Шквал над фиордами 2 часть 4 глава

И НА ВРАЖЬЕЙ ЗЕМЛЕ МЫ ВРАГА РАЗГРОМИМ…


КНИГА ТРЕТЬЯ

ШКВАЛ НАД ФИОРДАМИ


ЧАСТЬ  ВТОРАЯ

НОРВЕЖСКАЯ  УВЕРТЮРА


Глава 4

…Война без потерь не бывает.

Не случайно, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Военно-Морского Флота или Пограничных и внутренних войск НКВД СССР, каждый военнослужащий даёт клятву не щадить своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.

И это далеко не пустые слова! Как указывал Великий Ленин: «Война не игрушка, война стоит миллионов жертв!».

Ибо враг хитёр и коварен. И нападает только тогда, когда его не ждут. И требуются огромные усилия для того, чтобы отбить это нападение. А потом раздавить врага в его же собственном логове.

Поэтому потери во время войны неизбежны, неминуемы, неотвратимы. И, как бы ужасно это ни звучало, подчас даже необходимы.

Как гибель трёхсот воинов-спартанцев. Остановивших под Фермопилами четвертьмиллионную армию персидского царя Ксеркса и позволивших античным грекам собраться с силами, чтобы дать отпор захватчикам. Или гибель балтийских матросов в ходе Моонзундского сражения в октябре семнадцатого. Остановивших флот кайзера Вильгельма II (до трёхсот боевых кораблей, в том числе, одиннадцать дредноутов!) на подступах к революционному Петрограду и позволивших восставшему пролетариату скинуть Временное правительство.

Однако потери потерям рознь!

В соответствии с классификацией, которую изобрели буржуазные военные теоретики для маскировки антинародного характера своих захватнических войн, потери могут быть боевыми (от вражеского огня) и небоевыми (аварии, катастрофы и так далее). И делятся на безвозвратные (убитые, умершие от ран, попавшие в плен и пропавшие без вести) и санитарные (раненые, больные и тому подобное).

Советская же военная наука, вооружённая знанием законов общественного развития и марксистско-ленинской теорией диалектического и исторического материализма, творчески переработанной товарищем Сталиным для текущего момента, основное внимание уделяет оправданности потерь с точки зрения классовой борьбы…

За четыре недели, что продлилась третья советско-финская война, боевых потерь Северный флот практически не имел.

Чего никак не скажешь о небоевых. Начавшихся задолго до того, как заговорили пушки.

Ничего удивительного. Белофинские вооружённые силы в Заполярье были чрезвычайно малы. И на земле, и в небесах, и на море. Так что воевать североморцам по большей части пришлось с непогодой. Помноженной на человеческий фактор. То бишь, на халатность, расхлябанность и разгильдяйство. А также на граничащее с вредительством пренебрежение к требованиям уставов, наставлений и инструкций. Которые, как известно, написаны кровью.

Четвёртого октября во время передислокации в сложных метеоусловиях разбились три летающих лодки 20-й морской разведывательной эскадрильи. Четыре человека погибло.

Двадцатого октября в Кольском заливе в условиях плохой видимости столкнулась с рыболовным траулером Мурманского госрыбтреста и затонула подлодка Щ-424. Унеся с собой жизни тридцати двух подводников.

Капитан таранившего лодку траулера «Рыбец» Дружинин, по чьей вине произошло столкновение, и старший на борту «Щуки» капитан 3-го ранга Шуйский, не сумевший организовать борьбу за живучесть, были приговорены к расстрелу. Находившийся на борту траулера военный лоцман лейтенант Соколов получил шесть лет трудлагерей. Военком подлодки политрук Кондаков – десять. Остальным спасшимся членам экипажа Щ-424 (помкомандира, штурману, электрику, радисту и торпедисту), бросившим товарищей и в панике выскочившим из центрального поста, даже не задраив за собой люки (из-за чего, по сути дела, лодка и погибла, хотя могла бы остаться на плаву), «за непринятие активных и действенных мер по спасению подводной лодки и личного состава» были объявлены дисциплинарные взыскания.

В конце ноября на Кольском полуострове на несколько дней установилась ясная погода. Уже третьего декабря сменившаяся яростным двенадцатибалльным штормом. Температура воздуха упала до двадцати градусов ниже нуля. Гигантские водяные горы обрушивались на скалистые берега, доставая укрывшиеся от стихии суда даже в защищённых волноломами гаванях.

Но хуже всего пришлось тем, кого буря застигла в море.

Четвёртого числа пропал без вести эскадренный миноносец «Сокрушительный», а сутки спустя погиб сторожевик «Бриз».

Причиной гибели «Бриза» стала ошибка в счислении. Шторм. И снежные заряды. Ухудшившие видимость до нуля.

Сторожевик возвращался в Полярное после проводки конвоя. Опасно приблизился к берегу у мыса Сеть-Наволок. И был выброшен пятнадцатиметровой волной на камни.

О происшедшем сразу же были оповещены особый отдел флота, дивизион пограничных сторожевых кораблей, бригада эсминцев, бригада подводных лодок, охрана водного района, управление тыла флота, экспедиция подводных работ особого назначения и все корабли, находящиеся в море. К месту аварии немедленно вышли сторожевик и буксир. А с береговых батарей Мурманского укрепрайона на берег по тревоге были отправлены бойцы. Для оказания помощи.

Но, несмотря на предпринятые меры, спасти корабль так и не удалось. И все тридцать восемь членов экипажа погибли.

В 20.09 «Бриз» налетел на камни, в 21.50 – разломился, а в 23.55 всё было кончено.

Когда корпус затрещал, оседая в воду, часть команды успела перейти на полубак. А те, кто не успел, в отчаянии стали прыгать в ледяные волны. И тонуть. Один за другим.

Баренцево море зимой не замерзает. Из-за Гольфстрима. Однако тёплым может считаться лишь с большой натяжкой. Являясь таковым разве что для моржей. Да белых медведей. Поскольку температура воды не превышает четырнадцати градусов по Цельсию даже в июле. А в декабре не достигает и четырёх. Так что, оказавшись за бортом, человек умирает от переохлаждения уже через четверть часа.

Спасатели находились рядом с искалеченным кораблём. Но из-за сильного прибоя так и не смогли к нему подойти.

А море просто бесновалось! Обрушивая на «Бриз» один девятый вал за другим. Пока не оторвался нос. Скрывшись под водой вместе с людьми.

Какое-то время над поверхностью вконец рассвирепевшего моря ещё виднелась рубка, на которой оставался один человек. Но затем исчезла и она…

Экипажу «Сокрушительного» повезло значительно больше. В ходе спасательной операции погибло всего тридцать пять членов экипажа из двухсот двадцати шести. Правда, некоторые из спасённых (командир корабля, военный комиссар, старпом, лекпом и командиры боевых частей) по прибытии на берег были сразу же арестованы. И преданы суду военного трибунала. За проявленное малодушие.

А дело было так.

«Сокрушительный» вместе с эсминцем «Гремящий» и четырьмя сторожевиками сопровождали конвой из восьми транспортов, доставивших в Лиинахамари части 47-го стрелкового корпуса 14-й армии.

На борту эсминца находилась специальная комиссия штаба флота во главе с членом Военного совета СФ бригадным комиссаром Кулаковым. Комиссия должна была определить задачи по обороне новой маневренной военно-морской базы флота и осмотреть трофейное имущество, здания, причалы и портовые сооружения.

Проверив организацию партийно-политической работы и устроив жестокий разнос военкомам за срыв выпуска боевых листков, член Военсовета поднялся на борт «Сокрушительного» и приказал возвращаться обратно в Полярное. Не дожидаясь завершения работы комиссии. И не взирая на резкое ухудшение погоды. Что и привело к трагедии.

Николай Кулаков был ровесником Сергея. Так же как и он, учился в школе фабрично-заводского ученичества. А потом слесарил на паровозоремонтном заводе. Покуда не выдвинулся по партийной линии. Став инструктором райкома. В тридцать втором году по партмобилизации призвался во флот. Опять же, как и Сергей. Но, в отличие от него, был направлен не в военную школу, а сразу в академию. Как ответработник. После окончания военно-морского факультета Военно-Политической академии РККА имени товарища Толмачева комиссарил на подлодке. А затем на линкоре «Марат». Но как-то так вышло, что за это время ни разу не выходил в море (манёвры в «Маркизовой луже» не в счёт). И, может быть, поэтому так и не стал моряком. В отличие от Сергея. А, может быть, оттого что не любил море. Опять же, в отличие от него.

Что, впрочем, не помешало Николаю всего за три года дорасти от политрука до бригадного комиссара. Беспощадно выкорчёвывая троцкистских и иных двурушников в партийных организациях Краснознамённого Балтийского флота и поднимаясь по служебной лестнице. Всё выше, и выше, и выше. Благо новые вакансии открывались чуть ли не ежедневно. При непосредственном участии самого Кулакова.

Пока полгода назад его не назначили членом Военсовета Северного флота. По рекомендации члена Главного военного совета ВМФ, 1-го секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), секретаря ЦК и члена Политбюро товарища Жданова. Который верных людей никогда не забывал.

Уезжать из Ленинграда Кулакову, само собой, не хотелось. Но отказываться от повышений он не привык.

Проклиная теперь себя за это! Лёжа в болтающейся во все стороны каюте. Зелёный от морской болезни.

Огромные волны швыряли несчастный эсминец то вверх, то вниз. Валяя его с боку на бок. Гуляя по обледеневшей палубе. И захлёстывая мостик вместе с дальномером.

В 14.30 по юту «Сокрушительного» пробежала трещина. Три минуты спустя переломились гребные валы. Корма эсминца (четверть корабля!) оторвалась. И мгновенно затонула. Унеся с собой в ревущую пучину шесть краснофлотцев. А также руль, винты и четвёртое орудие главного калибра. Корабль потерял ход. Его развернуло лагом к волне. И положило на борт. А потом на другой. И снова. И опять…

Получив радиограмму о случившемся, комфлота отправил на помощь «Сокрушительному» эсминцы «Грозный», «Громкий» и «Валериан Куйбышев». «Гремящий», единственный корабль, находившийся поблизости от места катастрофы, сам получил сильные повреждения. И ничем помочь не мог.

Почти полсуток измученная команда из последних сил боролась за спасение корабля. Точнее, за отсрочку его гибели. Которая означала гибель экипажа.

Терпящий бедствие эсминец представлял собой жуткое зрелище. Кормы нет. Мачты сломаны. Леера и шлюпки смыты за борт. Палуба и надстройки покрыты толстым слоем льда.

«Грозный» несколько раз пытался подойти и взять его на буксир. Но штормовые волны рвали как нитку и стальной канат, и даже якорную цепь.

И тогда бригадный комиссар, успевший за это время уже тысячу раз проститься с жизнью, приказал (потому что член Военного совета и имеет право!) снять с корабля экипаж. Хотя эсминец ещё можно было спасти.

Командир корабля капитан-лейтенант Курилех, который тоже чувствовал себя не лучшим образом, охотно подчинился приказу старшего по званию (потому что начальству виднее!).

Искусно отрабатывая машинами, то назад, то вперёд, к «Сокрушительному» подошёл «Куйбышев». Старые миноносцы типа «Новик» держались на волне гораздо лучше «семёрок». И «Куйбышеву» удалось подать на обреченный эсминец конец. И принять сто человек.

Начав с бригадного комиссара. Вслед за которым, одним из первых, переправился Курилех. Также сказавшийся больным. Затем – политрук Калмыков. Военком был здоров. Но опасался отстать от командира и члена Военного совета. Так как по уставу был обязан систематически информировать и того, и другого, о политико-моральном состоянии части и о мерах, принятых к устранению отрицательных явлений.

Вслед за ними поспешило эвакуироваться и остальное корабельное начальство. В порядке старшинства, так сказать. Только наоборот. А лекпом и связист так спешили, что даже подрались, выясняя, чья очередь вперёд спасаться. В смысле, кто за кем занимал. А кого тут, вообще, не стояло.

Но вскоре канат лопнул. И эвакуация застопорилась.

После ряда неудачных попыток снова подать конец на «Куйбышеве» стали вязать к канату спасательные круги. И бросать так. Моряки на «Сокрушительном» их вылавливали. Привязывались к ним. И прыгали в море. А их вытягивали на палубу «Куйбышева». Тех, кто уцелел, само собой. Потому что людей отрывало от кругов, било о борт, затягивало под винты. А несколько человек умерли от гипотермии уже в лазарете. Потому что слишком долго находились в холодной воде.

Когда палуба «Сокрушительного» опустела, спасательная операция была свёрнута. И лишь на берегу, после переклички, выяснилось, что на брошенном эсминце осталось пятнадцать человек во главе с командиром БЧ-3 старшим лейтенантом Лекаревым и военкомом БЧ-5 политруком Владимировым, боровшимися за живучесть корабля пока шла эвакуация.

В море вышло несколько кораблей, чтобы снять моряков, забытых на эсминце. Но найти его так и не смогли.

Следствие по делу «Сокрушительного» длилось недолго. По случаю военного времени. Суд был скор. А приговор – суров. Но справедлив.

За оставление погибающего корабля не выполнившие до конца своих служебных обязанностей (статья сто девяносто три – двадцать три УК РСФСР) капитан-лейтенант Курилех и командир БЧ-2 старший лейтенант Исаенко были приговорены к расстрелу, военком политрук Калмыков и старпом старший лейтенант Рудаков – осуждены на десять лет трудлагерей, командир БЧ-4 старший лейтенант Анисимов и лейтенант медслужбы Иванов – на восемь, командир БЧ-1 старший лейтенант Григорьев и командир БЧ-5 старший лейтенант Сухарев – на шесть. С лишением воинского звания.

Оставшиеся верными присяге и воинскому долгу командир минно-торпедной боевой части старший лейтенант Лекарев и военком электромеханической боевой части политрук Владимиров были награждены орденами Красного Знамени (посмертно). А их имена присвоили двум новым эскадренным миноносцам, строящимся на заводе № 402 в Молотовске.

Что же касается бригадного комиссара Кулакова, то его взяли сразу же, как только «Куйбышев» ошвартовался у пирса в Полярном. Но не за трусость. Хотя он этого и заслуживал. А в связи с раскрытием военно-фашистского заговора на КБФ.

Начальник Особого отдела НКВД Северного флота майор госбезопасности Горюнов провёл первый допрос Кулакова ещё до его отправки в Москву. С применением необходимых мер убеждения.

Бывший член Военсовета не стал запираться. Осознал вину перед партией и народом. И дал признательные показания. В том, что в тридцать шестом году, будучи военкомом подлодки С-1, был завербован в контрреволюционную террористическую организацию помощником по политчасти командира 1-й бригады подлодок КБФ ныне разоблачённым врагом народа бригадным комиссаром Горбом, а после его ареста выполнял вредительские указания флагмана 2-го ранга Трибуца.

«Сокрушительный» искали ещё три недели. Сторожевики и подлодки осмотрели огромную акваторию. Но эсминец как в воду канул.

Ничего не дали и поиски с воздуха. Летающие лодки 118-го авиаполка сделали полтора десятка вылетов. В сложнейших метеоусловиях. По личной просьбе командующего СФ. Ибо приказать лететь в такую погоду он не мог.

Из-за сильного волнения в Кольском заливе взлёт и посадка на гидроаэродроме были невозможны. Поэтому несколько «амбарчиков», включая шамшуринский, поставили на лыжи. И перевели на строящийся сухопутный аэродром, в четырёх километрах южнее Губы Грязной.

Сергей совершил семь вылетов на поиски пропавшего эсминца. Пробиваясь сквозь снежные заряды. И обшаривая бушующее море квадрат за квадратом. Над самыми верхушками волн. Но всё было тщетно. И никаких следов «Сокрушительного» отыскать не удалось…

Увы, потери Северного флота на этом не закончились.

В течение одного только декабря-месяца ВВС СФ потеряли двадцать пять самолётов. И все – по небоевым причинам.

Второго числа один из «амбарчиков» прямо перед спуском на воду был сильно помят «Коммунаром». Из-за лихачества тракториста. А другой пробил днище плавающим бревном во время взлёта. Из-за недосмотра штурмана.

К счастью, никто не пострадал. Кроме самих «виновников торжества». Получивших по строгому взысканию.

К сожалению, так везло не всегда. И не всем.

Пятого декабря во время передислокации из Быхова в Ваенгу в сложных метеоусловиях потеряли ориентировку и разбились пять скоростных бомбардировщиков 5-й эскадрильи 39-го скоростного бомбардировочного авиаполка Белорусского Особого военного округа.

Все экипажи погибли.

Тридцать истребителей И-15 (две эскадрильи), которые вместе с двенадцатью скоростными бомбардировщиками СБ планировалось включить в состав формирующегося 72-го смешанного авиаполка ВВС Северного флота, доставили по железной дороге. А бомбардировщики было решено перегнать лётом. Вот, и перегнали.

Впрочем, один И-15 всё-таки был потерян. При облёте после сборки. Неделю спустя. Когда во время взлёта зацепился на краю лётного поля за деревянный контейнер, никому до этого момента не мешавший. И скапотировал. Пилоту повезло, и он отделался лёгкими ушибами, а самолёт был разбит.

Весь месяц метеорологическая обстановка в Баренцевом море оставалась очень сложной. Штормовая погода простояла девятнадцать суток, плохая видимость отмечалась в течение двадцати пяти дней, облачность наблюдалась практически ежедневно.

Пятнадцатого числа во время снижения резким порывом ветра ударило об землю связной У-2. Машина превратилась в груду обломков. Но экипаж уцелел. Каким-то чудом.

Семнадцатого при посадке с сильным боковым ветром не удержался на полосе, сломал лыжу и, завалившись, получил серьёзные повреждения один из «амбарчиков», переброшенных на сухопутный аэродром.

Однако самые чувствительные потери 118-й полк понёс в конце войны.

Двадцать пятого декабря дотла сгорел огромный ангар (гордость североморской гидроавиации!) в Губе Грязной. От находившихся внутри четырнадцати летающих лодок остались лишь угольки, почерневший искорёженный металлолом да дуралюминиевые лужицы.

Кроме того, были сильно повреждены ещё два самолёта, стоявшие на маневренной площадке. На одном пришлось почти полностью менять обшивку. И фанеру, и полотно. А второй потерял руль поворота, который снесло прилетевшей железной бочкой из-под авиабензина.

Эти бочки, которые какой-то умник зачем-то закатил в ангар (а кто именно и зачем, следствие разберётся!), взрывались одна за другой. Пробивая пылающую крышу. И взлетая огненными болидами на высоту ста метров.

Но рвались не только они. Взорвались все топливные баки на самолётах (двадцать восемь основных по триста тридцать литров, двадцать восемь дополнительных по двести пятнадцать и четырнадцать расходных по семьдесят). И двадцать восемь масляных (четырнадцать основных по сорок восемь литров и столько же дополнительных по сорок семь).

Грохот взрывов доносился до Мурманска и Кильдина. А зарево было видно даже из Титовки!

А, может быть, и дальше. Пламя ночью издалека видать. Особенно, если эта ночь – полярная.

Сергей, к примеру, заметил оранжево-красные сполохи на зюйде километров за пятьдесят от берега. Когда возвращался из очередного вылета на поиски «Сокрушительного».

Как выяснилось в ходе следствия, причиной возгорания послужило грубое нарушение правил пожарной безопасности механиком одного из самолётов, который полез осматривать потёкшие бензобаки с керосиновой лампой. Пользоваться которой в таких случаях категорически запрещается.

Судя по всему, он и раньше допускал подобные нарушения, работая при свете керосинки. Просто раньше это сходило ему с рук. А на этот раз не сошло. Лампа разбилась. Бензиновые пары вспыхнули. Да так, что бедняга едва успел выскочить из «амбарчика». И отбежать. До того, как рванули баки. Раскидав куски горящей обшивки по сторонам.

И пошло, и поехало. Летающие лодки загорались одна за другой. А пламя прыгало с колонны на колонну. Разбегаясь по балкам и стропилам. Пока не охватило всю крышу.

Все пожарные щиты были полностью укомплектованы огнетушителями, вёдрами, баграми, топорами и лопатами, а ящики с песком и бочки с водой – полны. Но. Справиться с пожаром такой силы не смогли бы и несколько пожарных расчётов на машинах ПМГ-1. Со стендерами и центробежными насосами, трёхколенными выдвижными лестницами, забирными и выкидными рукавами.

Уже буквально через четверть часа подойти к ангару стало практически невозможно. Так что весь личный состав, включая писарей и баталёров, был брошен на подачу воды к другим зданиям и сооружениям. В первую очередь, к штабу и складам горюче-смазочных материалов, боеприпасов и вооружения.

Семьи комначсостава в срочном порядке были выведены в сопки. И наблюдали за происходящим оттуда. Со смешанным чувством ужаса и восхищения! Гигантский костёр ревел, вздымаясь к небу. И освещая всё вокруг. Широкий столб чёрного, как смоль, дыма поднялся к облакам. Постепенно оттягиваясь на восток. А снег растаял в радиусе километра.

Пожар бушевал восемь часов. И затих лишь тогда, когда гореть было уже нечему.

В тот же день в полку начались аресты. Что называется, по горячим следам. В смысле, на неостывшем ещё пепелище.

У каждого чрезвычайного происшествия имеется фамилия, имя и отчество. И не одно. Не стало исключением и это ЧП.

Непосредственный виновник случившегося авиамеханик отделком Ахматов был осуждён на десять лет трудлагерей. Механик звена старшина Чернов, помкомэска по эксплоатации воентехник 1-го ранга Склянкин и техник по спецоборудованию воентехник 2-го ранга Рухимович, при попустительстве которых систематически нарушались правила пожарной безопасности, получили по три года. Инженер полка военинженер 3-го ранга Либерзон и комэска капитан Кравцов, не обеспечившие надлежащий контроль за деятельностью подчинённых, были сняты со своих должностей и понижены в воинском звании.

Можно сказать, всем им сильно повезло. Сгори ангар днём раньше, то есть, до подписания финнами капитуляции, а не после, пошли бы под суд по той же статье, но по другому пункту (те же деяния, совершённые в условиях военного времени или в боевой обстановке). И получили бы по максимуму. Вплоть до высшей меры социальной защиты. Однако обошлось. Хотя три года, это, конечно, долго. Не говоря уже о десяти.

С другой стороны, весьма печальные события частенько становятся для кого-то счастливым стечением обстоятельств. Ибо свято место пусто не бывает! И в армии, и во флоте, и на совпартработе! Так что понижение одних обычно приводит к повышению других.

Не был обойдён вниманием Сутьбы и Сергей.

Но об этом чуть позже…

Активные боевые действия за Полярным кругом длились всего неделю. Ввиду полного отсутствия всякого присутствия белофинских войск.

После взятия Петсамо и выхода к норвежской границе 14-я армия продолжила победоносное наступление в направлении на Соданкюля. Силами одного стрелкового полка.

Так как численность противника была сильно преувеличена разведорганами. И фактически не превышала роты. Способной противостоять стрелковому полку, укомплектованному по штатам военного времени, лишь при наличии долговременных оборонительных сооружений. И то недолго. А так как никаких сооружений у противника не имелось, противостоять полку эта рота не могла никак. Даже недолго. По каковой причине смазала лыжи салом.

Поэтому все остальные силы 14-й армии (мотоброневая бригада, одна горно-стрелковая и три стрелковых дивизии) выдвинулись в район Салмиярви – Ивало – Инари. Где и заняли оборону. В связи со сложной международной обстановкой.

А все решающие сражения третьей советско-финской войны происходили гораздо южнее – на Карельском перешейке, в Приладожье и в Карелии.

Сообщения ТАСС об освобождении многострадального финского народа от буржуазно-помещичьего ига и очерки военных корреспондентов о подвигах пехотинцев, разведчиков и сапёров, танкистов, кавалеристов, артиллеристов, лётчиков и моряков, регулярно печатавшиеся в «Правде», «Известиях» и «Красной звезде», перепечатывались в «Полярной правде». И зачитывались на политинформациях в краткие мгновения отдыха между боями, во время привалов на марше, в корабельных кубриках, авиационных ангарах и береговых артиллерийских казематах.

В ходе ожесточённых боёв безсмертной славой покрыли себя парашютисты 201-й отдельной воздушно-десантной бригады имени С.М. Кирова. Которые, выбросившись в тылу врага в ночь на тридцатое ноября, заняли стратегические мосты в Кивиниемском горле. И, несмотря на яростные контратаки шюцкоровцев, удерживали их более трёх суток. До подхода основных сил. Которые переправились на захваченный плацдарм. И вырвались на оперативный простор.

Не меньшую славу заслужили бойцы отдельных инженерных батальонов особого назначения, находившихся на острие главного удара и сыгравших важнейшую роль в прорыве долговременной глубоко эшелонированной обороны противника на Карельском перешейке.

По одному такому батальону (сапёрная, разведывательная и три мотострелковых роты на бронетранспортёрах БТП-5), усиленному танковой (десять танков Т-28) и огнемётной (десять химических танков ОТ-130) ротами, отдельным гаубичным артиллерийским дивизионом (четыре 203-мм гаубицы Б-4) и отдельной крупнокалиберной батареей особой мощности (две 305-мм гаубицы БР-18) Резерва Главного Командования, было придано каждой стрелковой дивизии первого эшелона.

Деревоземляные огневые точки белофиннов от заката до рассвета жгли разведчики. А долговременные – от рассвета до заката долбили артиллеристы. Прямой наводкой.

После удаления многометровой гранитной насыпи с напольной стенки и крыши ДОТа к процедуре подключались сапёры. Которых по проходам, проделанным в надолбах, колючке и прочих минных полях, подвозили к обречённому «миллионнику» танкисты. В специальных бронесанях. Вместе с взрывчаткой в количестве нескольких тонн. Сапёры укладывали её на ДОТ. И взрывали его. Заодно с гарнизоном.

А затем, ещё до того, как попадают вниз обломки, поднятые гигантским взрывом в небо, по тем же проходам при поддержке огнемётных танков в атаку бросались мотострелки. Занимая выжженные окопы. И добивая всё, что ещё шевелится…

К исходу второй недели боёв войска Ленинградского фронта, взломав линию Маннергейма на всем её протяжении, вышли к Антреа и Кякисалми. И взяли город-крепость Виипури. Который весело горел. Точнее, догорал.

Потому что десятого числа был подвергнут бомбовому удару. Силами 1-й и 3-й авиационных армий РГК, ВВС КБФ и Ленинградского фронта, 1-й Отдельной Краснознамённой и 13-й армий. Совершивших более пяти тысяч самолётовылетов (из них четыре тысячи – бомбардировщики).

Сначала тонными и полутонными фугасками по Виипури отбомбились триста ТБ-3. При этом во всех домах были выбиты окна и двери, повреждены стены и сорвана черепица с крыш. А затем три с половиной сотни ДБ-3 и шесть с половиной сотен СБ высыпали на город семьсот тонн зажигательных бомб. Под вечер повторив налёт и сбросив ещё столько же.

При попадании зажигательной бомбы пламя, вспыхнув на чердаке, тянуло воздух с улицы через выбитые окна, словно камин. И потушить его было невозможно.

Виипури пылал как огромная свеча! Пламя было видно из Ленинграда, Котки и даже из Хельсинки!

Такая же незавидная участь постигла и Рованиеми. На окраине которого окопался целый пехотный полк белофиннов. Преградив путь 3-й Отдельной Краснознамённой армии (две танковых и стрелково-пулемётная бригада, три стрелковых, три мотострелковых и две кавалерийских дивизии).

В результате недельных массированных бомбардировок город, оказавшийся в ненужном месте в ненужное время, был сожжён дотла. После чего 3-я ОКА продолжила наступление в направлении на Торнио. И вышла к шведской границе.

Чуть южнее, взяв Оулу и раскроив территорию Финляндии на две части, отмыла свои копыта, колёса и гусеничные траки в ледяной водице Ботнического залива конно-механизированная группа (сводная танковая бригада, одна стрелковая и две кавалерийских дивизии) 9-й армии Карельского фронта.

Не везде, однако, дела шли так же успешно.

В Северной Карелии в районе Кухмо была прижата к берегу озера и порезана на части одна из стрелковых дивизий 9-й армии. А в Южной, между реками Уксунйоки и Лоймоланйоки, попали в тактическое окружение стрелковая дивизия и танковая бригада 8-й армии. Ещё две стрелковых дивизии умылись кровью под Иломантси, а две – под Сортавалой.

Переломить ситуацию удалось лишь в середине декабря, когда Ладожская военная флотилия, понёсшая в начале месяца серьёзные потери, была пополнена боевыми кораблями. И высадила в Сортавале целую дивизию.

Ворвавшись в гавань, отряд первого броска (двенадцать катеров с десантно-штурмовым батальоном на борту) с ходу захватил пристань. Вместе с кораблями финских Морских сил Ладожского озера. Затем отряд артиллерийской поддержки (две канлодки, сторожевик и два тральщика) выгрузил две тысячи бойцов. К полудню освободивших город. А потом в порт вошли буксиры с баржами, доставившие главные силы десанта.

И только после потери Сортавалы вражеская оборона в Приладожье, наконец, рухнула.

К этому времени бои шли уже на окраине Хельсинки. Части 1-й Отдельной Краснознамённой, 7-й и 13-й армий были ещё далеко. Но. Пока они прогрызали одну оборонительную полосу за другой. В самое сердце врага ударили сначала два воздушно-десантных корпуса (более двенадцати тысяч бойцов и командиров, четыреста пулемётов, сто шестьдесят миномётов, восемьдесят шесть пушек и сто плавающих танков), высаженные парашютным и посадочным способом. А затем – отдельная специальная стрелковая бригада Береговой обороны КБФ (шесть с лишним тысяч человек, двести тридцать пулемётов, шестьдесят пушек и двенадцать плавающих танков). Доставленная на боевых кораблях и военных транспортах.

Отряд дальнего прикрытия (линкор, два эсминца, три тральщика и семь подводных лодок) обезпечивал высадку с моря. Отряд корабельной поддержки № 1 (лидер, эсминец, три канлодки, три сторожевика и семь тральщиков) осуществлял противолодочную, противовоздушную и противоминную оборону, а также артиллерийскую поддержку десанта. Отряд корабельной поддержки № 2 (пять эсминцев, восемнадцать торпедных и четырнадцать сторожевых катеров) высаживал десантно-штурмовые группы. Отряд транспортов № 1 (тридцать один вымпел суммарным тоннажем двадцать три тысячи тонн) доставлял главные силы. Ещё две стрелковых дивизии вёз Отряд транспортов № 2 (четырнадцать вымпелов суммарным тоннажем свыше ста десяти тысяч тонн) в сопровождении Отряда корабельной поддержки № 3 (лидер, два эсминца, два сторожевика и два тральщика).

Для Балтфлота это была единственная возможность хоть как-то реабилитироваться за неудачи, постигшие его в первые дни боёв. Когда в ходе артиллерийской дуэли с береговой батареей линкор «Октябрьская революция» получил тяжёлые повреждения. А эсминец «Стремительный» и крейсер «Киров» подорвались на минах. И погибли. Вместе с экипажами.

«Стремительный» пошёл ко дну почти сразу, а «Киров» – во время буксировки. Успев телеграфировать открытым текстом: «Погибаю, но не сдаюсь! Прощайте, товарищи!».

Всё это явилось результатом подрывной деятельности диверсантов, шпионов и предателей, окопавшихся в штабе КБФ под крылышком ныне разоблачённых врагов народа бывшего комфлота флагмана 2-го ранга Трибуца и бывшего начштаба флота капитана 1-го ранга Пантелеева. Арест которых, конечно же, не мог компенсировать гибель двух новейших кораблей и девятисот моряков.

Дерзкий прорыв эсминцев в Ботнический залив, потопление десяти белофинских и белошведских судов и уничтожение портовых сооружений в Раумо, Пори и Вааса, слегка сократило разрыв в счёте. Однако сравнять его теперь могло лишь взятие вражеской столицы.

Восемь бомбардировочных и смешанных авиабригад ВВС Краснознамённого Балтийского флота и Ленинградского фронта полторы недели безпрерывно бомбили береговые батареи на подступах к Хельсинки. Пока не стёрли их с лица земли.

Семнадцатого декабря пикирующие бомбардировщики 80-й смешанной бригады ОСНАЗ утопили последнюю надежду финнов – броненосец «Ильмаринен».

А уже на следующее утро в двадцати пяти километрах от Хельсинки корабли 3-го тяжелобомбардировочного авиаполка 1-й авиационной армии РГК (пятьдесят шесть ТБ-3) и Особой транспортной авиагруппы (двенадцать ДБ-3, двадцать четыре ТБ-1 и двадцать шесть Г-1) выбросили на парашютах 212-ю дважды Краснознамённую отдельную воздушно-десантную бригаду. Которая захватила аэропорт Мальми. Перерезала все дороги, ведущие в город. И, не дожидаясь прибытия второй волны десанта, ворвалась в столицу.

Противник был совершенно ошеломлён. Но быстро пришёл в себя. И бой закипел. Смертельный бой! Как не преминул бы отметить писатель М.Ю. Лермонтов.

Окружённый гарнизон (самокатная рота, зенитный артполк, экипажи потопленных кораблей и несколько рот, спешно сколоченных из пожарников и полицейских) дрался с яростью обречённых. Сражаясь за каждый квартал, каждый дом, каждый этаж. Маршал Маннергейм слал радиограмму за радиограммой. Приказывая, угрожая, умоляя. Держаться, держаться и ещё раз держаться! Любой ценой!

Но было уже поздно.

Потому что. В ночь на двадцатое. На помощь советской воздушной пехоте подоспела морская. А сутки спустя у причалов Южного порта встали под выгрузку суда Отряда транспортов № 2. И это была уже окончательная финита.

И этому гарнизону. И этой войне…