Глава 1 О дикарях и сталкерах. Ч. 2 Хлебозаводское

- Вот, за это спасибо тебе огромное!  – прокуренный голос Михалыча наполнился вибрациями хрипа счастья – это ж теперь на год хватит, все заработает!
Михалыч – мастер в поддержании здравия нашего «убежищного сердца» – дизель-генератора. Алкаш, курит все, что растет, но может деревянной палкой из куска железа сделать механизм.
Талант не пропьешь.
- Не пляши раньше времени – говорил ему я, выкладывая из рюкзака найденное – дизель наш уже не тот. Еще, не дай Бог, не подойдут детали.
Михалыч вытянулся из своего вечно сгорбленного состояния и нахмурил редкие брови:
- Че? – он же сейчас заплачет – у меня! И не подойдет! Да ты… Ты!
Мужик старчески махнул кулаком.
- Да ладно тебе Михалыч! Я пошутил. Ничего ты не понимаешь –я развернулся к выходу.
- Шутник хренов! Шутки он шутит – услышал я за спиной.
Теперь в комнату. Спать.
Ноги с трудом несли мое уставшее тело. Чувство утомленности с каждым шагом усиливалось. Словно меня побил кто-то. Хочется скинуть всю одежду и грохнуться на матрас.
Устал. Еле живой.
Слишком много походов за последние две недели. Все время как на иголках, изматывает нервишки. Я же не робот в конце то концов. Откуда я должен знать каково роботам?
Дайте отдохнуть!
То «это» поломается, то «тот» заболеет. А я неси и неси запчасти людям и технике. Хоть бы помогал кто. Некому. У всех сразу и понос, и золотуха.
Товарищи сожители, тьфу!
Была у меня команда проверенных и матерых сталкеров, да конфликт у них с начальством вышел, забрали детей и жен в охапку, и ушли жить в другие убежища. А я остался. Их я не виню. А вот начальник тогда охренел маленько.
Ворошить прошлое смысла не имеет.
В глазах родная дверь, ведущая в комнату. Жена кушать сготовила. Особого голода я не чувствовал, усталость перебила, будь она неладна. С ребенком посидеть надо.
«Папа, а ты видел монстров? Папа, а они тебя кусали? А ты стрелял в них из автомата?».
Дверь распахнулась, скрипя, как расстроенная ржавая скрипка. Скрипку я слышал всего один раз, но запомнил надолго голос павшей оперы мертвого мира.
Право, я не знаю, ржавеют ли струны, но да ладно.
Быстрее звука радостного восклицания «Папа пришел!», ко мне в объятия влетел сын. С каждым разом он близок к тому, чтобы сбить меня с ног. Растет.
- Доложи обстановку, боец! – я потрепал его за волосы.
- Товарищ папа, я защищал маму без перерыва! Все хорошо! – гордо отбарабанил малыш, слегка шепелявя сквозь сколотые зубы.
С зубной пастой и кальцием в нашем мире туго.
- Вот и молодец, заслужил награду – я полез в рюкзак.
Сын замер в ожидании, прижав к плечу старательно и детально вырезанную из фанеры винтовку. Его разного цвета глаза распахнулись, по лицу поползла улыбка, разгладились по всему лбу ссадины.
Я протянул ему подарок, найденный в завалах одного из жилых домов. Малыш осторожно взял фигурку и принялся ее увлеченно разглядывать. В его руках оказался черный пластиковый постамент в форме пятиконечной звезды в основании которой была приклеена фигурка танка с остатками облезлого серебряного покрытия, на краю постамента обрывки позолоченной надписи, что-то вроде - «Великая победа 1941-1945».
- Пап, что за победа?
Он так и не дождался ответа и, размахивая руками, выбежал в открытую дверь, увидев своего товарища.
- Хвастаться опять побежал, а потом эту безделушку у него опять отберут – за моей спиной послышались ласковые ноты женского недовольства – а он же за так не отдаст ее, будет опять драться!
Я, молча, взял жену за плечи и посмотрел в ее глаза. Каждый раз, по возвращении, так смотрю на нее, будто в последний раз. Она же, словно видела меня пять минут назад, продолжала тираду о проблемах в хозяйстве и быту прямо из моих объятий. Я, не позволяя себе издать хоть долю звука, продолжал разглядывать ее нежное лицо, которое было слегка закоптелым от готовки на огне. Я восхищался этой бессмертной красотой, которую не посмел затронуть даже апокалипсис. Эта женщина в разы сильнее любого из мужиков. Мы сидим облученные под землей, загибаемся под давлением голода и болезней, живем в вечной сырости ледяного бетона. Мы все похожи на отщепенцев из прежнего мира, грязные: якобы мы тяжело работаем, больные: некогда нам защитникам лечиться, изрезанные схватками с дикой природой: наши кровавые лица гордо выставляем на всеобщий показ – посмотри на храбреца! А она женщина, хрупкое и ранимое создание, так уж точно было принято в прошлом мире. Мужики в округе обычно, сидя в баре, кричат – бабы, ну ка обслужите нас громил героев! Слабый пол, конечно же, терпеливо умолкая, соглашается, потому что так кто-то когда-то выдумал, а масса за ним повторила. А я знал, что моя жена, пока меня нет, держит в целости и сохранности столь шаткий, но такой родной и уютный, наш дом. Уют в этом родном мне шалаше – только заслуга ее нелегкого труда. А ведь при этом ее образ остается столь маняще прекрасным, она способна оставаться красивой и женственной сквозь грязь, болезни и голод. Еще и ребенка растит на плечах. Поэтому я ни разу не заикался о том, будто бы она тут ерунду городит, а я вот с поверхности пришел, устал, кормите меня. Поэтому я тихо слушал ее жалобы и обнимал за плечи.
Мы оба герои. Только война у нас разная.
Я скидываю со спины рюкзак, винтовку, снимаю ручного пошива разгрузку, стягиваю свитер и, не добравшись до штанов, падаю пластом на свою верную лежанку.
Сон ... Спать!
- Мое почтение, мадам Короленко!
- Ванька, чего ты тут топчешь!? Спит он! Да чтоб вас! Прилег поспать! Тьфу ты…
Закон подлости, не иначе. Во всей своей мощи, сработал как всегда вовремя.
Я оторвал лицо от подушки, и вяло произнес:
- Ванька, пшел к черту! – и я снова уперся носом в кровать.
- А, ты шо, только с верхнего? О, ну извиняй, не хотел, дело до тебя есть.
Ванька – старый мой товарищ, ходили мы много раз наверх, пока его не покусали звери. Теперь он не ходок, едва ли по убежищу двигается. Помогает мне с заказами и амуницией, деревенщина еще тот, несмотря на то, что деревень то и нет уже, но толк от него ощутимый. Это наименование ему из старых книжек досталось, на их желтых страницах деревни еще не вымерли.
- Какое блин дело, Ваня! Хватит этих дел. Я же живой человек!
Он молчал некоторое время, как всегда виновато опустив голову и отведя взгляд. Скромняга, ага. Потом продолжил, зараза.
- Ну ты послушай только. Тебе как колыбельная будет – голос его сменился нотами старательного нагнетания серьезности, но тембр голоса повысил частоту, так обычно сообщают хорошие новости.
- Ваня! Ну какая колыбельная? Иди уже! Потом, все потом. Да что ж ты за дурачок такой! – жена не на шутку взвелась, подталкивая его к выходу, выглядело, наверное, забавно.
- А, шо ты начинаешь? Я же пришел к тебе не за просто так. До мужа то твое-го один человек просится – Иван даже прикрикнул, а это уже редкость, значит и впрямь важно.
Я вздохнул и перевернулся.
- Я вас слушаю, мсье Никитенко.
- Пришел с утра один персонаж, аж с Госпитального убежища – Ваня сел на стул, стоящий рядом с кроватью и подвинулся ближе, сбавив громкость голоса до полушепота – звать его Дмитрием Роговым.
- И что мсье Рогов хочет?
- До тебя он хочет, лазить в верхнюю. Сказал: ждать в нашем-то баре будет. Ну это, как его, ответа ждать будет – Ваня отодвинулся, поднялся со стула, ляпнул что-то вроде «до свидания» и ушел.
- И тебе того же! – крикнул я ему вслед.
Какой-то человек собрался в команду сталкеров? Это с чего бы? Факт этот меня удивил, ибо явление попытки сбора команды из разных убежищ вещь крайне редкая. Почему я? В Госпитальном знают обо мне, раз он пришел?
Это странно. Куча вопросов, однако.
Эх, поспал…
Бар. Место пьянок и культурных посиделок в сумме. Все простенько: барная стойка, столы, стулья, все само собой сколочено из чего попало. Зато покрасили все цивильно, вплоть до стен. Даже музыка организована: вечно играющие песни из каких-то довоенных сериалов:
«И спор в Кейптауне
Решает Браунинг
И англичане начали стрелять! Война пришла туда, где можно без труда до-стать себе и женщин, и вина!».
На трезвую не поется мне…
Войдя в прокуренное помещение, я попытался разглядеть посетителей в табачном тумане. Двое местных спали на барной стойке, пара торговцев с Заднепровского района подземного города за отдельным столиком и вот! Абсолютно незнакомый человек восседает в углу. Прилично одет, добротный военный костюмчик, перчатки с защитой от шрапнели, очки, такие видел в старой книжке – выдерживают выстрел в упор из пистолета. Богатей. Подхожу к нему аккуратно, чтоб раньше времени не обратил внимания, и быстренько присаживаюсь рядом.
- Доброго здоровьица, товарищ Рогов! Рад вас приветствовать в нашем убежище – я сделал такой важный и деликатный тон, прямо как аристократы из довоенного столетия, коих я никогда не слышал, но озвучивал сам себе читая книжки – какая нелегкая занесла вас в наши скромные края?
Меня смерил скромный взгляд простого человека. Кругловатое лицо без шрамов, что странно для сталкера. Ухоженная щетина, что странно для местного люда. Он старательно держал осанку широкой спины и отводил плечи назад, становясь в открытую позу для разговора.
- Добрый день – он стянул перчатку и протянул мне руку, его интонация по-ходила на пародии вежливого человека, в то же время, на интеллигента он похож не был – вы, я так понимаю, Короленко?
- Вы правы, мсье Рогов – я улыбнулся, расслабился и достал сигарету – у вас ко мне есть дело?
- Да, один торговец, проходящий через наши убежища, рассказал мне о том, что вы являетесь профессиональным сталкером – он смотрел куда-то в сторону, лишь иногда поворачиваясь ко мне. Наверняка, как и я в разговоре в глаза смотреть не любит.
- А! Наверняка тот, что консервами торгует? – я намеренно не выражал видом и речью заинтересованности и продолжал мять сигарету в руке – пару недель назад я выполнял для него заказ.
Гость улыбнулся.
- Так вот – он сложил руки в замок, поставив локти на стол – я предлагаю вам сработаться и ходить наверх вместе. Соберем команду, ибо поодиночке шансов на успех меньше.
- Согласен, меньше.
Я издал легкий смешок и расслабленно, с полузакрытыми глазами откинулся на спинку стула. Лихо мой собеседник завернул наше знакомство и начал с лезвия ножа, словно только попали в обоюдное поле зрение через пару рядов на рынке, и он тут же пальнул в меня из пушки столь глобальными идеями. Я закурил, затянулся, откинув голову иронично вздыхая.
- Не стоит ли сначала познакомиться? Узнать с кем собираешься залезать в звериные пасти? – я играл мимикой, с наивной улыбкой задрал одну бровь для саркастического удивления и сразу же сощурился в детективную фигуру – вы половину сути уже сразу не договариваете, мсье Рогов!
Он слегка запнулся и обреченно вздохнул. Глаза его бегали, он суетился и активно жестикулировал. И этому причина не только нервы. Для Рогова этот момент действительно был важен, он старался выглядеть дружелюбным и надежным профессионалом. Его искренность повисла в воздухе сквозь взгляд.
Корень моего недоверия в недосказанности. Я понял – дело срочное, из раз-ряда «некогда объяснять», но в чем смысл утаивать истинные причины?
- Вы не доверчивы? – спросил он.
- Просто так, без интересу, никто в компанию не просится – я, через силу, пристально поглядел прямо ему в глаза – интерес у вас какой?
Он повторно выдохнул, якобы сбрасывая с себя волны нервного напряжения. В целом, тяжело было определить настроение этого тихого персонажа.
- Хорошо. В нашем убежище, стали происходить странные вещи – он в очередной раз вздохнул и отвел взгляд в противоположную сторону.
Я молчал. Мое воображение уже приступило к проработке возможных вариантов трагикомедии от моего собеседника и сплошь было покрыто догадками. Что в нашу эпоху можно назвать странной вещью? Звери стали разумными и проводят ярмарки прямо в вентиляционных путях Госпитального убежища?
Шутки шутками, а последующие слова Рогова постепенно срастались с пред-положениями воображаемых мною теорий.
- Странные вещи? – слегка наигранно поведя бровями вверх, выпалил я после этой трехсекундной паузы.
Рогов обреченно ссутулился на пару угловых градусов. Я был уверен в его нежелании сотрудничества. Это всегда задевает его профессиональную эстетичность. Еще бы, сталкеры одиночки содержали в себе немало оправданной гордости. А как иначе? Гордость придаст уверенности и храбрости, в охапку с ней ты сам себе супергерой. В нашем деле без постоянного преодоления собственных возможностей никак. Поверхностный мертвый мир живет своей жизнью – да, он ожил после смерти, создал собственный ареал, где нет места людям. А наша работа – это прогуливаться время от времени в это параллельное измерение.
- У нас некоторые проблемы с ФВУ – максимально безразлично, как-то в сторону пробормотал Рогов.
Я снова глубоко затянулся дымом сигареты и прильнул к столу, опираясь на столешницу локтями. Я выпятил голову вперед к Рогову и практически говорил ему на ухо:
- О чем мы вообще разговариваем, мсье Рогов? Вы пересильте себя наконец и сообщите суть проблемы.
- Мсье? Любите древнюю литературу?
- Слишком древнюю, к сожалению.
Рогов взглянул на меня и продолжил деловым тоном:
- Наши проблемы с ФВУ, само собой, не просто небольшие неполадки, иначе бы меня тут не было. У меня есть предположение, что кто-то преднамеренно ломает установки.
- Охрана «Госпитального» не способна поймать вандала? – встрял я.
Меня уже покрывало раздражение на фоне желания отдохнуть и выспаться.
- В этом то и дело! – воскликнул Рогов, игнорируя мое колкое напряжение – эти поломки наносят с поверхности!
Он поник и устало развалился на стуле. Он уже явно тоже не хотел продолжать эти переговоры, явно ему это поручило руководство убежища. Но, тем не менее, ситуация серьезная. Опытный сталкер точно не будет ошибаться в своих догадках. Я слегка приободрился от пронзившей меня феноменальной информации. Теперь я заметил, что в баре собралось много народу, да и вокруг самого заведения шастали зеваки, пристально и нагло разглядывая нашего гостя из «Госпитального» убежища. Это меня напрягало и, явно в два раза сильнее, напрягало Рогова. Логично, что он не хотел в общественном месте рассказывать о проблемах в убежище с фильтровентиляционными установками. Если генератор-ная установка — это сердце любого убежища, то фильтрующие поступающий снаружи воздух агрегаты – это душа убежища, его способность протянуть очеред-ной подземный день.
- Мсье Рогов, слыхали ли вы о заставе номер семь? – я принял союзнический образ.
- Заброшенный путепровод из «Хлебозаводского» к рыбным фермам? Бывал там пару раз, а что?
- Завтра прогуляемся, без лишних ушей – я обвел презренным взглядом охамевшую толпу вокруг.
- Я остановлюсь на ночь в вашем убежище, завтра в семь утра буду на этом месте.
Мы пожали руки. Время под землей имело малое значение. Им пользовались только сталкеры и охранные команды, сугубо для координирования. Понятие ночь и день, так вообще, полностью осознавали только мы – сталкеры. Сутки в убежи-ще никак не регулировались, только глобальное освещение приглушалось «на ночь» или усиливалось «на день», и то не везде. Обычные граждане подземелий тщательно следили за соблюдением дня и ночи лишь на фермах, где активно пытались не дать окончательно погибнуть культивированной флоре и фауне. Под фермы выделялись целые отдельные убежища, походившие на довоенные школьные спортзалы с парой тройкой жилых кубриков для фермеров. Непосредственно на поле этих залов были уложены несколько слоев плодородного грунта, добытые ценой многих сталкерских жизней в первые месяцы после всепоглощающего пожара. Вот рыбные фермы – это уже интереснее. Основное помещение в разы больше обычной фермы и на уровень глубже. То есть, тоннели и прочие техниче-ские и смежные ходы находятся практически под потолком, а сам чан помещения залит водой. Жилища рыбаков прямо так и плавали на понтонах.
Говорят, это практически самое старое из созданных Сергеем Смолянским убежищ. Сделано оно было как раз-таки под затопление озером, которое находи-лось над ним на поверхности. До войны там был небольшой парк с озерцом в чьих водах водилась разная мелкая рыбешка. Механизм в том и состоял, что в судный день, система оборудованных клапанов, в потолке убежища и соответственно на дне озера, распахнуться и вкачают бедное озерцо внутрь убежища. Даже ил вместе с зарослями водорослей провалился в нужное помещение. А люди уже сами додумались, что это для них создана автоматическая «рыбоферма» и даже спустя пару лет смогли расплодить там сытную рыбу, и рыбаки-энтузиасты в конечном итоге приводнились по-домашнему к этому месту.
К каждому убежищу подходит один парадный тоннель, а уже непосредствен-но к парадному тоннелю подходит несколько переходов между остальной сетью убежищ. В парадном тоннеле располагался контрольно-пропускной пункт убежища и обычно рынок для странствующих торговцев вместе с гостиницей, реже оборонные пункты, если убежище являлось административным или окраинным. Каждое убежище так же имело свой выход на поверхность. Находились эти выходы не на самой территории убежища, а в тоннелях переходов или в парадных тоннелях и очень хорошо охранялись, а в некоторых убежищах жителями было решено даже наглухо замуровать эти выходы. Выходами из убежищ очень редко пользовались, поэтому их и принято называть только «входами», в честь того, что туда некогда вошли все выжившие в апокалипсисе люди и уже они больше не выйдут.
Так получилось, что поселенцами рыбной фермы и был замурован «вход», который располагался в переходе до парадного тоннеля «Хлебозаводского» убежища. Спустя примерно полгода после полного заселения и одомашнивания «рыбофермы», рыбаки приноровились таскать свой товар через случайно обнаруженный за стеной фермы коллектор довоенной промышленной канализации. Парадный тоннель к рыбацким угодьям остался без внимания хозяев, так как к рыбакам никто в гости не ходил, лишь они сами, сразу после работы, прямо на рабочем месте плыли на ближайший рынок. Коллектор был лишь наполовину затоплен и входил прямиком в одно из технических помещений убежища-фермы, откуда рыбаки отплывали на своих паромах-грузовиках ко всем пунктам, куда мог привести этот коллектор.
Оставленный без особого присмотра парадный тоннель к убежищу аквариуму потихоньку стал увядать, а однажды, по вине сильно любопытных охранников «входа», случился приличный по масштабам прорыв мутантов с поверхности, которые живенько заполонили весь «вход», парадный тоннель, путепровод до «Хлебозаводского» и даже частично ворвались на территорию нашего убежища.
Помню, бойня тогда была кровавая. Мне было лет шестнадцать. Путепровод с нашей стороны, после этого инцидента, быстренько замуровали – пускай себе рыбаки плавают мимо, а нам тех гостей более не надо! От парадного тоннеля путепроводы отделялись гермозатворами, которые так же охранялись бравыми бойцами с каждого блокпоста убежища. Над входом в этот самый пресловутый путепровод до рыбачьей фермы, красовалась еще довоенная огромная красная цифра «7». Так и прозвали это проклятое место - застава номер семь, в честь погибших охранников, сдержавших натиск зверья ценой собственной жизни.
Я знал одну брешь в вентиляционном проходе от парадного тоннеля до седьмой заставы и мог пробираться в заброшенный проход до «рыбофермы». Сам проход спустя годы стал походить на свалку из штукатурки, металлолома, зарос-лей мха, паутины и корней, торчащих с потолка. Для чего я туда ходил? В одном из закоулков путепровода, а они не были просто идеально прямым ходом, походили чем-то на извилистые улочки довоенных городов, только масштабнее и кубической формы, располагалась мечта детства любого пацана прошлого мира.
Или не любого, не знаю.
Эта заветная мечта была лично моей, моя серьезность тут же сейчас куда-то провалится, но …
Это был домик на дереве. После полного запустения путепровода, природная сила в своих земляных недрах взяла верх над бетонным сооружением и пробила метры ударной прочности подземной улицы. Так посреди одного из тупиковых ответвлений проросло настоящее дерево. Меня не смутил этот мутант новейшей радиоактивной эры, и я на его твердой кроне соорудил домик. Это место значило для меня многое. В детстве я видел пару картинок, добытых с поверхности, с изображениями детской мечты иметь домик на дереве. В детстве мечта не могла быть реализована, уж не много у нас тут под землей деревьев, но исследовав этот заброшенный путепровод – я твердо решил восполнить недостающий уровень детской мечты. Теперь это мой небольшой оазис тишины и покоя, а некогда практически рабочий кабинет моей сталкерской команды.
***
- Любимый, если ты намерен и дальше отыгрывать пьяного бомжа, то можешь домой больше не приходить!
Нет, она меня не пилила укорами, она смеялась, и я готов был смешить ее хоть до самой смерти.
- Да ладно? – я поднял заплывшие ото сна глаза и тряхнул одуренной сновидениями головой.
Я так увлекся своими мыслями, что так и уснул сидя за столом в баре. Рядом со мной уже был не Рогов, а моя хохочущая жена. Я смотрел на нее едва ли открытыми глазами и, произнося заспанным голосом нелепые фразы, причмокивал отлежанными сплюснутыми губами.
- Дома лучше, обещаю не быть бомжем.
Я поднялся со стула, хорошенько потянулся, размял засохшие конечности и крепко обнял жену.
Зевак никаких вокруг уже не было, бар был пуст, даже хозяин заведения уже куда-то испарился, оставив хозяйство на мое сонное сохранение.
Мы шли сквозь ряды жилых комнат убежища, словно в образе довоенной парочки влюбленных студентов. Ее беззаботное личико с тонкой линией наивной улыбки, мое безразличное утомленностью щетинистое лицо с довольным прищуром глаз, ее теплая и нежная ладонь на моем боку, моя твердая и шершавая пятерня у нее на плече.
Все эти видимые мелочи и невидимая глазу большая любовь, все это держало наше единое целое семейное счастье. Это была особая энергетика близости, невосполнимый ресурс желания жить дальше. Я знаю, что она со слезами каждый раз ждет меня с поверхности, а потом делает вид, что будто бы я и не уходил. Не хочет вызвать у мужа лишние переживания, знает насколько мне в том мире не до лишних мыслей. Я, в свою очередь, пробираясь сквозь ледяные останки человеческого прогресса, думаю только о своем скором возвращении в объятия этой прекрасной женщины.