Песня заката. Часть 3. Глава 1

      Аликс проснулась от ощущения странного неудобства: тело лежало на чем-то твердом и холодном, а голова — на чем-то более мягком и теплом. Еще одним теплым пятном ощущалась тяжесть на плече. И если на плече покоилась чужая ладонь, то под головой, со всей очевидностью, было бедро.
      Аликс не помнила, как заснула. Она не помнила, что было после ее исповеди об отношениях с Гильомом, произнесенной куда-то в темноту. Последние силы, позволявшие ей держаться, вдруг иссякли, и Аликс перестала существовать во времени и пространстве. Или, скорее, время и пространство перестали существовать для нее. Кажется, перед этим Реми сжал ее пальцы. Хотя… с чего она вообще решила, что это Реми? Кому она исповедовалась в темноте?
      Нет, это уже слишком. Кроме Реми здесь никого не могло быть. Никому другому не известно, где вход в подземелье, и именно тут, у входа, рядом с ним она однажды уже засыпала как убитая.
      Аликс повела плечом, сбрасывая лежащую на нем руку. Бедро под ее головой дрогнуло, пальцы крепче сжали рукав платья.
      — А… Что? — голос был хрипловатым со сна, но Аликс с облегчением убедилась, что принадлежит он Реми.
      Она попыталась сесть, но запуталась в плаще, которым, оказывается, была укрыта. Кое-как распутав складки ткани, Аликс прислонилась спиной к стене и вытянула ноги. Судя по звукам и тому, что несколько раз ее задели локтем, Реми тоже пытался размять затекшие мышцы и принять более удобное положение.
      Разум проснулся и уже привычно принялся оценивать возможные угрозы. После того, как она вчера кричала и била посуду, с утра ее еще и не могут найти… Не ровен час, Жеан уже приступил к выполнению полученных приказов и рассылает письма…
      — Помоги мне встать.
      — Дайте руку.
      Она подобрала ноги под себя, а Реми потянул ее вверх. Обретя равновесие, Аликс сняла с плеч чужой плащ.
      Она решила не терять времени, пока отодвигается плита, закрывающая вход, пока они будут подниматься по лестнице из подземелья.
      — Расскажи подробности. Я должна знать.
      — Они остановились на ночлег у мельника за мостом. Поели, развлеклись с его женой и дочерями, утром потребовали еще вина.
      Нужно было предвидеть, что в отместку за то, что она не пустила Гильома и его людей в замок, они обязательно разорят какое-нибудь из принадлежащих де Ге окрестных поселений, а не остановятся где-нибудь в чистом поле.
      — Когда я дал одной из дочерей склянку с ядом, она согласилась вылить его в кубок главаря. Дальше во многом просто повезло: она сумела это сделать незаметно, а ваш брат по ее описаниям, действительно, будто поперхнулся. Побагровел, кашлял, задыхался и умер. Так что у его людей подозрений не возникло.
      Почти четыре десятка скотов на одну женщину и нескольких юных девушек… Самая храбрая или самая измученная захотела рискнуть и положить этому конец. Ведь после утренней выпивки, вероятнее всего, «развлечения» бы продолжились.
      — Что было потом?
      — Крестоносцы де Вуазена задержали проезжавших мимо монахов. Те провели необходимые обряды и похоронили тело, там же, у моста. И остались на мельнице молиться за усопшего и переночевать. Люди вашего брата с ними. Мне кажется, они пока не понимают, что делать, лишившись предводителя.
      Аликс знала часть той шайки головорезов, которыми Гильом окружил себя. Они чувствовали себя безнаказанными, действуя от его имени. Но что они будут делать теперь, этого имени лишившись? Последуют в Гельон за монахами-доминиканцами, рассчитывая, что теперь их впустят? Тем более, нужно торопиться. Ей такие подданые не нужны.
      Они одолели лестницу и уже двигались к выходу из донжона. Пора было натягивать повязку на глаза. Аликс остановилась, высвободив руку из пальцев Реми, и нащупала болтающийся вокруг шеи холст. Подтянула его наверх и заново повязала узел.
      — Как ты нашел их?
      — Выезжая из Гельона, спросил у дозорного, куда направился отряд. Сначала они двинулись вперед, но потом решили повернуть обратно, к мельнице, которую видели по пути сюда. К рассвету я был там.
      — Госпожа графиня! Мы вас всюду ищем! Там, у ворот…

      Монахи прибыли в сопровождении крестоносцев Гильома, и Жеан, памятуя о полученных приказах, не решился их впустить. Аликс велела передать, что в замок будут пропущены только доминиканцы, остальным придется подождать снаружи.
      — Вам надо переодеться, — шепнул голос Реми.
      Да уж, после ночи на каменном полу, не говоря уже о том, что на платье могли попасть брызги со стола… Аликс приказала Магали переодеть ее в одно из парадных платьев и полностью покрыть голову как подобает замужней женщине.
      Монахов она приветствовала в трапезной. Брат Франциск, бывший среди них старшим, сообщил о кончине Гильома. В это мгновение Аликс порадовалась наличию повязки на глазах: из-за нее лицо было малоподвижно, и это защищало от возможности читать по нему истинные чувства, равно как и избавляло от необходимости достоверно изображать несуществующие.
      — Ваш брат сражался за веру и, хоть и погиб не на поле боя, участвовал в Крестовом походе более сорока дней, а значит, все его прегрешения отпущены.
      — Благодарение Господу.
      — Я взял на себя ответственность за его погребение, с учетом того, что это ваши земли, а в такую жару довезти тело до Бретани чрезвычайно сложно.
      — Вы правильно поступили, и я щедро вознагражу вас за труды, святой брат.
      На самом деле мысль о том, что Гильом будет и после смерти где-то поблизости, Аликс не нравилась. Она надеялась, что он сдох, окончательно и бесповоротно, и что его душа, если она у него была, отправилась в лучшем случае в небытие.
      Потребовалось объяснить брату Франциску наличие повязки на глазах и суть данного ею обета. Монах похвалил усердие Аликс в деле возвращения заблудших душ в лоно матери-церкви.
      — Осмелюсь в этой связи дать вам совет, госпожа графиня. Воздвижение над могилой часовни и прославление усопшего, как мне кажется, также будут способствовать укреплению истинной веры в местных жителях.
      О да, в семье мельника особенно. Было что-то закономерное и до богохульства насмешливое в том, что Гильом после смерти, похоже, станет мучеником за веру. А по прошествии лет и при наличии значительного количества чудес, произошедших на его могиле, может быть даже причислен к лику святых… С другой стороны, если это повлечет за собой паломничества верующих, пожертвования, дополнительные торговые пошлины… пусть заплатит за все хоть так.
      — Разумеется, как только можно будет найти и нанять хороших мастеров для строительства, — пообещала Аликс.
      Вместе с доминиканцами ей пришлось помолиться об упокоении души Гильома, опустившись на колени прямо в отведенных для монахов покоях. В Гельоне не было часовни, что при желании можно было счесть очередным свидетельством еретических предпочтений его владельцев. Монахи собирались первым делом обустроить подобие часовни для молитв, а также для предстоящего покаяния еретиков. Аликс выделила им для этого часть двора и, с куда меньшей охотой, плотников для обустройства.
      Разобравшись с монахами, Аликс приступила к решению следующего вопроса. Головорезы Гильома. Они не нужны были ей в окрестностях замка и на землях де Ге. Даже не из-за того, что творили — в конце концов, в распоряжении Жеана находились почти такие же отребья — а из-за того, что она не могла им доверять. Те, кто видел слабость господина и, тем более, госпожи, никогда не будут бояться и подчиняться по-настоящему. К тому же кому-то из них было поручено ее убить.
      Аликс приказала Жеану впустить ближайших соратников Гильома, и едва они окажутся во дворе, обезоружить и связать. Кое-кто вздумал сопротивляться и был убит. Получила ранения и пара крестоносцев из замка. Но главная задача — обезглавить отряд — была решена. Потом, в подземелье, Аликс найдет способ выпытать у пленных интересующие ее сведения. А пока она дала указание Реми выбрать одного из тех, кто сдался без боя. Выбранному крестоносцу Аликс приказала вернуться к оставшимся за стенами, чтобы вместе с ними отправиться назад, в Бретань, известить барона и баронессу де Вуазен о кончине сына.
      Спазм в животе и слабость в ногах напомнили о том, что она не ела со вчерашнего дня. Все ее существо продолжало оставаться в напряжении, будто не в силах поверить до конца, что опасность миновала. Аликс выпила воды и торопливо прожевала ломоть хлеба, принесенный Магали. До тех пор, пока посланный Гильомом убийца не известен и не пойман, пренебрегать мерами предосторожности не стоило. Но теперь она могла думать и о насущных вопросах, в первую очередь, о сборе и хранении урожая. Тем более, что в её распоряжении был человек, который мог стать её глазами.
      В том, чтобы сохранить урожай и восстановить замок, интересы де Ге совпадали с ее собственными, так что Аликс смело могла полагаться на наблюдательность Реми. Возведение амбаров было почти закончено, и она хотела убедиться, что уже можно начинать переносить в них зерно из подземелья, тем более, что темницы вновь требовалось использовать по прямому назначению.

      Реми вел ее иначе, чем Магали. Не тянул то в одну сторону, то в другую, не оставлял незамеченными углы и камни, о которые не мог зацепиться сам. Девчонка вечно торопилась и не пойми о чем думала, но если раньше Аликс лишь раздражалась ее бестолковостью, то теперь ощутила разницу.
      Пахло деревом, смолой и глиной, которой обмазывали стены амбаров, дабы предохранить от пожара. Запах гари тоже витал вокруг, но уже куда более слабый, чем раньше. При появлении хозяйки замка во дворе стало тихо, смолк как говор, так и шум работ. Обоняние со слухом были теперь для Аликс основными источниками сведений об окружающем мире.
      — Ну как? — спросила она, устав от тишины, в которой Реми осматривал амбары.
      Он отпустил локоть, за который придерживал Аликс, направляя во время ходьбы, и теперь она стояла, полностью потерявшись в пространстве, гордо выпрямленной спиной по привычке создавая впечатление уверенности.
      Что он делал, Аликс не могла знать, не могла посмотреть, и это раздражало не меньше, чем осознание, что на нее, такую, сейчас молча пялится челядь.
      — Насколько я могу понять, все сделано на совесть, — наконец подал голос трубадур.
      — Да, н-графиня, мы сработали на совесть, уж поверьте.
      — Я проверю, как вы поработаете над часовней, и если братия останется довольна вашими трудами, то доверю вам восстановление галереи.
      — Нам бы получить оплату за то, что отработано, н-графиня.
      Ну да, конечно. Деньги.
      — Я велю выплатить вам часть. Чуть позже.
      Кошель с монетами нужно забрать из потайного хода. А еще отсчитать монеты вслепую. Если бы в замке была кастелянша, Аликс могла бы поручить это ей. Но кастелянши нет, а значит, придется снова полагаться на помощь Реми.
      — В подземелье я видел крыс, так что переносить зерно самое время, — сказал он, снова беря Аликс под локоть.
      Они обошли и другие постройки. На людях Реми отвечал на ее вопросы односложно, но поднявшись с ним в свои покои, Аликс узнала, что дыру в колодце крестоносцы заделывали простыми камнями, без раствора, что несколько мешков зерна припрятано за выгребными ямами и попали эти мешки туда, вероятнее всего, с телег еще на въезде в замок.
      — Это не Жеан.
      — Думаю, он рискует больше потерять от такой кражи, чем приобрести, — ответил Реми.
      Нужно приказать установить наблюдение за мешками и поймать вора. Но она не может и не должна вникать в каждую мелочь, тем более ничего не видя.
      Пока Реми, следуя ее указаниям, принес и отсчитывал деньги, Аликс задумалась. Кастелянша нужна для помощи хозяйке замка, но особенно влиятельной она становится, когда хозяин замка мужчина холостой или вдовец. А если хозяйка замка женщина, ей помощь нужна, в первую очередь, в тех делах, которые люди традиционно воспринимают как мужские. Аликс предпочла бы кастеляна в лице Реми, если бы понимала, что им движет. Ей вообще нужен был умный и верный человек. Загвоздка заключалась в том, что в Реми она не была уверена.
      На ее свадьбе пело и выступало множество трубадуров и скоморохов — де Ге не поскупились ни на еду, ни на развлечения. Аликс никого из них не запомнила — мысли ее были заняты другим, да и истинным искусством она считала лишь то, что создается не за плату. С ее точки зрения, трубадурами могли считаться лишь люди благородного происхождения, сочинявшие песни и поэмы не ради пропитания, но из любви к прекрасному, к Даме, к стихосложению и музыке. Все остальные являлись по сути ремесленниками, выполняющими заказы, льстящими благородным господам из желания пригреться в замке, веселящими толпу низкопробными песенками, подобно скоморохам.
      Лишь когда Жакетта нашептала ей, что один из этих скоморохов — бастард, прижитый покойным графом де Ге от бродячей трубадурши, Аликс, следуя указанию хрипловатого шепота, задержала свой взгляд на смуглом, худощавом мужчине с лютней. Он был ничуть не похож на Раймона или Пейрана, в нем не было ничего интересного, и взгляд Аликс скользнул дальше. Она не помнила, как он поет, и вообще не помнила бы о его существовании, если бы не то обстоятельство что, хотя на людях он держался подальше и никак не показывал своего родства с де Ге, стоило гостям уехать из замка — позволял себе называть Раймона по имени и — мало того — давать советы. Не сказать, что Аликс это сильно волновало или раздражало, однако, подобное поведение бастарда она считала неподобающим и вполне заслуживающим плетей. Задайся Аликс целью научиться управлять супругом с помощью женской ласки, они неизбежно схлестнулись бы со скоморохом за влияние на Раймона. Но она не задалась, преисполненная отвращением к супружеству, а затем, когда в её жизни появился Арно, ей стало и вовсе все равно, что поделывает и к кому прислушивается ее туповатый муж.
      Она не помнила знаков внимания со стороны Реми до побега, но после возвращения в Гельон Реми заботился о ее безопасности не единожды: той ночью на лестнице; во время встречи с Раймоном; в подземелье, когда показал ей как натягивать веревки поперек прохода; сразу после того, как она ослепла, и наконец в случае с Гильомом. Самым очевидным объяснением такой заботы была влюбленность. Он влюблен, но по-своему горд и не признается, понимая, что Аликс не ответит взаимностью. Эта влюбленность, однако, может сослужить ей хорошую службу. Уже сослужила, вообще-то. Но может быть полезна и дальше: зная, чего жаждет человек, им легче управлять.
      — Откуда у тебя яд? — задала Аликс интересующий ее далеко не из праздности вопрос.
      — Когда ты трубадур, а не рыцарь, и вместо меча носишь лютню, приходится изыскивать другие средства защиты.
      — Почему именно такое средство защиты?
      Действительно, почему яд, и какой яд? Где он его достал?
      — Это длинная история.
      Аликс ждала, что он расскажет свою длинную историю, но по последовавшему молчанию поняла, что распространяться дальше Реми не намерен. Звон металла тоже прекратился, а следом раздалось:
      — Монеты для плотников на столе. Где оставить кошель?
      — Тоже на столе.
      Она потом сама спрячет кошель в новом месте.
      — Тебе уже приходилось убивать?
      — Да.
      — С помощью яда?
      — Нет.
      — Зачем ты это сделал?
      Аликс жалела, что не могла видеть в это мгновение. Голос передавал далеко не все.
      — Ваш брат уже давно заслуживал… возведения часовни. И мне показалось правильным обезопасить ваши с Раймоном права на Гельон от необоснованных притязаний.
      — Гельоном владею я, — резко ответила Аликс.
      Вот оно что… Раймон и его права… Значит, не Аликс он хотел защитить, а верно служил семье, которую считает своей.
      — Вы теперь также и единственная наследница барона де Вуазен, если я не ошибаюсь.
      Да, она теперь и правда единственная наследница батюшки — ведь три других законнорожденных брата умерли во младенчестве, а сестер нет. Законнорожденных — нет. Мать уже слишком стара, чтобы произвести младенца на свет, даже если отец и решит вдруг посетить ее опочивальню. Следовательно, наследница — Аликс. Скоморох не ошибся, потому что все тщательно взвесил и отмерил перед тем, как действовать. Де Ге через этого хладнокровного, хитрого бастарда теперь будут добиваться, чтобы, сохранив им Гельон, она удалилась в Вуазен. Для них это был бы прекрасный выход, учитывая, что потом, после её смерти, Раймон мог бы претендовать и на Вуазен тоже. Как получается, что она уже в который раз обманывается, путая чужую борьбу интересов с собственной значимостью для кого-то?!
      Непозволительно быть такой наивной. У наивности слишком высокая цена, и Аликс еще не расплатилась за свою прошлую глупость.
      — Я не просила тебя делать то, что ты сделал. Это понятно?
      — Более чем, госпожа графиня.
      Если он рассчитывал на благодарность… Пусть благодарят те, ради кого старался.
      — Что мне передать в Конфлан?
      — Думаю, ты в состоянии рассказать в Конфлане куда больше, чем известно мне.
      Они точно схлестнулись бы за влияние на Раймона. И возможно, еще схлестнутся. Нет, не «возможно». Наверняка.