Мулик

     -- Митенька, ты мне мешаешь готовить. Надо успеть приготовить папе покушать. Он с работы придёт усталый и голодный. Иди в комнату, поиграй там,  дай мне закончить.
     -- Хочу гулять.
     -- Тебе пока надо посидеть дома, доктор сказала, что горлышко твоё надо подлечить.
     -- В комнате скучно. Все гуляют, а я …
     -- Пойдём, я тебе дам карандаши, тетрадку, и ты нарисуй что-нибудь весёлое.

     Рыжеволосый Митька Карасёв послушно уселся за стол, разложил рядом цветные карандаши (у некоторых он когда-то сломал грифели и ленился их заточить) и задумался. Рисовал он не очень.  Во дворе тогда мелом на стене нарисовал человечка из мультфильма, так ребята смеялись над его художеством.
     Дрёма стала наваливаться на Митьку, но он мужественно взял карандаш и стал повторять:
     -- Точка, точка, запятая…
     Появилась, как когда-то на стенке дома, кривая рожица.
     -- Ручки, ножки, огуречик...               
     И правда, на Митьку смотрел странный человечек.
     Митька задремал, опуская всё ниже голову к столу.

     -- Эй, ты!
     Митька очнулся, осмотрелся.  Никого.
     -- Давай рисуй меня, соня.
     Надо же? Человечек машет своей рукой-палкой и ещё разговаривает.
     -- Чего тебе надо? Нарисовали тебя и хватит.
     -- Нееее. Такого-то любой нарисует. Рисуй волосы, одёжку, штаны, как полагается. Только рыжие волосы, как у тебя, мне не делай. Хватит одного рыжего в доме.
     -- Но-но, разболтался тут. Да у меня и карандашей-то раз-два и обчёлся. Ладно, будешь зелёный.
Митька нарисовал зелёную шевелюру этому попрошайке, посмотрел на него, и ему стало очень смешно.  А человечек нахмурился:
 
     -- Это всё?
     -- Не всё. Вот ещё. Лес, поляна…
     Митька вспомнил ещё смешной стишок. Волосы – это зелёный лес, лоб – поляна, нос – серая горка, рот -- чёрная яма. Рисунок продолжал преобразовываться. Митька так увлёкся, что в нём проснулось творчество, спавшее до этого момента.  В ход шли всякие карандаши, даже со сломанным грифелем.  Митька их зубами чинил и сплёвывал на пол.    

     -- Грудь, живот, пупок, а здесь…
     -- Стой, -- закричало изображение, похожее неизвестно на кого. – Штаны давай!
     Штаны, рубашка, тапочки – всё выдал Митька неугомонному попрошайке и заявил:
     -- Сделал дело – гуляй смело. Так папа говорит. Иди, гуляй, Мулик.
     -- Почему – Мулик?
     -- Я так хочу. Ты просил – я делал. Теперь я так хочу – ты Мулик, всё, иди.
     -- Не пойду я так гулять.  У всех смартфоны, а у меня ничего в руках нет. Дай смартфон поиграть, показать ребятам.

     -- Чего захотел? Да у меня самого ещё его нет.  Папа только обещает купить.
     -- Ну, нарисуй, хотя бы.
     -- Это не жалко.
     Митька взял последний пишущий коричневый карандаш и пририсовал к руке квадратик.
     -- Это что, смартфон?
     -- Да, как ты просил.
     -- А он работает? –  надоедал Митьке Мулик.
     -- Я не знаю.  Моё дело нарисовать, а работает он или нет, мне всё равно. Хватит с меня, надоело рисовать.

     Мулик зашевелился на тетрадке, что-то щёлкнул. И вдруг на маленьком экране смартфона появилась диктор телевидения и сказала: «Здравствуйте дети!»
     Митька от испуга чуть не свалился  со стула.  А Мулик-жулик закричал:  «Ура! Работает»  и спрыгнул со стола на стул, потом на пол, и побежал к двери.
     -- Куда же ты, Мулик? – только и успел сказать Митька. А Мулика и след простыл.

     Горло у Митьки  напомнило, что на улицу выходить нельзя, а его голова склонилась на стол и Митя заснул.
Проснулся Митя неожиданно и увидел маму, а в дверях толпились дети с каким-то дядей. Слышалось, что они о чём-то спорили.
     -- Он нам сказал, что живёт здесь с Митей Карасёвым, мы и привели его к вам.
     -- Да, говорил, -- подтвердили знакомые Мите ребята
     -- Нет. Это ошибка. У нас живёт только один мальчик Митя, а этого с зелёными волосами я не знаю.
     -- Я знаю, -- вскрикнул Митя. -- Он живёт у нас, правда…  Недавно.
     Мама вскинула брови вверх:
     --  Как это?
     -- Да я его нарисовал, а он сбежал во двор погулять.

     -- Ничего себе – погулять. Он во дворе своим смартфоном хвастался так, что у него, наверно, хвост от этого вырос. Всем показывал, дразнился. Девочки даже от обиды расплакались. У нас в доме никогда не было таких плохих детей. Все воспитанные. Бывают иногда исключения, -- оправдывался дяденька, -- но не часто. Заберите его,  пожалуйста.
     Маме ничего не оставалось, как взять этого непослушного хвастунишку за ручку-палочку, подвести к Мите и сказать:
     -- Ну,  ты, Митенька, и нарисовал нам весёленькое, что стыдно теперь стало перед соседями. – На вот его, забирай и воспитывай сам.

     Гости ушли, мама пошла на кухню готовить, а Митя смотрел на Мулика, своё произведение,  и не знал, как с ним поступить.  Мулик особенно не волновался: «Подумаешь – смартофоном похвастался. У других мопеды есть, злектросамокаты, а у меня..»
     -- Эй, Муля, прыгай сюда на стол. Я тебе что-то покажу.  И отдай мне тот смартфон. Он, может, мне ещё пригодится.  Папа так и не успел мне его купить.
     -- Ты что, больной? Какой смартфон? Это тот, что нарисовал? Это же прошлый век. Теперь уже совсем другие в моде, прямо в ухе сидят. Только подумаешь, он сразу исполняет.
     -- Всё равно, верни тот старый.
     -- Нету. Я его ещё тогда выбросил, а кто-то из ребят подобрал.
     -- Врёшь опять?  Ладно, залезай на тетрадь.

     Муля послушно и с интересом залез на стол, ступил на тетрадь, откуда недавно сбежал и стал ждать.   
     -- А теперь ложись, как лежал тут раньше.  Я тебе кое-что подправлю.  Тебе понравится.
     -- Зачем?  Мне и так всё понравилось, не надо поправлять, мне больно будет.
     -- Надо, Мулик, надо.  Потерпи чуть-чуть. Это перевоспитание, мама велела, а я её всегда слушаюсь.
     Мулик занял своё прежнее место на тетрадке, как на операционном столе перед важной операцией, не зная, что будет дальше,  и закрыл свои хитрые глазки.
     Митя взял ластик и быстрым движением стал стирать Мулику половину туловища.
     -- Аааа, больно, -- послышался голосок и затих.

     Митя закончил своё дело, стерев и размазав своё художество, закрыл тетрадь и пошёл к маме докладывать:
     -- Мама, я его, этого нарисованного,  перевоспитал.
     -- Как тебе удалось так быстро его перевоспитать?
     -- А его стёр ластиком и всё.
     Мама рассмеялась, вытерла о передник руки, потрепала Митькину рыжую шевелюру и похвалила:
     -- Молодец, сыночек…

     … Прошли долгие годы.  Мама постарела, папы не стало.  Дмитрий Семёнович стал известным художником.
     Появилась выставка его картин. Он с мамой посетил свою выставку, на которую прибыло много любителей живописи.  Здесь были выставлены Митины пейзажи, портреты, натюрморты, батальные сцены. В разнообразии сюжетов картин чувствовался творческий поиск художника в разных направлениях живописи чего-то главного, своего.
     Маме было очень приятно от внимания и благодарности посетителей разного возраста и образования сыну и ей.  Побыв ещё немного,  Дмитрий Семёнович с мамой поехали домой. С ними поехала и Вера, хорошая знакомая Мити, тоже художница.

     Отмечая дома успех Дмитрия бокалами шампанского, мама сказала:
     -- Верочка, не поверите, Митя в детстве совсем не умел рисовать.  И вот на тебе – стал художником.
     -- Да, Елена Сергеевна, это редко, но бывает.  Обычно дети уже смолоду находят себя в любимом занятии, других упорно заставляют этим заниматься родители, преподаватели.  Не все становятся, к сожаленью, мастерами своего дела. Чаще бросают занятие, или становятся посредственными «малярами».  А Митя – мастер.
     -- Не перехвалите его, Верочка, а то зазнается, глядишь.
     -- Мама, ты же знаешь, что я не зазнаюсь.  А ты права в том, что в детстве я только и умел рисовать – точка, точка, запятая – вышла рожица кривая.  Где ж эта старая тетрадь с моими «трудами», где я изобразил того человечка и размазал его, стёр попросту.

     -- Митя, она у тебя на полке, в углу.  Я протирала книги и видела ту тетрадку. Не стала выбрасывать, места много она не занимает.
     Митя нашёл пожелтевшую от времени тетрадку,  открыл первую страничку:
     -- Вот они, мои, ягодки, солнышки, квадратики…  Садитесь рядышком, посмотрим.
     Мама с Верой с неполными бокалами вина сели рядом с Митей, и он продолжать открывать странички и вспоминать:
     -- А здесь я когда-то нарисовал …

     Внезапно раздался непонятный грохот, звон, опрокинулся стул, мама с Верой уронили на пол свои бокалы.  Митя отпрянули от тетради, с которой на них смотрел и что-то кричал зелёноволосый человек с зелёной бородой:
     -- Думаешь, что ты всех умней?  Мол, стёр меня ластиком. Фигушки тебе.  Я не такой глупый, как тебе казалось тогда.
     -- Мулик, ты что ли? Не ожидал.  Я же тебя тогда перевоспитал, то есть стёр.
     Мама с Верой не моргающими круглыми глазами смотрели на происходящее и ничего не понимали.  Еле-еле успокоились.
    
     -- Эх ты, художник, от слова худо. Ты стирал предыдущую страницу, а я-то сидел на следующей. Так-то.
     -- Вера, вот этот чудной человечек. Я его назвал тогда почему-то Муликом.  Живой ещё, правда, постарел малость.
     -- Да и ты не помолодел, -- встрял Мулик. – Все мы старимся, но зато становимся мудрее. Вон какая у меня мудрая борода, зелёная, к сожаленью. Лентяй ты, Дмитрий Семёнович, не любил чинить карандаши, закрасил мне волосы, чем попало, и сам смеялся надо мной.
     -- А почему ты кричал, что тебе больно, когда я тебя ластиком тёр?
     -- Я тогда пошутил, мне было щекотно.
     Все четверо расхохотались. 
                2020