Джахнави и Сита пролог

Посвящается Радха-кунде,
моей вечной обители.

Пролог
Гл.1
О моих любви и ненависти
Помню, как сказал однажды милейший издатель Димка Никифоров, что сквозь женскую прозу (сквозь мою) нужно продираться, ибо она хаотична, путанна, алогична и т.д. Хотите – продирайтесь. Не хотите – оставьте это пустое занятие. Ну его в пим – читать какую-то старую клушу, которая совершенно ничего в жизни не добилась, а если чего и добилась, то давно уже растеряла. Ну, пожалуй, кроме сокровищ души, коих – горсточка, да есть.
Я здесь наверняка буду повторяться во многом, так как пишу всегда исключительно о себе – о прочем не умею, не получается. А о себе я уже писала в повестях, рассказиках, в стишках. Простите меня за повторюшки. Все мы, людишки, в сущности, скучные существа, не можем не повторяться, ибо память свою холим и лелеем, и некоторые её эпизоды повторяем с удовольствием несказанным для себя и оскоминным для читателя.
Я не оригинальна ничуть. Я всю жизнь искала любви. Ненавидеть я тоже умела и умею до сих пор. Это плохо, но раз не прошло – так тому и быть, обманывать никого не стану.
Кого мы больше всего любим? Правильно – себя. Я в этом, жесточайше разочаровавшись в себе, убедилась, когда думала, что вот сейчас свернула себе шею в кувырке так, что стоит приподняться – и умру. И я не думала в этот момент о дочери (всегда представляла, что в момент смерти буду думать только о ней!), о ком-то ещё. Мне было невыносимейше себя жаль – что так рано (мне тогда было где-то 48 лет) и так нелепо умру сейчас. Ужасно жаль. И думала я только о себе, для порядка токмо произнеся: «Харе Кришна» и «Нрисимха». Просто потому, что в момент смерти это произносить было надо.
Некоторых людей я где-то до весны 2020 ненавидела: тех, кто уволил меня с телека – Налобина, Маринку и её мужа Игоря. Ваньку Стрижова за то, что тогда был с ними солидарен. Сильнее всех прочих ненавидела «лидера» магнитогорской ятры Двараканатху (Андрея Бехтгольда, вернее – какой он преданный от преданности у него только имя) – он 7 лет пил мою кровь в Магнитогорске и испортил наши с мужем отношения. Это очень плохой человек. Я б его прокляла, если б не знала о последствиях проклятий. Руки не подам им всем, но надеюсь, что научусь так любить (не их нынешних – их завтрашних, в духовном мире), что однажды прощу. И слава Богу. Сейчас я их просто не вспоминаю. А если и вспоминаю, то не испытываю абсолютно никаких эмоций. Больше никого не ненавидела настолько люто, как перечисленных выше, слава Радхе. Тех, кто ко мне когда-либо ещё плохо относился: бил меня, насиловал, не любил, писал на меня доносы, говорил обо мне плохо, орал на меня, оскорбляя и унижая и проч., – я не ненавижу. Я ни о ком из них не думаю сейчас. Ну, как-то они мне неинтересны, что ли. Я даже разбираться-копаться не хочу в этом всем. Просто мне эти люди не важны – и всё тут.
Ко второму мужу, выгнавшему меня из дому (а я не без удовольствия ушла), у меня отношение сложное, но ненависти нет. Ну, это просто пока не затянувшаяся рана. Но мы с ним были слишком разные, так что рана затянется. Хотелось, конечно, жить до конца жизни с ним, прощать – как живут все преданные, вдруг бы да полюбили друг друга, ну, или научились уважать и быть признательными… ну да Кришна с ним. Кстати, мужа своего бывшего я преданным тоже не считаю. Жесткий, не умеет прощать – какой он после этого преданный. Два сапога пара они с его другом. Сладкая парочка. А раз они не преданные, критиковать таких можно и нужно. Да и вообще я не считаю отсутствие критического сознания признаком святости. Свят не тот, кто не критикует, а тот, кто прощает, даже если там немного и позлился. Так – честнее и естественнее. Бред все эти запреты на критику. В уме все всё равно критикуют. Все. Без исключения. Ты простить и дальше жить с человеком моги, а не за критику его четвертуй бесконечно… ну, это я так – наболело… Ну, бывший мой муж – фанатик, он всё топором рубит, ничего не прощает… ох, Кришна ему судья…
Я сегодня жива моим грандиозным опытом любви, который испытала после посещения Радха-кунды. Мне тогда в полубреду-полуяви было дано почувствовать огромную радость, нечеловеческую беззаботность, растворенность в счастии и любви к моей покровительнице – Джахнави ма. И сегодня я верю только в эту любовь. И думаю, что если я буду умирать, то именно она меня и накроет. Очень надеюсь на это. Джахнави за мной уже однажды приходила, но я не была готова уйти с ней и к ней. Ну, зато я сегодня пишу этот роман. И посвящаю его ей – младшей сестрице Радхарани, Ананга Манджари, которая есть Баларама и есть Нитьянанда, которая – свет моей души и потреба моего уставшего и отчаявшегося во всем, кроме этой красивой сказки, сердца.
Моей Радха-кунде и моей Джахнави ма я посвящаю свой роман… Перечисленные здесь любимые и некогда ненавидимые мною персонажи так или иначе в нем будут появляться под теми или иными именами…
Гл. 2
Полдень на Радха-кунде
…В это время дня мягкое южное солнце таки становится невыносимо палящим. Бодрые индуски, состоящие из кожи, костей и гордости за то, что они служат Самой Радха-кунде вылавливают сачками с длинными рукоятками пушпу из озерца и важно шествуют мимо меня. Они важнее президента любой из стран – они служат самому святому месту во всей нашей Вселенной! Разгоряченный камень нежится под жаркими лучами, его ступени и дворцы принимают прикосновения удачливых стоп и рук паломников, непрерывной чередой идущих к святая святых. Но милее им, когда эти стопы и руки касаются их уже в измененном и очищенном состоянии – после того, как преображенные души выходят из Радха-кунды, трижды окунувшись в Неё, так же окунаются, перейдя перешеек, в Шьяма-кунду, и затем обратно – ещё трижды в Радха-кунду. Таков ритуал. На перешейке зазывают клиентов многочисленные жрецы – проводят ягьи как для индусов, так и по огромной милости добравшихся сюда белых обезьян (так – незлобиво, скорее даже, сочувственно называют индусы европейских гостей).
Я вспоминаю, в каком состоянии-умонастроении нужно окунаться в кунды – исполнившись смирения, памятуя, насколько мы павшие, раз живем в этом мире и понимая, что совершенно незаслуженно Радха и Кришна проливают на нас Свою милость, допуская до Своей священной влаги.
Окунувшись, долго ещё не могу прийти в себя от нахлынувшего чувства счастья и благодарности. Рассматриваю пенящееся белым облако, всплывающее из зелени вод Радха-кунды. Говорят, это просачивается в нашу вселенную Молочный океан. Обезьяны его здесь пью горстями. Смотрю на крупных рыбищ – ни то огромные сомы, ни то миниатюрные рыба-киты. Мне хочется вечно сидеть здесь и смотреть на эту воду. Хочется досидеть до трех с полтиной, когда Радхарани придет сюда черпать кувшином воду, Она приходит всегда в одно и то же время. Но мы уходим раньше, мои спутники вечно куда-то торопятся, и это невыносимо. Но я уношу Радха-кунд с собой в сердце, где Она будет жить вечно…
…В маленькой каморке в Тюмени, уютном городе, по сумеркам которого я так скучала в тирано-раболепском более южном Магнитогорске, опостылевшем и наконец мною покинутом, я вспоминала Радха-кунд в первые дни наступающей настоящей зимы, которая протянется ещё минимум три долгих месяца. Ну и будет потом о себе напоминать пару. Сибирь – она такая. Как бы в парках города не разрастались щупальца осьминожко-можжевеловых красот, сибирские слякоть и сырость брали своё грязью на дорогах и испачканной одежде. Нет, это не Рио де Жанейро, и уж тем более не Радха-кунд, но здесь-таки есть теплота сердец друзей, общие с ними тусовки, близость дочери и моя дорогая каморка, придя в которую я кайфовала и расслаблялась в блаженном одиночестве. Милая моя келья! Как же хорошо, что прошли эти семь проклятых лет на чужбине, где всё было немило и постыло, где из меня пытались сделать рабыню, но, слава Кришне, долбоебский замысел слуг Шукрачарьи не удался. И вот я на свободе, и свободно могу вспоминать Дхаму, грезить ею и мечтать, как снова когда-нибудь попаду на Радха-кунд …

Гл. 3
Исчезающий вид
Встретились мы сегодня с моим знакомым художником и поэтом Олежей Федоровым. Разговорились, и чет речь зашла о нашем поколении – о тех, кому сейчас 45-65. Мы с ним оба – посередине. И как-то согласились, что у нас хорошее поколение. Мы как-то никто особо не стали богаты. Но наше нефорство… вот оно нам дало сил – тем, кто остался жить – не скурвиться и продолжать быть людьми. Творческими единицами. Не забывшими о своих идеалах и гордыми тем, что не потеряли своей внутренней свободы. Помнящими и любящими друзей. Не принимающими деспотию в любой, самой завуалированной форме. Под соусом цитат из священных писаний – в случае со мной. Как долго я пыталась понять и принять, убедить себя, что это – приемлемо. Нет, ничерта это не приемлемо!!! Не называйте смирением рабство, не называйте старшими ублюдков, унижающих людей, позволяющих себе унижать людей, не называйте таких сволочей «святыми вайшнавами». Сволочи – это сволочи. Не называйте белым черное, прикрываясь лозунгом «у Бога вообще нет понятий «добро» и «зло», это люди выдумали». Тогда уж говорите, что «ничто не слишком». Но вот почему-то это вы опровергаете))) А лучше признайтесь, что вы – моральные уроды и уйдите подальше в лес от людей, ибо вы – ещё и фашисты, и не должны находиться в человеческом обществе.
Мы, нефоры 80-90-х, были и остаемся умеющими любить и прощать ближних, потому что эти наши ближние – родные души. Принимаем людей с потрохами, прощая несовершенства – ибо: а кто совершенен? Важнее – что они нас любят, и мы – их. Мы были и остаемся много что ненавидящими: лицемерие, фальшь, неискренность, мещанство-обывательство, все эти продуманности-запланированности-прагматизмы – знания, где что сколько стоит и как это выгодно купить… боже мой! Мы никогда не тратили на это жизнь! Мы её тратили на поиски сердечного и углубляющего сердечность, высокого и поднимающего на новые высоты…
Гл. 4
Реальность
Реальность намного прозаичнее, чем наши представления о том, какая она должна быть. Малоразвитый капитализм, достаточно приличными темпами превращающий нашу страну в страну третьего мира, коснулся почти всех: почти все, даже молодые, пашут на низко- и средне-низкооплачиваемой работе, как рабы. У молодых нет времени на встречи! Беззаботная юность сегодня стала мифом. Нет, конечно, недра Земелюшки-матушки исправно доятся теми 5-ю процентами верхушки общества, которая свои деньги хранит в швейцарских банках. Но остальные без продыху пашут, чтобы просто как-то более ли менее приемлемо жить. Я – не политолог и не социолог. Темы социальной несправедливости, коррупции, обнищания масс меня затрагивают опосредованно. Но мне жаль молодых, слишком рано повзрослевших моих детей. Жизнь научила их быть жесткими и расчётливыми. И я благодарна судьбе, что у меня была моя безбашенная юность. И что и сегодня для меня важнее всего та, рожденная в нефорском бунте, внутренняя свобода при не самых лучших внешних обстоятельствах.
А обстоятельства достаточно прозаичны, реальность – сурова. Ну, хотя, как сказать… Спустя семь лет каторги жития с мужем меня совершенно справедливо кнутостегают по-прежнему за мои рассеянность и пофигизм жестокосердные (им приходится быть такими с подобными мне особями, хотя и большие умницы и таланты) шефы, но не увольняют – терпят пока. Я всё стараюсь взять себя в руки и стать адекватнее и трудолюбивее, но плохо получается. Зато по-прежнему у меня отличные друзья, которые привечают, поят и кормят, угощают разговорами и своими творческими тараканами. Благо, последних, как всегда, у нашего тусовочного люда дофига и больше. У меня в короновирусном 2020-м было шикарное лето с дачами, речкой, шашлыками и банькой, а под завязку я с удовольствием профукала кучу (по моим скромным меркам) бабла на море. Так что за суровые трудовые будни по выходным я получаю конфетку в виде любви от друзей – Танюхи и Саньки Гармановых, Ниныча и Игоря Бедаревых, Ольчика Жильцовой, Иннуси Горбуновой, ну и изредка от прочего народца, который мне мил, душевно близок и встречи с которым помогают жить дальше.
В реальности я никак не могу привести в порядок недоремонтированную кротовью норку – мои 14 квадратов, свое расплывшееся тельце. Немного пересекаюсь с родными, которым я как-то, как оказалось (как я по ним скучала в Магнитке! Думала, приеду – не расстанемся!), не особо нужна. Ну, формально встречаемся.
Я люблю эту материальную реальность. Мне нравится быть здесь и сейчас, вдыхать её: зиму, весну, лето, осень – шикарные все эти перемены природ и их неизменные прелести. Я все ловлю и пытаюсь втиснуть в рифмы. Как получается – это другой вопрос, но я стараюсь как можно больше поймать и втиснуть, чтоб не пропало.
В реальности даже – по весне и лету – у меня случился небольшой всполох чувств к паре особей мужеского полу. Без взаимности. Я понимаю этих мужчин: кому нужна такая расползшаяся старая кляча. Но сам факт того, что я ещё способна влюбиться, говорит о том, что – жива. Отрадно. Думаю, особи простят меня за мои признания и навязчивость – не так долго я их ими мучила. Всё прошло быстро и бесследно, слава Кришне.
В реальности – усталость, болезни, бессмысленная потеря времени, когда утыкаешься в бездарную киношку (бывает-бывает), лень и апатия, похмелье и одиночество, нелюбовь к работе (никогда не любила журналистику, просто смирилась – ибо больше ничего не умею, и другая работа, которую я пробовала работать, ещё хуже). Но всё это как-то проходит мимо, быстро забывается и не имеет значения. Куда как важнее, когда…