Воспоминание белорусской партизанки-подпольщицы

Ах война, что же ты
сделала, подлая!..

Минуло 79 лет, как началась Великая Отечественная война, и 75 –лет со дня нашей Победы.
Мало, очень мало осталось тех, кто воевал, кто работал, кто жил, кто познал всю горечь тех страшных военных лет.
Это жизненная история рассказана женщиной, которая будучи подростком, испытала весь ужас  немецкого порабощения на её родной белорусской земле в те страшные годы.
Слушая её, а потом, воспоминая и записывая, что она говорила, мне было не по себе от тех ужасов, что творили фашисты.
Неужели это было?!
Да! Это было!

То, что я Вам сейчас расскажу - это правда! – были первые её слова.
Прожиты года, годы разные по своему содержанию. Раньше мы как-то не задумывались над всем, что было прожито в нашей жизни.  В этом не  было необходимости. Но сейчас прошлое не отпускает меня,  и я хочу рассказать это, чтобы наши предки передавали это из поколения в поколение.
Я родилась в 1925 году в захудалой белорусской деревеньке Мишутино Витебской области. У наших родителей было шестеро детей и слепая бабушка. Они поженились очень молодыми. Маму просто привезли, как невесту, и затолкнули в дом тотца. Дом у  деда был обставленный, даже полы были покрашены.
Я была старшая в семье. Для меня это была тяжкая работа: и свиней кормить, и за детьми смотреть и за слепой бабкой следить. Мама с отцом были на колхозной работе. Я ходила в школу. Она у нас была старенькая, а перед самой войной построили десятилетку. Я окончила восемь классов, здесь должен быть выпускной вечер и вдруг объявляют, что началась война.
Мы не были героями, мы жили повседневной жизнью, старались сделать как можно больше для страны, для своей местности, где мы жили, для наших родных и близких, для окружающих нас людей. В той нашей жизни  при немцах  нам очень хотелось выжить.
Эти слова я хочу оставить своим внукам, Когда они вырастут, пусть узнают о простой и одновременно сложной и понятной жизни своих бабушек и дедушек.
Кому это сделать, как не мне.

Начало войны

Шла обычная жизнь подростков: учёба в школе, комсомольские собрания, первое посещения танцев и даже первая ещё полудетская влюблённость в избранного тобой мальчика.
И вот окончено  восемь классов,  мне идёт семнадцатый год, и тут наступило 22 июня 1941 года. Война.

Из нашей деревни с каждого дома уходили мужчины и парни воевать. Нам из нашей семьи некого было проводить на войну: отец, перенёсший тяжелую операцию в финскую войну, был освобождён от воинской обязанности.
А остальные в семье были маленькие дети, мама и наша старая слепая бабушка.
Жестокость войны мы ощутили быстро, через две недели после её начала. Стоял жаркий летний день, все были заняты напряженной работой. Было чистое безоблачное небо.
Женщины и подростки-учащиеся на чистом лугу сушили сено. И вот, как смерч, на крыльях с фашисткой свастикой над самой землёй, над нашими головами пронёсся фашистский самолёт, поливая пулемётным огнём весь луг и мирно работающих людей, в основном детей и женщин.
Кто-то кричал во всю глотку: «Ложись!». Все стали падать на землю лицом вниз, чтобы не видеть, что там в небе. Кто-то ещё пытался куда-то немного пробежать и потом падал.
Когда грохот утих, все лежали, боялись пошевелиться, боясь, что фашистский самолёт вернётся и тогда он уже не промахнётся.
Когда прошёл страх, мы осмотрели местность и выяснили, что по счастливой случайности у нас обошлось без жертв. Прорытые пулемётными очередями канавки были в самом конце луга.
В тот же день вечером у нас состоялось комсомольское собрание. Оно было необычным. Во-первых, сообщалось о нём тайно, по цепочке друг другу. Во-вторых, место для проведения собрания было назначено вдали от деревни, в кустарнике. В-третьих, мы должны были прибывать на это собрание разными, окольными путями, чтобы не привлечь к себе никакого внимания других и не привести за собой «хвоста».
Собрание проводил инструктор райкома комсомола товарищ Андреев.
Потом мы поняли, что это собрание и такой сбор был для нас, как репетиция к предстоящей нам в сто раз труднейшей в будущей жизни на оккупированной фашистами нашей родной земле.
На собрании стоял один вопрос: «Обязанности и долг комсомольцев в борьбе с фашистами в любой сложившейся обстановке».

Строительство укреплений на реке Оболь

Через несколько дней после такого собрания потребовалось наше очень активное участие. К нам прибыли представители фронта и местные власти, которые дали приказ, чтобы  срочно использовать все возможности для строительства линии обороны в пределах деревни Тешалово (Боронь) и прилегающих деревень на возвышенностях вдоль речки Оболь.
Мы,  комсомольцы срочно пошли по домам с поручением о мобилизации всего способного населения для такой работы,  указывали место и время сбора. Первыми на место этой работы выехали руководители этой работы, коммунисты и мы, комсомольцы.
Вся работа делалась только ночью, спешно и напряженно. К утру всю работу нужно было тщательно замаскировать, укрыться самим, чтобы её и нас никто не обнаружил. И так нужно было отсидеться до следующей ночи, чтобы опять напряжённо, что есть сил работать, копать траншеи, окопы.
И так за три  ночи была подготовлена линия обороны протяженностью несколько километров со всеми к ней подходами.
Эта линия обороны была тщательно замаскирована, высажена кустарниками и обложена дёрном.
Фашистские самолёты-разведчики очень часто появлялись над нами. И никто не знает по какой причине, построенная линия обороны не понадобилась для боёв.
Фашисты окружили наши войска, то есть прошли по другим дорогам, а эта линия обороны оказалась далёко в тылу наступающих немецких войск.
Когда нас направляли рыть окопы и строить оборонительные сооружения в начале до самого места работы, мы не знали, куда, зачем и на какое время мы едим. Сбор был спешный. Боясь, что по разным причинам, я не скоро увижу  своего избранного паренька, я написала ему записку, вроде какого-то объяснения в любви. Конечно, он такого не ожидал и не догадывался о моём внимании к нему. Не знаю, что руководило им, но он похвалился моей запиской кому-то из друзей.  А потом это стало известно насмешникам. И над нами стали во всеуслышание дразнить и смеяться.
Ох! Как я его возненавидела и презирала за такое.
Уже повзрослевшим, будучи партизаном, он много раз пытался встретиться со мной, попросить прощения. А я не смогла перебороть себя и простить его. Потом в одном из боёв он погиб. Я поняла, что жестоко поступила, можно было примириться и стать товарищами. Большие чувства у человека после такого проступка не возвращаются.

Первая встреча с фашистами

В начале августа 1941 года был кратковременный  бой наших войск  с превосходящими силами фашистов. Это в семи километрах от нашей деревни, в районе леса деревень Плетни и Ковалиха.
Около нас не далеко была дорога из Полоцка на Невель. И мы видим по ним шли отступающие наши части. У нашей школы остановились санитарные машины. Там стали разгружать раненых. Это был наш госпиталь.
Потом мы видим, что по этой дороги идут люди, а это оказывается, они уходили на Восток евреи, которые бежали от немцев, Когда в нашу деревню заходили евреи, мы им помогали, кормили. Из них никто не останавливался, все они уходили дальше.
И вот появляется воинская часть фашистов. А это не то, что наши, которые идут пешком. Они на мотоциклах, которых больше пятидесяти. Они двигаются по этой дороге. И эта орава едет к нам в деревню. Тогда у меня ещё был какой-то детский разум, они сразу относились к нам как-то спокойно. Только: «Матка яйка, шпик, масло…»
Меня удивила их форма, она устрашала, во-первых они были все рослые, обвешанные всякими портупеями, ремешками, всяким оружием, Они были обуты, все одинаково, в добротных сапогах, которые были все на железе: каблуки железные, носы железные, а спереди какая-то блестящая цепочка.  Когда они идут все, то эти цепочки издают очень противный звук. Его трудно было пережить.
Затем у нас в деревне всё   загремело, затрещало, да к тому же фашисты заговорили  на своём лающем языке.
Они ломали и громили всё здания, сельсоветы, аптеки, магазины, правление колхоза, амбары.
Все двери домов открывались ударами сапога и прикладом автомата, требуя от населения молока, масла, сала, яиц.
Всё переворачивали в домах кверху дном. Фашисты забирали всё, что им нравилось.
Только они мало чего могли найти, так как всё было спрятано или закопано в землю.
Народ затаился, притих, ожидая своего часа расплаты с фашистами за всё.
В то время в окружении осталось много небольших,  разрозненных воинских подразделений, пытавшихся пробиться из окружения. Но мало кому удавалось это сделать. Наши советские солдаты попадали в плен.

Помощь пленным

Часто через нашу деревню фашисты гнали полураздетых и голодных пленных. Такое было не однажды.
Иногда случался кратковременный привал для пленных, вернее сами фашисты хотели отдохнуть. Как мы глядели на наших солдат, жалели их! Как мы огорчались, что ещё не доросли, чтобы освободить их из плена.
Мы-подростки были участниками всех этих событий, старались хоть  чем-то помочь им. Приносили воду, бросали в их сторону куски хлеба, картошку. Пленные были страшно голодные. Они хватали эти куски, а мы за это получали от фашистов пинок сапогом или прикладом в спину.
Потом мы стали более проворными, успевали отскочить от пинка. Фашисты тогда переносили свою ярость на пленных. Они отбирали у них брошенные нами куски хлеба и картошку, топтали их сапогами, а пленных били.
А мы стояли поодаль и плакали от жалости к пленным и от своего бессилия.
Потом, встречая другие групп пленных, мы уже были подготовлены к ним. Придумывали заранее чем-бы хоть бы немного обхитрить фашистов-конвоиров.
Мой отец работал в колхозе кладовщиком. Он однажды говорит нам: «В кладовой есть горох, фашисты еще не нашли его, набирайте в сумки этот горох и несите пленным, сыпте прямо в пилотки, они их соберут и хотя бы немного поедят. Не станут же фашисты по горошине отбирать у них».
Набрав в сумки гороху, мы подходили ближе к толпе, а нашим помощникам-мальчишкам, мы им поручили говорить несколько немецких слов конвоирам, что бы, хотя бы отвлечь внимание их, и нам дать возможность высыпать горох нашим пленным в их пилотки.
Пленные успевали нахватать себе горох в карманы. Вот мы много разносили пленным горох, пока он не кончился в амбаре.
Кроме таких забот кормления пленных у нас был тяжелый физический труд: это уборка всех колхозных полей, молотьба зерна, и всё это мы делали вручную.
Весь урожай нами был убран, обмолочен и роздан по деревням для хранения и предназначения, чтобы  потом кормить и содержать партизанские отряды. Фашистам нашего хлеба не досталось.

Фронт отодвинулся

Деревенские жители прятали много наших солдат, укрывали их в каждом доме по одному и по два  человека.
Это выяснилось потом, а в те дни это делалось тайно, боясь и никому не доверяя.
В любую минуту могли нагрянуть фашисты или полицаи. За укрывательство грозил расстрел всей семьи.
Однажды поздно вечером отец привёл в дом нашего солдата обросшего, в очень потрепанной и  грязной одежде. Он назвал себя Николаем Ковалёвым и сказал, что убежал из немецкого плена из-под Полоцка. В нашей семье он отдохнул две недели, отогрелся, починил свою одежду, обувь и собрался с физическими силами.
Потом стал собираться в путь для того, чтобы помочь убежать из плена своим друзьям. Сказал, что у них в установленном месте назначен сбор. Там у них спрятано оружие и боеприпасы, чтобы потом пробиваться к своим через линию фронта. Многие такие солдаты, вышедшие из окружения или вырвавшиеся из плена, не называли своих настоящих фамилий. Это выяснилось потом, когда они стали воевать в партизанских отрядах.

Жизнь в оккупации

В ту трудную зиму 1941-1942гг. все сёла притихли, затаились, замолкли, как вымерли. Это так казалось днём.
А ночью жизнь шла своим чередом: собиралось и пряталось оружие и боеприпасы, оставленное после боёв, велись беседы и обсуждались планы на борьбу с фашистами, готовилась одежда и обувь, подсчитывалось количество добровольцев-партизан., чтобы ранней весной уйти в лес и начать полный расчет с оккупантами.
И в марте месяце 1942 года были созданы партизанские отряды.
Партизанами-добровольцами стали все, кто мог держать оружие. И мой отец в начале марта взял лопату в огороде около дома, откопал несколько винтовок и много патронов, повесил их на оба плеча и ушел в лес в партизанский отряд.
Когда он собирал оружие, и как его спрятал, он ни маме, ни нам, своим детям не сказал.

Отец в партизанском отряде

Так мой отец Севрюков Сергей Алексеевич, 1903 года рождения, стал партизаном. В отряде он был назначен помощником начальника хозяйственной части отряда №3  4-й Белорусской партизанской бригады. Командиром его отряда был В.Сазыкин.
У него было очень много заботы и работы, надо было накормить 300 бойцов этого партизанского отряда.
С назначением отца на такую должность и у нас с мамой тоже началась партизанская жизнь, в которой не было  покоя, ни днём, ни ночью. Отряду нужно было очень много выпеченного хлеба. Нам казалось, что наш отец всю эту работу по выпечке хлеба возложил на нас.
У него часто в наш адрес  звучало слово: «Выручайте! Жена, ты  знаешь и понимаешь, отряд без хлеба оставить нельзя». Он привезёт муку вечером и к утру надо было выпечь хлеб, чтобы накормить весь отряд.
Так и пекли всю ночь хлеб. Одну партию выпекаешь, для этого сжигаем несколько поленьев, и тут же закладываешь новую партию. Часто бывало, что за ночь мы делали три закладки хлеба.
Это было самое трудное в выпечке хлеба в домашних условиях. И это делалось до тех пор, пока фашисты  не сожгли всю нашу деревню за помощь партизанам.
Тогда мы еле-еле сами смогли убежать в лес и остаться живыми.

Первой опасное задание

Труднее стало жить в лесу партизанам в октябре и ноябре, полились холодные дожди. Один из партизанских отрядов под командованием В.Сазыкина прибыл в деревню Холомерье на постой. Все партизаны разместились по домам. В нашем доме разместился взвод разведчиков его отряда.
Очень много было работы всем хозяйкам. Нужно было в первую очередь варить завтраки, обеды, ужины, топить бани, стирать и зашивать одежду.
Находясь в своей деревне, наш отец часто забегал домой к семье. И вот однажды он пришел, когда разведчики решали вопрос, кого и как послать в разведку в сильно укрепленный немецкий гарнизон, расположенный вдоль железной дороги в селе Туричино.
Видя затруднения у разведчиков, отец высказал свой совет, что у него в деревне Скроблино, что находится в одном километре за Туричино, проживает тёща Сморгова Степанида Андреевна, и кое в чем можно на неё положиться.
У неё два сына воюют на фронте, один из них офицер. Ни один из них так и не вернулся с войны.
О посылке в разведку много было решений и вариантов. Все разведчики были взрослые люди, и при появлении  в гарнизоне, как Туричино, сразу могли стать подозреваемыми для фашистов и схвачены.
Командир разведчиков товарищ Рассомакин попросил меня зайти к ним для  беседы.
Они меня попросили с моей 12-летней сестрой сходить к «бабушке».
Я согласилась помочь партизанам, чувствуя свой долг комсомолки.
В семнадцать лет рост мой был незавидный, а скорее детский, наружность не ахти какая, да ещё в дополнение нищенский наряд. И в прибавок, с малолетней сестрой.
Я понимала, что опасность мне угрожала значительно меньше, чем кому либо из взрослых.
Мне было дано задание рассмотреть и запомнить, как можно подробнее, сколько там немцев, где они размещаются, где их управа, какое у них оружие.
И, особенно, самое главное, рассмотреть и запомнить, как укреплён переезд железной дороги. Где и какие подозрительные холмики и бугорки вблизи железнодорожного полотна, по обе стороны переезда.
Также прислушиваться,  о чем ведутся разговоры среди населения и особенно познакомиться с молодёжью и узнать, какую помощь они нам могут оказать.

В разведке

И вот в конце октября в одно осеннее утро мы отправились к «бабушке». До деревни Доминиково дорога вела через лес, и партизаны нас подвезли на телеге, а дальше мы пошли пешком.
Я сама знала, да и меня научили партизаны, что мне нельзя было говорить правду: из какой я деревне на самом деле. Наша деревня считалась партизанской.
Я должна была говорить, что я с деревни Доминиково, а при дальнейшем подходе с села Туричино, называть близлежащие деревни.
По пути в деревню Рогачево жила сестра моей бабушки Анна Андреевна, а в деревне Харинич жила моя тётка Надёжда Остапенко, и это было кстати.
Они кое-что знали о селе Туричино и посоветовали, как беспрепятственно нам пройти к бабушке.
И вот я и моя малая спутница еле плелись по грязной дороге. Можно было отдохнуть, хотя бы и много, но нам нужно было  спешить и  засветло добраться до «бабушки» и не позднее, как через пять дней вернуться домой.
До самого Туричино мы прошли без препятствий, только в километрах двух от него мы встретили три подводы, на которых было человек восемь немцев и полицаев, которые не остановили нас.
При входе в село стоял пост охраны этого гарнизона. Невдалеке, по направлению к бывшей нашей школе находилось караульное помещение.
Напрасно я думала, что, судя по нашему внешнему виду  нищих детей, мы пройдём без внимания и подозрения. Здесь были под подозрение все и всё.
С поста нас провели в дежурное помещение. Наверное, дежурный по охране гарнизона в тот день был немец. Он на очень искривлённом русском языке начал спрашивать  откуда мы, куда и зачем идём.
Я сказала, что мы идём к бабушке в село Скроблино  к  Смирновой Степаниде Андреевне, что мы из деревни Харинич, что у нас сильно заболела мама, которая послала нас за бабушкой.
Мне было очень страшно, всё моё тело трясло какой-то лихорадкой. Но я старалась, как могла побороть страх, куталась в свою одежонку, делая вид, что замёрзла. Моя сестрёнка начала хныкать, требуя «пойдём».
Потом дежурный позвал полицая и приказал ему сопроводить нас до деревне Скроблино, и выяснить есть ли такая наша бабушка. Если такой не окажется, то мы будем арестованы и посажены в тюрьму.
Этот километр до деревне Скроблино мы еле плелись от страха и усталости,  и от собственного бессилия.
Конечно, бабушка у нас там была на самом деле. Мы прямо пошли к её дому. Время было уже вечернее, сумерки. Мы под конвоем ввалились в её дом и с плачем бросились в объятия бабушки. Она обхватила нас.
Здесь без всякой подделки полицаю стало ясно, что вранья нет, и он ушёл.
Под гнётом страха и конвоя в лице полицая, я не могла и думать, что-то высматривать и наблюдать для сведений партизанскому отряду.
Но всё-таки везения и удачи у нас были.
Прожив один день у бабушки, я узнала, что им всем жителям деревни выданы немецкие документы, что бабушка часто бывает в селе Туричино.
Она в это время болела раком и часто бывала в Туричинской больнице. Завтра она пойдёт больницу, которая находилась недалеко от железнодорожного переезда.
Я стала просить бабушку пойти с ней, ссылаясь на то, что у меня болит зуб, а зуб правда разболелся.
Это был тот случай, чтобы узнать хоть какие-то сведения об охране железнодорожного переезда, тем самым выполнить одно из заданий партизан.
На третий день нашего пребывания я с бабушкой отправилась в Туричинский немецкий гарнизон, чтобы выполнить ещё одно  особое задание партизан. С  бабушкиным документом, и к тому же с салом и яичками для врачей, мы прошли туда беспрепятственно.
И пока бабушка находилась у врачей, я смотрела, что делается на железной дороге, запоминала каждый бугорок, где и сколько входило и выходило из караульного помещения немцев и полицаев.
Потом я попросила бабушку посидеть на скамейке около больницы, чтобы побольше всё осмотреть и запомнить.
И ещё, к большой радости для меня, бабушке понадобилось дойти до магазина, где иногда продавался керосин и даже соль. Этот магазин находился на другом конце села, около бывшей школы. В ней сейчас находился штаб немецкого гарнизона.
Там мне тоже удалось кое-что увидеть. Потом в разговоре с бабушкой и с деревенской молодежью мне удалось собрать ценные сведения для наших разведчиков.
Домой мы возвращались более спокойней и надёжней.  Наша бабушка проводила нас через все посты, и домой мы возвратились в установленный срок.

Второе посещение села Туричино

Спустя несколько месяцев, а это весной, мне снова нужно было идти в немецкий гарнизон село Туричино. Шли мы в том же составе и с тем же заданием. И опять нас выручила наша бабушка. И ещё, к нашему счастью,  на посту были другие караульные и полицаи.
Мы стали повзрослевшими и научились перебарывать страх и хитрить.
Наша бабушка чувствовало себя совсем неважно, даже не помогли фашистские врачи.

Уничтожение нашей деревни

Фамилию командира партизанского отряда №3 В.Сазыкина гитлеровцы из близлежащих гарнизонов знали хорошо, за боевые действия его партизанского отряда.
Они много хлопот и страха доставляли фашистам: летели под откос поезда, сжигались казармы, громились гарнизоны.
Фамилию командира партизанского отряда от страха и злобы фашисты произносили искаженно «Зазыпин».
Они, наверное, пронюхали, что его отряд размещается в нашей деревне Мишутино.
И вот в одно ранее утро поздней осенью, когда моросил уже холодный мелкий дождь, большие силы фашистов, с танками и артиллерией окружили нашу деревню, чтобы уничтожить наш партизанский отряд и всё население.
Но,  увы! На то у нас были разведчики, наши помошники из местного населения, чтобы тому, задуманному немцами, не быть.
Деревня была пуста. В ней не было не только партизан, но и местного населения.
В деревне остались только два старых человека: Власов Тарас Екимович – больной, слепой старик, не поднимающийся с постели. Его немцы сожгли вместе с домом.
И наша старая слепая старая бабушка Севрюкова Мария Осиповна, которая категорически отказалась идти, прятаться от немцев в лес.
Она отсиделась в яме на огороде с иконой в руках, и поэтому её верующие в Бога фашисты не тронули.
Она была единственным очевидцем, вернее слушателем, потому что была слепая, как фашисты громили деревню. Они гонялись и стреляли в каждую овцу и курицу, переворачивали, трясли все вещи, а потом с факелами ходили и поджигали каждое строение.
Так в конце ноября наша деревня была сожжена вся, до единого дома. Остались только три полузаросшие землёй бани, стоящие в отдалении от домов.
Вернувшись в деревню после ухода карателей, мы  нашли только печи и трубы!
Сколько было горечи в душе, сколько было ненависти к фашистам!
Перед началом зимы все жители деревни: старики, женщины, дети остались без жилья.
Вскоре наша бабушка умерла.
    Нам некуда было деваться, и мы спрятались в банке. Мы это сделали на свой страх и риск, ожидая своей участи от прихода сюда карателей.
Но и на этот раз нам повезло. Каратели до наступления темноты заняли нашу деревню, но не дошли до нашей баньки.
На ближайшей от сгоревшей деревеньки возвышенности они установили  пулемётные точки. А мы остались, так сказать на нейтральной полосе.
Только утром, когда каратели двинулись дальше делать своё грязное дело, к нам, к нашей банке прибежали убитые горем, поруганные и оскорблённые  женщины. И тогда мы поняли, что избежали очень страшного, постыдного и может быть губительного на всё жизнь дела.

Убийство жителей в деревне Авдеенки

В деревне Авдеенки в эту ночь происходило страшное. Каратели выгнали всех жителей со всех домов,  и гнали в ток (помещение для хранения зерна). Совершено холодное с дырявой крышей помещение.
Дети и старики замёрзли от  холода. Снег сыпал на их головы.
Во всех домах фашисты пьянствовали и орали во всю глотку свои фашистские песни. Потом к середине ночи группами по четыре-пять человек стали приходить на ток к населению.
Они с фонариками в руках ходили по ногам и головам спящих детей, топтали всё своими коваными сапогами, высвечивая, выискивая молодых женщин и девушек, девочек-подростков. Тут же хватали их и тащили на издевательство.
На виду у стариков и детей насиловали по очереди.
В эту ночь там был крик, стон, плач.
Это невозможно описать, это надо видеть и слышать.
После этой ночи многие жители остались с изуродованным здоровьем, с уничтоженной душой.
Потом многие окрепшие после истязаний вынуждены были бежать из родных мест, чтобы никогда туда больше не возвращаться от стыда и позора.
Жить в своей местности, оставаться уже было нельзя. Глупые мальчишки показывали пальцами на женщин и выкрикивали позорные слова с хохотом вслед.

После ухода карателей

Самым безопасным местом для жития в зимнее время при двадцатиградусном морозе оказалась наша баня. Там мы продолжали жить тремя семьями в количестве двенадцати человек на площади не более шести квадратных метров.
Мы сделали кирпичную печурку, двойные нары и крошечное окошечко.
Сделали и для мытья, что-то вроде бани: вырыли  яму с потолком и каменной печкой и  бочкой для нагрева воды.
А партизаны с новой силой мщения и яростью громили фашистов.
В этой карательной экспедиции многие партизаны погибли.
Мы с тревогой и волнением ждали весточки от отца, и также ждала тетушка своего сына.
     И они дали о себе знать, они выжили в этой схватке с фашистами.
Они тоже были рады, что мы тоже выжили и остались невредимыми.
Но недолго нам пришлось жить в своём убогом жилище.

Новые карательные операции фашистов

После того, как наши войска разгромили фашистов под Москвой, фронт начал двигаться в нашу сторону. Фашистов теперь громили наши войска и партизаны
И в марте месяце 1943 года фашисты большими силами решили уничтожить партизан.
Тогда наши партизаны пробили себе окно-проход в районе железной дороги известных нам сел Туричино-Дретунь и перешли в Россоцкий район. И к нашему большому горю этот проход немцами был закрыт. И часть партизан не успело перейти по нему. Осталась и хозяйственная часть, где был мой отец. У них было слишком мало сил, чтобы принять бой, и они решили небольшими группами укрыться.
И в одну из ночей отец пришел к нам в баню. Он был не один. Они искали проход между немецкими укреплениями. Но прохода найти они не смогли. Фашистские пулемёты не смолкали ни на минуту, ракеты освещали всё так, что было светлее, чем днём.
Мы сидели, затаившись в своей бане, и ждали для себя неизвестного приговора, который должен был произойти утром.
Отец со своей группой ушел в лес и больше мы его не видели.
Это было наше последнее свидание с нашим отцом в ту страшную ночь.
Наступило и наше ожидаемое утро.
Каратели двинулись дальше прочёсывать каждый метр нашей родной земли, вылавливая и уничтожая партизан.
Мы не знали, какие войска участвовали в этой карательной операции, но нам повезло.
 В наше жилье нагрянули не немцы, а наши предатели, в зелёных шинелях, но с русской речью. Не знаю, это были или власовцы или полицаи. Они выгнали нас всех на улицу голодных, раздетых, босых и подожгли наше убогое жилище.
Один из них, видимо сердобольный, сказал: «Постарайтесь здесь задержаться, чтобы не угнали Вас в Германию. Немцев гонит Красная армия и скоро вас она освободит».
Мы это уже знали от наших партизан-разведчиков.

Гибель отца

Так и мы остались здесь без крыши над головой, и нигде, даже поблизости ничего не было.
Через несколько дней пришла к нам ещё одна страшная беда, погиб наш отец.
Он погиб в этом бою.

Оставшиеся партизаны сделали засаду в районе деревни  Бельцы, на окраине большого болота и озера в надежде прорвать преследуемую их фашистскую цепь и уйти в болото.
Но слишком малы были их силы и не хватало  оружия. Партизан было человек 25-20. Фашисты их окружили. Взяв их в плен, фашисты пригнали их в деревню Бельцы и заставили рыть себе яму, и после пыток расстреляли и закопали.
Нам сообщили об этом оставшиеся в живых партизаны с другой группы. В числе этих погибших партизан были в большинстве местные жители.
И все старались найти своих близких, похоронить их на кладбище.
 Моя мама таким известием была шокировано и не могла ничего предпринять, ведь у неё было шестеро детей на руках, и все они были маленькие.

Поиск и похороны убитого отца

Всю эту заботу пришлось взять на себя мне.
Мы собрались: девчонки, мальчишки и был с нами Гена Якубов и немного женщин.
 Мы взяли телегу и потащились, чтобы привезти погибшего отца и похоронить на кладбище.

По приезду к этой яме, я страшнейшего видения в свои семнадцать лет никогда не видела. Это было жуткое зрелище, которое  стоит у меня на глазах всю жизнь и, наверное, не забудется до конца моей жизни.
Вырытая большая яма, в которой лежит груда покалеченных, изуродованных трупов.
Из этой груды я должна была опознать  и найти своего отца.

Земля в яме была глинистая, и когда я ступила на её дно, нога спряталась в крови.
Бывают у людей какие-то сверхчеловеческие силы, если очень надо что-то сделать и знаешь, что это больше сделать некому, я стала искать отца.
 Я нашла его. Мне запомнилось, у него была большая дыра на лице.
Потом меня стошнило и я, наверное, потеряла сознание. Очнулась я  уже  лежащей на траве. Труп моего отца был завёрнут в старое одеяло, и лежал на телеге. Потом мы  стали тащить телегу. Кто-то взялся за оглобли, кто-то толкал её сзади. Я шла сзади и только держалась за телегу, чтобы не упасть. Женщины тихо о чём-то переговаривались, а у меня окаменел язык, и щемило горло. Я не могла  ничего шептать и даже плакать.
Этой дороге длиною в восемь километров мне казалось, что не будет конца.
На кладбище уже была вырыта могила.  Так завёрнутого в старое одеяло мы похоронили отца. Не было никаких ни почестей, ни салютов. Не было из чего даже сделать гроб. Всё было сожжено, разграблено и уничтожено.
Хоронили быстро, посматривая по сторонам, потому что по дороге  на машинах и на мотоциклах носились в зелёных шинелях звери, убийцы и грабители.

Как погиб наш дядька.

У отца было две сестры. Они вышли замуж. У одной отцовской сестры был муж, звали его Филипп. Красивый, большой, на скрипочке играл. Он был мельником.
За деревней протекала небольшая речушка, приток Западной Двины. На этой речушке была поставлена мельница. Дядька молол спрятанное зерно и им кормил партизан. Ему партизаны дали для защиты пистолет. Фашисты об этом узнали и нагрянули на мельницу. После этого мы нашего дядюшку распятого на козлах и обгорелым. И никто не мог потом узнать и доказать, что может он успел выстрелить. Один полицай говорил, что дядюшка, когда убегал, кричал жене и детям: «Бегите. Я вас прикрою!»
Вот так погибли дядька и отец.
Казалось, что на дальнейшую жизнь уже не хватит больше сил.
  Но жить надо

Но жить было надо, а с чего было начинать эту жизнь,   если нет ни крыши над головой, ни еды, ни одежды и только что зарыта могила отца.

Мы начали со строительства шалашей. Подбирали несгоревшие головёшки, куски не сгоревшего железа, кое-что принесли из леса. На первый случай так построили несколько шалашей.
Потом начали строить землянки, Какое же это трудное было строительство!
Для землянок нужны были прочные столбы и перекрытия.
Нужно было несколько настоящих брёвен. А настоящий лес находился в трёх километрах от нас. И вот эти три километра, изнемогая от бессилия, мы, где несли, где тащили, где для перевозки использовали нашу телегу, так нужные нам брёвна, от которых зависла наша жизнь. Ведь нам не было где жить, укрыться, согреться. Мы преодолели и эти трудности. Простроили несколько землянок. В наших землянках жили три многодетные семьи, всего   восемнадцать человек.

Мы взялись за работу на огородах

Надо было найти инвентарь, семена. Собирали их в наших сожжённых домах, в наших тайных от немцев закромах. Но всего было очень мало.
К тому же партизанские отряды полностью перебазировались на Запад, в тыл врага. У нас начали появляться только партизанские и фронтовые разведчики. Мы стали ждать дни до нашего скорейшего освобождения.

Сыпной тиф

Но впереди нас до него ожидало ещё испытание другого характера. С наступлением теплоты хлынули волны сплошной эпидемии сыпного тифа. Изможденных, истощенных людей, переживших столько испытаний и мук, косил этот тиф. Пожилые люди поумирали. Мы не успевали их хоронить. Выдержали только молодые и дети.
Нас спасло только то, что наша мама когда-то в молодости, переболевшая тифом, не заболела и ухаживала за нами.
Я не помню когда и как я заболела, сколько пролежала в беспамятности, а только помню, как стала выздоравливать.
Я очнулась и вижу кругом зелёная трава, деревья. И это я вижу, будто проснувшись ото сна, и у меня никак не проходит эта дремота. Вижу, четыре женщины пашут огород. Они тянут плуг, а пятая идёт за ним. Так они пахали огороды, впрягаясь в плуг по очереди. А я как столетняя старуха, еле передвигаясь с палочкой, у меня не было никаких сил после тифа, смотрела на них. Голова у меня было голая, как колено. Я думала, что в восемнадцать лет останусь такой уродливой, с такой лысой головой на всю жизнь. Я потом долгое время была такой. Только потом мои волосы начали отрастать.
Я день за днём понемногу начала набирать силы. Скажу, что это только мои молодые годы взяли своё. А материальные ресурсы для моего выздоровления были слишком малы. Я ещё долгое время не снимала с головы косынку.
Запомнилось мне тогда из еды несколько засоленных мелких рыбёшек, кем-то выловленных. Их принесла мне наша соседка Якубова Александра Тарасовна. Я ела их, как живительный эликсир, давший мне силы, спасение и жизнь.
Меньшие наши детишки тоже выжили и стали поправляться. В огороде появился щавель и ягоды.

Жизнь в прифронтовой полосе

Всё лето и осень 1943 года мы жили в прифронтовой полосе, прячась, стараясь не проявлять к себе внимания продвигающихся по дороге немецких солдат; все вылазки по хозяйственным делам делали ночью.
Иногда наши землянки попадались на пути немецким связистам или разведчикам, и тогда нам приходилось худо. Немцы осматривали все наши земляные норки, выстраивали нас в колонну и гнали от фронтовой полосы в тыл.
Мы находили разные причины, чтобы не идти: останавливались, присаживались, падали, тянули время до темноты, а за это нас били палками, подымали, как скот, и гнали.
Наступала темнота, и мы бежали, кто,  как мог, и снова возвращались в свои землянки.
Мы жили очень осторожно, но это изгнание всё равно к нам приходило снова.
Мы жили ожиданием, так как наши разведчики, приходившие к нам по ночам, говорили, что вот-вот начнётся наступление, и мы будем освобождены.

В ожидании освобождения

Прошло лето, и наступила осень 1943 года, которая выдалась особенно дождливой. Болотистая местность, плохие разбитые дороги, дождливая погода задерживали наступление наших войск.
Нам рискованно было  находиться в своих землянках нашей бывшей деревнеи так как немцы установили рядом свою артиллерийскую  батарею.
Мы собрались всей деревней и ночью ушли в другую землянку, подальше от дороги, поближе к болоту, в деревню Селютино. Там семья Утиных построила большую землянку, где мы поместились все. Всю осень до появления первого снега мы жили, а вернее ночевали в этой землянке. На день уходили в болото.
Очень обидно было в это последнее время нашей оккупации попасть в неметчину на работу, куда наши некоторые попали.
Мы не снимали с себя нашей промокшей, рваной одежды, не имели горячего питания, ждали спасения. Уже выпал снег, начались заморозки. Мы только ждали, чтобы немцы не обнаружили нас именно сейчас. Ведь тогда кто знает, чем бы для нас это могло кончиться.

Освобождение

И вот после полуночи начался невероятный силы грохот, затряслась вся земля, и,  казалось, в небе засветило Солнце в нашем маленьком окошечке. Кто-то крикнул: «Жмитесь к стенкам, земляки», - так как может обрушиться её потолок.
Мы никогда не знали и не догадывались, что это бьёт наша  знаменитая «катюша». Это она громила немецкие укрепления.
Грохотало всё около часа. Потом наступила тишина. Мы сидели затаив дыхание и ждали, не зная чего.
Сколько прошло времени, я не помню. Нам казалось, что очень много.
И вот мы слышим топот ног около нашей землянки. Потом он стал сильнее. Слышим разговор многих людей.
И вот мы слышим  слова: «Если, кто живой, выходите или мы сейчас бросим гранты». Мы все замерли от страха, не зная, кто это: враги или свои. Нас всех, как парализовало, никто не мог двинуться с места. И когда крик повторился, моя тётка поползла на четвереньках к выходу. Подняться на ноги у неё не было сил. Она выползла,  и что есть мочи сказала: «Здесь в землянке только дети, старики и женщины. Зачем же гранату?»
Потом они все закричали, заголосили в много голосов: «Не бойтесь, выходите, вы свободны!»
Мы все, толкая друг друга, кто полз, кто встал и пытался бежать, а кто просто выкатился из землянки.
От радости мы не знали, что делать. Мы плакали, обнимая и целуя своих краснозвёздных бойцов.
И мы видели, как по белому снегу со всех сторон, справа и слева шли шеренги наших солдат-освободителей. Они были все так молоды, так худы, но они  шли с оружием в руках. Это двигался фронт освобождения каждого метра нашей родной земли.

После освобождения

В эту ночь мы всей толпой двинулись подальше в тыл, так как очень боялись, попасть опять к фашистам.
Командир освободившего нас подразделения дал нам провожатого, чтобы тот провёл нас по проходам через минные поля.
Прошагав километров десять, а это были старики, малые
дети, мы пришли в деревню Кулинки, где размещался какой-то штаб нашей Красной Армии.
Нам выделили избу, обогрели, накормили солдатским обедом. По солдатскому радио мы услышали сводку советского Информбюро, что наша Красная  армия изгоняет  фашистов из нашей Белоруссии, освобождает её города и сёла.
Скажу точнее: это были только леса, места и названия, где были когда-то города и сёла.
Наша Армия шла всё дальше и дальше на Запад.

Начало новой жизни

Прохлаждаться тут нам было некогда, и мы решили идти домой. Предстояла большая и трудная работа, которая была радостной, без страха и с большой надеждой на будущее.
Наша Красная армия изгнала врага из нашей земли, из нашей деревни, из наших родных мест. От нашей деревни осталось только название и пять маленьких разрушенных землянок.

17 декабря 1943 года мы начали свою мирную жизнь. Хотя война ещё гремела во всю и до нашей мирной жизни ещё надо было дожить, но пройдя такие скитания и трудности на оккупированной немцами местности, мы считали, что к нам пришло счастье и пришла жизнь.
Прежде всего,  мы отремонтировали наши разрушенные землянки и разместились по насколько семей в каждой из них.
На третий день после освобождения к нам прибыл назначенный райкомом партии председатель сельсовета, раненый бывший партизанский командир Прохоров Емельян Алексеевич.
В двух чудом уцелевших домах в деревне Холомерье, разместились наши руководящие организации: сельсовет, почта, медицинский пункт, школа и всё остальное, что можно было туда поместить.

Работа секретарём сельсовета

В конце декабря 1943 года меня вызвали в сельсовет. Прибывший из района товарищ мне предложил работать секретарём Кололедского сельсовета.
Итак, с 1 января 1944 года я в 19 лет отроду приступила к своим обязанностям.
Председателем сельсовета стал Прохоров Е.А – умный, деловой, энергичный и авторитетный товарищ. Он научил меня работать и полюбить свою работу.
Прежде всего, для начала своей работы нужно было побывать во всех уголках нашего сельсовета и взять на учёт оставшихся в живых людей.
Также надо было взять на учет всё имущество, которое сохранилось после фашистского нашествия. Это то, что осталось после уничтожения колхозов и совхозов, Их было когда-то семь, притом очень богатых и многолюдных народных хозяйств.
Людей осталось очень мало. Все они было измождены, раздеты, голодны. И все они  жили, как и мы, в землянках или в лесах.
Сохранились только две небольшие деревеньки: Павлюченки и Медведево.
Теперь  все, кто остался жив, возвратились в свои родные места, чтобы на пепелищах своих домов построить новые. Они, засучив рукава, взялись  за эту большую, очень трудную работу: строить, пахать, не жалея сил, не считаясь со временем, не видя ни дня, ни  ночи.
Мы стали считать ущерб, причинённой нам войной, фашисткой оккупацией наших родных мест.
Как велик был этот ущерб! В каких огромных денежных средствах он выражался!
И теперь нам надо было организовать людей для восстановления всего.
С первых дней мы почувствовали помощь Родины, всего советского народа.
Люди работали, не покладая рук. Начали строить, где было возможно, небольшие, избушки, это в тех местах, где были землянки, чтобы расселить людей в них.
Мы одновременно готовились к весне, к посевной. Собирали, оттачивали горелые плуги, бороны, лопаты.
И самое главное нам государство выделило семена для посева.
Они прибыли на станцию Езерище и их нужно было доставить в наши колхозы. Мы не имели никакого транспорта. Ещё шли ожесточенные бои на территории нашей Витебской области. А семена для наших колхозов наше государство послало. Их переносили со станции люди на своих плечах. Они были полураздетые, босые, голодные. Люди с котомками за плечами за день проносили по 25-30 килограмм, проходя более 25 километров по грязной дороге. В один день многие из них проходили по 50 километров.
Мы перенесли всё до одного зёрнышка.

Весенний сев

Пришла пора весеннего сева. Все, кто мог держать в руках лопаты вышел в поле.
В эту нашу первую после освобождения весну, так как у нас было только несколько изнеможённых лошадей, не пригодных для армии, то мы. сами делали посев. Плуг, как мы делали тогда, таскали вручную.
Длинная палка, привязывалась веревкой, за палку бралось человек четыре-шесть, а один шел за плугом. Потом также таскали и борону. Плуг могли  таскать только молодые, сильные люди. Все другие копали землю лопатами. Копали каждый день, а их было очень много. Так мы засеяли большие площади земли на территории нашего сельсовета
Потом взошли первые всходы.

Встречи девчат с нашими солдатами

С наступлением весны и потом лета расцвели и наши девчата. Они, повзрослевшие за время оккупации и вышедшие теперь уже на свободу, действительно были красивы и хороши.
И когда случалось какой-то воинской части двигаться по нашей дороге на фронт и сделать кратковременный отдых, вот эти один, два вечера были праздником на всех нас: пелись песни, знакомились, говорили, что будем писать друг другу письма.

Моё знакомство и переписка

В один из таких привалов я познакомилась с одним солдатом Колей Полукиным.
Часть ушла, но у него остался мой адрес, а у меня его.
Мы начали переписываться. Какие это были хорошие письма! Коля писал очень часто. В его письмах были новые фронтовые песни, часто были хорошие стихи, которые, как он писал, сочинял сам.
Переписка была очень интересной, и мы были рады оба.
Но вот письма перестали приходить… А потом пришло очень короткое письмо от его друга с известием, что Коля погиб.
Будь она проклята эта война!

Теперь осталась только работа

Одновременно с горечью и печалью у нас была и радость в том, что наши войска всё дальше и дальше гнали фашистов на Запад со своей Земли, освобождая города и сёла и вплотную приблизились к фашистскому логову.
К нам в сельсовет, излечившись в госпиталях, ставших инвалидами, вернулось несколько человек.
Но и им отдыхать было некогда, надо было строить всё, выводить людей из землянок в небольшие избушки.
Для их строительства нужен был лес, много леса. Он был не только для строительства наших домов, наших деревень, а ещё он был нужен для восстановления наших больших  городов.
И вот уже в осенне-зимний период, когда сельскохозяйственные работы в основном были закончены, нам нужно было заняться заготовкой леса.
Это была очень тяжелая работа. Женщины, подростки под руководством какого-то опытного старика и инвалида войны заготавливали лес. Мы заготовили очень много брёвен.

Поступление скота из Германии

А потом пришло время, когда наша армия перешла на территорию врага, нам стала душевно легче. С их территории к нам стал поступать скот: коровы, лошади, кое-какая упряж, сельскохозяйственная техника и  просто техника, не нужная нашей Красной армии.
Люди работали, не покладая рук, с утра до ночи, все ждали, когда окончится война и наступит Победа! Они годами ждали, когда вернуться их близкие.

Победа!

    И этот день пришёл! Пришла Победа!
Сколько радости было в этот  день!
К этому времени телефонная связь с районом у нас уже была.
И это радостное сообщение в наш сельсовет мы получили по телефону.
Срочно были вызваны активисты сельсовета: учителя, медицинские работники, почтовики. Все они ушли в деревни с радостным сообщением о конце войны и о полной капитуляции фашистской Германии в наши деревни.
Везде люди от радости плакали.
Так началась наша мирная жизнь! Фронтовики стали возвращаться домой, в наши места.
В наш сельсовет стало приходить множество запросов о розыске, родственников,  детей. Война ведь разделила, разбросала людей по нашей стране, по всей Европе.
Я писала ответы всем: кому радостные, кому печальные. Писала только правду, другого я не могла писать.

Письмо из Кёнигсберга

И вот однажды, летом 1945 года пришло в сельсовет письмо от нашего местного парня из города Кёнигсберга, от старшего лейтенанта В.Н.
Его семья во время оккупации погибла при  особых обстоятельствах. У него в живых остался один только брат, мальчишка лет 12-14, живший у дальних родственников.
Я ответила на это письмо по существу, стараясь как можно хотя бы словами сочувствия облегчить беду человека.
В ответ он мне лично прислал письмом слова благодарности за участие, и с просьбой сообщить ему новости о родных местах.

Наша переписка

Так у нас началась переписка, сначала товарищеская, потом она перешла в дружескую. Я так привыкла к его письмам, что они стали моей необходимостью.
Наша переписка продолжалась больше года. Однажды он прислал мне письмо с сообщением, что ему представляется отпуск, во время которого он хочет навестить родные края и меня, если я не буду против.
Я ответила, что не возражаю против нашей встречи.
Этого человека я представляла идеалом всего прекрасного.
Ещё бы, ведь он отслужил срочную службу и в 1941 году должен был вернуться домой, а тут началась война.
Он прошел всю войну, был несколько раз ранен, награждён многими боевыми орденами и медалями, дослужился до старшего лейтенанта. После войны ещё на один года был оставлен на службу в армии. В общей сложности он восемь лет защищал свою Родину, нашу страну – Советский Союз.

Встреча

Как-то в один мартовский день в 1946 году в нашем сельсовете раздался телефонный звонок. Звал кто-то меня, а это был почтовый работник нашей телефонной райконторы, который был родственником В.Н. Он сказал мне, что тот приехал и в ближайшие дни собирается приехать ко мне. Я несколько секунд от такого сообщения сделалась заикой, не могла ничего сказать в ответ кроме протяжного слова: «Д-а-а-а!»
И он появился в конце рабочего дня перед выходным и не один. С ним был какой-то товарищ, тоже военный.
Пришли они к зданию сельсовета. Это в то время была крохотная избушка с маленькими окошечками.
В ней размещался сельсовет, почта, библиотека и налоговой агент. В этой избушке работало пять женщин.
Он вошел и стал переводить свой взгляд с одной женщины на другую, старясь угадать,  кто же среди них секретарь сельсовета – Аня Севрюкова.
Я сразу догадалась, что это был он.
Он превзошел моё представление о нём! Он был очень хорош собой: высокий, стройный, красивый, в офицерской форме, которая очень шла ему.
Поэтому я очень оробела и поникла. Куда мне рядом с ним. В красавицах я не числилась, да к тому же на мне была незавидная одежонка, всех бедных послевоенных лет.
Гостей нужно было угощать, и я пригласила их в свой жилищный очаг.
Это была землянка с маленьким окошечком, с битым из двух досок столом, такой же кроватью. И ещё за занавесками были нары, где спало пятеро моих маленьких сестрёнок и брат.
В дверь он заходил, согнувшись, чуть ли не в пояс, а самой землянке он головой доставал до её потолка.
Ужин по тем временам был превосходным, была даже водка. Это моя мама постаралась для своего «зятя».
Ужинали впятером: кроме нас троих ещё были моя мама и её подруга.
Мы засиделись допоздна, уходить им было некуда.  И нам пришлось оставить их ночевать в нашей землянке. Если считать это всё ночлегом. Его товарищ свернулся клубком и уснул на скамейке, а мы остались сидеть на кровати.
Моя радость так и не проходила. Я не могла взглянуть на него, не могла сказать первое слово.
Он,  наверное,  считал меня «дурой», хотя не мог он так меня посчитать. Он знал, что я работаю на такой работе, где «дура» не сможет работать, а потом ещё больше года мои письма к нему, ведь они могли что-то значит.

Первая любовь

Утром следующего дня был выходной, и мы вчетвером пошли в магазин в деревню Медведево. Он мне что-то предлагал купить в подарок. Я категорически отказывалась от его подарков. Там мы с ним и расстались.
После мы с ним несколько раз встречались в подходящих условиях, но не пришлось с ним толком и поговорить.
Я всё ещё надеялась, что нам выпадет возможность поговорить, ведь у него отпуск был большой. Он попросил меня оформить документы на его брата-мальчишку для того, чтобы забрать с собой.
Приготовленные документы были со мной, и я ждала, что за ними он придёт.
Он жил в Езерище у каких-то родственников. И если мне по каким-то делам приходилась бывать в этом селе, то я в каждом в каждом высоком, стройном военном узнавала его.
Я волновалась и боялась встретиться с ним.
Он позвонил мне однажды и упрекнул меня, что я умышленно задерживаю документы для брата, говорил что-то ещё, чего я уже слушать не могла, просто бросила трубку, как ошпаренная кипятком, хотя там долго раздавались телефонные гудки.
Я тут же заложила в конверт документы и переслала его родственнице Нине К, на районную почту.
После этого мы никогда с ним не виделись, хотя я до боли хотела его увидеть.
Мне ничего от него не надо было. Я ни на что не рассчитывала, но мне хотелось хотя бы на одну минуточку его увидеть.
Я поняла, что пришла ко мне первая, взрослая, девичья, мучительная, безответная  любовь к этому человеку, о которой он не знал и никогда не узнает.

Что такое любовь

Любовь – это удивительное чувство, и к тому же очень болезненное.
Почему, чем нужнее и дороже тот человек, недоступный тебе,  тем больше он любим и желанней?
Очень хорошие интересные парни считали счастьем, чтобы подружиться со мной.
 Они находили всякие придуманные причины прийти в сельсовет, чтобы встретить меня на моей работе.
Я могла бы назвать поименно каждого такого  человека. Но они были мне не нужны. Есть давние мудрые слова» «сердцу не прикажешь».
А этот человек промелькнул в моей жизни, как огненно яркая вспышка  радостной утренней зари, которая ослепила меня.
И всё-таки меня эта любовь не оставляла, была в моём сердце.
Всё последующее за ней уже не могло иметь для меня никакого значения  и не значило в моей жизни ничего.
Примерно через две-три недели мне позвонила та самая Нина К, сказала, что  он женился, и я знаю её. Эта была статистка с сельхозотдела. Мне с ней часто приходилось встречаться по службе.
Эта девушка всегда была хорошо одета, во время оккупации жила в немецком гарнизоне и имела хороший дом и, кажется,  папу, и, конечно же, ещё и маму.
Куда мне было тягаться с такими невестами со своими потерями сиротами, с вельветовыми курточками и жильём в землянке.
Мне от всего этого было очень больно, обидно и неприятно.
Но упорное желание увидеть его не проходило даже после всего случившегося.
Спустя несколько лет волею судьбы нам совпало жить в одном городе, и однажды я прочла его объявление в газете о разводе со женой.
Конечно, там был его домашний адрес, и после этого чего проще было увидеть его, но этого мне уже сделать было невозможно.
Если бы я была самая красивая, самая хорошая и самая нарядная  девушка в мире, я бы никогда не посмела напомнить ему о себе.
И кто знает, может быть, он не узнал бы меня, и совершенно забыл тот эпизод из своей жизни.
Ещё была самая главная причина, что я была уже замужем и у меня были две маленькие дочурки. И всех их я не посмела огорчить даже минутным вниманием к этому человеку.
И так я его больше никогда не увидела. Говорили, что он уехал из нашего города. И кто знает, может быть когда-нибудь стариками, мы с ним встретимся случайно, ведь мы жители с ним одной местности, и я была бы очень рада встретить его.
Комсомольская работа

Сейчас нет времени для переживаний, надо работать. С войны возвращались парни и мужчины. Молодежи в селах понемногу становилось больше. Все они были комсомольцами, а меня назначили внештатным инструктором райкома комсомола по нашему Кололедскому сельсовету.
Нужно было в каждом колхозе создать комсомольские организации. Надо было достойных молодых людей принимать в комсомол, вдохновлять их занять передовую позицию в восстановлении колхозных сёл после войны.
Были созданы строительные бригады, основой которых были комсомольцы.
Комсомольцы шли в полевые и животноводческие бригады, на поля с газетами, неся в массы политико-воспитательное слово, агитировали за скорейшее восстановление колхозов.
В это время большую пользу оказывало государство. В колхозы поступили трактора, машины. Трактористами стали работать только комсомольцы. Прибывали в колхозы лошади и коровы. Для многодетный семей, погибших фронтовиков дома строилось за счет государства, и им же бесплатно выдавались коровы.
В числе таких семей была и наша семья.

Прошло два года

За два послевоенных года было сделано очень много. Ни одной семьи уже не было в землянках. Для них были построены, хотя и небольшие, но дома.
Наш сельсовет был в числе передовых. И как хорошего делового руководителя нашего сельсовета Прохорова Е.А. отозвали работать в район.
Мне было жаль  своего учителя, он многому меня научил. Председателем сельсовета был назначен Иванов Ф.Ф.
Тогда жизнь была ещё очень трудная, были ещё карточки и пайки на предприятьях, а колхозникам давали трудодни, по которым выдавалось очень мало. Вся страна ещё чувствовала недостатки во всём, но молодёжь никогда не унывала.
К этому времени в центре сельсовета был отстроен клуб, все комсомольцы и молодёжь радовались этому. Там были музыка, танцы и веселье.. Молодёжь влюблялась в друг друга и были счастлива.
Бессменным музыкантом на всех танцах и вечерах был парнишка с гармонью на плече.
Он был всегда скромен, степенен, внимателен; очень благородный, симпатичный  молодой человек.
Он обратил на меня своё внимание.
С такими его качествами мне отвергать ухаживание такого молодого человека было просто невозможно.
Мы понравились друг другу. А потом за искренность и чистоту ко мне  пришло большое чувство.
 Он понравился мне, и я его полюбила.
Мы с ним поженились.

Переезд в Калининград

А дальше уже пойдёт другая страница моей жизни, с другими заботами.
Моим мужем стал Иван Иванович Воевода.
В 1948 году мы с ним переехали в город Калининград, бывший немецкий Кёнигсберг.

В Калининграде Анна Сергеевна Воевода окончила курсы бухгалтеров и стала работать в Калининградском трамвайном депо.
В год 75-летия Великой Победы к Анне Сергеевне Воеводе приехал депутат Калининградского городского Совета, поздравил её с 75-летием Победы
И ей была вручена медаль «75-летия Победы», книга председателя Калининградского городского совета депутатов Андрея Кропоткина «Герои штурма Кёнигсберга».
Табличка, предназначенная для вывески на фасаде дома, что здесь живет ветеран Великой Отечественной войны.


Ко Дню 75-летия Победы внуки подарили Анне Сергеевне папку с песнями, посвящёнными войне.
Анна Сергеевна очень любит петь песни
И первой песней в этом папке была «Враги сожгли родную хату».
Анна Сергеевна спела её нам 18 августа во время нашего её посещения.
 
Враги сожгли родную хату,
Сгубили всю его семью.
Куда ж теперь идти солдату,
Кому нести печаль свою?

Пошел солдат в глубоком горе
На перекресток двух дорог,
Нашел солдат в широком поле
Травой заросший бугорок.

Стоит солдат — и словно комья
Застряли в горле у него.
Сказал солдат: «Встречай, Прасковья,
Героя — мужа своего.

Готовь для гостя угощенье,
Накрой в избе широкий стол,-
Свой день, свой праздник возвращенья
К тебе я праздновать пришел…»

Никто солдату не ответил,
Никто его не повстречал,
И только теплый летний ветер
Траву могильную качал.

А это другой раздел песенного блокнота, в котором есть песня под названием:
«Песня нашей молодости»

Всего семнадцать лет
                моей любимой,
Но её покинуть должен я.
До свиданья милая подруга,
Девушка любимая моя.

Все ушли на фронт,  пусты казармы.
На войне введён такой приказ,
До свидания, милая, оттуда
Не вернутся многие из вас.

Там, где день и ночь снаряды рвутся.
Там, где дружит смерть, огонь и дым.
За родную землю если надо,
Молодую жизнь не пощадим

Не грусти, не плачь моя любимая,
Не печаль своих семнадцать лет,
Может смерть меня постигнет в мире,
Может я умру на корабле.

Труп мой примет сизая могила,
Укачает светлая волна,
До свидания милая подруга,
Девушка любимая моя.

18 августа 2020 года в гостях у Анны Сергеевны Воеводы были председатель Балтийского Совета ветеранов города Калининграда Нина Павловна Ярыгина, и  первый заместитель председателя калининградского областного комитета ветеранов «Российского Союза ветеранов» писатель и публицист  Герман Петрович Бич.
Она нам рассказала, как  в Белоруссии   пережила войну во время немецкой оккупации.