Верная примета

Уходят годы в прошлое
Даря воспоминания
Кто  начинал безусым
Теперь почти старик…

Депутатский 80х. Как много времени прошло с той поры, как Валька впервые прилетел в этот поселок. Сколько мутной воды унесла говорливая Депутатка. Сколько людей, знакомых и не знакомых, прошло перед глазами. Сколько обыденных случаев, радостных и печальных, разноцветной мозаикой сложились в единую картину под названием жизнь.


Это была первая Валькина зима в заполярном поселке. Только только окончены курсы взрывников и теперь, получив удостоверение, Валька на законных основаниях мерз на горных полигонах, таская на горбу бесчисленные мешки со взрывчаткой и завязывая узлы негнущейся детонирки застывшими пальцами.


После долгой работы на холоде был очень приятно окунуться в тепло недавно построенного общежития, в котором у Вальки уже было свое законное койко-место.
Ничего, что еще сильно пахло краской и побелкой, а в дальних уголках комнаты шубой сверкал нетающий снег.


Двухярусные койки по стенам, стоящий посреди комнаты стол, толстая груда ватников на самодельной вешалке, веревка вдоль комнаты, провисающая от тяжести навешенного белья и стиранных портянок , несколько будильников, звонивших по утрам одновременно – все это были мелочи.

Главным было ощущение счастья, которое дарило тепло промороженному и истомленному тяжестью спецодежды телу – можно было, раздевшись до майки, вытянуться на койке с книгой в руках, перечитать все полученные из дома письма, отключиться от действ ительности, погрузившись в воспоминания об оставленной на «материке» семье и, не заметно для себя, уснуть.

В тот раз, войдя в комнату, Валька увидел, что его соседи сгрудились у стола, на котором лежал предмет, похожий на обломок старого дерева.
- Что это? – спросил Валька , обращаясь сразу ко всем присутствующим.
- Бивень мамонта. С полигона притащили. Бульдозером зацепили и выволокли- ответил сосед по койке
- Не видел что ли раньше никогда?


Так близко бивень мамонта Валька никогда раньше не видел. Только в музее краеведческом у себя на Волге. Но одно дело видеть в музее – там на табличке написано что эта двухметровая штуковина - бивень мамонта, а руками трогать не дают. И подолгу простаивая перед экспонатом Валька всегда сомневался – бивень ли? Может, деревяшка какая! Муляж!


Осторожно взяв обломок бивня на руки, Валька был поражен его тяжестью и теплым нежно кремовым цветом сердцевины, прикрытой сверху грубой, грязно-серой потрескавшейся оболочкой. В какой то момент возникло ощущение нереальности , соприкосновения с чудом – бегал себе этот мамонт, травку жевал, бодал этим зубом кого то, отстаивая свое законное право на жизнь, а сейчас, через прорву миллионов лет, не поддающихся осмыслению, Валька держал на руках обломок этого  бивня, как неоспоримое свидетельство того, что он, этот мамонт, действительно жил.
- Повезло! Теперь бы продать кому подороже – довольно произнес владелец бивня бульдозерист, около года назад оставивший свой родной Саратов.
- Вообще то, говорят, здесь в Якутии этого добра полно. Целые кладбища мамонтов есть! Вот бы найти! На одной кости мамонтовой можно такие деньжищи сделать, если продать. Машины на вырученные деньги люди покупают-никакой шахты не надо…
- Да, здесь в Якутии этого добра полно! – согласился с койки недавно подселенный сосед.
- Вот у нас в Энтузиастах, бывало, после взрыва в забой придешь, лампой осветишь – а из забоя череп какой то метра на полтора на тебя скалится! А то бочина какая шерстистая торчит! Ну, и что? Работу останавливать теперь, что ли, и академиков из Москвы ждать? Когда они будут! А простои нам, работягам, кто будет оплачивать, наука, что ли? А план! Выковыряешь куски того мамонта, или кто он там был, из забоя и в отвал его, и сверху породой присыплешь. План давать надо! Деньги делать! А собак поселковых мамонтятиной, бывало, кормили! Это было! Ничего, не сдохло ни одной – ели, только дай!

  А у нас раз из забоя в общагу  мужики льдину приперли. В нее ящерица какая то доисторическая вмерзла –приобщился к разговору третий. Небольшая такая. И что ты думаешь! Отогрелась! Ожила эта тварь! Плавает так себе в банке спокойно. Хвостом да лапами шеволит.  Вся общага, да что общага- весь Кулар тогда у нас в комнате перебывал! Вот попили мы тогда! И за здоровье этой твари и так…

Скреперист  наш эту ящерицу предлагал сварить! Съесть предлагал, представляешь! Говорит, никто в мире столь редкого «деликатесу» не пробовал! И никогда не попробует! Только героическим шахтерам Кулара судьба шанс дает!
Я, хоть и сильно пьян был, а на убийство не решился и другим не дал. Сама издохла. Трое суток в трехлитровой банке прожила и конец! Какие мы ей поминки шикарные устроили! Со всем уважением! Я тогда еще неделю на работу не ходил!


Так за рассказами об этих удивительных случаях, имевших место здесь, на севере, с кем то почти знакомым  и где то совсем рядом в тот вечер мужики и заснули. Только Валька долго ворочался в своей кровати, фантазируя о том, что может быть завтра,  после взрыва, ему улыбнется удача в виде какой нибудь доледниковой хреновинки…

… Наутро в комнате, как всегда, протрещали шесть будильников. Валька всегда изумлялся – для чего было заводить все- все равно все после первого звонка просыпались. Народ зашевелился, просыпаясь и раскачиваясь, стал не спеша собираться на работу.

- Давай, Михалыч, поторапливайся – сказал Валька своему соседу по койке, постоянно работающему истопником в маленькой котельной при шахте. Помимо котельной, не по возрасту шустрый Михалыч где то что то сторожил, и где то кем то числился. Немалые , по материковским меркам, деньги он отправлял дочери в Серпухов, тянущей в одиночку двоих внучек, оставляя себе малые крохи.

Редкие свободные от работы вечера он, навесив себе на нос старые очки, коротал за чтением журналов, взятых в местной библиотеке.
Особенно ему нравились статьи на исторические и фронтовые темы. Традиционные «наркомовские» как он говорил, «сто грамм», принятые им после работы, делали его комментарии к прочитанному очень яркими и эмоциональными. Своей семьи и своего жилья у Михалыча никогда не было- вся его жизнь прошла по стройкам и общежитиям.


 Уйдет автобус – на «наряд» опоздаем, Михалыч!
 - А я никогда и никуда не опаздываю! – спокойно откликнулся из своего угла Михалыч. Отучили, слава Богу! Учителя хорошие попались.
Сидя на койке, Михалыч штопал порвавшуюся телогрейку
- Так уж  никогда-не поверил Валька
- Никогда. – подтвердил Михалыч. Вздень вот нитку!
- В аккурат перед самой войной, будь она неладна, я ФЗУ закончил. Получил назначение на завод учеником. Были у нас, как теперь школьники говорят, каникулы после окончания ФЗУ. Целых пять дней! Вздумалось мне в деревню свою съездить – мать проведать. Недалеко от города деревня то была.Километров сто с гаком.
 
Сейчас думаю- какой же дурак тогда был! Ведь что такое пять дней, когда сообщения с деревней никакого – одна надежда на «попутки». И то, если повезет. Нет, сорвался. Мать повидать, да и девчонка там у меня уже была.
Михалыч откусил нитку, оценивающе посмотрел на наложенную заплатку, и , удовлетворенный результатом, убрал швейные принадлежности в видавший виды чемодан.

-  Опоздал я с каникул тех. Дали мне за опоздание месяц исправительных работ. Еще повезло – время то какое было страшное.
А «зона» она рядышком с заводом была- далеко и не возили. Весь месяц пацаном вместе со взрослыми какую то траншею копал, по колено в воде… Осень уже была!   Холодно! А тут ни пожрать, ни обсушиться. Как выжил – не знаю. С тех пор никуда не опаздываю. Это сейчас многое поменялось..


Он тщательно застегнул на все пуговицы заштопанную телогрейку, обмотал шею старым шарфом, и, видимо, будучи еще под влиянием вновь пережитого, хулиганя, пропел:
Берия, Берия
Вышел из доверия
А товарищ Маленков
Надавал ему пинков
Притопнул ногами, загоняя их  усохшие за ночь валенки
- Ну вот! Хоть на работу, хоть на танцы! Пошли!


В дверь комнаты коротко, по деловому, постучали. В дверном проеме стоял горный мастер их участка – пожилой мужик в каске и «тайге»,  перетянутой ремнем от самоспасателя. Среди работяг ходили разные легенды, в том числе о том, что он – старожил Дальстроя и пришел сюда не под конвоем, но тут и остался.
- Привет, мужики! – поприветствовал он разом всех, находившихся в комнате.
- Вы двое – сказал он Вальке и Михалычу, на общий наряд сегодня не идете. У вас наряд отдельный. Могилу будете бить – «жмурика»  хоронить надо.
- Одевайтесь теплее- мороз сегодня. Валька, вот тебе путевка. На склад за взрывчаткой. Михалыч, у тебя в кочегарке весь могильный инвентарь – ломы, лопаты, «ложка». Давайте, мужики, надо успеть засветло – зимний день короток, а завтра похороны, поминки… Предприятие автобус вам выделило, чтоб было где погреться, пока могилу бить будете. Так что давайте, мужики, давайте! Автобус сейчас подойдет.  Заберете родственника «жмурика» этого, инструмент, взрывчатку со склада и с Богом, на «пятый» участок.

… « Пятый участок». Название дано еще с тех пор, когда в освоении месторождения участвовало четыре производственных участка и записи в трудовых книжках зачастую гласили – «переведен на второй участок»… «переведен на четвертый…». Записей о переводе на «пятый участок» в трудовых книжках не было никогда. «Пятым участком» в поселке называлось расположенное неподалеку от поселка кладбище, где обрели покой не только те, кто не имея ни флага, ни Родины, загнал себя в могилу в погоне за « длинным рублем», но и вполне «приличные» люди, у которых где то «на материке», как здесь принято говорить, были квартиры, взрослые дети, любящие жены, регулярно получающие на почте хорошие «северные» переводы.
   
        Сославшись на не близкий путь и отсутствие средств, родственники зачастую легко сваливали все хлопоты и расходы, связанные с погребением умершего на его «контору», оставаясь при этом в ладах со своей совестью и при полном «интересе».
Специально выделенные работяги, освобожденные в такой день от тяжелой работы в шахте, быстренько определяли умершего в неглубокую могилку, выбитую взрывом в мерзлом грунте, иногда сверху присыпали щебнем с песком, как то втыкали в образовавшийся холмик свеже покрашенный крест с наспех сделанной надписью ( все равно читать некому, никто не придет и никогда этой могилы не навестит) и торопились в поселок, чтобы пропить выделенные профсоюзом по этому поводу деньги.
Как правило, к тому моменту как осушалась последняя бутылка спиртного, об умершем забывали и назавтра только головная боль напоминала о причине вчерашней попойки и так неожиданно свалившегося на них по среди рабочей недели выходного дня.

…       Этот случай был не из обычных. Сидевший на переднем сиденье автобуса дедок приходился каким то родственником умершему.
        Искренне желая сделать все наилучшим образом, по наивысшему, так сказать, разряду, он всю дорогу до кладбища неспокойно вертел маленькой лысой башкой по сторонам, проявляя живейший интерес ко всему, что было связано с предстоящим погребением родственника. Руки его бережно прижимали к животу большую хозяйственную сумку, уберегая ее от дорожной тряски.
        Автобус остановился рядом с кладбищем, обозначенным на засыпанном снегом крутом склоне оржавевшими пирамидками памятников да сиротливо торчащими из снега макушками крестов.
        Дедок бочком, придерживаясь рукой за поручень, вылез из автобуса. Едва сойдя с дороги он сразу провалился по пояс в снег, но не остановился, а недуром попер вверх по склону напрямую к могилам, смешно поочередно  забрасывая вверх ноги и пузом проламывая снежную целину.
        За ним, проваливаясь по пояс, тащился Михалыч, сгорбившись под тяжестью завернутого в мешковину штатного могильного инвентаря.
        Валька, взвалив на спину взрывчатку и удерживая другой рукой сумку с детонаторами, полз замыкающим.
        Снег, еще секунду назад так красиво сверкавший на солнце, моментально набился в валенки, карманы, рукавицы и даже за ремень. Он стекал по горячему мокрому лицу, и, перемешиваясь с потом, едко щипал глаза. Грязный тяжелый мешок со взрывчаткой неожиданно проявил дикий норов, все время желая сползти со спины и уткнуть Вальку лицом в колючий снег.
        А дедок, выбирая место для могилы своего родственника, все лез и лез куда то вверх по склону, оставляя остальные могилы в стороне.
Наконец он остановился.
- Здесь! – сказал он тяжело дыша. Здесь кума хоронить желаю!
- Чего здесь то? – жарко прохрипел совсем задохнувшийся Валька, подползая рядом и позволяя многотонному мешку уложить его на землю.
- Могли бы и ниже метров сто-двести, рядом со всеми.
- Место здесь хорошее, вольное! Нет никого рядом! Да вон и примета есть, верная!
 - Что за примета такая? – спросил Валька , вытирая заливающий глаза пот мокрым рукавом телогрейки, от чего на лбу осталась грязная полоса.
- Склон то вот лысый- пояснил дедок. А тут в аккурат березка вон какая растет. Не ошибешься, если что, и не потеряешь.
- Хрен старый! Извращенец! –едва  переводя дыхание, матерился про себя Валька, собирая горстями едкий пот с лица и чувствуя, как где то, прямо в горле, бьется сердце. Над мокрой головой стоял пар, а по остывающей спине за пояс стекали тугие струйки горячего пота.
- Душа с телом едва не рассталась, а ему березку подавай!

       Едва доползший до них Михалыч, багровея мокрым от напряжения лицом, поскорее спустил со спины мокрый инвентарь и боком завалился в снег, хрипя загнанной лошадью. Затем он перевернулся на спину и, приходя в себя, долго лежал на снегу, жадно хватая ртом морозный воздух.

…      Лежи не лежи, а надо было делать то, ради чего они здесь оказались. Тем более что время поджимало – короток световой день зимой. Лопатой расчистили от снега площадку для могилы, ломами сделали первые углубления, заполнили их взрывчаткой. Затем Валька дал команду своим помощникам спуститься в автобус, стоящий на безопасном расстоянии, и, пальнув из ракетницы в сизое небо, поджег шнуры…
Взрыв разметал в клочья тишину поселкового кладбища. Эхо, заметалось между ближними  сопками и ушло догромыхивать в дальний распадок.
        Дождавшись, пока отгремит последний взрыв, Валька спустился в автобус, чувствуя как промерз за минувшие два часа.
Дедок уже расстелил на сиденье автобуса газету, достал котлеты, хлеб, порезал сало и плеснул водки в граненые стаканы.
- Ну, за кума! Будет ему земля пухом!
Место я ему хорошее обозначил  - зажевывая котлетку, сказал дедок. Не в обиде будет!
Потом еще раз наполнил стаканы
- Ну, поехали!!! Вот котлетки берите, мужики! Домашние! И хлебушка!

        Казалось, водке ни за что не отогреть насквозь промерзшее тело. Но постепенно в ноги пришло тепло и после второго тоста за усопшего живым стало хорошо.
Еще раз выпив и закусив вернулись к работе. После первого взрыва отгребли щебень, крупные камни выбросили и снова взорвали.
Дело пошло. Грунт стал мягче. Могила зримо углубилась. Еще раза два рвануть и можно было бы заканчивать. Тем более что зимний день угасал прямо на глазах.
По быстренькому рванули еще раз и, не поднимаясь осмотреть работу перед последним циклом спустились в автобус погреться.
        А что подниматься осматривать, придем, все увидим, почистим крайний раз, рванем и домой
Выпили и доели все, что принес с собою дедок. За разговором выяснили, что дедок и Михалыч воевали где то рядом, на соседних фронтах.
- Ты, Михалыч, кем на фронте был?  - спросил Валька, пытаясь уцепиться вилкой за болтавшийся в банке огурец.
- Рядовым, стрелком – радистом. На бомбардировщиках войну отлетал – просто ответил Михалыч, уже достаточно захмелевший.
- Про наш полк так и писали – полк Героев! Как полк на плацу для общего построения построят – сразу видно, что у каждого командира экипажа Звезда героя, а то и не одна! Не веришь? У меня даже фотография есть, наша, полковая. К нам корреспонденты часто приезжали! В общежитие приедем – покажу. В чемодане храню.
       Михалыч поднял наполненную тару и , запрокинув голову, махом  вылил содержимое в глотку, пару раз дернув морщинистым горлом.
- Помню, отбомбились мы, летим с задания, а нам за хвост мессеры уцепились! Откуда ни взялись – ума не приложу. Я, значит, как стрелок, в хвосте самолета. Гадов этих из пулемета поливаю, а они свою карусель возле нас крутят! Я стреляю – они наседают! Они наседают и к земле нас норовят прижать. Близко ходят. Одного летчика с истребителя я даже разглядел! Вот как тебя! Очки еще на нем…  Стрелял я стрелял и раз -пулемет мой заглох –патроны закончились. Они это поняли и вообще навалились. Стрелять перестали. Жмут нас к земле. Близехонко ходят. Особенно тот очкастый достал! Ну, тут я топку открыл, шлаку полнехонькую лопату набрал и через форточку в кабине тому фашисту прямо в харю – вот тебе, сука фашистская от сталинских соколов!
       Вконец расчувствовавшись от нахлынувших воспоминаний Михалыч приобнял дедка и неожиданно предложил:
- А давай, пехота, споем, нашу споем, полковую  - и не дожидаясь согласия дедка, с чувством запел, помахивая ложкой
- Сталин  - наша слава боевая
Сталин- нашей юности полет…


- Готов Михалыч – подумалось Вальке.
Оставив стариков допивать, Валька потащился к месту производства работ.
Добравшись, наконец,  до могилы обалдевший Валька увидел, что из распластанной взрывом могилы торчит обитый когда то красным материалом наполовину присыпанный гроб.
- Е-мое – выдохнул Валька, чувствуя как ноги вмиг стали ватными.
-Ну, дед! Хрен старый! Вот тебе и березка! Что теперь делать то?- выпитая водка притупляла сознание и мысли в голове пульсировали медленно, с длинными паузами.
-Весь день мерзли и все псу под хвост. Похороны эти завтра… Куда хоронить то? А с этим что делать…
      
       Подтянувшиеся к могиле подельники были ошарашены не меньше Вальки.
- Смотри, старый, на приметы свои! – с чувством сказал Валька дедку, не отводя взгляд от гроба и в глубине души надеясь, что это кошмарное видение сейчас исчезнет.
       Дедок неожиданно быстро оправился от шока и взял инициативу в свои руки, тогда как Вальку от пережитого поволокло в сон.
- Не боись! – как то особо бодро заявил он Вальке. Такое на фронте тоже бывало. Спроси вон у Михалыча – он знает. Гранату, бывало, под труп подложишь и все! Чисто! Есть у нас еще взрывчатка –то?
- Мало осталось – слабым голосом возразил Валька, борясь с сонливостью и подступающей тошнотой.
- Стошнит сейчас… Не надо было столько пить! Да и вообще пить не надо было! Дед этот все – «за кума…земля ему пухом» да «для сугрева»
- Тащи всю взрывчатку сюда, Михалыч! – распорядился дед, энергия которого била через край.
- Клади всю что есть под гроб! Ща разом «жиплщадь» для кума освободим.  А то завтра похороны, люди уважаемые приглашены кума моего помянуть. Все «конторские». Сам директор прииска обещался уважить, а тут заминка вышла!


        То, что было потом, Валька видел как бы со стороны. Дедок с Михалычем подкопались под гроб и уложили в получившийся приямок всю оставшуюся взрывчатку. Сам Валька поджег шнур и они втроем, поддерживая и помогая  друг другу, спустились недалеко вниз по склону – чего попусту бегать туда- сюда. Ноги только мучить. «Своих не убьет»
Этот взрыв, увиденный Валькой четко оттого, что расстояние до места взрыва было недалеко и как то вразбивку, как на замедленной ленте фронтовой кинохроники, показался мощнее прежних.


     Огненное пламя рвануло могилы как из отверзшейся преисподней В доли секунды в небо взметнулся столб земляного крошева в перемешку со снегом и шумно осыпался, пятная грязной пылью чистый, белый, местами нетронутый еще снег.  Неподалеку от подельников в снег воткнулся невесть откуда спланировавший обломок доски, а прям им под ноги свалился с неба пустой черный полуботинок, выглядевший не белоснежном кладбищенском снегу как то особенно неуместно…. 


      Картина, открывшаяся перед подошедшими к могиле подельниками, была не для слабонервных. Взрывом полностью обнажило гроб, освободив его от земли и сорвало крышку. В гробу лежал мужчина в черном костюме, запорошенной пылью, когда то белой рубашке, при галстуке. И без головы.


      Алкоголь кружил и дурманил Валькину голову, не позволяя ему критично оценить ситуацию. Оттого и мысли в голове плавали какие то легкие, не  отягощенные осознанием содеянного.
- Повезло мужику… Башку взрывом оторвало, а так нормально сохранился… Как живой… - преодлевая подступающие рвотные позывы и старательно удерживая равновесие на осыпающемся борту могилы, оценил Валька покойника.
- А чего удивляться то – вспомнил он вчерашний бивень. Вечная мерзлота же. Люди вон мамонтов находят… Ископаемых разных!


      Понемногу хмель из головы улетучивался под влиянием свежего воздуха и из алкогольного тумана, царившего в Валькиной голове, стали выкристаллизовываться одиночные, вполне трезвые мысли
- Ерунда какая то вышла… Кажется, «закосили» мы немного, дедка этого послушав. « У нас на фронте, у нас на фронте…!» И Михалыч – сокол сталинский – туда же! Змея он очковая, а не сокол сталинский»! А башку то мужику мы оторвали… Искать теперь ее надо… Или не надо… Да…
-Подставили эти чертовы деды по полной…И дедок этот с приметой его! Да, впрочем, кто виноват! Водку не надо было жрать!


      Валька сел на скрипучий снег неподалеку от могилы, окидывая взглядом кажущимися такими маленькими сверху домики расположенного под сопкой поселка, дорогу, ведущую к кладбищу…


      Во! Вот и горняк к нам карабкается! Больше некому потому что . Самое время! Сейчас увидит наше художество – враз всем «звания» присвоит! Подробно, в деталях, расскажет нам кто мы такие есть. И откуда у нас руки растут... У него словарный запас особый – мужики говорили, в свое время он лично половину Дальстроевских заключенных отконвоировал сюда по этапу! Про  нас он сейчас нам все доподлинно расскажет и родственников наших всех упомянет, до седьмого колена. "Реву" будет!
А «награды» нам «контора» выдаст! Огребем по полной!