Чёрная собака

1
Много лет на этом месте люди живут. На берегу многорыбной реки построили себе тёплые избушки из сосны срубленные прямоствольной. Есть уже такие, что потемнели от времени, а есть и совсем новые. Люди, как и избушки, тоже разные жили: и добрые с душой светлой, как береста в ясный день, и такие, что слова доброго не дождёшься, не то, чтобы помощи какой. О таких говорили:  с душой тёмной  – вОрона крыло, человек. И дожившие до седин старухи и старики, и молодые тоже жили, и до сих пор живут.
Прибилась в стойбище Чёрная собака, без единого светлого пятнышка. Такая чёрная, что с ночью сливается, чернее углей, болотного ила чернее. Ходит-бродит вокруг стойбища, зверей-птиц пугает, оленей пугает, на людей такую жуть наводит, что в лес бояться ступить. Хотели уже застрелить, но один человек одинокий по имени Ерёма, добрым сердцем обладающий, упросил людей не стрелять. Взял её себе добрый человек Ерёма.
Нельзя, говорят ему, Чёрную собаку держать, чтоб без единого светлого пятнышка. А почему, и сами не знают. Только старый-старый до седи доживший старик рассказал, что когда он был маленький, то слышал от стариков на снег похожих, что и сам человек наполовину может в собаку, в зверя превратиться, если Чёрную собаку себе возьмёт такую, чтобы без единого светлого пятнышка. Говорит, сначала у собаки светлые пятна будут появляться, а у человека когти начнут расти грубые звериные, и шерстью начнёт покрываться. Чем больше светлых пятен у  Чёрной собаки появится, тем зверинее облик будет обретать человек. Не послушал Ерёма и старика, привадил    собаку.
Прижилась Чёрная собака у Ерёмы. Уже и соседи обвыклись, перестали пугаться. Даже дети стали без боязно подходить к ней, а она оказалась ласковой и беззлобной. А ещё заметил Ерёма, что все премудрости охоты собаке знакомы: на пушнину идёт, крупного зверя не боится.
Месяц маленького снега наступил, ушёл Ерёма на охоту в дальний чум, поставленный под Белой горой у богатого дичью урия. Чёрную собаку с собой взял. Снова стали его отговаривать: не бери, мол, с собой чёрную собаку, как бы чего плохого не вышло. Жалко Ерёму, человек он молодой добрый жениться пора, а он так рискует. Кто его возьмёт потом, если так вот случится, что станет он  звериный облик обретать. Не послушал никого.
Живёт в лесу, в чуме под Белой горой поставленном ещё дедом его. День живёт, два – три. Охотником Ерёма был добычливым. Сама дичь в руки идёт, сами пушные зверьки в слопцы-ловушки лезут. Собака чёрная свою работу знает: соболей по следу преследует, ни разу не собьётся, птицу на сосну посадит, та как привязанная сидит, ждёт, когда охотник подойдёт. Лося так прижмёт, что деваться ему некуда, только стреляй. Чёрного зверя, красного зверя много добыл. Радуется Ерёма, что хорошую собачку прижил, а что чёрная без единого светлого пятнышка, так он уже и замечать не стал.
Уже неделя прошла, другая, третья потянулась. Стал примечать Ерёма, что светлое пятно на лбу появилось, потом вокруг глаз Чёрной собаки, а руки его вроде, как грубее стали и ногти тоже огрубли, чернота какая-то наметилась. Светлые пятна вокруг глаз всё больше и больше становятся, а руки всё грубее. Взялся Ерёма за лицо рукой и ощутил холодного ветерка дуновение в груди, будто колотушкой кто по голове ударил:  ладони даже огрубевшие почувствовали волосы густые на лице. Раньше такой густой и жёсткой щетины он не ощущал. Вспомнились слова старика, убелёнными сединами. Испугался Ерёма. Но тут подошла Чёрная собака, лизнула ему руку мягким, тёплым языком, и забылась тревога.
Вскоре голова Чёрной собаки и вовсе белой стала. У Ерёмы же выросли длинные когти, прямо, как у собаки, лицо всё покрылось густой шерстью. Зеркала в чуме нет, себя не видит, не возьмёт в толк насколько страшен его облик. Ну и  привык вроде как Ерёма к этой перемене внешности; и к голосу огрубевшему, больше похожему на звериный рык, тоже. Привык, то привык, но нет-нет да и сожмёт сердце тоска-грусть. Как, думает, примут его в селении в таком обличье.


                2
А в той стороне, где всходит солнце, откуда свет нарождается, за гривами беломожными, за болотами морошковыми стоял чум большой человека оленного, человека хозяйственного, трудолюбивого. А было у него семеро сыновей и одна дочь младшенькая. И выросла она красавицей писаной. Любил её отец, любила её мать может и больше, чем сыновей. Ну так бывает, когда к младшеньким больше внимание обращается.
Еще кедры, поросшие седым мхом, не видели такой красоты, еще вода-серебро реки многорыбной не омывала такой красоты, ещё солнце и луна не видали такой красивой женщины. Вот какой была младшая сестра семи братьев, живущих  в светлом бору в месте слияния Агана и Тром-Агана – реки самого Торума.
Обижали братья младшую сестричку: то за косу дёрнут, то бусы на пол рассыплют, а она потом собирает по одной бусинке весь день, а то и вовсе любимую куклу сожгут. А когда старше стала ещё больше братья стали издеваться над сестрой. Им было завидно, что все только и замечали их красавицу сестру, а на них никакого внимания не обращали. Звали младшую сестру Айнэ – маленькая женщина. 
Не выдержала Айнэ обид, причиняемых братьями, и ушла из дому. По борам бродила, по урманам тёмным плутала, куда идёт и сама не знает, но лучше сгинуть в лесу, лучше мэнкам в руки попасть, чем с такими братьями жить. Так думала красавица, плутая в лесах, перескакивая с кочки на кочку, когда приходилось преодолевать кочкарник. Совсем выбилась из сил. День идёт, два, три. На седьмой день увидела - чум стоит под горой, дым поднимается столбом. Значит, есть кто-то живой. Остановилась невдалеке Айнэ в нерешительности: и на улице уже страшно оставаться и в чум войти страшно.
Преодолела страх, подошла к чуму. Смотрит, собака сидит у входа вся чёрная, только голова белая, а глаза синие, небом отсвечивают. Такие бы глаза любую девушку украсили, подумала девушка, но собаки не испугалась. Она же видит, что собака хвостом вильнула, значит, не собирается нападать. Подошла, собака руку Айнэ лизнула. Удивилась красавица, сердце её холодный ветерок вытолкнуло, тепло на сердце стало. Не знала она только того, что человек, в чуме живущий посмотрел в щелку, увидел красавицу. Как же я своё лицо открою ей, испугался он.
 Открывает чум, входит. А там человек сидит спиной к двери, голову косматую опустил, а плечи вздрагивают. Плачет, что ли, подумала Айнэ. Какая печаль вошла в этот чум? – думает.
- Здравствуй добрый человек, - сказала приветливо Айнэ.
- Здравствуй! – рыкнул человек страшным голосом. Но не испугалась Айнэ: голос хоть и страшный, рычащий, но сказано было от души, с добрым намерением, она сразу это почувствовала.
- А почему прячешь своё лицо? – спросила Айнэ.
И тут плечи человека вздрогнули ещё сильнее.
- Нельзя мне лицо людям показывать, испугать могу. – прорычал голос.
Почему-то пришла на ум Айнэ собака чёрная с белой головой и такими красивыми глазами.
- А ты повернись, - попросила Айнэ, - может, я и не испугаюсь, сказала она твёрдо, будто готовилась к испытанию.
И Ерёма повернулся. Вздрогнула Айнэ, но не выскочила из чума, не закричала, сумела унять потрясение. Заметил Ерёма её испуг и то, что не сробела тоже заметил. И снова на ум девушке пришла Чёрная собака с белой головой. А ещё вспомнила Айнэ, как дедушка рассказывал ей сказку о Чёрной собаке. Она тогда совсем маленькой была. И вспомнила, что расколдовать такого человека может только девушка, полюбившая такого человека с головой звериной. И она уже знала, что нужно делать для спасения. Она подошла покорно и поцеловала Ерёму.
 Всряхнуло его неведомой силой, сердце теплом налилось, посмотрел на руки, а там и следа от собачьих когтей не осталось. Взялся руками за лицо, а там шерсти никакой нет. Обрадовался он, и сердце Айнэ тоже  радостью наполнилось. Ерёма-то собой хорош был. Любая женщина такого молодца хотела бы в мужья взять.
Чаю попили с вареньем морошковым, супом наваристым накормил Ерёма пришедшую в его чум женщину. Удивляется Айнэ: одинокий мужчина, а такой порядок в чуме: всё на своём месте, мясо есть, рыба наловлена, шкур зверя чёрного и красного много висит. Ерёма тоже присматривается к красавице: чаю сначала ему налила, вперёд его за еду не хватается, хоть и голодная; голос приветливый, руки нежные, лицо солнечным светом отливает золотым, глаза-озёра синие бездонные. Поговорили, узнали друг о друге. Что тут говорить, сердце красавицы оттаяло, будто лучик солнечный щекотнул, Ерёма тоже нежное дуновение южного ветерка ощутил.
Но погрустнел вдруг Ерёма. Не в чуме жить достойна такая красавица, столько натерпевшаяся от своих братьев. А он только этот чум старый, да избушку маленькую может ей предложить.
- О чём задумался, Ерёма? – спрашивает Айнэ, заметив, как смолк мужчина, сердце её тронувший.
- Милая моя любимая женщина, - говорит грустно Ерёма, - я хочу, чтобы ты стала моей женой. Но я человек бедный, тяжело тебе придётся: ни оленей, ни другого добра у меня нет.
- Я согласна быть тебе женой,-  отвечает она, - а ты не горюй,  у меня приданное есть – целое стадо оленей. Мне отец его обещал, когда замуж выйду. Только пасутся они далеко за урманом, за Святой Горой в светлом бору.
Заметила Айнэ, как Чёрная собака с белой головой уши навострила.
- Он будто речь понимает, - удивляется Айнэ.
- Так я с ней  вечерами долгими разговариваю, наверное, речь человеческую выучила.
Чёрная собака кивнула головой, мол, конечно понимаю.
-  Как же нам стадо оленей пригнать? – думает вслух Айнэ.
- Не знаю, - говорит Ерёма, - очень далеко святая гора. Трудно будет стадо удержать, разбегутся олени.
- Как же быть? – сокрушается Айнэ.
- Что нибудь придумаем, - отвечает Ерёма, и сам же себе не верит. Что тут придумаешь, уж очень далеко то место, где стадо оленей пасётся.
Отдохнула Айнэ, выспалась после долгих скитаний по лесам, сил набралась, просыпается утром. Ерёма грустный сидит.
- Что грустишь, Ерёма? – спрашивает заботливая Айнэ.
- Собака пропала.
Тут и Айнэ встревожилась. Вышли на улицу, стали на лыжи, обошли вокруг чума – нет собаки, обошли урман – нет собаки, бор обошли – не нашли собаку, и следов нет: ночью снег выпал, всё засыпало. Кричали, кричали – не пришла Чёрная собака с белой головой. День нет собаки, два, три. На седьмой день вышел на улицу Ерёма. Какой-то шум ему приблазнился. Сказал об этом Айнэ. Вышла Айнэ, приложила ухо к земле.
- Многих оленей звук топота копыт доносится, - говорит она.
Вышли за урман на открытое место такое: в три стороны далеко видно, только за спиной со стороны заходящего солнца лес густой. Облако снежной пыли далеко видно, и приближается оно.
- Что за чудо такое? – удивляется Ерёма. Но не только удивление, но и тревога закралась.
- Иди в чум, - говорит он жене, - а я встречу то, что надвигается на нас.
- Я с тобой, - решительно сказала Айнэ, - я же жена твоя, вместе всё делать будем.
Что тут скажешь. Насторожил ружье Ерёма. Спрятались за густыми елями с краю урмана. Ждут. А как ближе снежное облако подкатилось, увидели, что это стадо оленей большое мчится, а гонит оленей Чёрная собака с белой головой. Поравнялось стадо с Айнэ и Ерёмой, остановилось, зашевелились густые кусты рогов оленьих, заклубился пар, вырывающийся из ноздрей оленьих. Подбежала к хозяевам Чёрная собака и упала обессилевшая.
Занесли собаку в чум, уложили на шкуру оленью, теплым наваристым супом накормили. Суп Ерёма в свою миску налил, собаке поставил под самую морду. Совсем ослабела собака, даже встать на ноги не может. Лёжа похлебала, мяса варёного отведала.
- А собака-то у меня совсем не чёрная, - сказал Ерёма, - смотри - шея, загривок и передние ноги совсем белыми стали.
- Да, - говорит Айнэ, - прямо чудо.
А сама сказку, дедом рассказанную вспоминает. Но там про это ничего не сказано. Продолжения она не знает. Сказка на том заканчивалась, как привычное обличье человеку, приютившему Чёрную собаку, вернулось. 


                3
Просыпаются утром Айнэ и Ерёма, а в чуме огонь горит, чай уже тонким свистом возвещает, что скоро закипит. У огня юноша сидит, палочкой огонь трогает. Удивились хозяева. Смотрят, а на оленьей шкуре собаки-то нет. Удивляются. Поняли, что это собака в юношу превратилась.
- Да, вы правильно догадались, - подтвердил юноша. Меня Чёрный шаман, что на многоводной реке семью с темноводными омутами живёт, заколдовал за то, что полюбил дочь его. А я из семьи бедной. Не хотел он видеть меня зятем своим. Вот и превратил в чёрную собаку. Он же знал, что никто такую собаку не приветит. Но вот нашлась добрая душа, - он благодарно посмотрел на Ерёму, - меня Ефремом зовут. Расколдоваться  же возможно только в том случае, если покормит хозяин из своей посуды.
- Мы рады такому превращению, это чудо, насланное нам богами мы имеем,  - сказала весело Айнэ, и благодарно одарила светлой улыбкой мужа, что не побрезговал покормить Чёрную собаку из своей миски.
-Мы очень рады. А невесту свою ты найдёшь, раз любишь.
- Люблю, - говорит Ефрем, - и она меня любит. Наверное, глаза выплакала, ночи не спит, днём солнца не видит. Пойду к своей Самнэ, к женщине своей сердечной.
- У тебя руки не окрепшие ещё, у тебя ноги не окрепшие ещё. Поживи у нас сил наберись, тогда и пойдёшь, – уговаривает Ерёма.
Стал собираться Ефрем в дорогу. Пока нарту мужчины делали, Айнэ малицу тёплую сшила для Ефрема, кисы. Запрягли лучших оленей, умчался Ефрем. Прямой линией оленьими копытами, прорезающими снежные заносы, потянулся след за спину дальнего леса в сторону солнечную. Со свистом южного ветра со свистом северного ветра понесли олени Ефрема навстречу своему счастью.
А Ерёма с Айнэ вернулись в стойбище. Люди приняли Айнэ благосклонно, она поладила с соседями. В рассказанную историю превращения Чёрной собаки в юношу кто-то поверил, кто-то нет.
Но всё равно, до сих пор ходит поверье среди народа ханты, что нельзя держать дома собаку чёрную, чтобы не было ни единого светлого пятнышка.

 
Стойбище на Ягур-Яхе - Нижневартовск, апрель 2020