Утешила...

   
  Дядя Воля –человек особенный. У него в  салоне на полке стоит толстая-претолстая книга одних только его личных изобретений на производстве. А для   рационализаторских предложений понадобилось бы, вероятно, многотомное издание, но он даже и не думает  их издавать: ведь всё это имело смысл и значение в тех конкретных, как говорят сегодня, реалиях, которых даже там сегодня уже не существует.

    Творчество из него «прёт»,  по его собственному выражению, как из рога изобилия. Когда он в Израиле вынужденно  оказался не у дел, почти сразу  начал рисовать оригинальные  акварели и  даже писать картины маслом. Одновременно в разных жанрах: и пейзажи, и портреты…  Благо, для таких как он как раз тогда  живописная студия и открылась.  Кроме него, туда пошли  учиться, в основном, одни дамы. Но зато Воля сразу стал там  лучшим учеником. Настоящим художником...
 
   Параллельно  он купил себе  электроорган и наловчился на нём самым примитивным образом,  подбирать мелодии знакомых песен, а вскоре стал и  новые придумывать.  А  чаще переделывать тексты старых и известных советских песен на новый лад и под новую действительность. 
   И в хоре он тоже пел с одними женщинами. И был, естественно, солистом среди них.   Когда они все вместе пели  песни его сочинения или его же переработки, он радовался, как дитя.   
    Почти все  свои собственные  стихи Владимир Самойлович посвящал ей, своей Ниночке, в которую  влюбился еще  студентиком.

    Тогда, при  первой,  встрече послевоенного  1946- го года  она  на этого сутулого, полупрозрачного от недоедания, к тому же низкорослого шмендрика в заимствованном  явно с чужого плеча  неновом пиджачке, казалось,  никакого внимания  не обратила. И   сам к ней подойти  он  тоже не решился. Хотя всю  ночь почти неприкрыто  пялился на эту   русую красавицу с дерзким синим взором, роскошной прической,  в атласном  вечернем платье цвета бордо  и в  боа  из  чернобурки.  Как тут подступиться?  К тому же и сидела она за столом не одна, а рядом с мужем, который,   прямо по Пушкину, «был в сраженьях изувечен», носил на пиджаке наградные планки  и ушел на инвалидность в каком-то там средневысоком чине…

    А сам Воля  всю войну за голодной школьной партой провоевал. А потом еще в ФЗУ… Но разве это подвиг?

    Через пять лет он встретил её ещё  раз. И тоже на Новый год. Собственно, он именно поэтому и принял приглашение от маминой племянницы, что имел туманную  надежду снова увидеть там её. Только теперь на нём  уже был модный песочный костюм-тройка, пошитый у лучшего луганского портного и сидящий на нём «как влитой». А сам он стал теперь ведущим специалистом по изобретениям и рационализаторским предложениям сталелитейного завода.
    На Нине   было всё то же трофейное бордовое  платье но уже без чернобурки. Рядом  сидел тот же муж-инвалид с наградными планками на том же пиджаке.  Но в этот раз её дерзкий синий взор остановился на Воле с явным интересом, а когда  наманикюренный пальчик еле заметно указал на входную дверь, за которой она вскоре и исчезла, наш Ромео  аж вспотел.
 
    Вот в чем преимущество курящей женщины?... Только ей простительно, не говоря никому ни слова, одной – без мужа выйти прямо на вечеринке из-за стола и даже из дому.

   - Мне показалось, - сказала она, стряхивая на снег пепел с папироски тем же розовым наманикюренным пальчиком. – Или Вы в самом деле хотели бы меня украсть?
   Воля обомлел.
- Но ведь Вы, кажется…
- Мне что, Вас уговаривать? Или Вы хотите прямо здесь выслушать все печальные подробности моей личной жизни?
- Я не хочу… То есть, я хочу… Положительно, я этого хочу.
- Чего, подробностей?
- Нет… украсть…
- Тогда вернитесь в комнату и снимите с вешалки Ваше пальто. Прямо под ним висит моё. – последнюю фразу она сказала тихо и с особенным значением.
- Вы что, заранее всё это придумали?...
- Нет, конечно, только когда Вас здесь увидела.
- Значит, Вы, как и я все эти пять лет…
-  Нет. И если Вы не пойдете сейчас же, я точно передумаю…
И Воля пошел за пальто. Что ему еще оставалось?
 
    Вы не поверите, никаких  подробностей её личного фиаско Владимир Самойлович за всю жизнь так и не узнал. Ему действительно была не особенно интересна эта тема.  А потом у них родился сын, и вообще стало не до того.
   
   А вот на тему Нининых  прекраснах синих глаз он продолжал  писать  стихи и песни  вплоть  до их последнего юбилея. Они отпраздновали его с сыном и его семьёй  в последний день 2016-го  года.


    Похоронили её недавно, в июле.  А в августе, через 30 дней как это принято, по еврейской традиции, отмечались поминки. Дядя Воля  сидел за столом с совершенно потерянным, бледным видом и был практически безмолвным. Он не был таким даже сразу  после  Нининых похорон.
- Дядя Воля, что с Вами  случилось? - допытывалась его «молодая»  семидесятилетняя соседка тётя Зина.
- Вы не поверите, почти прошептал Владимир Самойлович – Я сегодня побывал на собственной могиле…
- Как это? Как это?! Ты что-то путаешь! - всполошились и другие    участники трапезы.
- Нет, - не утирая скользящую по щеке слезу, отвечал дядя Воля. – Там я  видел большую черную плиту и на ней рядом с Ниночкиным портретом и  моя белая   фотография.  Под ней -  дата рождения. Только дату смерти и осталось проставить…
- Ну и что?! – почти хором  успокаивали его соседи. – Подумаешь! Ты  еще, может, сто лет  проживёшь, и камень этот тебя ещё долго дожидаться будет!

    Губы дяди Воли задрожали:
- Вы не понимаете, он,  мой сын… Он  меня уже похоронил! И я видел там… видел свою собственную  могилку… с портретом!
   Его как прорвало! И он  повторял одно и то же, и продолжал  повторять это каждому новому слушателю. И не новому – тоже.
   
   Ну, что было с ним делать? Чем   утешить? ? Разве что спеть хором  песню его собственного сочинения… Но петь в такую жару  никому не хотелось.

    И тут, как всегда, на помощь пришла всеведущая тётя Зина:
- Ха! Это пусть он еще попробует тебя там похоронить! – с вызовом «утешила» она. - Нинка-то твоя по всем правилам православной была! Царство ей небесное. И могила её  на «гойской»  части кладбища. А ты ж у нас  стопроцентный еврей. Тебя ни в жисть не разрешат там хоронить! Вот увидишь!