьим длинным кнутом. Так мы приближали его к берегу незаметно, загоняя в воду на глубину. Я разделся до трусов заранее, и когда жеребцу стало выше колен, я запрыгнул ему на спину. Он взвился на дыбы и затем перешел в свечку, пытаясь опрокинуться, сбросить меня. В эти секунды я вспомнил услышанное мной в детстве от деда Балана до мельчайших подробностей рассказанное и повторял в точности его действия, объезжая Орлика. Ухватившись крепко левой рукой за его жесткую гриву, и не ослабляя повода, с силой хлестнул камчой его между ушей правой рукой. Он, зло всхрапнув, сделал прыжок, высоко подбросив зад, но я тут же стеганул его по крупу (задняя часть лошади). Он, снова вздыбившись, резко прыгнул в сторону, вскидывая зад. Предугадать все я не мог, пока у коня спина была сухая я на нем держался, но потом, он прыгнув угодил в глубокое место и его мокрая спина, стала как намыленная от лиманной воды. Не в силах удержаться, я скользил, напрасно цепляясь за гриву, и падал в воду. Орлик вставал на дыбы, делая резкие броски. Я, падая, однако не отпускал поводья. Несколько раз плюхнувшись в воду, я видел, как над моей головой пролетали копыта. Орлик при всей своей злобе, шарахался в сторону – он явно не хотел меня убивать, а я, продолжая выучку, при каждом его броске хлестал беспощадно, чувствуя в душе себя негодяем, не зная другого способа его объездить. Хочу сказать, уважаемый читатель, более благородного и красивого животного, как лошадь, я не знаю.
На второй день обучения, я на Орлике, выехал на берег, решив доехать до конюшни. По дорожке я увидел идущего мне навстречу незнакомого высокого мужчину. Поравнявшись со мной, он оказался пожилым человеком, со смуглым лицом и глубокими морщинами. Одного глаза у него не было. На лице, когда-то красивом, лежала печать много пережитого. Он уверенно взял Орлика за уздечку и тихим голосом мне сказал: «Слезай!». Я послушно слез, сообразив, что перед о мной бывалый кавалерист, да к тому же фронтовик. «Рановато ты на нем поехал! Рискуешь парень. Думаешь объездил? Ошибаешься! Он слишком долго гулял на воле, характер стал сильный. Он не предсказуем. Хочешь, я тебе помогу его объездить?!»
- Да я только благодарен Вам буду! Очень рад, что встретил Вас. Вы не из Кочубеевки?
- Да, местный я. Свое я уже откатал. Но помогу тебе. Завтра к десяти утра буду ждать.
Утром следующего дня он стоял с конюхами и о чем-то своем беседовал с ними. Орлика вывели сразу на скотный двор, коротко привязав к бетонному столбу. Оседлав, они закрепили сверху мешок с песком, собираясь с грузом прогнать его по манежу. Как только жеребца отвязали от столба, он, почувствовав на себе груз, словно взбесился, стал делать сумасшедшие прыжки с такой силой, что подпруга седла не выдержала и лопнула и седло с привязанным мешком взлетели вверх. Орлик налету, как футболист, ударил их копытом о бетонный столб. Седло разлетелось в мелкие щепки. Это всех рассмешило, и старый кавалерист серьезно мне сказал: «Вот сейчас бы ты так летел!»
Конюхи, привязывая его вновь к столбу весело объявляли: «У нас в кладовке еще 20 новых седел, и для тебя, Орлик, нам их совсем не жалко!»
Принесли новое седло и стали седлать, подтягивая уже другими подпругами. Старый кавалерист сказал конюхам: «В мешок еще подбросьте песка, и закрепите его надежнее!». В этот раз они постарались на совесть: подтянули мешок к седлу сыромятными ремнями, а для надежности закрепили проволокой. Орлика вновь отцепили от столба. Кавалерист взмахнул кнутом по воздуху с таким мастерством, что раздался звук, будто стреляли разом из трех ружей. Конь вздрогнув рванулся с места и пошел галопом, на ходу взбрыкиваясь, пытаясь освободиться от ненавистного мешка, но ничего у него не получалось. Старик опять взмахнул кнутом, и Орлик пошел в полный аллюр. Когда конь стал уставать и перешел на рысь, кавалерист приказал остановить коня и сбросить мешок, повернувшись ко мне и сказал: «Седай, не мешкай!» Я тут же запрыгнул на коня. «Езжай спокойно. Гнать его уже не надо! Разговаривай ласково на ходу и хлопай по шее! А сам не расслабляйся! С Богом!» - добавил он.
С Орилком я подружился быстро. В своем дворе сделал для него навес и два три раза в неделю ездил на нем на работу. Орлик еще долго оставался диковатым и кроме меня никого не подпускал.
 Слух о том, что доставшийся небогатому совхозу Фанталовская чистопородный буденовец дикарь почти задарма был объезжен недавно местными долетел до Анапского района. Из станицы Джигинка нашему Орлику прислал подарок пожилой казак фронтовик – из своей коллекции красивую уздечку с чеканкой, это был очень ценный подарок. Светлая память тому человеку! Весьма сожалею, что имена многих хороших людей стерлись из моей памяти.

О дальнейшей судьбе Орлика я еще расскажу.