Границы жизни два языка

                ДВА ЯЗЫКА

     Для того, чтобы просто перечислить все сообщества животных, потребовалось бы немало страниц, но главный признак, который их объединяет, можно охарактеризовать одним словом: примитивность. За исключением общественных насекомых, о которых поговорим ниже, ни одно сообщество животных несравнимо по сложности с организмом отдельных особей, составляющих данное сообщество. Очевидно, на пути интеграции эволюция жизни столкнулась с трудностями, которых эволюция квазижизни не знала.
      Причин этому несколько.
Во-первых, время. Интеграционные процессы, приведшие к образованию макромолекул, которые, по-видимому, служат нижним рубежом эволюции в общепринятом смысле, начались несколько миллиардов лет назад. Возраст же собственно жизни не превышает 200-300 миллионов лет.
      Другая причина заключается в том, что интеграция тем более вероятна, чем менее сложные элементы она призвана объединить. Организация гомеостатов к моменту возникновения жизни была, надо полагать, более сложной, чем организация протоклеток к моменту появления первых многоклеточных организмов. Отчасти по этой же причине макромолекулы или вирусы едва ли можно считать уникальным явлением во Вселенной; скорее всего, они заурядны. Но более чем маловероятно, что где-нибудь, кроме земли, бродят по саване прайды львов. Однако решающим фактором, препятствовавшим интеграции живого, явилось нечто совершенно иное.
       Для интеграции живых существ неприемлемы физические, химические или и те и другие механизмы, связывающие элементы в макромолекулах, клетках, полипах, организмах, а также,  забегая немного вперед, в сообществах насекомых. Здесь необходимо другое. Интеграция животных возможна только тогда, когда она использует и, собственно, происходит на языке системы "С-"H (СТРАДАНИЕ и НАСЛАЖДЕНИЕ) – языке эмоций. В противном случае она или приведет к созданию эфемерных монстров типа сиамских близнецов, или же лишит элементы, которые призваны интегрировать их главного признака: наличия системы "С-"H, т.е. попросту убьет их.
     Именно здесь видна пропасть, разделяющая тропизмы и реакции, обусловленные работой системы. В лучшем случае первые послужили своего рода моделью вторых, но это «моделирование» так же соотносится с реальным процессом, как и любое моделирование. Не случайно, кстати, нам нет нужды моделировать тропизмы – мы спокойно можем воссоздать их («черепашки» Г. Уолтера и др.). В то же время, пытаясь промоделировать живой организм и игнорируя при этом константы и работу системы, мы неизменно будем получать роботов и тропизмы – будь то в воображении фантастов и кибернетиков или же непосредственно в кибернетических системах. Не имея никакого отношения к игре абсолютов, тропизмы не имеют ничего общего и с жизнью. Если они и могут служить в качестве языка или других коммуникаций, обеспечивающих интеграцию роботов, они одновременно могут и видоизменяться как угодно, без всякого риска убить своего «владельца». Вся эта нежить потому ведь и названа «роботами», что она бессмертна – ее можно только разрушить, но не убить, не отнять жизнь, бытиё. Но, как правило, никакие модификации тропизмов ничем и ничему не мешают в любых интеграционных процессах, в том числе и при метасистемном переходе.
      Что же касается живых организмов, то там начальные формы интеграции обеспечиваются системой общественной сигнализации - "СОС". Эту систему можно интерпретировать как язык внешнего мира, что и было сделано в главе «Константы». Уровень развития "СОС" соответствует и характеризует (не всегда, правда) сложность организации конкретного сообщества животных. Однако никакой уровень сложности "СОС" не обеспечит интеграцию живых организмов путем метасистемного перехода. Этот способ возможен только с привлечением естественного языка.
       Подчеркнем для ясности еще раз: любая интеграция, чтобы ни понимать под этим словом, это прежде всего узы, т.е. механизмы, которые непосредственно связывают элементы, интегрированной системы и определяют ее специфику. У людей и животных такими узами может служить только язык системы "С-"H. Но непосредственно на этом языке нельзя общаться; для контакта, связи требуется другое: сначала "СОС", затем естественный язык.
     Неизбежность использования языка системы в процессах интеграции живого, зависимость сложности сообщества от уровня сложности "СОС", необходимость в естественном языке для радикальной интеграции в форме метасистемного перехода, - все эти вопросы тесно взаимосвязаны. Для того, чтобы выяснить и уточнить данные связи, воспользуемся такой иллюстрацией.
     Завод металлоизделий можно рассматривать как интегрированное сообщество, скажем, токарных станков с программным управлением. Функция станков – выпуск продукции, а производство продукции обеспечивается технологией. Последнюю по аналогии с языком системы можно интерпретировать как язык производства – язык, которым «владеет» каждый станок. Дирекция завода также обязана знать этот язык, но так как функция дирекции – управление, ее интересует не только и не столько технология, сколько оптимизация производства, сырьевая база, складирование, финансирование и т.п. Решение этих вопросов требует знания других языков: естественного и специального (языка экономики).
     Вместе с тем, основным параметром, который учитывался при строительстве завода, была именно технология производства. Только определенный и достаточно высокий уровень развития технологии делал рентабельным предприятие; он же обусловил конкретные формы организации. Кроме того, завод, очевидно, вообще не был бы построен, если бы в работе станков использовалась разная технология. Таким образом, можно констатировать, что языком, благодаря которому и, собственно, на котором была осуществлена интеграция станков в одно предприятие, т.е. построен завод, явился язык технологии, притом достаточно развитый и одинаковый для всех станков.
      Конечно, могло случиться и так, что токарные станки были бы переоборудованы по ходу дела и использованы в качестве швейных машинок, но тогда, естественно, они перестали бы быть токарными станками. Случилось бы то, о чем мы говорили выше: интеграция лишила бы интегрируемые элементы определяющего признака, т.е. будь станки живыми, они были бы убиты.
     Не следует, однако, забывать, что объединение станков в рамках завода обусловили отнюдь не сами станки. Эта акция была им навязана, и навязана сознательно, извне. В процессах интеграции живых организмов никто никому ничего не навязывает. Вынуждают обстоятельства, но это другое дело – никакой продуманной внешней акции, никаких «готовеньких» администраторов, ничего этого нет. Все происходит спонтанно. Интегрируемым членам будущего сообщества приходится доходить до всего «своим умом».
    Продолжим аналогию. Предположим, что функция станков осталась прежней – производство, цель организации завода та же, что и у людей, - оптимизация производства, но сам завод возник без вмешательства людей. Кроме того, сделаем допущение, будто технология станков эволюционирует, как и жизнь, в сторону усложнения. Тогда процесс будет выглядеть примерно так. Сначала станки разрабатывают и, соответственно, овладевают языком, с помощью которого могут общаться. Поскольку они знакомы только с языком технологии, новым «языком» будет служить какая-то модификация старого, ибо «выдумать» язык из ничего невозможно, это первая ступень интеграции, которую в той или иной мере одолели все живые существа. У животных она соответствует появлению СОС.Дальше идет процесс развития и усложнения нового языка, а так как станки продолжают выпускать продукцию, это развитие идет параллельно с совершенствованием технологии. Какое-то время второй процесс будет неизбежно обгонять первый, однако затем наступит перелом: новый язык  не «очистится», конечно, от старого – этого не случится никогда, но обретет известную автономию: собственные правила, которых  не было в старом языке. В зависимости от степени автономии нового языка эта ступенька будет соответствовать разным формам СОС и,при сравнении с животными, соответственно, разным типам сообщества животных – от стаи перелетных птиц до волчьей стаи, или стада бабуинов. Относительная скорость процессов, т.е. время, необходимое для того, чтобы в развитии нового языка наступил «перелом», нас сейчас не интересует. У животных такой «перелом» последовательно происходит в каждом следующем ТФС (трансформация физиологических систем). Нашим станкам достигнутый уровень сложности нового языка позволит наряду с основной функцией приобрести и другую – так сказать, «социальную». Но чтобы интеграция станков могла продолжаться и дальше, необходимо соблюдение трех условий.
     Во-первых, «социальная» функция по мере развития нового языка должна все более четко конкретизироваться применительно к каждому станку. Иначе говоря, станки должны образовать иерархию. Во-вторых, структура иерархии должна соответствовать возможностям конкретного уровня сложности нового языка, иначе число конфликтных ситуаций возрастет настолько, что это парализует, а затем разрушит сообщество. И, в-третьих, «социализация» станков никоим образом не должна ущемлять их основную функцию – производство. Если бы мы сделали станки смертными и наделили их способностью к размножению и видообразованию, несоблюдение любого из перечисленных условий привело бы к гибели по меньшей мере один «вид» станков.
     Применительно к животным данные условия означают, что в каждый период истории каждого вида должен сохраняться строго определенный баланс трех компонентов. Первый – это уровень сложности языка системы, т.е. конкретный ТФС и степень зрелости данного способа реализации констант. Второй – уровень развития системы общественной сигнализации (СОС); и третий – конкретная форма организации сообщества.
      Состояние баланса может слегка варьировать по всем трем показателям. У разных видов животных и в разные периоды истории вида вариации могут быть больше или меньше. Но в целом, особенно по отношению к представителям высших ТФС, число состояний, в которых баланс остается нормальным, а также допустимая продолжительность дисбаланса очень невелики. Нарушение же баланса в конце концов неизбежно заведет любой вид в эволюционный тупик. Учитывая, что равновесие баланса в свою очередь зависит от неизвестного числа переменных, вряд ли стоит удивляться, почему все богатство животного мира породило только один высший тип жизни – человека. Гораздо большее удивление может вызвать тот факт, что мы все-таки существуем.
     Но вернемся к нашим станкам. Они уже одолели все, что одолели животные, и теперь им как будто пора строить завод. Однако того, чего достигли любые животные, недостаточно. Создание завода это радикальная интеграция; она призвана превратить «стадо» станков в единую систему – завод. Мы полагаем, что превращение такого рода возможно только в форме метасистемного перехода. Напомню, что в процессе перехода образуется новый (высший) уровень иерархии, который берет на себя функцию управления всей метасистемой (заводом).
     В нашем примере это означает, что «социальная» и производственная функции станков поменяются местами. Первая станет новым уровнем иерархии и будет решать проблемы, которые решают люди: оптимизация производства, сырьевая база, складирование, финансирование и т.п. Как это будет выглядеть «на практике» - откажутся ли «иерархически высшие» станки от производства и переключатся только на управление или же управление будет осуществляться наряду с производством, - для нас несущественно. Важно другое: чтобы решить перечисленные выше вопросы, «старого нового» языка – аналога СОС – недостаточно. Нужно нечто, выходящее за рамки простых контактов, непосредственного общения, нечто, напоминающее, словом, естественный язык (но не аналог, подчеркнем это, а только подобие естественного языка). Так как интеграция в нашем примере протекала спонтанно, «рядовые» станки волей-неволей, хоть и в разной степени, также овладеют этим «сверхновым» языком. И не забудем, что язык этот возник и долгое время существовал как модификация старого – языка технологии. В другом качестве он просто не мог появиться, и печать происхождения будет лежать на нем по меньшей мере до следующего метасистемного перехода.
    Но как же так, может заметить читатель, ведь складирование, финансирование и пр. это вопросы, решение которых требует определенного уровня абстракции. Пусть станки приобрели способность к абстрактному мышлению, но уж клеткам-то никакое мышление наверняка недоступно. По автору, многоклеточные организмы образовались в процессе метасистемного перехода, - так каким же образом они (клетки) его одолели?
     Ответ прост: им и не нужно никакого мышления. Оно не нужно и нашим станкам. Мы недаром подчеркивали, что их «сверхновый» язык не аналог, а лишь какое-то подобие естественного языка. Вопросы финансирования, например, это абстракция только с нашей колокольни, только потому, что мы сами способны к абстрактному мышлению. Но эта способность дарована нам языком, а наш язык развился из СОС, т.е. в конечном счете из языка системы "С---Н". Только язык системы дает своему владельцу знание – пусть всего лишь знание собственных потребностей. Но тем самым он дает возможность познания как такового, ибо узнать что-либо можно лишь в результате акта познания, каким бы примитивным он ни выглядел по сравнению с аналогичным человеческим актом. Познание, повторяю, всегда и во всех случаях чувственный процесс. Никакой самый «гениальный» компьютер не способен познать ничего, и, следовательно, само понятие «абстракция» ему недоступно.
     Однако многие из тех проблем, решение которых требует от нас абстрактного мышления, а стало быть, и естественного языка, могут быть решены и без помощи этих инструментов. Современная вычислительная техника дает тому множество подтверждений. То, что мы вынуждены сами составлять программы, говорит лишь о слабости технологии. В дальнейшем, очевидно, компьютеры займутся самопрограммированием. Огромное количество примеров такого рода дают биологические роботы. Таким образом, применительно к станкам правильнее говорить не о «новом естественном», а о «новом машинном» языке. Именно с помощью такого или похожего языка представители квазижизни совершали метасистемный переход; благодаря ему эволюция продемонстрировала свои замечательные успехи в деле интеграции.
      Из всего сказанного видно, что развитие «нового» языка животных – системы общественной сигнализации неотделимо от развития языка системы "С---Н". Только представителям высших ТФС под силу создать сколько-нибудь сложные модификации СОС и, соответственно, относительно сложные сообщества. Те же волчьи стаи или стада бабуинов несравнимы по сложности с косяками рыбы или  колониями морских игуан. Но как же тогда объяснить сложную и четкую организацию муравейников, ульев, термитников? Она явно свидетельствует, что уровень развития СОС у общественных насекомых намного превышает соответствующий уровень у всех млекопитающих, за исключением человека. Даже если их сообщества возникли не в результате метасистемного перехода, все равно непонятно, откуда у этих тварей такой развитый язык систем?
     Ответ может быть  только один: ниоткуда. Язык, с помощью которого насекомые интегрированы в сообщества, не имеет ничего общего с языком системы "С---Н". Любая интеграция это прежде всего узы, и у насекомых в этих узах – способах (механизмах) взаимопритяжения и специализации особей – не видно и намека на работу системы. Там действуют молекулярные (химические) механизмы – язык запахов; механизм распознавания образа – язык поз, возможно, аналогичный тому, который применяется в современных компьютерах, и многое другое, столь же далекое от собственно жизни. Но если интеграция насекомых и функционирование их сообществ игнорируют язык системы "С---Н", это может означать только, что насекомые всего лишь какая-то форма квазижизни, нежить. О том же говорит и отсутствие каких-либо индивидуальных вариаций поведения, жесткая, роботообразная упорядоченность, а также исключительная стабильность сообществ.
     Последнее говорит еще и о том, что интеграция достигла здесь своего потолка: возможности дальнейшего усложнения сообществ, по всей видимости, исчерпаны. Данное обстоятельство свидетельствует не в пользу вывода Шовена – вывода, спешу напомнить, от которого он отказался в дальнейшем. Скорее всего, улей, муравейник или термитник не живые существа, а такие же роботы, как составляющие их особи. В противном случае либо мы знали что-нибудь о эволюции этих сообществ, либо же они давно бы вымерли.
     Однако все наши аргументы относительно того, что насекомые это нежить, было до сих пор лишь косвенной уликой. Можно привести немало и контрдоводов, например, вполне справедливо заметить, что даже в системах общественной сигнализации высших животных и людей используются те же самые механизмы (распознавания образа, «язык» запахов или поз), что и в сообществах насекомых. Но есть одно прямое и, мне кажется, неопровержимое свидетельство в нашу пользу.
В предыдущих главах неоднократно отмечалось, что изоморфизм языка нервных импульсов и языка системы служит информационным каналом между системой "С---Н" и внешним миром. Эволюция системы характеризуется главным образом усложнением ее языка, что предполагает постоянное увеличение пропускной способности канала. Но его ширина – число нервных процессов, которые можно квалифицировать как язык импульсов, - лимитируется не системой, а физиологией. Вторая в отличие от первой имеет множество каналов связи с внешним миром, причем ни один из них не контролируется системой "С---Н". Зная язык системы, можно однозначно установить лишь минимальный уровень сложности физиологии, так как неизвестно, по какому принципу среди всех нервных процессов отбираются те, которые мы назвали «языком импульсов». Поэтому же сложность физиологической организации служит лишь косвенным свидетельством сложности и языка, и всей системы "С---Н". Заметим в скобках, что даже косвенное свидетельство более чем ценно, так как других у нас сплошь и рядом просто нет. Но если сложность нервной организации не обязательно о чем-то говорит, то бедность, слаборазвитость – и по причине «одноканальности» системы, и потому что физиология контролирует пропускную способность канала, а также в силу принципа изоморфизма – означает по меньшей мере столь же слаборазвитый язык системы.
      Уровень сложности нервной организации насекомых несопоставим с таким же уровнем млекопитающих. Это очевидная истина. В то же время система общественной сигнализации млекопитающих намного беднее, чем у насекомых. Но СОС, которая обеспечивает интеграцию  всего живого, должна развиться только из языка системы , "С---Н", иначе интеграция убьет организмы, которые призвана объединить.         
     Следовательно, система сигнализации общественных насекомых никогда не имела ничего общего с языком жизни – языком системы "С---Н", а сами насекомые – роботы, нежить.
     Возможно, эволюция сыграла с насекомыми злую шутку: осуществила интеграцию вопреки языку системы, т.е. убила когда-то живые организмы. Но это представляется маловероятным, так как нервная (нейронная) организация общественных насекомых отнюдь не выглядит деградированной по сравнению с организацией их «вольных» собратьев. Если «злой шутки» не было, если общественные насекомые всегда были нежитью, их сообщества позволяют сделать важный вывод.
     Сложность нервной системы насекомых (любых) недостаточна, чтобы обеспечить появление констант. Все организмы, у которых эта система развита в той же или меньшей степени, неспособны ничего ощущать. Таким образом, уровень сложности физиологии, в частности нервной системы, насекомых является нижней, а точнее, самой нижней границей жизни. Возможно и весьма вероятно, что организмы с более развитой физиологией также ничего не ощущают и, следовательно, тоже роботы. Но в отношении этих организмов ничего определенного сказать нельзя. Насекомые же дают первое и, на наш взгляд, убедительное доказательство того, что они – нежить, квазижизнь. Поэтому именно насекомых, уровень сложности их нервной системы мы выделяем в качестве ориентировочной нижней границы жизни.
     Подытожим. Интеграция была и есть одним из главных инструментов противостояния сложных систем возрастанию энтропии. Соответственно, тенденцию к интеграции можно рассматривать как одну из важнейших, если не самую важную, отличительную черту эволюции. Собственно узы, какими является любая интеграция, у всех живых существ представляют собой язык системы "С---Н" (эмоции). В качестве инструмента, непосредственно обеспечивающего интеграцию у представителей разных ТФС служит более или менее сложная система общественной сигнализации. Однако не СОС, а только естественный язык позволяет живым организмам совершить метасистемный переход.  Таким образом, наиболее правомерен следующий вывод: для того, чтобы осуществить радикальную интеграцию животных, эволюции пришлось создать человека.
     Продолжение  следует
anastace@mail.ru