За день до будущего

Завтра наступило будущее. Именно то, о котором мы мечтали вчера: без войны, стрельбы, смертей и похоронок. Но сегодня было настоящее, где нам приказано взять «языка», чтобы узнать о планах немцев, даже после капитуляции рвущихся к Праге.
Нам – это четверым полковым разведчикам: лейтенанту Виктору Фугаеву, старшине Павлу Петренко, рядовому Сашке Клюеву и мне – капитану Федору Сидорову. Мы с Пашей и Витей родом с Урала, а вот самый молодой из нас восемнадцатилетний Саня – москвич.
Команду мы получили предельно краткую и ясную: «язык» должен быть штабником в звании не ниже майора. И это вполне понятно: только офицер в таком звании может гарантировано иметь доступ к данным об ожидаемом нами прорыве фашистов.
На задание мы выдвинулись как обычно в три часа ночи. Самое время перехитрить вражеские посты и просочиться поглубже в расположение немцев.
На передовой со стороны фрицев располагался небольшой городишко. Он, словно остров среди горных ущелий и отвесных скал, компактно уместился на небольшом плато. По нашим сведениям, больших сил противника в нем не было, посему мы планировали миновать его, не создавая лишнего шума.
С точки зрения фортификации средневековые строители очень удачно и по-умному возвели замок, вокруг которого позже сформировался весь городок. С одной из сторон в него вел подъемный деревянный мост, перекинутый через горную речку. С противоположной, откуда двигалась наша группа, мост был капитальный, каменный. Без него преодолеть глубокое ущелье было бы невозможно. Других вариантов попасть в город, равно как и уйти из него, попросту не было.
– Федор, – раздался за моей спиной прерывистый шепот Виктора, – в будке перед мостом – часовой… Дрыхнет, скотина… Второй у парапета курит. Что делаем?
– Сделай так, чтобы он тоже уснул. Пусть потом голову ломает, почему вырубился.
Фугаев с задачей справился на раз, словно призрак возникнув за спиной часового. Уж сколькими приемчиками он владеет, чтобы на время или навсегда отключить человека, я не знаю, но этого фрица он усыпил моментально, сжав ему шею своей железной пятерней.
На противоположной стороне моста часовых вообще не оказалось. То ли немцы были настолько самоуверенными, то ли нас ждал какой-то секретный караул. Чтобы избежать неожиданностей, мы каждый свой последующий шаг выверяли так, словно минное поле преодолевали. Но если тут и были предусмотрены патрули, то в такую тихую и беззвездную ночь они явно предпочли отсыпаться, что нам было лишь на руку, потому мы и продолжили спокойно продвигаться по окраинным улочкам к разводному мосту.
Оказавшись в нужном месте, мы сначала подумали, что сбились с маршрута и вышли не там: моста перед нами не было. Только внимательно осмотревшись и еще раз сверившись с картой, мы убедились, что шли правильно, а вот моста тут действительно не было… больше не было. Теперь на его месте виднелись лишь обгоревшие балки и остатки опор, торчавшие из реки.
Анализировать кто уничтожил мост сейчас было не время. Срочно следовало придумать, как перебраться через реку, чтобы не сорвать задание. И тут послышался звук мотора. В нашу сторону двигался автомобиль. Мгновенно приняв решение, я шепнул друзьям: «Берем» – и показал на остаток балки, валявшейся неподалеку. Чтобы перегородить проезд, его вполне хватило. Прежде чем из-за поворота выехала машина, мы беззвучными тенями растворились в предрассветной серой пелене.
Автомобилем оказался «Хорьх» в полевой раскраске. Водитель в последний момент заметил препятствие и резко затормозил. Выбравшись наружу, он, чертыхаясь по-немецки, попытался сам сдвинуть обгоревшую балку. Безрезультатно. Тогда он вернулся к машине и обратился к сидевшему в ней:
– Господин штандартенфюрер, мне одному не справиться.
Что ему ответили, я не расслышал. Солдат же извиняющимся тоном продолжил:
– Не пойму, откуда это дурацкое бревно взялось. Вечером я тут проезжал беспрепятственно.
Должен сказать, что немецкий язык я знал почти в совершенстве. До войны с удовольствием учил его, а уже на фронте на практике отточил разговорную часть и стал пользоваться им, как родным. Так что в общении с вражескими «языками» у меня проблем никогда не было. «Не будет и сейчас», – подумалось мне, когда я услышал, кто находится в «Хорьхе».
По моему молчаливому сигналу ребята приступили к захвату. Виктор молниеносно оказался за спиной водителя, после чего тот, как подкошенный, повис на его руках. Павел же, отворив водительскую дверцу, влетел внутрь машины, одновременно нанося сокрушительный удар в челюсть офицеру, сидевшему на первом сиденье.
– Нокаут, – буркнул Петренко себе под нос и показал мне через лобовое стекло большой палец.
– Федя, – услышал я голос Виктора, который стоял возле недвижимого водителя с разведенными руками. – Прости, но фриц хлипкий попался, концы отдал. Не рассчитал я.
– Ладно. Он нам не очень-то и нужен был. А вот его форма тебе, похоже, в самый раз придется.
Затем, обращаясь уже ко всем, я сказал:
– Давайте-ка тело в багажник, а машину загоним вон в ту арку, пока нас не засекли. Только балку с проезжей части не забудьте сдвинуть.
То, что за аркой находился глухой двор-колодец, было нам тем более на руку. Пока мы снимали обмундирование с немцев, я прикидывал, как будем действовать дальше.
Для начала я велел Фугаеву переодеться в водительскую шинель и сапоги, натягивая которые, он недовольно пробурчал: «Жмут маленько». Зато форма и обувь офицера мне пришлись в самую пору. Потом привел в чувство связанного штандартенфюрера и задал вопрос, почему сожжен мост. То ли тот не вполне пришел в себя, то ли пока не мог поверить, что его захватили в плен, но ответил сразу:
– Чтобы никто из гарнизона не смог уйти из города. Трусов будем расстреливать на месте.
– Какого гарнизона? – удивленно переспросил я. – Здесь не должно быть ваших регулярных войск, только авангард.
Видимо, полностью придя в себя, и поняв, что уже и так сказал лишнего, немец стиснул зубы и отвернулся, показывая тем самым, что больше говорить не будет.
Его сообщение окончательно убедило меня, что тут что-то не чисто. Мое интуитивное желание разведать обстановку в самом городке теперь становилось насущной необходимостью.
– Паша, вы с Сашком остаетесь в машине. Место тут более-менее укромное. Если вас обнаружат, прорывайтесь на ней с «языком» за каменный мост и ждите нас. Мы с Витей идем в город. Думаю, штандартенфюрера в лицо не все знают, так что постараемся разузнать подробнее, что тут происходит.
После этого мы без лишних слов и вопросов крепко пожали друг другу руки. Затем двое забрались в «Хорьх», а двое – вышли на дорогу под видом патруля.
Буквально на второй улочке мы наткнулись на колонну танков и бронемашин. Стояли они вплотную друг за другом, так что поместилось их здесь достаточно много. Часовой возле одного из «Тигров» при виде высокого чина из СС вытянулся во фрунт. «Видимо, их действительно часто проверяют, – подумалось мне. – Значит, и наш немец тоже ехал с проверкой».
Дальше мы почти в каждом переулке встречали, как боевую технику, включая пушки и минометы, так и машины для личного состава. А на ратушной площади мы увидели ряды армейских палаток.
– А вот где и живая сила расположилась, – тихо сказал Виктор.
Чтобы не привлекать к себе особого внимания, мы зашли в подъезд одного из домов, где и обсудили увиденное.
– Вот какая картина складывается, Витя. Похоже, немцы незаметно для нас умудрились сконцентрировать в этом городишке всю свою ударную мощь. Причем это какие-то фанатики, если не сказать – смертники. Самим себе путь для отступления отрезали.
– Да, уж, – продолжил Фугаев. – Силы тут не малые. И получается, что мы-то их отсюда никак не ждем. Думаем, что они широким фронтом ударят. А они вона как, решили сконцентрированным кулаком врезать.
– Самое гнусное, на нашем участке нет мощного заслона от такого «кулака». И посему надо нам, друг мой, срочно возвращаться с этой вестью, чтобы к нам успели перебросить хоть какое-то усиление с других участков.
Только я произнес последние слова, как с той стороны, где мы оставили машину с ребятами, раздались выстрелы.
– Чёрт, – вырвалось у меня. – Засекли наших. Теперь бы им до моста добраться. Да и нам тоже.
Уже без особых предосторожностей, но стараясь не срываться на бег, мы оба заспешили к мосту. Утро было еще очень раннее, но город уже начал просыпаться, а с ним и враги, заполонившие его. Способствовала этому и стрельба моих ребят. Я очень надеялся, что им удастся прорыв за мост. «Язык», которого они везли в машине, оказался весьма ценен. Но расскажет ли он про забитый под завязку фашистами город, вот вопрос. Так что добраться до своих с этим известием теперь обязательно должны и мы с Виктором.
В этот момент сердце мое сжалось вдруг от осознания того, что война-то, не сегодня-завтра закончится, а друзья могут не дожить до победы уже прямо сейчас. Допустить такого я не имел права. О себе я не думал. Все мысли были только о них: Викторе, Павле и Александре. Ведь меня с ними столько связывало, и я им был многим обязан, включая мою жизнь…

* * *
Военные пути-дороги сложились так, что уже третий год рядом со мной воюет шурин. Это я про брата моей жены Виктора. На фронт мы с ним ушли в июне сорок первого года добровольцами – правда, не одновременно. Потому и служить попали в разные части, но оба стали разведчиками. А зимой сорок третьего под Сталинградом, когда я собирал свою новую разведгруппу, его перевели к нам в полк.
Сказать, что я был рад такому пополнению – не сказать ничего. Фугаев еще до войны стал одним из первых в стране признанных мастеров джиу-джитсу. Если добавить к этому парашютные навыки и меткую стрельбу, то любые сомнения в его профпригодности для нашего дела отпадали сами собой. Мало того, его навыки не только обеспечивали нам безупречное выполнение поставленных командованием задач, но однажды спасли мне жизнь.
Дело было так.
Весной сорок четвертого группу под моим командованием забросили в тыл к белорусским партизанам. Надо было выяснить, что за сомнительное подразделение народных мстителей появилось в этих местах. Немцы уже практиковали создание псевдоотрядов, которые помогали им обнаруживать и уничтожать партизан настоящих. Нам предстояло разобраться, действительно ли сформировался новый отряд из местных жителей и окруженцев, или же в дело вступили враги.
Встречали нас после десантирования бойцы отряда «Полесье». С его командиром мне и до того приходилось встречаться. Это был проверенный и смелый человек, за голову которого немцы предлагали сумасшедшее вознаграждение. Но отряд был неуловимым, а его командир настолько хитрым и прозорливым, что врагу все время доставались лишь пустые партизанские стоянки, да минные ловушки на подступах к ним.
Именно с Сахно мы и разработали окончательный план операции, которую для себя стали именовать «Проверкой на болотах». На болотах, потому, что неизвестный доселе отряд базировался, хотя и неподалеку, но в таких непроходимых и топких местах, что связи с ним пока не установили.
К кромке болот нас вывел подросток из местных жителей, бывший в отряде связным и проводником. От него мы получили и схему прохода в глубь белорусских топей. Отряду же предстояло быть наготове и ждать нашего сигнала: желтой ракеты, если мы нашли своих, красной – если это враги. Во втором случае мы должны были захватить командира лжеотряда и держаться до прихода партизан, для которых мы оставляли по пути специальные метки.
Поплутав некоторое время по зыбким кочкам и гатям, мы вышли на дозорных, которые забрали у нас оружие, но не обыскали, поэтому ракетница осталась у меня за поясом под гимнастеркой. В их сопровождении мы и дошли до лагеря: довольно широкой и светлой поляны, окруженной березами и осинами, среди которых виднелись землянки. В центре стоянки мы увидели некое подобие лесной избушки. Скорее всего, когда-то это была одна из заимок местных охотников. Сейчас же в ней располагался штаб отряда, куда нас и подвели.
Из избушки вышли трое: коренастый усач в кожаной тужурке с портупеей через плечо и в кубанке со звездой на голове; высокий, худой, словно мумия, человек в галифе и кителе без опознавательных знаков, но в офицерской фуражке; и верткий рыжеволосый парень в ушанке с красной ленточкой и овчиной безрукавке поверх гимнастерки.
Старший дозорный обратился к усачу совершенно не по уставу:
– Вот, Михей Гаврилыч, задержали. Командира требуют.
– Требуют, говоришь? Ну я – командир. А вы кто ж такие будете? – вопрос адресовался нам. Ответил я, давая понять, кто в нашей группе старший:
– Мы из-за линии фронта. Присланы на связь с вами. Только давайте продолжим дальнейший разговор без лишних ушей.
– А почему я должен вам верить? Может, вы провокаторы и засланы фашистами? – Михей Гаврилович, ухмыльнувшись, повернулся в сторону худощавого, словно ища у него одобрения.
Пришлось мне произносить очевидные истины про то, что если бы мы были от немцев, то почему же только втроем? Ведь если враги знают, где располагается этот отряд, то они давным-давно нагрянули бы сюда. А так нам помогло найти отряд руководство партизанского движения, которое заинтересовано, кстати, вовлечь и его в общее дело борьбы с оккупантами. Для этого нас и послали, чтобы со своей стороны на месте понять общую ситуацию, выяснить, как образовался отряд, каковы его боевые возможности и ресурсы, обсудить то, что уже удалось сделать, и ближайшие планы.
После такого своеобразного ликбеза командир отряда без лишних слов приказал дозорным отдать нам оружие и возвращаться назад, а нас пригласил в избушку.
Внутри было довольно уютно, хоть и тесновато. Все расселись вокруг грубо сколоченного стола. Познакомились. Командиром отряда, как и следовало ожидать, оказался тот самый Михей Гаврилович. Он представил нам своего заместителя – худого в галифе.
– А это Семен, – кивнул командир на рыжего парня. – Главный наш разведчик.
Я тоже представился и отдал Михею Гавриловичу текст специального обращения к партизанам Белоруссии, в котором советское командование призывало всех к объединению. Так сказать, верительную бумагу за подписью и печатью.
Пока командир изучал документ, я попросил его заместителя разрешить моим ребятам осмотреть лагерь и пообщаться с коллегами: взрывниками и разведчиками. Сопровождать их отправился Семен.
Как только Михей Гаврилович дочитал документ, я задал свои вопросы: когда образовался отряд, какова его численность, кто входит в состав, хорошо ли вооружены? И главное, какие акции отряду уже удалось провести и где?
– Что ж, – пригладив усы, произнес командир отряда. – Начну с конца. За время существования мы захватили большой продуктовый обоз в деревне Яшкино, разбили моторизированную колонну, следовавшую из Мисевичей в Кашепаровку, а также взорвали состав с боеприпасами на станции Мулявино. Так что, нам есть чем гордиться.
Дальнейшее я слушал уже вполуха. Всё по причине того, что ни одна из перечисленных акций не была зафиксирована в сводках партизанской активности не только у нас, но и в сведениях, полученных нашей разведкой у немцев.
«Значит, всё, чем хвастается Михей Гаврилович – липа, и доверять остальному тоже нет смысла», – размышлял я. По всему выходило, что отряд этот не настоящий. А значит, одно из двух: или это немецкие прихвостни, или ушлые местные, которые на самом деле просто отсиживаются в лесу, чтобы потом предстать героями-партизанами, а не дезертирами.
Ребятам тоже многое показалось странным и каким-то постановочным: Павел, например, заметил, что боеприпасы складированы в новых ящиках, словно вчера с завода. Виктор же обратил внимание, что обувь у всех бойцов, хоть и была разношерстной, но ни у кого – рваной или сильно поношенной, что для нерегулярных подразделений по нынешним временам было редкостью. Об этом они успели мне рассказать, когда я под предлогом размять ноги тоже вышел на воздух.
В том, что это оказалось не настоящее партизанское подразделение, сомнений больше не оставалось. Действовать я предложил решительно:
– Захватываем избушку и командира. Даем красную ракету. Наша задача: продержаться до прихода партизан. Место удобное, простреливается во все стороны. Должно получиться.
Снова все собрались в избушке. Не присаживаясь за стол, я заявил Михею Гавриловичу:
– Нестыковка получается, не взрывал никто состав в Мулявино. Нет таких данных даже у немцев. Что скажете?
Поняв, что раскрыты, псевдопартизаны больше не таились и попытались взяться за оружие. Если рыжего Семена Павел нейтрализовал сразу, то пока я приказывал командиру поднять руки и зря не шуметь, сзади на меня с финкой бросился его заместитель. По всему, достал бы меня его клинок, не окажись проворнее Виктор. В неимоверном броске ногами вперед он провел какой-то замысловатый прием и скосил нападавшего, словно молодую березку. Падая, тот ударился головой о скамейку и уже не поднялся.
– Что вы задумали? – подняв руки вверх, сквозь зубы спросил Михей Гаврилович. – У вас же нет шансов.
– Шанс есть всегда. Главное, как им распорядиться, – ответил я и выпустил из окна в небо красную ракету.
Это вызвало некоторое замешательство в лагере. Сразу три человека захотели войти в избушку, чтобы разобраться, в чем дело, но сраженные моей очередью из автомата, попадали у входа.
Тут же со всех сторон по бревенчатому домику стали стрелять другие. Поскольку внутри оказалось предостаточно оружия, включая гранаты, то мы втроем достойно ответили и не подпускали к себе никого до появления бойцов из «Полесья» во главе с Сахно. Ему же мы передали и Михея Гавриловича.
Так мы помогли партизанам разоблачить и почти полностью уничтожить вражеский отряд, а Виктор спас мне жизнь.

В отличие от Виктора, с Павлом Петренко мы воюем вместе с первых дней. До этого оба жили в разных местах. На фронте же сошлись друг с другом легко и сразу. А когда выяснилось, что у нас в тылу остались семьи, да еще у каждого было по двое детей, то дружба наша стала еще крепче. Небольшая разница была лишь в том, что я оставил с женой Люсей двух пацанов, а Петренко с войны дожидались на Урале жена, дочка и сын.
Паша с первых дней заинтересовался минным делом. Овладел он навыками минирования быстро. И так у него ловко получалось управляться со своим смертоносным хозяйством, что молва о нем, как о виртуозе-взрывнике, разнеслась по всему фронту со скоростью радиоволны. В результате он стал первым членом разведывательно-диверсионной группы, которую мне было поручено собрать во время битвы под Москвой.
С тех пор мы и идем бок о бок по опасным тропам войны. Перерывы случались только на время лечения в медсанбатах и госпиталях. Пашу в левую руку зацепил осколок вражеского миномета при освобождении Белоруссии. Меня же сначала легко контузило в сорок втором, а потом пуля застряла в правом бедре, найдя меня на Курской дуге.
Благодаря Петренко я тоже стал неплохим минером. Так что пока он залечивал свою рану, я замену не искал, пускал на воздух фрицев сам. Не без гордости скажу: марку уральских подрывников не уронил. Осечек не было.
Мы настолько сблизились с Павлом, что уже не раз представляли, как после Победы, в которую ни на минуту не прекращали верить с первых дней войны, наши дети познакомятся, а там, глядишь, его Валюшка с кем-то из моих сыновей создадут новую семью, нарожают нам внуков, и станем мы тогда фактическими родственниками.
– Представляешь, Паша, ездить мы будем друг к другу не просто как фронтовые друзья, а как сваты, – в очередной раз мечтательно произносил я.
На что будущий потенциальный родственник с подковыркой продолжал:
– Тебе чаще придется ездить. Молодые-то будут у нас жить.
– Чего это вдруг?
– А того. Зачем им ютиться в вашей городской квартирке. У нас-то в селе и дом просторный, и коровка своя имеется. Да и заводов вокруг, как у вас, нет. Что еще нужно, чтобы внуков здоровых вырастить?
Поскольку подобные разговоры велись все чаще, а финал у них был один и тот же, мне оставалось лишь улыбнуться и развести руками:
– Ох, и хитер ты Петренко! Но спорить не буду. У вас, так у вас. Лишь бы войну скорее закончить, да приступить к исполнению этого плана.

Последним в мою группу влился Сашка Клюев. Это и не мудрено. Он совсем пацаном попал на войну, приписав себе в сорок третьем году пару лет. То, что он, несмотря на малолетство, спасибо Осоавиахиму, в совершенстве разбирался в различных моторах и классно управлял любой техникой, включая рацию, привело его в конечном счете в разведку, а затем и к нам.
Свои умения Саня демонстрировал неоднократно. Помню, как-то раз достался нашему полку трофей – «Фердинанд» в леопардовой раскраске. Все бы ничего, только заводиться он никак не хотел. Что уж там с ходовой частью самоходки произошло, неизвестно, но никому из штатных технарей справиться с ней не удалось.
А тут еще ко всему к нам на передовую с целью рекогносцировки прибыл комдив. Увидел трофей и спрашивает комполка:
– Товарищ полковник, не на ходу ли техника вражеская?
– Никак нет, товарищ генерал-майор. Не заводится, треклятая.
Комдив пристально посмотрел на «Фердинанда» и с досадой произнес:
– Жаль. Мыслишка дерзкая у меня родилась. Да видно, не судьба ей реализоваться.
Наш полковник, скорее из вежливости, а не любопытства, уточнил все же:
– Разрешите поинтересоваться, что за мысль? Вдруг справимся.
– Для этого сей «леопард» должен двигаться, а не стоять тут в качестве экспоната, – услышал он в ответ от комдива.
Наверное, тут бы все и закончилось, не будь моя группа свидетелем этого разговора. Клюев всё слышал и буквально не находил себе места от желания обратиться к командирам. Умоляющим взглядом он смотрел на меня, словно испрашивал разрешения на это. Ну как я мог отказать? Раз Сашка рвется в бой, значит, ему есть что сказать.
Увидев мой разрешающий кивок, Александр сделал два чеканящих шага в сторону комдива и, приложив правую руку к пилотке, выпалил:
– Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться к товарищу полковнику!
Командир дивизии, на секунду опешив от такого лихого обращения, козырнул в ответ и сказал:
– Обращайтесь.
Клюев, не опуская руки, развернулся к комполка:
– Товарищ полковник, разрешите посмотреть «Фердинанда»?
– Что значит посмотреть? Тут вам не музей, рядовой, – с некоторым раздражением ответил наш командир.
Сашку это не смутило, и он продолжил, как ни в чем ни бывало:
– Я не из любопытства. Думаю, смогу его починить.
– Думаете или уверены? – Спросил уже комдив, которому явно понравился этот энергичный боец.
– Уверен, товарищ комдив. Мы изучали их технику на курсах. Правда, в живую не видели. Но матчасть я сдал на отлично.
Обращаясь к полковнику, командир дивизии с улыбкой спросил, а фактически отдал приказание:
– Что, дадим шанс юноше?
После такого поворота комполка оставалось только сказать:
– Действуйте, Клюев. И не подведите ни себя, ни всю часть.
Сразу скажу, не подвел Александр никого. Буквально через полчаса, пока комдив проводил совещание в штабном блиндаже, победил-таки он немецкую технику: завелся «Фердинанд». Как Сашке это удалось – не понятно. Зато сразу стало понятно, что генеральская задумка теперь вполне может осуществиться. И заключалась она в следующем.
Для уточнения возможностей врага требовалось именно в районе нашего полка провести эшелонированную разведку вплоть до разведки боем с углублением в позиции фашистов. Задача обычно неимоверно сложная и опасная, связанная с людскими потерями. Но при наличии в нашем распоряжении немецкой самоходки она становилась очень даже реальной.
Так и получилось. В сумерках мы смогли не просто подъехать к вражеским позициям, но и проехаться вдоль них, словно выбирая, где пересечь передовую, чтобы вернуться в «свой» тыл.
Пока немцы отвлекались, чтобы разобраться, откуда на нашей стороне взялась их самоходка, курсирующая теперь перед ними взад и вперед, другим разведгруппам тоже удалось подобраться к фрицам гораздо ближе обычного, а где-то и языка захватить.
Напоследок мы открыли шквальный огонь по окопам противника, лихо развернулись и рванули через нейтральную полосу к себе. Ответный огонь уже не смог причинить нам никакого вреда. Боевая задача была выполнена без потерь. Единственный, кто пострадал, да и то морально – это Клюев, сильно расстроившийся, что ему не позволили самому вести починенную им машину. Словно компенсируя его досаду, комдив перед строем выразил Сашке личную признательность за отличную службу и велел внести его фамилию в приказ на поощрение.

* * *
…Нам повезло, по пути никто из повстречавшихся немцев не заподозрил в спешащих куда-то двух эсэсовцах лазутчиков и не помешал нашему движению. Срезая путь, мы выскочили к мосту не с той стороны, откуда к нему подъехал «Хорьх». Подъехал, но не проехал по нему, потому что его перегородил шлагбаум, за которым теперь расположился усиленный караул с пулеметом. Александр с Павлом вовремя сообразили, что в лоб им не прорваться, и остановились чуть поодаль. Похоже, пытались придумать другой вариант прорыва.
Долго думать им не позволили. Унтер-офицер с двумя солдатами направились к ним. Подпустив их почти к самой машине, ребята открыли огонь. Завязалась перестрелка. Сложно сказать, чем бы она закончилась, не появись мы с Виктором. Немецкая форма сбила с толку охранение моста, и нам беспрепятственно удалось сблизиться с ним настолько, чтобы можно было начать прицельную стрельбу.
Наше нападение заставило немцев ослабить атаку на автомобиль и перекинуться на нас. Главное, что они развернули пулемет в нашу сторону. Поняв, что другого шанса может и не быть, Клюев, а за рулем был он, нажал на газ. Павел же не прекращал строчить из окна «Хорьха». Разогнавшись, машина протаранила шлагбаум, влетела на мост, и через несколько мгновений преодолела его. Теперь очередь была за нами.
Закидав пулеметчика и остававшихся на мосту фащистов гранатами, мы совсем было расчистили себе путь для отхода, но именно в этот момент появились мотоциклисты с пулеметами в колясках. Теперь уже нам пришлось занять оборону на мосту и отстреливаться от наседавших фрицев. Положение складывалось – хуже некуда. Мы даже голову не могли приподнять из-за шквального пулеметного огня, не то, чтобы отступить.
Я лихорадочно думал, что предпринять. И вдруг наступила тишина, вместе с которой всё вокруг стало каким-то размытым, словно отступив на второй план. Я престал видеть не только немцев, но и Виктора. Зато услышал голоса. Они раздавались словно откуда-то сверху. Поскольку я никого вокруг себя не видел, то сперва подумал, что это контузия сказывается, что в момент сильного душевного волнения у меня возникла галлюцинация. Помнится, о подобном и предупреждали врачи в госпитале. Но так как я не только отчетливо разобрал два различных голоса, но и уловил суть разговора, то версию своего бреда отмел напрочь. А речь собеседники вели в том числе и обо мне.
– Коллега, зачем вы активизировали Замедлитель временного потока? – Вопрос был задан глухим обволакивающим голосом.
– Я просто хочу окончательно разобраться, куда мы движемся, – послышался в ответ более молодой и звонкий голос. – Вы и так уже поступили нелинейно, продолжив военные действия немцев после полной их капитуляции. Теперь вы хотите повернуть всё вспять?
– Не вспять, а в сторону. На мой взгляд, такая мощная группировка войск не должна была просто взять и сдаться. И вообще, интересно экспериментировать, а не следовать канонам.
– Да, иногда нестандартный эксперимент идет на пользу делу, но не за счет же огромного числа людских жизней, которые по вашей милости уже неделю продолжают уничтожаться.
Не понимая до конца, что обсуждают собеседники, главное я уловил – идет научный спор. И спорят они о войне.
– И чего же вы хотите? Остановить то, чего не остановить: прорыв немцев на этом плацдарме? Каким же образом? – посыпались вопросы в сторону молодого спорщика.
– Есть вариант. Вот почему я решил оставить в буферной зоне одного из русских. С его помощью можно попробовать прекратить ваш безумный эксперимент.
«Наконец-то, – подумал я, – и про меня вспомнили». Похоже, что и эти двое только сейчас обратили на меня внимание и поняли, что я слышал часть их разговора.
– Приветствуем вас, – услышал я сдвоенное обращение к себе.
Должен сказать, что на каком языке со мной общались я не понял, скорее всего, ни на каком. Просто в моей голове раздавалась речь, а я ее понимал. Я же ответил по-русски:
– Здравствуйте! Могу я поинтересоваться, с кем говорю, где вы и что происходит?
– Называйте нас, ну, скажем, Планировщиками. Где мы – не так важно. Увидеть нас вы все равно не можете, так что просто слушайте. Подробно отвечать на третий вопрос нет времени, вкратце скажу так, я, например, хочу, чтобы идущая сейчас на Земле война наконец-то прекратилась, а вот мой коллега настаивает на ее продолжении, поскольку, один раз ему уже удалось повернуть ход ее событий в обратную сторону. Это было в сорок первом у вас под Москвой, – ответил мне голос молодого, так пусть и будет, Планировщика.
– То есть это вы остановили время? – осенило меня. – Так если вы можете делать такое, почему же вам не договориться между собой и просто взять да самим всё переделать? Я-то вам зачем?
– Видите ли, Федор, кодекс Планировщика не предусматривает возможности реализации нами личностных поступков конкретных людей. Проще говоря, мы только лишь намечаем основные направления развития человечества, готовим, так сказать, почву для этого. Настраиваем временные потоки. Иногда что-то корректируем, как сказал коллега. Но реализуют всё сами люди, – вступил в разговор второй Планировщик.
– А заставить человека поступить, как вам надо, вы разве не можете?
– Нет, это категорически запрещено. Мы не можем ни заставлять людей поступать как нам надо, ни менять их судьбу ради реализации наших планов.
– Что-то с трудом вериться, при вашем-то могуществе, – не удержался я от того, чтобы не высказать свое сомнение.
В ответ раздался вздох молодого, который произнес:
– Увы, поверьте на слово, но это так. За всю историю человечества был только один случай – с Иисусом. Среди нас до сих пор нет единого мнения: надо ли было его воскрешать или нет.
Интересный завязывался диспут. Но я понимал, что в это же время мои друзья по-прежнему оставались в смертельной опасности. Пусть даже во временно остановленном времени.
– Так, все-таки, чего вы хотите от меня? – повторил я свой вопрос.
– Коллега, идея была ваша, изложите ее нам. Мне тоже весьма любопытно узнать подробности, – поддержал меня старший Планировщик.
Молодой выдержал паузу и начал:
– Я активизировал Замедлитель временного потока в момент, когда еще возможна развилка: или вы с друзьями возвращаетесь к своим, или вы делаете то, о чем я скажу чуть позже. Принципиальная разница заключается в том, что в первом случае немцы безотлагательно ударят по вашим позициям, а вы, хоть и знаете теперь об их плане, ничего не успеете предпринять. Очевидный перевес на их стороне. Следовательно, скорее всего, и вас, и ваших друзей убьют во время прорыва: фашисты озверели и не щадят никого. Сметя вас, они двинутся к Берлину, война продолжится, погибнет еще масса людей. То, что может произойти дальше, будет зависеть уже не от вас…
– Давайте уже про то, что зависит от меня, – с нетерпением перебил я.
– Вы можете сделать так, что немцы окажутся в ловушке, которая заставит их буквально завтра сдаться без боя. При этом в живых останутся все ваши друзья и еще масса солдат, – как ни в чем ни бывало продолжил Планировщик.
– А со мной что будет?
– К сожалению, вас не будет, совсем. Родным напишут, что вы пропали без вести, поскольку не найдут не единого вашего следа после того, что произойдет.
Сказано это было так просто и без эмоций, что я по инерции, будто согласившись, уточнил:
– То есть я погибну? Из-за чего?
Молодой голос объяснил:
– Вы же видели, что совсем рядом с мостом расположена Пороховая башня. Так уж повелось в средние века – располагать их на окраинах крепостей и возле мостов. Именно в ней, а точнее, в ее подвале, фашисты разместили почти весь свой боезапас. По моему плану, если его взорвать, то не только башня разлетится вдребезги, и немцы лишаться снарядов, гранат и патронов, но и мост будет разрушен до основания. Про другой вы уже сами выяснили. Так что немцы окажутся в западне. Наводить переправы для техники – дело не одного дня, значит, завтра же советское командование сможет предложить немцам ультиматум: сдача без боя или полное уничтожение с воздуха.
– Да, при таком мощном взрыве вы просто растворитесь в огне, – констатировал другой Планировщик.
Теперь я понял, что меня ожидает, если я действительно соглашусь с планом молодого. Понял я и то, что эти двое не просто так ждут моего решения. От него зависит сам ход истории. А главное, жизни моих друзей и соратников. Альтернатива у меня была, честно говоря, не ахти: откажусь – погибну с большой долей вероятности, причем вместе с друзьями, соглашусь – погибну один и гарантировано, но другие будут жить.
– Как я попаду в арсенал? – задал я, наконец, вопрос, которым фактически оформил мой выбор.
Молодой планировщик, как мне показалось, облегченно вздохнул, а затем подробно рассказал, как проникнуть в Пороховую башню через потайной ход.
Поскольку я больше ничего не спрашивал и ничего не просил, он лишь уточнил:
– Итак, вы готовы?
В ответ я молча кивнул…
…Через мгновенье реальность вернулась. Под всё тем же шквальным огнем я подполз к Фугаеву и сказал:
– Слушай, Витя. Слушай внимательно. Я сейчас отвлеку немцев, а заодно наведаюсь кое-куда. Ты же сделай всё, чтобы добраться до машины живым. Что передать нашим – знаешь, да и офицер подтвердит наши данные. Деваться ему будет некуда.
– Федя, что ты задумал? Давай вместе...
– Приказы не обсуждаются, шурин ты мой дорогой, – прервал я Виктора. – Единственное, что прошу: не бросай моих, если что.
После этого я обнял друга и родственника за плечи и откатился к перилам моста. Уже оттуда крикнул ему:
– Как только брошу гранаты, отступай! Я поддержу огнем.
Две лимонки, брошенные мной, дали возможность мне добежать до начала моста, где начинался спуск под его опору, а Виктору начать отступление. Не жалея патронов, я стрелял пока он не оказался на безопасном расстоянии, а затем и сам скользнул вниз, под мост.
Оказавшись под опорой, я понял, почему за сотни лет никто не открыл этого хода в Пороховую башню: до него надо было карабкаться опять вверх, но чуть левее спуска с моста. В общем, не зная куда лезть – не доберешься. Я – знал.
В арсенал вел узкий тоннель, входом в который служила не дверь. Это был скорее люк, только стоящий вертикально. Отворился он хоть и не сразу, но без скрипа. Средневековые мастера сработали на совесть. Пригибаясь и выставив вперед руку, я двигался вперед, пока не наткнулся на фальшстенку. Она загораживала подземный ход изнутри. Вот почему и немцы, складируя боеприпасы, не могли его обнаружить. Я легко выбил препятствие плечом и сразу увидел стеллажи ящиков со снарядами, минами, гранатами и патронами.
– Ну, что же, капитан Сидоров, – сказал я самому себе вслух, отдавая последний приказ и выдергивая чеку из лимонки. – Действуй!
Пока граната была еще в руке, я вдруг отчетливо увидел, словно на экране перед собой, как Виктор после войны заменил моим пацанам отца; как у Павла родились еще две девочки, а его Валентина не только познакомилась с моими сыновьями, но и вышла потом замуж за младшего – Юрку – и родила моего внука Сережу; как Сашка обзавелся своей семьей и родил дочку, которую назвал Катей; как потом она стала женой Сергея и у них родились уже мои правнуки…
И последнее, в чем я окончательно уверился, разжимая ладонь, что если уж не наши дети, то внуки точно напишут о тех, кто сложил свои головы за день до будущего.