Тату

                                
   Автобус умиротворённо покачивался, мирно поскрипывая престарелыми рессорами и изрядно увядшим обличьем, сердобольно отзываясь на каждую ухабину.
   Сухой августовский воздух утратив июльских пыл, приятно холодил тело. 
   Пантелей неугомонно вертя головой, подобно флюгеру, смотрел на увядающую природу. Любил он это время года. Любил, когда она — природа, неспешно переоблачалась в другой наряд, пусть и кратковременный, но зато яркий — золотой. Всем своим нутром он чувствовал, как в каждую его клеточку заполняла некая, тихая грусть. Грусть прощания с нечто дорогим и теперь умирающим.
   В конце концов успокоившись, скользнул взглядом по салону. Всё было, как всегда. Кто — то прикорнув на плече соседа спал, другие, которым менее повезло, усердно кивали головой на ухабах. На более глубоких рытвинах они вскидывались, широко распахнув испуганные глаза, чтобы затем вновь бессильно уронить голову на грудь.
   Были и такие, сродни ему, но читающих не было — ни единого.
   — Да, кануло то время, когда каждый второй читал. А как может быть иначе, если на помойку выкидывают книги и пианино! Это надо — ж, выкинуть Пушкина и Толстого! На помойку!…
   Ранее ведь, зашёл к человеку — книг полные полки — сразу уважение к хозяину жилища, а если пианино стоит или гитара на стене весит —  понимаешь, что имеешь дело с человеком приобщённым к возвышенной культуре, и уважение полнится восхищением. Да, это было ранее…
   Пантелей горестно вздохнул. Задумчиво почесал за ухом. И вдруг его глаза вспыхнули весёлым огоньком.
   — Вот она ваша теперешняя культура!
   Через проход, на ряд вперёд, сидела пышноволосая девушка, волосы которой, нет — нет вспыхивали на солнце, превращаясь яркий ореол. Но не причёска привлекла Пантелея — всё нежное тело девушки было буквально испещрено всевозможными татуировками и надписями. Хотя, если честно признаться, они были выполнены весьма искусной рукой. Что — что, а начитанный Пантелей был не халам — балам и разбирался где красиво, а где, увы — дрянь.
   В услужливой памяти моментально видео одной свадьбы показанное по интернету.
   Жених одетый вполне достойно, осторожно придерживал хрупкую, как тростинку невесту. Её, по — детски нежная, прозрачная кожица буквально стонала от нескольких безыскусных татушек. Сделанных грубо, будто начертанных ярким и толстым фломастером. Одна из них гнездилась на правой груди.
   — Какая ты глупая!… — в сердцах тогда подумал Пантелей, — Испортить такую красоту, которую тебе даровал Господь?! Тебе — ж завтра прикладывать дитятко к груди и как он будет испуганно таращиться на обезображенное тело матери…
   Изучив татуировки на левом плече и части обширно оголённой спины, Пантелей не был — бы самим собой. Он тихо встал и прошёл вперёд и ни капли не стесняясь, принялся рассматривать девушку спереди. На её груди теснилось невесть что. Даже всезнающий Пантелей вмиг потерялся в своих глубоких измышлениях.
   — Чего пялишься, старый хрыч — не для тебя цвела! Смотри, как — бы зенки не выпали.
   — Знамо не для меня… Но ты уж не обессудь старого — никак не мог пройти мимо такой знатной картинной галереи. Я ведь, по старческой близорукости, хотел рукой пощупать, но вовремя прочитал на плече «РУКАМИ НЕ ТРОГАТЬ».
   — Тоже мне щупальщик нашёлся, хрен облезлый! Вроде старый, а всё туда… И не стыдно, а дед?
   Народ в автобусе с интересом наблюдал за происходящим и впитывал каждое слово. Проснулись даже обременённые сном, который сменился неподдельным любопытством. Все затаили дыхание.
   — Ну что ты, радость моя, моя утренняя зорька, давно превратилась в вечернюю, — горестно проговорил Пантелей, — Да и та, увы закатилась…
   По автобусу пробежал довольный смешок.
   — Ну и катись тогда, старая кошёлка, на своё место! 
   Девушка раздражённо оглянулась на хихикающих людей
   — Чего пристал, как г...но к штиблетам. Увянь наконец!…
   — Да что ты, красавица — не обессудь… Но я так кумекаю… Раз ты такую изящную красоту нанесла на тело, значит хочешь поделиться ею с окружающими, то бишь с нами, иначе как понимать? Да и непотребно скрывать шедевры — то эти. Не сочти за дерзость, милая, но не могла — б ты, свои прекрасные волосы приподнять, уж шибко интересно, что под ними таится — то?…
   Громкий хохот потряс тесную утробу автобуса. 
   Девушка вскочила и гневно посмотрела на пассажиров. Её лицо буквально пылало от негодования.
   — Да пошли вы, козлы — сами знаете куда, а тебе старый хрен, чтобы и на том свете икалось! Недотёпы!… Понимали бы что в колбасных обрезках! Водитель, останови, я здесь выйду!
   Автобус захлебнулся в экстазе хохота. Только старый Пантелей невозмутимо прошествовал на своё место. Удобно устроившись, он молвил ещё раз:
  — Прости, коль что не так. Я ведь не по злобе, а по старческому любопытству, красавица…
  — Красавца-а-а… — злобно прошипела девушка, — Ко-о-озёл… — и не найдя других слов, выскочила из автобуса.
   Конечно смеялись все и водила не отказывал себе в этом удовольствии. Были и такие, кто сквозь смех, горестно покачивал головой. Им было жаль, как мы порой гробим свою молодость и первозданную красоту юности, модными, никчемными веяниями с запада, показывая свою никчемность, закомплексованность и глупость. Ведь внешний вид, это визитная карточка человека!…
   Так думал и Пантелей…

                                                                                             13 сентября 2020 года