Золотая вобла

- Когда вы уже напьетесь, алкаши проклятые! Каждый день одно и то же! Рядом  урна для мусора, нет бросают прямо под ноги: где пьют, там и гадят… Управы на вас нет… Подними ноги! И этот сюда уже сел, вроде мужик как мужик был, а тут… Магнитом, что ли притягивает вас эта скамейка?– женщина-дворник, гроза местных забулдыг, наклонилась, извлекла из-под скамейки пластиковую бутылку.
Окрашенная в зеленый цвет массивная скамейка, принесенная дворовыми пьяницами от ближайшего подъезда в тень под березки, и поставленная рядом с маленьким магазинчиком, и сегодня - майским утром, не пустовала. Прислонившись к металлическому забору с самого краю, сидел молодой еще человек, уронив голову низко на грудь. Забросив ногу за ногу, он как бы на показ выставил острые колени. Рядом лежала завернутая в газету вяленая вобла, открытая бутылка пива грелась в сомкнутых ладонях, умостившись за торчащими  коленями.
Человек, сидящий на скамейке, поднял ноги, другой реакции на слова дворничихи не последовало.  И не то, чтобы произнесенная тирада прозвучала слишком тихо, или что-то помешало услышать сидящему  на скамье. Нет, голосом бог не обидел дворничиху, и утреннее воробьиное верещанье тоже   не могло стать помехой. Просто сидящий человек не слышал ничего вокруг:  он что-то бубнил себе под нос. И только прислушавшись можно было разобрать  странную тираду, обращенную к завернутой в газету вобле:
-  Вот видишь,  глупая рыба, как бывает: никто мне не рад, никто не скажет доброго слова… Дома жена уже запилила,  на работе начальник достал.  Что ему нужно? Я  хожу на работу, план выполняю. А жена? Что я ей плохого сделал? Я же не бью ее, как Васька свою… Я же тише воды…
- Отчего же ты меня глупой обозвал? Я ведь золотая вобла, не простая,  – услышал вдруг человек, и ему почудилось, что вобла шевельнула хвостом и газета зашуршала, глаз ее вроде как мигнул. Свежий весенний ветерок колыхнул беспорядочно уложенные подушкой косматые волосы человека на скамье. Ему показалось, что волосы вздыбились.
- Как это? С виду вобла, как вобла… – удивился человек.
- Это сейчас я приобрела такой вид, потому, что высохла, а вот когда меня поймал рыбак, я была золотой.
- Что ж ты рыбаку не сказала о том, что ты золотая, или он не заметил?
- Говорила, не заметил и не услышал…
- Он что дурак?
- Нет, он пьяным был. Да и какая разница – пьяный тот же дурак , -  человеку показалось, что вобла вздохнула.
- Ты, поди, и желание можешь исполнить, раз золотая? – икнув, спросил человек.
- Не вопрос: как принято в сказках, три желания я действительно могу исполнить…
- Я не дурак, я такую возможность не упущу, - перебил воблу сидящий на скамье.
-. Значит ты пьяный, раз не дурак? – спросила вобла голосом, напоминающим голос жены.
- Да нет, я чуть выпивши, с чего ты взяла, что я пьяный, - обиделся человек.
- На эту скамью садятся или  пьяные или дураки, что впрочем,  одно и то же, - вобла опять шевельнулась, и человек почувствовал, как волосы его снова вздыбились. Только теперь его взял испуг: осмотревшись по сторонам, он заметил, что к скамейке приближался его знакомый  Санек по кличке Кабан.
- Привет, Леха! – скрипуче произнес Кабан. Сидящего на скамье человека звали Алексей Конопелькин, работал он сварщиком у нефтяников вахтами: месяц работает, месяц отдыхает. Сейчас, в начале мая у него были выходные. Как говаривал Леха: я отпахал месяц, имею право отдохнуть, имея ввиду - посидеть на скамейке с товарищами. Леха на приветствие не ответил, он  закрыл глаза.
- Уходи, уходи…  не мешай, - прошептал Леха тихо, втягивая голову в плечи и еще сильнее зажмуривая глаза. Он боялся, что вдруг вобла замолчит и больше не скажет ни слова, что все прервется вот сейчас,  и его тайные и явные  желания не смогут быть исполнены. Затрепетало сердце в корчах неуверенности, пронзило грудную клетку паническим ужасом: как не вовремя явился этот Кабан, что ему нужно, чтоб он провалился, - неслись заклинания в воспаленном мозгу.
- Не прикидывайся шлангом, - грубо пробасил Кабан присев рядом на скамью, - я же знаю, что ты не спишь.
- Уходи, уходи, не мешай, все может исчезнуть…  - шептал Леха, прижимая левой рукой воблу к себе.
- Что ты там бубнишь? – грубо прервал мысленный поток Кабан, - пивом поделишься? Нутро горит…
- На, возьми, - Леха с торопливой готовностью протянул недопитую бутылку дружку. «Хоть бы быстрее выпил и сматывался», подумалось ему, но Кабан, взяв пиво,  потянулся к вобле.
- Дай рыбки кусочек…
Леха дернул воблу к себе,  быстрым движением прижал к груди, глянул на Кабана безумными глазами и крикнул перекошенным от злобы ртом:
- Не трожь рыбу!
- Тебе, что, рыбы жалко?  - Санек снова потянул руку к вобле.
- Не трожь, говорю! Убью!
- Да не трогаю я твою рыбу, можно подумать, что она золотая… дурак, - сказал Кабан и допил из горлышка нагретое Лехиными ладонями пиво, крякнул, как положено, швырнул пустую бутылку в сторону, не глядя.
- Я не дурак, я - просто немного выпивши, - почему-то сказал  Леха в полголоса, наклонившись к воблиной голове, плотно прижатой к груди.
- Завязывать тебе нужно, Леха. Ты уже вчера чудил… - Кабан достал сигареты, предложил Лехе, но тот отмахнулся:
- Не хочу курить, уходи отсюда, уходи, не мешай, - Леха умоляюще посмотрел на Санька
- Ладно, ухожу, мне уже полегчало, - Кабан прикурил, повернувшись от ветра,  и пошел вдоль дома.
Случилось то, чего так боялся Леха. Вобла замолчала. « Как же она могла говорить, вдруг подумал он, глянув в  сухие, провалившиеся глаза воблы, - почудилось»
- Тебе не почудилось, - услышал он, - Да, Кабан прав – чудишь ты, Леха, тебе уже лечиться пора.
- Это тебе кто сказал?
- То, что тебе лечиться нужно, это и козе понятно.
- А мне, вот, не понятно, так, что это означает, что я глупее козы? Гы,гы,гы, - заржал Леха, потянул носом, - во, дает…
-  Если поставить на весы интеллект спившегося человека и козы, то я бы поставила на козу, - сухо ответила вобла и замолчала.
 Слова воблы взбесили его, он оглянулся, словно убедился в том, что никто их не подслушивает, схватил воблу за хвост, и стал колотить по скамейке воблиной головой.
- Ты что барабанишь башкой по деревяшке?  - вдруг услышал Леха, - что у вас, мужиков, за мода – башкой по деревяшке. Своей башкой  не пробовал об стенку? – у воблы появились интонации присущие жене Лехи.
- Все, все,  не буду. Я думал….
- А ты не думай, - прервала Леху вобла, - тебе сегодня думать противопоказано.
- Слушай, вобла, ты мне зубы не заговаривай. Если ты забыла, то я тебе напомню, что три мои желания за тобой.
- Я тебе пока ничего не обещала. Я действительно могу исполнить три желания, но при условии…
- Какие условия? Ты же у меня в руках!
- Видишь ли, Конопелькин, тот рыбак, что поймал меня,  был в более привилегированном положении: ему стоило меня просто выпустить и загадать желание, а у тебя дело сложнее: тебе еще нужно оживить меня, поэтому условие придется выполнить.
- Я выполню твое условие, - твердо изрек Леха и для большей убедительности мотнул головой.
- Будь, по-твоему.    А условие такое: сейчас ты идешь домой и пускаешь меня в аквариум.  Через полчаса вызовешь скорую помощь…
- А это еще зачем?
- Видишь ли, Леха, меня три недели солили, потом давили гнетом, потом вялили. Тяжело мне сейчас: мозги отваливаются, в горле пересохло, во рту, будто кошки ночевали, нутро  жаром  полыхает - огнем горит, меня прямо всю колотит и тошнит, аж кишки выворачивает. Сама я  не оживу, потребуются реанимационные мероприятия. Без врачей теперь не обойтись… А, как только немного оклемаюсь, так и займусь твоими желаниями. А они еще у тебя есть, эти желания? – вобла глянула в упор своим сухим с налетом соли  глазом.
- А как же. Вот…  - тут Алексей Конопелькин запнулся. Ни одно желание не всплывало в мозгу. Даже обидно стало и огорчительно до слез. Столько раньше хотелось, а тут открылись вроде возможности, а ни одно желание не шло на ум. Раньше  он прыгал бы от радости, возьмись хоть кто исполнить  одно его желание, а сейчас чувство безразличия и вялости не позволяло медленно работающему мозгу возрадоваться  в полную мощь, выдавить из себя хоть какое желание. Ощущение острой тоски сковало горло, слезы щемяще выдавились из глаз. Витрина магазина задрожала и размылась, как в тумане, вобла, лежащая на лавке,  тоже исчезла в мареве. Леха протер глаза и все восстановилось. На смену вялости и разбитости пришла волна раздражения, недовольства и гнева, дошедшая до выраженной злобы. Он схватил воблу за хвост и стал неистово колотить по лавке. Но будто своей головой колотил Леха, каждый удар отдавался в мозгах.
- Успокойся, Алексей, - обратилась вобла к Лехе, - не колотись головой о забор, это не поможет. Лучше подумай, что тебе сейчас хочется больше всего.
- Вспомнил, - сказал обессилевший  Леха, - шибко жена меня  достала, орет на меня в три горла, прямо, как с цепи сорвалась. Хочу, чтобы оставила в покое. Вот мое первое желание.
- Ну, что ж, - почесала плавником голову вобла, - сложно выполнимое желание. Нужно подумать…
- А что тут сложного? Ты же золотая рыбка, - приободрился Леха.
- Нет, сложностей для себя  никаких я не  вижу,  но хотелось бы обсудить варианты, чтобы потом не было мучительно больно… Так вот: вариант первый – радикальный: она просто уходит от тебя вместе с детьми, таким образом оставляя тебя в покое. Никаких оров и скандалов - я устрою…
- Мне не нравится такой вариант: как же я без нее жить-то буду, я ее люблю. Как я без детей? – вспылил Леха
- Ладно,  тогда другой вариант более мягкий: можно лишить ее рассудка и сделать ее немой. Это в моих силах.
- А зачем лишать рассудка?
- Ну, чтобы не замечала того, что ты пьешь, ведь нормальная женщина должна ругать мужа, когда он приходит домой пьяным. Можно сделать так, что это ей будет даже приятно:  ты приходишь   на бровях, а она хихикает глупо и молчит. Страшно, правда, это смотрится со стороны. Кто увидит – содрогнется.
- Не нравится мне и второй вариант. Третий имеется?
- Нет. Третий вариант – это твое решение…
- Какое?
- Об этом потом, - вобла замолчала. – Прошу второе желание.
-  Начальник меня уже задолбал, - вошел в раж Леха, -  озверел, можно сказать. Лишил премиальных,  заставил написать заявление с открытой датой, грозится уволить. Я хочу, чтобы оставил он меня в покое. Вот мое второе желание.
- Ну, здесь все очень просто. Я устрою так, что никогда этот начальник не будет предъявлять к тебе никаких претензий. Я уволю тебя с этой работы. Но тебе придется искать новую работу, а сейчас это не просто, и новому начальнику также будет претить то, что  ты приходишь с запахом перегара, что иногда допускаешь прогулы, ссылаясь на зубную боль. А прогулов набралось уже столько, что зубы вроде должны кончиться давно.
- Второй вариант имеется?
- Нет. Второй вариант  - это твое решение…
- Какое? – спросил Леха.
- Об этом потом, - вобла на минуту замолчала. - Прошу озвучить третье желание, - скрипнуло в газете после паузы.
И тут Леха растерялся. Оставалось последнее желание, а хотелось  многого.   Вдруг он представил себе, что пиво по утрам дают совершенно бесплатно, да еще и сигареты в придачу навяливают: на вот, выпей Лешенька, да покури; дворничиха переменила свое отношение к насельникам скамьи и стала улыбаться по утрам: да бросайте вы мусор куда попало, я подберу, это же моя обязанность;  и соседка, подружка жены,  перестала браниться и теперь только строит глазки: зайди, Лешенька, я тебе сто граммов налью;  и дети по выходным перестали плакать и упрекать его -  отца,  в том, что он снова обманул их и не вывез за город на озеро, как обещал, а молча сидят в углу и собирают старый конструктор, они теперь еще и про обещанный отпуск на море забыли; и водительское удостоверение, забранное злым инспектором ГИБДД за езду в пьяном виде,  вернулось чудесным образом: сам инспектор привез удостоверение домой – езди, мол Леха теперь хоть сколько, хоть пьяный, а хоть и трезвый; дача, словно по щучьему велению сама достроилась; и кредит на машину сам погасился;  и квартира теперь, как по волшебству  расширилась, и живет теперь его семья не в тесной однокомнатной квартирке, а в хоромах о трех комнатах, как мечтали все домочадцы его…
- Я тебе, Леха не диктофон, чтобы записывать  желания, накопившиеся за  последние годы твоей бренной жизни, я – золотая р… вобла, - запнулась вобла.
- Я же только подумал, - испугался Леха.
- Ты всегда так думаешь? Орешь  на всю округу, руками машешь, кулаком весь хвост мне измял...  Потише чуть и поскромнее будь. Одно желание осталось у тебя, -  вобла вздохнула и уставилась глазом на Леху.
Придавила вдруг зеленая тоска Леху, тяжко придавила, так тяжко, что и вздохнуть нет силы; сдавило виски железным тисками, икнулось больно, нутро словно вывернуло; уперся Леха в железную арматуру высохшими лопатками, прижал воблу к ноющему сердцу…
-  Пить надоело, башка скоро лопнет, почки отвалятся, печень расплавится… Вот, что скажу тебе, рыба моя дорогая:  так и в ящик сыграть можно…  Надоело: сам жизни не вижу и семью уже затравил, - вдруг тихо и почти обреченно прошептал Алексей.
-  Чего же ты хочешь от меня, Алексей: решить какую-то твою проблему из перечисленных выше, или,  может добавить тебе здоровья, чтобы башку не ломало от водки, и печень не расплавилась; или, прости Леха за безумную мысль -  помочь  бросить пить? – вобла посмотрела на Леху, опасаясь гнева его, но тот сидел в первоначальной позе нога за ногу, уронив низко голову, так низко, что почти касался носом воблы. -   Заболтались мы с тобой, Конопелькин, загадывай свое последнее желание, - услышал Леха.
Алексей  вдруг упал на колени, простер тощие руки свои к синему небу, разлетелись птицы с ближайших берез в разные стороны, встрепенулись, освободившись, ветви, не успевшие еще обзавестись листьями,  взлетели нечесаные космы в порыве ветра.
- О, Боже, помоги! Сил моих уже не осталось, на тебя уповаю! – возглас этот вырвался из самого сердца. Леха вспомнил, как еще бабушка  наказывала в детстве: плохо будет – к Богу обратись. Вот сейчас только вспомнились слова ее.
 Рухнул Леха без чувств на скамью, обняв ее руками, накрыв собою воблу. Сколько так пролежал  никто не знает, да и сам он того знать  не может. Как поднялся он, и  как отлепился от скамьи тоже Леха не помнил;  не знает он до сих пор, как пришел домой, как пустил воблу в аквариум, как просил  выполнить его желания, лобызая стекло аквариума.  Не помнит он и того, как позвонил сам в «скорую»,  долго объясняя дежурной, что золотой вобле нужно провести реанимационные мероприятия. Не помнит Леха и того, как попал в больницу.
Что о больнице рассказывать? Ну, первые дни  капельницы давали, уколами ягодицы издырявили,  места живого не осталось – сидеть больно. Таблетками горькими пичкали. Но больше всего запомнились разговорчивые доктора: все о жизни беседовали, о том, о сем. Никто не упрекнул его, Алексея Конопелькина в том, что пил, что довел себя до такого жуткого состояния. И это в какой-то мере ставило Леху в положение человека, как бы незаслуженно пользующегося всеми  благами…
Может, и можно было бы назвать пребывание его в больнице в какой-то степени безмятежным и покойным, но мучительные сны не давали покоя. После этих снов и днем душа ныла мучительным нарывом. Снился ему каждую ночь один и тот же сон, как будучи еще мальчишкой-школьником плакал он горючими слезами каждый раз после проведенного лета на пыльных улицах своего северного города на «детских площадках». Так тогда называли организованные при школах «пионерские лагеря» для оставшихся   в городе детей. Многие мальчишки и девчонки выезжали на юг  с родителями, потом хвастались фотографиями на фоне синего моря в обнимку с пенистой волной прибоя. И он, Леха тоже, плененный их восторженными рассказами врал, как будто  папка их тоже возил  на Черное море, и он тоже ловил крабов вот таких. В этом месте он широко расставлял пальцы на обеих руках. А потом ревел по ночам, а мама наклонялась к нему, нежно гладила его голову, успокаивая сына.  И так каждую ночь.  «Я ведь тоже второй год не могу вывезти детей на море!!!» - кричит он в мокрую подушку и просыпается, обожженный маминой слезой упавшей однажды на его руку …                Днем примешивались к этим сновидениям грустные воспоминания о вечно пьяном отце с искаженным злобой лицом. Другим  он отца не помнил, даже в гробу его лицо искажала недобрая гримаса…
  Не каплями – горстями черпал Алексей силы душевные и физические: руки перестали плясать, походка выправилась,  осанка облагородилась…    И если еще несколько дней назад невозможно было бы возбудить в нем ни гордости, ни самолюбия, ни хоть малейшей самокритики к собственной персоне, то сейчас он воспринимал действительность  такой, как она есть. Он понимал свое положение так ясно, как никогда, но главное - он знал, что будет делать после выписки из больницы.
             
                ***
Пришел июль – пора отпусков. Вечерней порой шел Алексей домой с работы уставший.  Пот наплывает на глаза, солнце, хоть и присело к горизонту, но все еще держит уже взятый накал.
- Леха, айда к нам пивка попьем, - Кабан, сидя на скамейке под густыми березовыми ветками,  с таким же забулдыгой, - закусывает пиво вяленой воблой. – Садись, друг, пиво прямо из холодильничка.
- Спешу, мужики, завтра в отпуск уезжаю, - на ходу отмахивается Алексей.
- Так за отпуск положено с тебя…
Алексей лишь ускорил шаг и быстро поднялся по ступенькам, ведущим в его двор. Он знает: зацепишься с Кабаном, отцепиться будет сложно.
В дверях квартиры его встретила Вика, нежно обняла:
- Проходи, милый, как отработал свою последнюю смену?
- Ничего, нормально, начальник премию выписал, в отпуске пригодится. Все же нормальный он у нас мужик этот Михалыч. Справедливый: работаешь – получай премию, халтуришь, что ж – пеняй на себя, он-то спуску не даст.  Ваську  с запахом заметил, так видела бы ты как он его отчехвостил. Доиграется Василий…
С этими словами Алексей склонился к аквариуму, где плавала золотая рыбка.
- Ну, что рыбка, главное мое желание исполнилось, - прошептал тихо, чтоб не услышала жена.
- Будь счастлив Алеша, ты принял правильное решение… - Алексею показалось, что именно так сказала рыбка.
- Ты слышала? – почему то спросил Алексей у Вики.
- Ничего я не слышала, - отшутилась она,  – я,  Леш от счастья оглохла и кажется, совсем глупенькой стала. Ты у меня такой…
- Ладно, ладно, - перебил ее Алексей, - нужно готовиться к отпуску: завтра самолет, а у нас еще конь не валялся.
               
                Январь, 2013.  С-Петербург - Нижневартовск