Юлька

      На улице рядом с нашим домом, долгое время располагалась огромная лужа. Не знаю, почему её не засыпали в своё время, когда разрасталось село и появлялись новые дома. Но сколько я помню, лужа была всегда. Она была огромной, занимая всю проезжую и непроезжую части улицы. По этой улице никто не ездил, кроме  соседки Маши на американском тракторе «Фордзон». Эта женщина-трактористка работала на этом монстре до войны, во время войны и продолжала трудиться после. Задние колёса этого трактора были высотой с человеческий рост и сплошь металлические, с торчащими зубьями-клиньями. Поэтому Маша заезжала в эту лужу безо всякого страха, погружая свой агрегат в жижу до трети колёс. От этого по поверхности шли волны, достигая заборов и калиток палисадников. Эта жижа была густой и красно-коричневой, поскольку почва на нашей улице состояла сплошь из глины.
   Каждое утро и каждый вечер можно было наблюдать, как её трактор взбаламучивал эту непроходимую топь. В этой луже застревали овцы и козы, и однажды чуть не утонул полугодовалый телёнок. Его потом вытаскивали два мужика, накинув на голову вожжи. Не раз пытались лужу завалить, но ни у сельсовета, ни у колхоза не находилось желания довершить начатое дело. Взрослые с нашей улицы отгоняли от этой топи, как скотину, так и детей. Причина не высыхания лужи была в том, что её подпитывал родник.
   Это случилось в тёплый, по-летнему майский день. Я возвращался после школы, в которой задержался, решая олимпиадные задачи по математике с моим учителем и готовясь к поступлению в институт. А шёл я  как раз по нашей улице, где была знаменитая лужа.
   Внезапно я услышал то ли повизгивание, то ли поскуливание, но это был не щенок, а самый настоящий ребёнок. И ребёнок был не какой-то, а самая настоящая соседская девчонка Юлька. Она училась в пятом классе, и давно уже у них были каникулы. Стояла она среди лужи, примерно в трёх шагах от берега, подхватив подол своего ситцевого платья, и вылезти из этой жижи не могла. Глина на дне цепко держала свою добычу.
   - Картина… Саврасов… «Прилетели». Давно ты здесь? — начал я допрос.
   - Д-д-давн-н-о, — прекратив скулить, выдавила из себя пленница.
   - А зачем полезла?
   - З-з-а м-м-мячиком, — снова захныкала девчонка.
   Обычный резиновый мячик, раскрашенный цветными сегментами, был для ребёнка из нашего детства огромным богатством.
   Я скинул ботинки, подвернул штанины и полез в эту «чачу» спасать человека. С трудом мне удалось выдернуть Юльку из цепких лап лужи. Пока я нёс её до бочки с дождевой водой в нашем саду, чтобы отмыть от глины, заметил, что вся она дрожит, губы, руки и ноги посинели. Весь подол платья тоже был мокрым и грязным.
   - Платье снять, ноги вымыть, — скомандовал я и оглянулся найти, чем бы её укрыть.
   Как раз рядом на верёвке висел шерстяной бабушкин плед с бахромой из толстых скрученных нитей. В памяти промелькнуло, как меня закутывали в него, когда, катаясь на льдине в половодье, я свалился в воду по пояс, прибежал домой, где меня отругали, но напоили горячим чаем с малиной, завернули в плед и поместили на печь.
   - Дома есть кто? – спрашивал я Юльку, заворачивая в плед и оставляя наружу только светлую её голову.
   - Н-н-ико-г-го, — девчонку всё ещё трясло.
   - Марш на веранду, — на меня взглянули её синие-синие глаза, и что-то в них было такое, что я смутился.
   - Бегом, бегом, – скомандовал я.
   На нашей застеклённой веранде было очень тепло и даже жарко. В ясные летние дни там сушили на противнях ягоды и травы. Там же устраивались спальные места. Прямо на полу лежали матрасы, одеяла и подушки. И, начиная с апреля, мы с братом ночевали там.
   «Девчонку надо спасать, иначе заболеет», — эта мысль заставила меня устремиться на кухню, включить плитку, вскипятить большую эмалированную кружку с горстью сушёной малины. Затем, добавив столовую ложку сахара, я перелил варево в пиалу и понёс моей случайной гостье.
   - Спасибо, Лёша, – голос у Юльки уже не дрожал, и во взгляде не было ничего, кроме благодарности.
   - Пей малину, сиди тут и грейся, а я пойду, поищу мячик, – уже как можно мягче произнёс я и отправился на поиски.
   Мячик я нашёл сразу, его прибило ветром к берегу. Ботиночки и засунутые в них носочки были прикрыты лопухом и были тут же на берегу. Затем я сполоснул Юлькино платье в той же бочке и повесил сушиться. Через полчаса платье под майским ветром и жарким солнцем было сухим.
   Ещё через полчаса я занёс на веранду Юлькины платье и ботиночки. Девчонка уснула и разметалась. Щёки горели румянцем. Взгляд невольно упёрся в молочно-розовые холмики груди с задорно торчащими сосками. Краска бросилась мне в лицо, так что я ощутил жар на щеках, в ушах. Я смутился, как будто меня застали за неприличным или грязным делом. Тихо, чтобы не разбудить Юльку, я закрыл дверь на веранду, вышел из дома и укатил на велосипеде на речку.
   Вытаскивая из прибрежных кустов осоки пескарей и иногда жёлто-золотых карасей, мыслями я был там, на веранде, где спала моя соседка.
   Вернувшись с рыбалки, Юльку я уже не застал. Аккуратно сложенный плед поведал, что гостья благополучно убыла домой.
   На следующий день я запланировал запустить воздушного змея, которого собирал по чертежам журнала «Моделист-конструктор», и мне нужен был помощник, чтобы подержать конструкцию, пока я буду разбегаться и тянуть его на нитке.
   Как только я подумал о помощнике, из соседнего двора «нарисовалась» Юлька.
   - Лёша, привет! Чем ты меня напоил вчера, что я спала, наверное, три часа?
   - Там кроме малины была какая-то травка, но она точно не вредная. Горло не болит?
   - Нет, не болит, — на меня снова смотрели её большие голубые глаза.
   Чувствуя, что я опять краснею, я отвернулся и спросил: "Юлька, поможешь запустить змея?"
   - Да, Лёша, конечно, — с воодушевлением отвечала девчонка.
   Мы на велосипеде выехали за околицу. Юля сначала держала змея, я разбегался и тянул его за нитку, командуя при этом: «Отпускай». После неудачных попыток змей взлетел на огромную высоту, размотав всю катушку ниток. Юлька прыгала и кричала: «Ура!»
   А мне было радостно оттого, что запуск удался, ещё более радостно от того восторга и счастья, которые излучала Юля.
   Не раз, когда я что-то мастерил, ремонтировал ли велосипед, клеил ли камеру, появлялась Юля и пыталась мне помочь: подавала ключи или какой-нибудь инструмент. Когда я приходил поздно с вечерних посиделок, Юлька неизменно сидела на скамейке у своего дома.
   - Привет, Юля, поздно уже, иди спать, — обычно говорил я.
   - Привет, Лёша, — отвечала мне соседка и шла домой.
   У Юльки не было братьев и сестёр, и, вероятно, она относилась ко мне, как к старшему брату. Я же готов был опекать и защищать её, испытывая к ней чувство, как к младшей сестре. При этом в памяти возникала картина, которую я видел на веранде, и меня охватывала щемящая нежность к  девчонке.
   Скоро я уехал поступать в институт, а затем и на учёбу. Юлька написала мне письмо, где рассказывала обо всех сельских новостях и спрашивала о моей студенческой жизни. Письмо долго лежало на вахте учебного корпуса института. Обнаружил я его только в октябре. Много раз я собирался ответить на письмо, но что-то всё время отвлекало меня. Я мечтал, как в зимние каникулы увижу её и расскажу всё-всё о своей студенческой жизни.
   Ни в зимние каникулы, ни летом я не смог приехать домой. Всё свободное время было занято учёбой и экспериментами в физической лаборатории, а летом я отправился в строительный отряд. И только в сентябре наведался до дому.
   Меня не было в родном селе ровно год, и, идя по своей улице, мне казалось, что всё стало старым, ветхим и каким-то маленьким: дома и заборы, ворота и палисадники.
   Уже подходя к своему дому, я вдруг понял, что чего-то не хватает…
   Не было лужи. На её месте ровным слоем был уложен слой гравия.
   Дома мне обрадовались, рассказали все сельские новости: «Соседка Маша — на пенсии, трактор «Форзонд» списали на металлолом. Мелиораторы из райцентра приезжали и завалили лужу. Часто заходила соседка Юля, всё спрашивала, когда ты приедешь, но месяц назад соседи уехали. Куда-то на север, на заработки. Юлька? Да, Юлька, конечно, с ними».
   В течение всей остальной жизни я ни разу не слышал ничего об этой девочке.
   Иногда вспоминаю я родное село, дом, улицу с огромной лужей и голубоглазую соседку Юльку. Мне становится и сладко и грустно от этих воспоминаний.