Рыжик. Глава сорок пятая

                ***
Для того, чтобы узнать, каким образом, депортированный в тридцатые годы в Сибирь, Семён Храмцов оказался жителем Лесозаводского посёлка, нам с тобой, уважаемый читатель, придётся вернуться на несколько лет назад.  А чтоб иметь представление о том, что такое депортация «кулатцкого» элемента, да и вообще «социально чуждых элементов»,  мы опять  обратимся к истории тех лет.
Вот справка, из Новосибирских архивов дающая приблизительное представление об этом:   Неизвестно, сколько человек из 1 803 392 официально сосланных по графе «раскулачивание» в 1930 – 1932 годах, погибли в первые месяцы «новой жизни» от холода и голода. Новосибирские архивы сохранили душераздирающий документ, посланный в мае 1933 года инструктором горкома партии Нарыма в Западно – Сибирский крайком. Он касается двух эшелонов, в которых прибыли из Москвы и Ленинграда более шести тысяч  ссыльных человек.
Вот несколько отрывков из этого ужасающего свидетельства:
« 29 и 30 апреля 1932 года из Москвы и Ленинграда были отправлены на трудовое поселение два эшелона деклассированного элемента. Прибывши в Томск, этот контингент был пересажен на баржи. 18 мая первый и 26 –го мая второй эшелоны были высажены на реке Оби у устья реки Назина на острове Назино.
В двух эшелонах находилось 6114 человек. В пути люди находились в крайне тяжёлом состоянии: скверное питание, скученность, недостаток воздуха, массовые расправы над самыми слабыми. В результате – высокая смертность, порядка 35 – 40 человек в день.,
Сам остров оказался совершенно девственным, без каких бы то ни было построек. При этом, на острове не оказалось ни каких инструментов, ни семян, ни крошки продовольствия.
Жизнь на острове началась. На второй день прибытия эшелона, 19 мая, выпал снег, поднялся ветер, а затем мороз. Голодные, истощённые люди без кровли, не имея ни каких инструментов, очутились в безвыходном положении. Обледеневшие, они были способны только жечь костры, сидеть, лежать, спать у костра. Люди начали умирать. В первые сутки бригада  могильщиков смогла закопать 295 трупов.
И только на четвёртый день, на остров прибыла ржаная мука, которую и начали раздавать трудпоселенцам по нескольку сот грамм.
В начале июня началась отправка людей на так называемые участки, т. е. места, отведённые под посёлки.
Участки были расположены под рекой Назиной за 200 километров от устья. Участки оказались в глухой необитаемой тайге. Здесь впервые стали выпекать хлеб в наспех сооружённой одной пекарне. Продолжалось то же ничегонеделание, как и на острове. Истощение людей шло своим чередом. Достаточно привести такой факт. На 5 – тый участок с острова пришла лодка в количестве 78 человек. Из них живыми оказались только 12.
Участки были признаны негодными, и весь состав людей стал перемещаться на новые участки, вниз по этой же реке, ближе к устью. Бегство приняло массовые размеры…
В результате всего из 6100 человек, выбывших из Томска/ и плюс к ним 500 – 700 человек, переброшенных из других комендатур/ на 20 августа осталось в живых 2200 человек.»
Таким же образом в Сибирь, в Томскую губернию был доставлен и Семён Храмцов. Везли их в вагонах, предназначавшихся для перевозки скота, по ходу постоянно подсаживая всё новых неблагонадёжных элементов. В вагоне была грязь и духота, люди начали заболевать.  Умерли его мать и шестнадцати летняя сестра, их трупы изъяли где-то на Урале, Семёна для того, чтобы похоронить родных, из вагона не выпустили, поэтому, о том, где расположены их могилы, он не знает и до сих пор, и вообще похоронены ли они.
По прибытию в Томск их вагон расформировали, тех, кто  более- менее покрепче держался на ногах, отправили на строительство железной дороги Томск – Енисейск. Попал в эту группу и Семён. Жили в вагоне теплушке, кормили сначала плохо, через несколько недель, видимо убедившись в их пользе, паёк увеличили и стали кормить сносно. Можно было считать, что по сравнению с другими переселенцами, прибывшими в Томск, ему повезло. Но его неуёмный характер, сыграл с Семёном злую шутку. Проработав на строительстве железной дороги полтора года, он вдруг надумал бежать назад, на Волгу, не имея ни каких документов. Но бежать далеко не пришлось, уже на четвёртый день, на станции Мариинск, он был арестован и помещён в тюрьму, которая находилась тут же рядом со станцией.
Выяснив, кто он такой, следователь, ведущий его дело, направил запрос по месту прошлого жительства Семёна Храмцова. Полученная справка гласила о том, что ранее Семён Анисимович Храмцов подозревался в организации сопротивления властям, путём формирования кулацкой банды.
Получив десятилетний срок по статье 58 пункт 2 /захват власти на местах /, Семён уже не в качестве поселенца, а в качестве осужденного был направлен в тайгу, на вырубку леса. На фронт, естественно, по этой причине не попал.
Вырубленный лес сплавлялся  по реке Яе, на завод посёлка Лесозаводской, и ко второй половине срока Семёна, за безупречный труд, перевили на этот самый завод на распиловку заготовленного ранее им же кругляка.
                ***
Отбыв срок, от звонка до звонка, Храмцов с завода не ушёл. Жил сначала в общежитии с такими же бездомными мужиками. Затем присмотрел себе женщину – вдову, война год назад кончилась, а муж в дом не вернулся, сложил голову в чужом краю.  К тому времени Семёну стукнуло тридцать с небольшим лет, мужик он был видный, крепкий, а у Зинаиды / так звали женщину / была большая усадьба на краю посёлка, за огородами последней улицы.  Сохранилась и корова, как Зинаида готовили для неё корма, известно было только ей. Семёну понравилось месторасположение усадьбы, вдали от шумных поселковых улиц, большой двор, да и огород не маленький. Сошлись не сразу, Зинаида была недоверчивая женщина, и только после того, как он отремонтировал заборы на усадьбе и в огороде, привёз с лесозавода две машины дров, сердце бабёнки дрогнуло, оно дрогнуло сразу же пре виде Семёна, но её останавливало, то, что он отбывал срок, как «враг народа».
 Сошлись не зря, стали сразу жить душа в душу. Через десять месяцев совместной жизни на свет божий появилась дочка,  назвали её Лизой, в честь умершей сестры  Семёна.  У Храмцова, вдруг, вернулась тяга к личному хозяйству. Через год купили ещё одну корову, через два – во дворе появилась крепкая лошадь. Вопрос с заготовкой сена предприимчивый Семён, порешал быстро.  Заметив часто стоящую у ворот жителей соседней улицы лошадь, он, узнав причину этого стояния, пригласил к себе Орловского учётчика Василия Петровича.  Напоив его хорошей водкой / другие использовали для этих целей самогон/  и, дав в придачу ещё малость деньжат /чего раньше  никто не делал/ Храмцов сразу же стал лучшим другом учётчика. Вот почему большая часть лугов за Змеиным логом стала принадлежать ему, Семёну. Объединив других, ранее назначенных «друзей» Василия Петровича, Храмцов, как бы стал у них бригадиром, и они все вместе быстро справлялись с сенозаготовкой на этих лугах, вот уже более пятнадцати лет.
И тут, вот тебе, неожиданно прошлое, в лице Найды Трофима Николаевича, вдруг больно резануло не только по лицу плетью, но и нестерпимой болью по сердцу.
« Мало я настрадался в жизни, - думал Семён, - наверное, уже с лихвой рассчитался за всё, и за этот шрам на его морде, и за убиенных активистов. Нет, видно, Бог не удовлетворён такими расчётами»
Зинаида, когда увидела красный рубец на лице мужа, взмахнув руками запричитала:
- Это кто же тебя так Семён Анисимович, чтоб ему не дна не покрышки!
- Тише, тише, это меня веткой так хлестануло, не шуми, - успокоил он жену.
Всю ночь Храмцов пролежал, засунув руки под голову и глядя в ночной потолок:
« Всё, кончилась спокойная жизнь, - вертелась неотвязная мысль в гудевшей голове, - да видно и совсем придётся её кончать. Этот сталинский активист от своего не отступится,  сведёт меня со свету и мою семью тоже. Уничтожил, гад, одну нашу семью, добирается и до второй. Ну,  нет, не бывать этому!»
Утром с тяжёлой, от невыносимых дум, головой, Семён запряг лошадь, поцеловал в лоб спящую, уже почти взрослую дочь, обнял Зинаиду. Она окончательно поняла что, что-то случилось непоправимое, припав к плечу мужа неудержимо зарыдала.
- Прости, если, что ни так, - убитым голосом произнёс Семён и, отвернувшись, быстро вышел на крыльцо. Зинаида, приоткрыв дверь, хотела выйти вслед за ним, но он, махнув рукой, вернул её в дом. Зашел в амбар, открыл старый сундук и, вытащив двуствольное ружьё, загнал в оба ствола патроны заряженные картечью