Выстраданная победа

                I
      Дверь открылась внезапно. В проеме появились двое. Один – бритоголовый, отжимая могучей спиной толпу, остался в коридоре за  громко захлопнувшейся дверью кабинета.
- Слушай, Склиф-а-а-совский, я от Ванька. Он сказал, что ты все можешь…
«Склифосовский», молодой врач Алексей Максимович, смотрел на вошедшего без очереди мужчину средних лет. Дорогой костюм его сидел  небрежно, пуговицы пиджака расстегнуты, шикарный галстук, завязанный модным узлом, выделялся ярким, но безвкусным пятном. Туфли:  последний писк моды сегодня, а может быть несколько дней не видевшие щетки, смотрели белесыми бельмами. Небритое круглое лицо, пухлые влажные губы, залысины на коротко стриженой голове и толстая шея выдавали человека состоятельного,  избалованного, или скорее разбалованного.
- Я хотел с тобой тет на тет побазарить, - развязно, певуче “акая” на московский манер, продолжал пациент и кивнул в сторону медсестры. Фразы он бросал, как мелочь в шапку нищего. Громко чавкая, месил челюстями жевательную резинку, распространяя при этом запах ментола, замешанного на перегаре. Молчание врача придавало ему еще большей уверенности. Мимолетная неловкость, смутившая его на мгновение перед дверью кабинета, испарилась, словно облачко сигаретного дыма в ветреную погоду. Он, своими маленькими глазками, в упор расстреливал медсестру, еще молодую женщину с округлыми формами. Шагая по кабинету из угла в угол, как у себя дома, он, то и дело, обшаривал ее с ног до головы . 
     Доктор смотрел на него через почти невидимые очки без оправы. Он стеснялся их носить. Ему казалось, что очки его портят, придавая его и так нежному лицу излишнюю интеллигентность и мягкость. Алексей Максимович
молча рассматривал нежданого гостя, пытаясь понять, что ему нужно. Он намеренно молчал, изучая вошедшего таким экзотическим образом пациента. Шестое чувство подсказывало, что дело здесь не чисто.
       Медсестра прошла к двери мимо «гостя», и, поравнявшись, посмотрела ему прямо в глаза, улыбнулась, ехидно хмыкнула, характерно кивнув при этом головой. 
- Тут такое дело: ружьишко заржавело. Уже неделю как…, ну сам понимаешь, - продолжил гость, как только захлопнулась дверь за медсестрой. Небритым подбородком и скосившим глазом, он стренльнул вниз к  галстучной оконечности.
- Ну, снимай пиджачок, и штанишки тоже, – знакомиться будем, - спокойным, но твердым и уверенным голосом произнес наконец-то доктор, - он взял телефон, молча набрал номер.
- Пиджак на рога повесь, - грубовато в тон гостю сказал Алексей Максимович, - и штанишки ниже…, смелее…
- Ало! Иван ? Кого ты мне прислал? Ну, лысый такой…, толстый…, наглый, как паровоз, с «ржавым ружьем»…  Сейчас спрошу. Как твоя фамилия?
- Щипцов, - уже скромнее сказал пациент, - Эдуард Семенович.
- Он у тебя в кабинете? Ты что, при  нем…? - хихикнул Иван.
- Какой привет, такой ответ… Главное, Я должен быт уверен, что он действительно от тебя. А то, я уже хотел… от ворот-поворот… Сделаю все, что от меня зависит, - доктор слушал своего друга и смотрел на раздевающегося Эдуарда Семеновича, - никуда записывать не буду. Я сказал… Ради тебя… Так это ты и есть Щипцов?. Наслышан, наслышан… Все газеты только и пишут… - обратился он уже к пациенту.
Алексей Максимович улыбнулся. Щипцов стоял под оленьими рогами со спущенными брюками. Ветвистые рога, подаренные поликлинике на юбилей другом-охотником, словно росли из его лысеющей головы. Дорогой галстук дотягивался до курчавых зарослей, откуда сиротливо выглядывал предмет беспокойства Эдуарда Семеновича.
- А тебе они идут, - кивнул на рога доктор. - Неделю уже, говорите, Эдуард Семенович, - голос доктора стал мягче, - рассказывайте….
Щипцов сбивчиво, смущаясь,  употребляя блатную лексику, коротко рассказал доктору о своей проблеме. Доктору теперь он говорил «вы». История не отличалась оригинальностью: «братки», «пойло», «хата», «шалавы», и в конечном итоге: «закапало».
- Похоже, «залетели» вы, господин Щипцов Эдуард Семенович. Сделаем анализы и через часок, - доктор глянул на часы, - нет через два, сразу после приема – ко мне, - уже без иронии, сухо сказал доктор. Если окажется, в чем я  почти не сомневаюсь – «насморк»: будем лечиться, если дело пахнет «сифоном»: я – пас, - Алексей Максимович лексически старался соответствовать пациенту. – А с медсестрой вам придется все же познакомиться: из вашего ржавого ружья придется немножко ржавчины взять на анализ…
Он позвал медсестру, попросив  провести «гостя» в лабораторию.
Хотя Эдуард Семенович почти наверняка знал, что «залетел» и внутренне ко всему был готов, слова доктора его расстроили. Два часа пребывал он в тоскливом настроении. Хотелось выпить, но предстоящая встреча с доктором не позволяла расслабиться. Доктор, не сказать, что понравился ему, и нарываться на его колкости не хотелось. Щипцов, сидя в своем «Джипе», ощущал себя вселенской жертвой. На носу выборы и он боялся огласки. Его портреты, расклеенные на всех столбах, несли людям  его добрую и честную улыбку. Эдуард Семенович даже поежился, представив, как могут испоганить эти красивые картинки противники, узнав его тайну. А дойдет до журналюг… Щипцов поежился.
«Доктор будет молчать. Доктора, во-первых, умеют хранить тайны больных, да и  Ванек,  друг его - у  меня  на крючке,   братва…вот они у меня где…,- и кулак его сжался, - больше никто не знает….» - думалось кандидату в депутаты.
 Вдруг, его словно кипятком обдало. Холодный пот выступил крупными пятнами на его лысеющем лбу. «Татьяна, жена… Какой я идиот… позавчера… Зачем полез – ведь знал, уже, что не все в порядке. Доктору, доктору нужно сказать… А вдруг пронесет?». Он вспомнил Бога, как вспоминал всегда в трудную минуту. Мысленно просил помощи: «Гадом буду, - больше не буду», - скаламбурилось в его туманном мозгу.
Время тянулось медленно, как густой мед из бутылки. Эдуард Семенович нервно курил сигарету за сигаретой  и обсыпался холодным потом столько раз, сколько приходила на ум Татьяна.
Выключи печку! – заорал он на  бритоголового водителя, по совместительству исполняющего обязанности охранника.
       Доктор встретил будущего депутата спокойно.
- К сожалению, нужно лечиться -  гонорея, - сказал он сухо, но, как показалось Эдуарду Семеновичу, с чувством сострадания, -  хорошо еще, что обошлось без «букета».
          Эдуард Семенович  почувствовал себя плохо. Он сел на стул и посмотрел в глаза Алексею Максимовичу:
- Алексей Максимович, я бы не хотел огласки, я заплачу, у меня выборы, я баллотируюсь, - залепетал он, понимая, что говорит не то. Он не знал, как сказать доктору про Татьяну.
- Насчет огласки и оплаты не беспокойтесь. Я ничего не фиксирую, и уж поверьте: ваши избиратели ничего не узнают, а платы никакой  я не возьму. Я вами занимаюсь потому, что Иван  попросил… Иван! Понятно, господин Щипцов?- снова грубовато сказал доктор, - так что не суетитесь.
- Не то, я не то хотел сказать. Как быть с женой: я позавчера…
- Что-о-о-о? Ты же сказал, что уже неделю ссать больно…, - не выдержал и сорвался на крик и снова на ты, доктор, - кстати такие вещи уголовно наказуемые: статья есть - «за преднамеренное заражение венерическими болезнями».
- Что делать? Подскажите, как быть, - слезно просил Щипцов. Он двигал галстук из стороны в сторону, пытаясь освободить толстую шею.    Опухшие глаза, подернутые слезой, казались усталыми, щетина на обвислых щеках с редкой сединой, завершала убогий портрет.   Щипцов вскочил, сгорбившись прошелся к двери, обратно.
- Может быть, она не заразилась, может ничего… - продолжал лепетать Эдуард Семенович, на глазах снова заблестели слезы. - Это же скандал… У меня выборы… Боже, она не простит, она красива, она моложе меня на двенадцать лет…
- Так какого хрена от молодой да красивой  налево лазить? «Может заразилась, может не заразилась»,- я не играю в ромашки, мне обследовать ее нужно, - Доктор понимал, что нужно помочь «несчастному»: судьба его друга в руках этого горе-кандидата в депутаты.  Но как?
- Она недавно скорую вызывала – подозрение на аппендицит. Может ее обследовать заодно и на предмет… так сказать…? Она и не догадается, - глаза у Эдуарда Семеновича загорелись нехорошим блеском, рот расплылся. Влажные пухлые губы выражали подобие улыбки, обнажая желтые зубы.
Доктору показалось, что это  лицо он уже где-то видел. «Ну, чисто Иуда», - подумал он, вспомнив картину знаменитого художника.
- А вы - интриган, господин Щипцов! Вы, пожалуй, выиграете выборы.

С обеда повалил густой снег, и в кабинете стало темно. Алексей Максимович включил свет. Татьяна Сергеевна, а именно так  звали жену Щипцова, сидела напротив. Рука доктора на мгновение остановилась,  он поднял глаза  на Татьяну Сергеевну. Доктору стало не по себе: показалось, что она знает, зачем пишется направление  хирургу, гинекологу.  Его слабо успокаивало только то, что Татьяне  Сергеевне, действительно необходимо обследоваться и лечиться, - ее давно беспокоят непонятные приступы. Татьяна Сергеевна отвела глаза, повернула голову в сторону окна. Она задумчиво смотрела на снег, кружившийся по ту сторону прозрачного стекла. Крупные снежинки в бешеной круговерти плясали свой снежный танец, запутывая мысли..   
- Ваша супруга здорова, - как то сказал доктор  Эдуарду Семеновичу, - я имею ввиду вашу болезнь, ну а холецистит подлечим.
- Ну и слава Богу! - приободрился кандидат в депутаты, - она бы бросила меня. Мне сейчас скандал не нужен. На носу выборы.
«Выборы у него. Кретин», - подумал доктор.
 Он не мог простить Эдуарду Семеновичу то, что был втянут в грязную игру, но выхода он не находил. Судьба его друга зависела от этого «ржавого ружья». Кандидат в депутаты сидел, небрежно откинувшись на спинку стула. Одетый в новый шикарный костюм с иголочки, он  излучал благополучие и достоинство. Лицо его, до синевы выбритое, лоснилось и, казалось вот-вот лопнет. Галстук, подобранный в тон костюму, сидел, как литой. Из-под штанин выставлялись ослепительно белые носки, прячась в зеркальных туфлях. По всему было видно, что над Эдуардом Семеновичем поработали немалые деньги. Именно такой: до неприличности приличный, смотрел он  из газет, листовок, из многочисленных красочных плакатов на своих избирателей.
«Неужели люди проголосуют за него?» - задавал себе вопрос доктор. « А ведь проголосуют».

                II
           Алексей Максимович не любил оттепелей. Они обычно сопровождаются «повышением уровня простудных заболеваний». Сегодня день не был исключением. Он устало откинулся на сидение своей «шестерки». Машина завелась с полуоборота. Пока прогревался двигатель, доктор закрыл глаза. Почему-то вспомнил Ивана, укоряя себя, что не удосужился заехать к нему, поговорить о делах насущных.   
Выруливая из больничных ворот, Алексей Максимович увидел знакомую долговязую фигуру своего друга: легок на помине. Он притормозил. Рядом с ним  стояла Татьяна Сергеевна в легком пальтишке. Иван обняв ее плечи, укрывал  от ветра. Она чем-то напоминала девочку-студентку, ожидающую своей участи перед экзаменом.  Он же большой и нескладный походил на стену-крепость.
- Садитесь, подвезу, - он открыл  дверку.
Иван, увидев друга, шагнул в сторону машины, увлекая Татьяну Сергеевну, но она остановилась.
-  Привет, Леша! – крикнул Иван.  Пойдем, Танюша! - повернувшись к Татьяне Сергеевне, сказал он, - Это же Алексей.
- Я вижу. Здравствуйте, Алексей Максимович! – она застыла в нерешительности.
- Садитесь же, здесь мне долго стоять нельзя –  автобусная остановка, - решительно сказал Алексей Максимович, - быстрее.
- Мне, право, неудобно… - Татьяна Сергеевна выглядывала из-за плеча Ивана.
       По дороге Татьяна Ивановна, словно в свое оправдание, что-то сбивчиво рассказывала. Доктор смотрел то на нее, то на  Ивана, и только обрывки фраз застревали острыми осколками: «ушла от Щипцова»,  «не знаю, что делать…». Иван успокаивал ее. «Все уже позади».
Алексей Максимович узнал много нового: Ивану грозили большие неприятности за срыв какой-то сделки – подпись под договором оказалась его, конечно же с подачи Щипцова. С Таней знакомы еще со школы. Только из-за нее и пошел работать к Щипцову….
 - Теперь уже не жалею, - Иван посмотрел на Татьяну. - Куда мы едем? –  вдруг спросил он.
- А давайте ко мне! – решительно, голосом не допускающим возражений, выпалил Алексей Максимович.
- Ну, как, принимается предложение? -  Иван повернулся всем корпусом к Татьяне.
- Принимается, - Татьяна смахнула непрошенную слезу.
Двухкомнатная квартира доктора встретила гостей  холостяцким уютом, граничащим с аскетичностью: порядок на книжных полках, строго расставлена скромная мебель, дежурный букет из сухих колосьев разных злаков и полевых цветков и откормленный ленивый кот, скатившийся с любимого кресла. Кот потянулся и важно вышагивая, подошел к Татьяне. Своим рыжим существом он ткнулся в  ногу сначала   прохладным носом, потом, извернувшись прижался ухом, погладился спиной, задев ее хвостом, и так же безмятежно и важно, переваливаясь с ноги на ногу, направился в кухню.
Иван по-хозяйски вместе с доктором уже что-то мудрили у кухонного стола.
- Татьяна Сергеевна, - Алексей посмотрел на нее, - я тебе…вам
- Тебе, - мягко поправила его женщина.
 - …Тебе должен что-то сказать,  я  виноват перед тобой…, - он опустил глаза.
- Не надо, я все знаю. Я случайно подслушала разговор Щипцова со своим приятелем. Тот лечился у другого доктора.
- Извини, я себя чувствую последним идиотом и мерзавцем…   
- Не кори себя, Я ведь сама была заинтересована в обследовании.  Я знала все с самого начала!  И как он Ивана подставил тоже мне известно… Спаситель… Сам подставил, сам и спасать бросился… Ты лучше прочитай вот это, - и она подала Алексею газету.
Из газеты на доктора смотрел его бывший пациент, уже депутат местной думы,   одаривая всех елейно-приторной улыбкой. Глаза его  смотрели прямо, не выражая ничего. Здесь же на всю полосу следовало его интервью под заголовком: «Выстраданная победа». «…Работа, работа, работа… С утра до ночи, и так каждый день… Организм начал давать сбои. Пришлось обращаться к врачам… Жена не выдержала, ушла…  Но я не падаю духом, и постараюсь оправдать доверие…».
 Доктор еще долго смотрел на газету со следами высохших слез, затем вышел в комнату, подошел к телефону и включил автоответчик:  «Привет Склиф-а-совский! Благодарю, что вернул здоровье: стране нужны здоровые депутаты. Ванек тебе тоже благодарен. Вытянул ты его из очень нехорошей истории. Я знаю, что он неровно дышит в сторону Танюхи.  Передай, пусть  не берет в голову - я не в обиде…»
Алексей  сделал шаг в сторону, чтоб видеть Татьяну из-за приоткрытой двери, и только убедившись, что она ничего не слышала, громко и  весело спросил:
- Что пить будем, господа?