Рыжик. Глава пятьдесят первая

 
                ***
Но и Рыжик, как оказалось, тоже не остался в долгу перед своим хозяином. На четвёртом году их дружбы, поздней осенью, Спаситель, придя рано на конный двор, оседлав жеребца, насыпал два ведра овса в мешок и закрепил его за седлом, на спине коня. «Значить путь будет не близким»- видимо догадался Рыжик, хозяин всегда так делал в подобных случаях. Да и поведение Доброго подтверждало эту догадку, он, провожая путешественников, вышел за ворота конного двора и долго махал рукой им в след.
Выехали за село и догнали большой гурт откормленных бычков, который медленно продвигался по полевой дороге в сторону города Шахтёрска. Рыжику не раз уже приходилось сопровождать  этих несчастных, которых в городе загоняли за большие железные ворота, откуда они никогда уже не возвращались.
Сопровождать их приходилось трое суток в одну сторону, так, как по дороге быков подкармливали, давая передохнуть часа два-три. Добрались благополучно, никаких  эксцессов по дороге не произошло. Открылись огромные ворота, поглотив в несколько минут огромное стадо мычащих прощально быков.
Нет, Рыжику не было жаль их, так как он не понимал этого необходимого товарно-денежного отношения предприятий. Ему было всё равно, раз так нужно хозяину, значить так тому и быть. Поэтому посмотрев на эти ворота, он, управляемый Спасителем, развернулся  и направился  назад, домой в Орловку.  Налегке преодолеть это расстояние можно было за шесть-семь часов, не напрягаясь и не расходуя лишних сил.
Выехали на окраину города, и, вдруг, повалил первый настоящий зимний снег. Он падал большими лохматыми хлопьями, настолько густо, что в двух шагах ничего не было видно. С рыси пришлось перейти на шаг. Хозяин, подёргивая повод, пытался дать определённое направление, но уверенности в его посылах не чувствовалось. И Рыжик начал догадываться о том, что направление тот выбрал не верное. Он точно определил под ногами склон того лога, где когда-то  был пленён смуглыми каркающими людьми. Им нужно было резко повернуть направо. Но так как жеребец говорить не умел, он несколько раз резко дёрнул повод на себя. И спаситель понял то, что требовал от него умный Рыжик. Он отпустил повод.
Заплутавшие путешественники долго петляли по полям, уже стемнело. Снег стал падать вроде реже, но совсем не прекращался. Однако несмотря ни на что, Рыжик твёрдо знал, куда им нужно было двигаться. Маршрут этот он запомнил на всю оставшуюся жизнь. Вот та поляна, где Соловуха поломала преграду и освободила  его от неминуемой гибели. Вот дорожка огибающая село Суженское,  оставалось часа два ходу. Скоро под ногами оказались родные Орловские поля, и Рыжик перешёл на рысь.
За всё время пути хозяин ни разу не дёрнул жеребца за повод, полностью доверяя ему, и лишь похлопывал его по бокам и говорил ободряюще – хвалебные слова. Вдруг на пути уставших путников возникли ворота. Ворота их собственного конного двора. Оба облегчённо вздохнули. За воротами показался обрадованный конюх Добрый. Взял под уздцы Рыжика, помог слезть Николаю.
-  Я вас ждал к вечеру, а сейчас уже четыре утра. Подумал, что вы заплутали, хотел ехать навстречу, да куда там, ни черта не видно.
- Да, если бы не Рыжик, ты бы дядя Аким и к завтрашнему обеду нас не дождался. Этот жеребец порою бывает на много умнее человека.
- Это точно, - подтвердил Аким.
Рыжик, словно понимая, что его хвалят, довольно махал головой, поедая овёс из кормушки.
 
                ***
Вспомнился Рыжику и тот, отвратительный случай, по меркам доступным умственным способностям жеребца – из ряда,  выходящего за пределы разумного. Он был последним совместным происшествием.
Однажды глубокой осенью, когда деревенская липкая грязь покрывает все полевые дороги и тропы, и достегает почти коленного сустава, его хозяин Спаситель рано утром, как обычно, на конном дворе не появился. Рыжик, привыкший к каждодневному распорядку, прохаживался вдоль забора по загону, поглядывая на раскисшую дорогу. Осеннее выцвевшее   солнце, почти не отрываясь от горизонта, проползло уже половину своего положенного дневного пути, когда Рыжик заметил приближающегося к конному двору хозяина.  Что-то новое, не привычное и странное в его походке  удивило и озадачило жеребца. Хозяин шёл, громко чавкая сапогами, не разбирая дороги, наступал в самые глубокие лужи, размахивая руками и шатаясь из стороны в сторону.
Вышедший навстречу ему Добрый, схватился за голову и замер, широко открыв рот. Затем встрепенувшись, начал размахивать руками и произносить громкие, каркающие слова.  Рыжик хорошо научился разбираться в интонациях человеческой речи, и понял, что конюх возмущён и выражает крайнее недовольство появлением Спасителя. Но тот, оттолкнув Доброго, зашел в «конюховку» и вскоре вышел с уздечкой в руках, нетвёрдой походкой направляясь в сторону Жеребца. Приблизившись, он сходу накинул уздечку на голову коня и загнал удила ему в рот.
И тут Рыжика обуял ужас, от его хозяина исходил удушливый, невыносимый «химический» запах. Горькая обида обуяла сердце жеребца, произошло какое-то невообразимое, подлое предательство – столько лет он радовался, что хозяин не такой, как те «химики» которые ранее пытались им завладеть, и вот – на тебе.
Пока опешивший Рыжик растерянно размышлял, как ему поступить, хозяин, без седла, забрался на его спину и двинул ногами в бока, погоняя его вперёд. Жеребец двинулся к воротам конного двора, однако наперерез ему забежал Добрый и, широко размахнув руки, преградил дорогу. Но тот на верху, больно хлестнул жеребца поводом и, пнул в бока ногами, Рыжик, ловко обогнув конюха, вылетел за ворота. Разбрызгивая грязь, припустил по дороге, ведущей к молочной ферме, тому, неузнаваемому наезднику, видимо было всё равно, куда бежит жеребец, он постоянно толкал в бока коня ногами и постёгивал поводом.
И тогда в душе Рыжика стала назревать обида, разрастаясь каждую минуту и требуя принятия каких-то ответных мер. На их пути, не далеко от места выезда, разлилась на дороге огромная лужа – результат непрекращающихся осенних дождей. Жеребец, метров за сто перед ней резко увеличил скорость и, залетев на средину,  выкинув вперёд ноги, стал, как вкопанный.  Сверху кубарем скатился хозяин и растянулся, во весь свой рост, в грязной воде. Побарахтавшись, он медленно поднялся, выловил соскочившую шапку и, опустив голову, пешком двинулся в сторону деревни. Рыжик, развернувшись назад, тоже, не спеша, побрёл к конному двору.
Откуда коню было знать, что его хозяину предложили место работы в области, но районное партийное руководство наотрез отказалось согласовывать этот перевод, выдав ветврачу отрицательную характеристику, не соответствующую действительности.  И тот, во чтобы, то ни стало, решил уехать, даже если ему это будет стоить потери партийного билета. В те времена это был невероятно большой риск в развитие карьерного роста. А обиду свою решил погасить вот таким мерзким образом.
На другой день, Рыжик ещё спал, вдруг дверка станка открылась, на пороге стоял Спаситель, он робко протянул руку к губам жеребца, на ладони лежал большой кусок сахару. Рыжик сначала недоверчиво отдёрнул голову, но почувствовав, как хозяин гладит его по спине и холке и, услышав ласковые слова, которыми тот всячески пытается загладить свою вину, взял, наконец, этот сахар,  похрустев и проглотив его, примирительно всхрапнув пару раз, положил голову на плечо хозяина.
Пришли конюхи Добрый и Равнодушный, они долго о чём-то толковали со Спасителем, уговаривали его,  кого-то ругали.  Хозяин извиняющимся тоном обращался к Доброму, тот в конце-концов, махнув рукой, улыбнулся, что с ним бывало очень редко, и видимо всё поняв, простил вчерашнюю выходку. Затем конюхи вышли из станка, прикрыв за собой дверь, хозяин обнял за голову Рыжика, что-то долго говорил ему на ухо, вытащил ещё кусок сахару, но жеребец выронил его под ноги, почувствовав какую-то надвигающуюся непоправимую тоску.
- Ну, всё Рыжик, прости, за то, что я вчера натворил, - чуть слышно шептал Спаситель, - не думал, что ты увидишь меня таким дураком. Спасибо тебе за всё, что мы с тобой пережили за пять лет, и прощай, может быть, ещё и увидимся! – Он чмокнул жеребца в нос и быстро вышел из станка.
Вечером, засыпав в кормушку Рыжика овса, Аким, положив руку на голову жеребца, горестно произнёс:
- Ну, вот и всё, остались мы с тобой сиротами. Тебе он был спасителем и другом, а мне, вроде как родной племянник. Уехал Николай сегодня из деревни.