Дурацкие вопросы

Всегда, сколько помнил себя Георгий Евсеевич  Дудкин, у него было ружье. Сначала отцовское, старое-престарое, неизвестного происхождения, потом ижевка, отданная соседкой после смерти мужа. «Боюся, я че-то это ружо,  возьми, Жорик себе, ничо мне за его не надоть, только возьми – от греха подальше,  не выбрасывать же …»  И Жора взял, и никто никогда не требовал от него никаких справок ни на первое, ни на второе ружье. Да и охотился Георгий Евсеевич, понятное дело, без всяких там охотничьих билетов. Слыхать- то он  слыхал о таких билетах, а вот, чтобы видеть – не приходилось. Село, где жил  раньше, в такой глухомани заплуталось, что об ем не все в районе-то и знали. Но то было раньше. Что было, то всплыло. Деревенька, где отродясь жил он со своей семьей и родичами, оказалась «бесперспективной». Магазин, медпункт, школу закрыли, дорогу зимами чистить перестали, и вскоре люди вынуждены были переселяться с родных насиженных мест.  Георгий Евсеевич, решил, как и большинство селян,  податься в район. Но то только так говорится, что решил – баба решила. А ему куда: и с  еенными прибабахами  уже тошно,  и без их, как  тузику без блох – скучно. Родственники из району и работенку ему присмотрели на железке. Сами там всю жизнь спину гнут и его туда же. А другой работы там и не сыщешь. С этой поры стал Георгий Евсеевич охранником на железной дороге, сторожем то бишь. Порядки городские после вольной деревенской жизни не по нутру пришлись ему:  все по часам, дисциплину блюди, с запахом на работу ни-ни, начальника Васькой не называть. А как его звать - он же кум дальнему родственнику, за столом не раз сиживали, не одну бочку вместе выпили. Да и младше он - еще сорока нет. Они-то - родня,  все его Васькой  зовут, вот племяш,  и тот:  Васька - то, Васька - сё…
Тут еще с ружьем приключилась катавасия: участковый отобрал.
- Ты бы, Васька забрал  ружо-то у участкового, - сказал на утро своему начальнику сторож Дудкин.
Того в краску шибануло.
- Ты мне «Васька» при сослуживцах не говори, дядь Жора, а то неловко как-то, - сказал укоризненно с тихим придыханием Василий Петрович, когда люди разошлись.
 - Так заберешь? – продолжал напористо новоиспеченный охранник.
- Это так не делается. Строго сейчас, не то что раньше было… Отдадут тебе ружье. В разрешительной системе у меня  знакомые есть, но все нужно сделать по закону. Медкомиссию помогу в нашей  больнице пройти, только психиатра – в районке…                - Помнишь, как в психушку ехать? – спросил под конец разговора Василий Петрович.
-Угу -  Георгий Евсеевич утвердительно мотнул головой. Вдруг его замутило: разрешение оформлять, медкомиссию снова проходить… Особенно  задело, что к психиатру переться придется в другой конец города. Прямо таки тренькнуло что-то в душе, будто недоброе предчувствие проняло. Еще внутренне осерчал Евсеевич на Ваську: тот не собирался с ним, как в прошлый раз к психиатру. Тогда при поступлении на работу его будущий начальник  Василий Петрович, самолично представил  дальнего родственника в лучшем виде, и доктор, в присутствии начальника станции подписал бумагу,  прежде строго осмотрев Георгия Евсеевича, будто коня на базаре.
Как обещал начальник-Васька, медкомиссию в своей поликлинике проходить не понадобилось: доктора просто переписали все из прошлогодней справки, а вот к психиатру пришлось все же  ехать через весь город к черту на кулички.



Понятное дело, что ко времени комиссии Георгий Евсеевич пребывал не в лучшем состоянии духа.  Даже поздороваться забыл, а на приветствие доктора так ответил, что впору от такой здравицы окочуриться.  Но доктор был невозмутим и, казалось, ничего его не сможет вывести из душевного равновесия. Георгию Евсеевичу даже показалось, что доктор смотрит на него будто бы насмешливо.
- В вытрезвитель когда-нибудь попадали? – спросил доктор вежливо.
- Я под заборами никогда не валялся, чтоб меня менты  подбирали, - с обидой  раздраженно выдавил обследуемый, и сверкнул глазами исподлобья.
- А вообще, как часто выпиваете? - голос доктора не дрогнул.
- Вы что же меня все об выпивках спрашиваете? Давайте – по существу, я с вами водку пить не собираюсь, - глаза  Георгия Евсеевича выпучились в напряге.
- А я вас и спрашиваю по существу, я ведь по совместительству нарколог.
- Кто? – не понял испытуемый.
- Нарколог.
Георгий Евсеевич не стал еще раз переспрашивать, сделал вид, что понял.
- А-а-а! – протянул он, - так,  по случаю бывает,  выпиваю. Но, чтоб там  под заборами валяться – никогда такого не бывало, –  смягчившись, соврал экзаменуемый, и ему показалось, что он покраснел.
- Ну, а как часто бывают «случаи»? -  продолжал доктор напористо.
- Что вы привязались, - сверкнул глазами Георгий Евсеевич, - ну,  сосед зашел, ну,  с охоты вернулся, ну, после баньки там, с устатку. Ну, как все… Но, чтоб там валяться…  К чему такие вопросы, ей богу, не пойму?
- Запои бывают? – голос доктора звякнул металлом.
- Какие запои? Я же в деревне всю жизнь прожил. Там – не в городе, за тебя никто скотину не напоит, жрать ей не даст. Разе будешь там запоями пить. Что за вопросы дурацкие, ей богу. Детский сад прямо… - от досады испытуемый отвернулся, уставившись в окно.
Доктор энергичнее стал мять ручку, вертеть ею нервно, сделал паузу, гулко забарабанил пальцами по столу. Потом замер, наклонился к испытуемому. Георгий Евсеевич само собой не заметил раздувшихся его ноздрей, и посчитал, что психиатр успокоился. Он окончательно утвердился в этой мысли, когда тот произнес с показным спокойствием:
- Ну, что ж будем тестироваться?
- Что делать? – спросил недоуменно, и от этого без нервов, потенциальный теститируемый.
- Сдавать тесты, то есть отвечать на вопросы. Я вам даю вот этот вопросник, а вы должны правдиво, откровенно, - доктор сделал на этом слове акцент, -  письменно ответить. Здесь даются варианты ответов. Ненужное зачеркнуть. Все понятно? – строго спросил доктор.
- Понятно, от чего же не понять – не дурак, - как-то развязно сказал Георгий Евсеевич.
- Тут двадцать вопросов. Пять минут хватит?
- Хватит, - и Георгий Евсеевич деловито взял ручку и задумался над первым вопросом. Что-то черкнул в листочке.  Вопросы ему показались легкими и даже простоватыми. Через пару минут он уже подал листочек доктору.
- Так-с, так-с, - доктор стал внимательно изучать листочек.
- Вы правильно зачеркнули вот тут?
Теститруемый посмотрел в листочек.
- Да, все правильно.
- Вы, что действительно часто устраиваете семейные скандалы?
-  Ак,  - спускать не то ли  ей? Так она и на голову сядет. Приходится вразумлять. Если надо, то и рыло начищу, чтоб не повадно было, - испытуемого несло, и чем больше он о скандалах говорил, тем больше его раззадоривало. На самом деле дома он всегда вел себя тише воды ниже травы, и слово кривое боялся своей оровитой супружнице молвить. А тут ему хотелось перед доктором покуражиться – вот, мол,  я какой.
- А вот здесь, - доктор, будто не слушал своего пациента, - я правильно понял, что если бы вы увидели, что прохожий потерял кошелек, но никто этого не заметил, то вы присвоили  его себе?
- Конечно, а как же. Дураков нет – что упало, то пропало. Вы же сами говорите, что никто не заметил…
- Да, такое условие. Никто не заметил, - голос доктора снова скрежетнул металлом.
- Вот видите, - выкрикнул радостно  Георгий Евсеевич в азарте, не замечая раздражения своего экзаменатора.
Он сам себя не узнавал, но не мог остановиться. Будто ведун им руководит, или чертенок какой за язык дергает. Конечно же, он отдал бы кошелек человеку,  потерявшему его, когда это бывало, чтоб он чужое присвоил,  но тут… Ему не хотелось выглядеть простаком.
- А этот вопрос…  я правильно понял, что вас часто посещают мысли – убить человека?
-  Так я не о человеке. Что вы меня ловите на слове? Это я - о своей. Да ее иногда и убить-то мало. В прошлом году болотники вилами проткнула. И смолчала,  сволочь… . Так, что вы прикажете –пельменЯми ее угостить после рыбалки? Чуть в больницу не слег – ноги промочил… -  и как бы в оправдание добавил:  -  нет, чтоб сказать, я бы заклеил, а так…
- Но это же была мимолетная мысль. Вопрос так поставлен, что ваше решение убить уже вызрело, и вы даже придумали, как вы это сделаете 
- Понятное дело, что сгоряча подумал… Потом  быстро отошел. Что ж из-за сапог человека живота лишать. В тот раз я не думал о том, как бы я ее того… Но вот недавно было дело, - оживился Георгий Евсеевич, -  я уж и не знаю, как сдержался. Я же все себе даже представил, как порешил бы  ее, окаянную…
- Что, застрелить хотели? – теперь уже оживился доктор.
- Да, что вы?  Как можно стрелять? Кровище будет, как из поросенка. Все забрызгат.  Жакан, представляете, как бьет? Я как-то медведю в глаз попал, дак ему пол черепа снесло. Смотреть страшно…
Доктор  поморщился, и с опаской косяком глянул на распоясавшегося пациента. Барабанящие пальцы смолкли. Никогда еще ему не приходилось резюмировать такие результаты тестирования.
- Я  тогда хотел ее вожжами придушить. У меня в коридоре  вожжи висят.  Сам не знаю,  зачем повесил в городской-то квартире, - уточнил Георгий Евсеевич.
- Ну, чтобы жену задушить, - тихо сказал доктор.
- Да, нет. Зачем же? Я и мухи-то  не обижу. Это, как говорит Васька, может знаете – начальник станции, была неординарная ситуация,  вот и психанул… А вожжи – они ведь еще дедом моим сделаны. Память об ем, что ли…- тихим голосом изрек Георгий Евсеевич
Теперь экзаменуемый успокоился, выпустив пар, и сидел напротив озадаченного доктора-психиатра, опустив безвольно плечи. И, как будто, поняв безнадежность своего положения,   спросил:
- Не прошел я экзамен, да? Не будет мне разрешения на ружо?
- Мы пока не закончили разговор. Рано делать выводы, хотя… А что за история произошла, так называемая неординарная ситуация, что вы могли задушить  жену вожжами? – как-то вдруг оживился доктор.
-Да бросьте вы – не задушил бы я ее  никогда. Мы же с ней почитай тридцать лет вместе. Куда я без нее?  Детей троих нарожали. Уже и внуки  есть. Какое там убивство? Это я так с горяча тогда подумал. Просто вожжи на глаза попались – об их, окаянных и подумал…  Вопросы у вас  шибко дурацкие, вот и понесло…
Доктор опустил глаза и снова его пальцы выбили многозначительную выжидательную дробь.
Георгий Евсеевич пристально посмотрел на доктора, прикидывая можно ли поделиться с ним той историей. Он никому ее не рассказывал в силу чрезвычайной  деликатности. Но на кону – разрешение на ружье.
- Так я слушаю. Из-за чего это вы хотели жену задушить? - прервал молчание доктор.
Георгий Евсеевич  заерзал на стуле, отвернулся к окну, обмозговывая,  как бы поделикатнее обсказать доктору то, о чем он никогда еще ни одной душе не открывался. Пальцы доктора нетерпеливо задробили.
- Ладно, - расскажу, - он махнул безнадежно рукой. - Это было нынче зимой – в аккурат на Новый год. Угостил меня Васька кровянкой: наши смены совпали, вот мы и оказались на работе в новогодний праздник.   Я обход свой сделал, он тоже там со своими делами управился. С морозцу зашли в его кабинет обогреться. Васька-то и говорит, будь он не ладен:
- Давай, - говорит, -  по маленькой макнем. Все равно никого нет.  Все за столом сидят, а мы что - рыжие?  Ну,  и накатили чуток, закусили обильно. Кровянка показалась мне сыроватой. Ему-то хорошо, он в тепле дежурит, а мне - на мороз – положено все объекты обойти, да не раз за смену-то.  Перед окончанием смены шибко живот закрутило. Дотерплю, думаю, до дому, а то - весь укутан: пока рассупонишься на морозе, а ушел я к дальним складам, там удобства только на улице.  Дотерпел, смену сдал и – домой бегом. Скрутило уже так, что мочи нет. Все же добежал до дому, кое-как поднялся на второй этаж: ноги уже слушаться перестали. Ключи кое-как нашел, чуть не потерял это…
- Что чуть не потеряли? – оживился доктор.
- Сознание…, - нашел нужное слово Георгий Евсеевич. - Успел открыть квартиру, успел снять верхнюю одежду, успел штаны снять, и тут случилась, как говорит Васька – неординарная ситуация… У нее привычка дурацкая - крышку унитаза закрывать… - раздраженно закончил испытуемый. – Убил бы…
Живот доктора заподрагивал, но лицо  старалось не выдавать себя. И только когда кончились конвульсии, он произнес:
- Я вас поздравляю – вы прошли тестирование успешно. Многие на вашем месте убили бы,  - и поставил долгожданную подпись на вожделенной бумажке.
  Всю дорогу домой в автобусе Георгий Евсеевич дремал, пытаясь отогнать витавший еще кошмар сегодняшнего тестирования.  В коротких дремах, прерываемых выкриками кондукторши, ему снились вожжи: будто  душит он ими свою супружницу, а она хрипит, брызгая слюнями, брыкается и совладать с нею нет никакой возможности. То он хватается за ружье, и тут же подкидывает упавшую низко голову, таращась безумными глазами в стекло городского автобуса… Привидится же такое.

                ***
Он открыл входную дверь, и сразу на глаза попались вожжи, залоснившиеся за долгие годы о лошадиные бока, да ошлифованные еще руками отца и деда.
- Явился – не запылился! - громко с привычным раздражением в голосе, крикнула из кухни жена, отреагировав на скрип  двери,  – картошку снова некогда было принести из погреба? Скоро садить, а нам все некогда… Когда же она прорастет?
- Я медкомиссию на ружо проходил…
-  Медкомиссию он проходил… Принесешь это свое ружо – выброшу его на хрен в реку, чтоб не маялся дурью! – уже расходилась благоверная.
Георгий, как обычно смолчал.
- Васька звонил, спрашивал про эту твою медкомиссию, - продолжала жена ворчливо, но  уже снизив обороты, - на рыбалку завтра собирается. Пойдешь?
- Пойду, у меня завтра выходной. Че мне тута делать в этой бетонной коробке? – тихо ответил Георгий.
- Пока картошку не принесешь никуда не рыпнешься! - закончила разговор, занятая своим делом жена, не оборачиваясь.
Георгий Евсеевич сняв вожжи с гвоздя, все это время стоял в коридоре вне видимости своей жены. Сделав шаг- другой, посмотрел исподлобья   в открытую на кухню дверь: жена стояла спиной, наклонившись над столом, нарезая что-то ножом. И только, отпуская очередную реплику, руки ее останавливались, и она поворачивала  голову в сторону коридора, чтоб громче выходило.  Вожжи привычно холодили руку. Кулаки до хруста в пальцах сжали кожаные петли. Вдруг благоверная  повернулась. Мгновение и мышцы расслабились, и Евсеевич громко выдохнул;  плечи безвольно обвисли, лицо потеплело и брови выправились.   
- Ну, что стоишь, как пень?  Проголодался, поди… мой руки, садись за стол. А вожжи зачем снял? – спросила жена удивленно.
- Да, вот убрать нужно… в кладовку, -   и прибавил, понизив голос,  - от греха подальше…

                Август 2010