Тишка

I
Солнце робко заглянуло в избушку, скользнуло первыми лучами по столу, а затем переместило свои нежные руки на лицо лежащего на оленьей шкуре мальчишки лет пяти-шести. Мальчик сладко спал в обнимку с книжкой. Перед сном мама читала ему сказки. И сейчас его лицо трогала улыбка. Солнце грело его щёки и уши, нежными ладошками гладило взъерошенные волосы, словно тормошило его и настойчиво будило, звало на лужайку, на речку, где бродил он до самого вечера. Мальчик открыл глаза, но тут же зажмурился и отвернулся. Он ещё какое-то время лежал, не в состоянии отделить вчерашний вечер от ворвавшегося утра. Вечером, укладываясь спать, он видел солнце в окошке за печкой, проснулся – оно уже в окне, что у двери. И так каждый день. Белые ночи… Лето…
– Вставай, Тиша, отец ждёт на улице. Сегодня у тебя день рождения. Поздравляю! Тумтака вула, здоровым живи. Расти большой! – мама поцеловала его. – Пухие, мальчоночек мой, – она потрепала рукой волосы. – Сколько тебе лет? – спросила она.
– Пя-а-ать – протянул сипло Тишка.
– Уже шесть. Ты уже большой, – мама сидела рядом и улыбалась, – беги на улицу.
 Спиридон перебирал сети для ловли рыбы и, увлечённый работой, не заметил сына. Тишка подошёл и потрогал руку отца.
– С днём рождения, сын! – он высоко над собой поднял Тишку и закружил, – кушалана ат шавилайн, пусть тебя охраняют хозяева твоей земли. Я подарю тебе облас. Ты уже большой, и я хочу, чтобы ты был хорошим рыбаком и охотником. Пойдём.
 За домом, где отец обычно запрещал играть детям, лежал накрытый брезентом настоящий облас.
– Это твой, специально для тебя сделал.
Тишка смотрел на новенький облас. Ему казалось, что он не настоящий. Светлые, гладкие его бока на солнце отливали необыкновенным блеском. В глазах мальчика он казался сказочным. Не верилось, что эта лодка-долблёнка, сделанная руками отца, теперь принадлежит ему. Так хотелось погладить ее старательно отшлифованные округлые бока, хотелось прыгнуть в облас прямо сейчас, сию минуту. Тишка стоял, прижавшись к углу дома, и боялся, что если закроет глаза – всё исчезнет. Потом он посмотрел в улыбающееся лицо отца, подошёл к обласу, сел на дно. Весло само взлетало над головой, загребало невидимую воду, он уже плыл по бесконечному озеру, солнце, отражаясь от водного зеркала, слепило его. Он снова посмотрел на отца, встал и прижался к наклонившейся шершавой щеке.
 – Бери свой облас и пойдем на ручей.
 Мальчик ухватился за деревянную перемычку лодки и, как делал его отец, потянул в сторону ручья. Соседская девчонка Аня стояла на пороге своего дома. Поравнявшись с ней, Тишка громко выпалил:
– А это мой облас. Мне папа на день рождения подарил.
Тишке хотелось, чтобы его сейчас видели все: и новые друзья из деревни, и дед с бабушкой. Он уже большой. Лодка легко скользила по мху, ягелю, словно не имел веса.
Действительно, день сегодня для Тишки выдался необычным. Пока он учился плавать на обласе среди затопленных кустов в тихом омутке разлившегося в начале лета ручья, из деревни приехала учительница младших классов. Тишка знал Светлану Антоновну, но, увидев её дома, смутился, опустил глаза и спрятался за маму.
– Здравствуй, Тиша. С днём рождения, – голос учительницы звучал мягко, ласково и он, преодолев застенчивость, подошел к столу. – Ты читать умеешь? – спросила она.
 – Нет. А зачем? – он уставился на учительницу, потом на маму.
 – А буквы знаешь?
– Нет. А зачем?
– Вот так всё время, – мама обращалась к Светлане Антоновне, – ни в какую не хочет учить буквы. Заладит: «а зачем», и хоть ты тресни. Он ведь многие буквы знает, а спросишь – не отвечает.
Светлана Антоновна держала новенький букварь.
– Это тебе. Подарок на день рождения.
 Букварь был красивый, новенький, не то что его старый, потрёпанный, с оторванными страницами, приклеенными полосками цветной бумаги. Но особого волнения Тишка не испытал. Напротив, что-то нехорошее шевельнулось в груди. Он смотрел на букварь почти враждебно, ощущая тревогу. Облас, букварь. Облас, букварь. Букварь рос в его глазах, заполняя собой стол, избу и уже не видно за ним обласа, уменьшающегося до игрушечных размеров. Он встряхнул головой, и цветная книга на столе приобрела обычные размеры.
– Поедешь к нам в деревню? К бабушке? Будешь ходить в подготовительную группу. Вместе с Васей Ильным. Ты ведь знаешь его?
– Знаю, – Тишка повеселел. Он любил играть с Васей, когда бывал в гостях у деда с бабушкой. Но как же облас? Он снова опустил голову, потом повернулся в сторону отца.
– На обласе ты ещё успеешь поплавать. В деревню поедешь только осенью, – развеял сомнения отец. И лицо Тишки сразу посветлело. Он был согласен на всё.

II
 Тишка был в детском садике только один раз, на Новый год. Глаза его тогда разбегались от ярких огней и нарядов. Он сначала испугался громогласного Деда Мороза с длиннющей бородой. Большой мешок за спиной огромного старика притягивал его взгляд и пугал своими размерами. Вспомнился Лесной старик, что живёт в урмане за поворотом Большой реки. Отец иногда говорил: «Смотри, Тишка, в лес далеко не ходи. Лесной старик встретится, уведёт далеко». Лесной старик лохматый, с бородой, но почему-то одетый в красную длинную малицу с огромным мешком, подходил к детям и те его не боялись, наперебой рассказывали стихотворения, отгадывали загадки, громко смеялись, пели песенки. Тишка тоже дрожащим голосом скороговоркой протараторил припасённый стишок и уставился на Деда Мороза: не унёс бы Тишку в далёкий урман Лесной старик. Тревогу развеяла Снегурочка. Нежным, как у мамы, голосом она похвалила его и достала из большого мешка Урманного старика пушистого зайчишку с торчащим хвостиком и красочный мешочек со сладостями. Хлопушки и мигающие огни его не удивляли. На стойбище отец тоже наряжал ёлку со светящимися лампочками. А хлопушек накупили столько, что ещё долго после праздника ребятишки пугали друг друга внезапными взрывами-хлопками.
 К детскому саду Тишка привык быстро.
 Каждый день в садик приходила Светлана Антоновна. Все дети её знали и с удовольствием занимались на её необычных для детского сада уроках.
– Сегодня мы повторим то, что учили вчера, – Светлана Антоновна открывала букварь, доставала вырезанные буквы, показывая то одну, то другую, и дети громко их называли. Только Тишка сидел молча. Потом Светлана Антоновна задавала простенькие задачки. Дети снова наперебой отвечали, тянули руки. Занятия проходили весело, но Тишке они не нравились совсем. Вот сказки он слушал с удовольствием. В такие минуты глаза его загорались, он будто сам жил в сказке. То он боялся, что Иванушка так и останется козлёночком, то его сердечко сжималось, когда Богатырь вступал в бой с трёглавым Змеем Горынычем.
– Сказки любишь, Тиша? – спрашивала его Светлана Антоновна.
– Люблю.
– Так вот, учи буквы, и сам сможешь читать самые разные сказки.
– А зачем? Ты нам читаешь.
– Дома сам будешь читать свои книжки.
– Дома бабушка читает, – отвечал упрямо Тишка.
Учительница промолчит, переведёт разговор на другое:
– Тиша, сколько будет, если к двум кубикам прибавить еще два? – она берёт два кубика, ставит рядом ещё два и накрывает их ладошкой.
– Не знаю.
– А ты подумай. Вот два красных и два синих. А вместе сколько будет?
– Зачем ты меня спрашиваешь? Ты сама знаешь.
 Дети смеются. Для них, во-первых, непривычно, что к учительнице Тишка обращается на «ты», а во-вторых, все знают, что кубиков четыре, и сдержаться уже нет сил. Тишка в такие минуты замыкается и, уставившись глазами в свои ботинки, молчит.
 Тишке нравится возиться в мастерской деда, смотреть, как ловко в руках деда рубанок сотворяет изгибающуюся ароматную стружку.
– Нарты будут, внучек. На Новый год на стойбище в новой нарте поедем.
– На «Буране»?
– На «Буране», внучек, на «Буране», – дед тяжело вздыхает.
 Прошло, пожалуй, безвозвратно, то время, когда олений путь связывал зимой стойбища и селения. А сейчас режут на куски моторным рёвом тишину в борах, поймах рек лихие наездники. Уже и дичь свыклась с зудящим рёвом моторных лодок, бензопил, снегоходов. И лесные жители не спешат запрягать оленей: всегда под рукой быстроходная и неприхотливая машина.
– Подай мне, Тиша, четыре гвоздика в-о-о-он из того туеска, – дед показывает рубанком на берестяную коробочку и хитро улыбается.
 Тишку радость распирает, что дед его в помощники берёт. Быстро забирается на табуретку.
– Держи, дед.
 Дед Тимофей поправляет седые жидковатые усы, свисающие острыми концами, берёт гвозди из руки внука – четыре, как заказывал. Умеет считать, но показать не хочет. Упрямец. Отец его такой же был маленьким. Дед посмотрел на внука, словно пытался разгадать его тайну, взял молоток и стал приколачивать упор на верстаке.
– Однако четыре подал, как я сказывал. Значит, умеешь считать.
Тишка покраснел и опустил голову.
– Светлана Антоновна приходила, – дед посмотрел на внука, заметил, как вскинул тот голову при упоминании учительницы, насторожился. – Сказала, что рисунки твои на выставку взяли в город, хвалила тебя. На каникулы собираются детей в Екатеринбург везти. Тебя тоже приглашала. Поедешь? Ёлка там красивая, – дед бывал несколько раз в Екатеринбурге, когда служил в армии его сын Спиридон, отец Тишки.
– Поеду, – Тишка снова опустил голову.


III
 Сутки в поезде, нарядная ёлка на площади в Екатеринбурге, огромные Дед Мороз и Снегурочка, множество огней, автомашин, толпы людей, непривычный шум – всё это быстро утомило Тишку, и первую ночь он спал крепким безмятежным сном. Ему даже ничего не снилось.
 В музее он с удовольствием рассматривал чучела разных птиц и зверей, многих из которых встречал в лесу. Потом долго рассматривал оружие под стеклом.
– У моего папки два ружья, – хвастается он своим товарищам. – Папка нынче пять глухарей стрелил.
– Ты же считать не умеешь, – подтрунивает Витька из третьего класса.
– Сам не умеешь, – и Тишка сразу замолкает, будто его кто холодной водой остудил.
 В магазин «Детский мир» дети просились ещё по дороге. Многие уже бывали в Екатеринбурге. Каждый имел карманные деньги, и хотелось из далёкого города привезти какую-нибудь игрушку себе и в подарок своим братикам, сестричкам. В магазине ходили дружной стайкой. Светлана Антоновна то и дело пересчитывала своих подопечных. Тишка рассматривал игрушки, и ему в огромном магазине всё нравилось. Он наблюдал, как Витька с Игорем подходили к прилавку, читали вслух: «пирамида» – столько-то рублей, «конструктор» – столько-то рублей.
– А как эта игрушка называется? – показывает Тишка на яркую мягкую игрушку.
– Сам читай! Скоро в первый класс, а он ещё буквы не знает, – и Витька, ехидно хихикнув, двинулся дальше в обнимку со своим другом.
Тишка отвернулся и заплакал. Он почувствовал себя совершенно беспомощным. А так хотелось узнать, что там написано на этих ярких бумажках. Он впервые пожалел, что не умеет читать. У него впервые появилось желание учить буквы и складывать их в слова. Он теперь знал, зачем ему это нужно.
– Тиша, что с тобой? – спросила ласково Светлана Антоновна.
– Я читать не умею, – и он заревел уже навзрыд, а Светлана Антоновна прижала его к себе. У неё тоже выступили слёзы. Понял, понял…
Она помогла Тишке выбрать игрушку по его деньгам. Тишка держал только что купленную красочную машину и больше ничего не замечал вокруг.

IV
 Автобус с визжащими от восторга детьми остановился у сельского клуба, где родители уже ждали своих чад. Тишку встречал дед Тимофей на стареньком снегоходе «Буран». К «Бурану» привязана новая нарта, накрытая оленьей шкурой. Как хорошо сидеть на новенькой нарте, как приятно ощущать свежий ветер, слышать глухое рычание мотора. Дед везёт его по дальней улице: пусть все видят его новую нарту. Тишка смотрит на мелькающие заборы, дома, деревья и ему становится радостно: всё вокруг знакомое, родное. Воздух чистый, без примеси гари. Дышится легко и вольно. Вот и соседский пёс Байкал, как обычно, пробежался с лаем за «Бураном». Тишка высунул язык, подразнил собаку. Дед поддал газу и Байкал, быстро отстав, остановился, сел на снег и с недоумением посмотрел вслед удаляющемуся мальчугану.
– Бабушка, где моя книжка? – не успев переступить порог, выпалил раскрасневшийся Тишка.
– Какая? Иди я тебя обниму, пухие, мальчоночка, – она расцеловала внучка.
– Букварь, – Тишка уставился в пол.
 Взяв из рук бабушки букварь, он уходит в свою комнату, садится у окна и начинает листать. Он остановился на букве «м», и его губы сами разжались «мы», потом пальчиком повел вниз и словно нащупав то, что искал, отчётливо, по слогам прочитал: «ма-ма».
– Правильно, молодец! – бабушка притронулась к его плечу. – Скучаешь?
Тиша кивнул. Бабушка стояла за его спиной и улыбалась. Ей не верилось, что внук сам открыл букварь, сам прочитал слово. Она боялась его вспугнуть. Не заупрямился бы.
– Пойдем кушать, сыночек, я пирожков твоих любимых с брусникой испекла. А потом почитаем. Хочешь?
– Хочу! – Тишка взял букварь и пошёл следом за бабушкой.
 С этих пор Тишка не расстаётся со своим букварём. После садика ничего не даёт по дому сделать. Какая это буква? Какая это?.. Это прочитай, это покажи. Бежит, бывало, к деду в мастерскую:
– Деда, а это какая буква? – и тычет ему под нос книгу.
– Погоди, Тишка, сейчас, – дед не спеша откладывает стамеску, протирает чистым платочком очки. – Это буква «ш», – дед смешно шипит. – Видишь, шишка нарисована.
А вот и слово «шиш-ка» под картинкой.
– Шиш-ка, – повторяет Тишка и смеётся, – шиш-ка-Тиш-ка.
– Бабушка, а что здесь написано, – бежит он к бабушке, когда дед занят.
– Некогда мне: видишь – руки в тесте. Горе с тобой: то за книжку не загонишь, а то … прямо спасу нет, – ворчит она для порядка.
Но не так-то легко отделаться от внука. И бабушка идет мыть руки, садится за стол и читает по слогам. Потом берёт ручку и пишет слово на бумаге.
– Скоро и ты писать научишься. Открытку папе и маме напишешь.
– А я умею писать, – Тишка разворачивает лист бумаги. На листе большими буквами карандашом написано: «баба». Буквы прыгают, наползают друг на дружку. Последняя буква «А» завалилась на бок.


V
 Зима как-то быстро закончилась. Снег сполз с обочины раскисшей дороги и пригорков, болота стали пятнистыми, как линялая шкура оленя. По оврагам да вдоль шумящих ручьёв ещё жмутся в тень грязные сугробы. Река вздулась, тёмной лентой уходя за поворот. У берега мутноватым потоком спешит на простор вода поверх ещё не оторвавшегося льда. Синий нагрубший лёд, расчерченный кривыми линиями-трещинами, вот-вот тронется. Тайга потемнела, и чёрным неровным зазубренным забором окаймила высокий противоположный берег до старицы. С наступлением сумерек нескончаемо тянут гуси неровными ключами. Редко просвистят первые утки. Тишка с дедом каждый день ходят на реку – ждут ледохода. Дед всё гадает: большая ли вода будет.
– Шибко быстро растаял снег-то. Сойдёт вода раньше сроку – не бывать большой воде, однако, – кряхтит он, почёсывая затылок.
Назавтра дед имеет уже другое суждение:
– Хорошая, дружная весна. День, другой и лёд пойдёт. А в болотах воды, однако, множество: в момент пойму зальёт … большая вода будет
– Я тебя, дед, не пойму: большая вода будет или нет?
– Не загадывай погоду-природу. Какая будет, той и радоваться будем, – бубнит недовольно дед.
– Так ты же сам гадаешь каждый день, – Тишка не может понять своего деда.
– Человеку всегда хочется знать, что за поворотом ждёт его, – старик всматривается вдаль, словно в будущее хочет заглянуть. – Живи, внучек, так, чтобы не бояться завтрашнего дня.
– А это как?
– Дрова, сынок, сегодня положи у очага, чтобы стужи завтра не бояться. Человеку сегодня добро делай – завтра добром вернётся. Сегодня не бери лишнего у природы – завтра сыт будешь.
 Мудрёно говорит дед Тимофей, но слова его глубоко в душу внука западают. Так и его, Тимофея, дед когда-то говорил. Так живут все его сородичи. Хочется деду, чтобы и Тишка вырос Человеком. Он треплет непослушные вихры внука, смотрит вдаль через узкий прищур глаз, вдыхает весенний воздух и радость наполняет его сердце.
 
VI
Ещё не прошёл ледоход на реке, а дед Тимофей засобирался в дорогу. Список всяких нужных вещей и продуктов составил Спиридон собственноручно. Ждёт заказа. Почитай что месяц никакой связи со стойбищем не поддерживалось: ни снегоходом, ни лодкой в межсезонье в далёкий сосновый бор не доберёшься.
– Та-а-а-к…– тянет дед и смешно держит бумажку на вытянутой руке, – не вижу, однако… Подай, Тиша, очки.
Водрузив очки на кончик носа, читает: «сахар, крупа, конфеты…». После каждого слова он мельком бросает взгляд поверх очков на стоящие мешки в кладовке, на свертки на полках.
– Вот бисеру я так и не нашёл. Нет теперь в магазинах. Соседка обещала… Тиша, сбегай к тётке Матрёне…
И Тишка бежал, радуясь, что тоже участвует в полезном деле.
 Каждую ночь ему снится один и тот же сон. Он уже там, на реке, в своем обласе легко скользит по гладкой водной глади. Вот он подплывает к сетке, а там запутались огромные серебряные рыбины. Мама встречает его на пороге, радуется улову. Отец с гордостью смотрит на своего сына – рыбак! Каждую ночь мама рассказывает ему сказки, а он слушает, не сводя с неё глаз, прижимаясь к шершавой отцовской руке. Утром не хочется посыпаться, не хочется открывать глаза. Подольше бы длился этот замечательный сон.
– Деда, а мы сегодня поедем? – не терпится ему.
– Завтра утром, внучек. Рано подниму.
– А я совсем спать не буду.
– Ладно, посмотрим…– улыбается дед. – Соскучился… Букварь-то берешь?
– Да. Я маме читать буду.
…Как светло в родном доме, как мягко и тепло спать на оленьей шкуре, как приятно ощущать не во сне, а наяву отцовскую руку, поглаживающую вихры, как сладко по утрам слышать мамин голос…

 Куропаткой порхнуло лето, короткое и радостное. Прокричало звонкой чайкой. Не успел Тишка оглянуться, а уже и собираться нужно снова в деревню. На душе и радостно – в школу первого сентября, и грустно – с родителями расставаться не хочется. Загрустил, когда затаскивал облас под навес. Здесь зимовать будет вместе с дедовым. Отцов облас лежит, перевёрнутый вверх дном на берегу реки – сгодится ещё.
– Не грусти, сын. Приезжай на каникулы, – впервые Спиридон подаёт сыну в лодку книги в ученическом ранце. – Учись хорошо.
– Тун юш, хорошей, прямой дороги, – Спиридон обнял своего отца.
– Ям вупса, хорошей вам жизни, – ответил Тимофей.
 Всю дорогу Тишка смотрит на нескончаемо меняющиеся берега, и такое же бесконечное и разноречивое чувство будоражит его крепнущую душу. Теперь школа его не пугала: он хорошо читал, считал до ста и больше. Наоборот, не терпелось увидеть друзей, не терпелось прочитать что-нибудь Светлане Антоновне… Незаметно явь переходит в крепкий сон. Просыпается он от толчка причалившей к берегу лодки.
– Приехали, однако. Беги, зови бабушку, да коляску возьмите, вона сколько Спиридон всего натолкал, – дед Тимофей показывает на упакованные мешки с рыбой, ягодой, зимней одеждой…
 Цветы, цветы, цветы… Громко звучит музыка. Много людей… «Столько в деревне людей нет», – думает Тишка. Вокруг всё празднично: девочки в белых фартучках, с разноцветными бантами. Мальчишки в наглаженных костюмах. Учителя улыбаются, громко что-то кричат друг другу. Дед Тимофей, тоже одетый в наглаженный полосатый костюм, пахнущий комодом, держит Тишку за руку, словно боится потерять в толпе. Тишка плохо помнит, что было потом. Выступали учителя, какая-то старшеклассница, но все говорили громко, непонятно. И только в классе всё стало на свои места. Двенадцать первоклашек расселись. Три парты остались на заднем ряду без учеников. Тишке понравилась парта во втором ряду у окна. Рядом сел Васька.
 
 В школе у Тишки всё получается легко. Задания делает быстро. Светлана Антоновна нарадоваться не может – лучший ученик в классе. Только пишет Тишка неряшливо. Не хватает терпения выводить буквы, он спешит, и тогда буквы наползают друг на дружку, вылезая за пределы строчки.
 Особенный день сегодня. Уже не раз до Тишкиного уха долетали таинственные слова: диктант, контрольная… Не только Светлана Антоновна, но и другие учителя сегодня по коридорам ходят серьёзные, словно в каком-то ожидании.
– Сегодня мы будем писать первый в вашей жизни диктант, – Светлана Антоновна посмотрела на своих учеников.
 Те слушают учительницу внимательно. Ещё бы! – первый раз диктант.
– Сначала я прочитаю весь рассказ «Боб», а вы внимательно слушайте. Потом я буду медленно диктовать, вы должны записать так, как услышите. Спешить не нужно, всё успеем.
 Тишка вспомнил, что читал и знает этот рассказ. Он достал книжку, быстро нашёл нужную страничку и аккуратно стал переписывать. Светлана Антоновна читала медленно, по слогам. В конце учебного года хотелось, чтобы у детей были хорошие отметки. Тишка увлёкся и уже не слышал голоса учительницы. Он писал о том, как собака по кличке Боб вынесла из пожара маленькую девочку, потом куклу. Буквы ложатся ровно одна к одной. Тишке хочется написать без ошибок и красиво. Рассказ закончился, он поставил точку. Учительница продолжала диктовать. Раскрыв рот, Тишка смотрит на учительницу, и трепещущее сердце наполняется радостью. Написал!
– Тихон Лямзин, ты почему не пишешь? – строго спросила Светлана Антоновна.
– А я уже написал, – и Тишка широко улыбнулся. Его глаза залучились узкими чёрточками.
Светлана Антоновна увидела учебник, раскрытый на той же странице, что и у неё. Тишка и не думал прятать его. Она взяла тетрадку, прочитала. Отметила про себя, что Тишка старался.
 – Диктант, Тиша, пишется только под диктовку, смотреть в текст нельзя, так что придётся тебе завтра снова писать диктант. Ты же не хочешь двойку?
– Нет…– настроение у Тишки испортилось, – ко мне папа приехал, мы завтра в город собирались…
– Если хочешь, я поговорю с папой, и он перенесёт поездку на другое время.
– Не нужно, я сам, – Тишка опустил голову.
Всякому своя обида горька… Домой Тишка шёл, не замечая ничего. Непослушные ватные ноги сами медленно несли его по бесконечной улице. Тишке жаль себя до слёз. К горлу подступил противный комок, солёный ручеёк липко растекался по щекам. Он вытирал лицо руками, громко шмыгая носом. Он чувствовал себя так, словно его уличили в неблаговидном поступке. Чувство вины, зарождавшееся где-то глубоко в душе, ещё не окрепнув, сокрушалось вселенской жалостью к себе. «Почему? Ну почему? – спрашивал он себя. – Я же первый написал диктант. Я же не знал…».
Впереди нечёткими линиями задрожал дом деда. Слёзы тепло покатились к подбородку, и дом выровнялся. «Я пойду завтра в школу. Мне нельзя получить двойку. Я ведь хотел сделать лучше всех… Должен же папа понять, что я не хотел обмануть учительницу…». Тишка уверенней зашагал вдоль знакомого забора. Из-за угла выбежал соседский пес Байкал, радостно замахал мохнатым хвостом, подпрыгнул и лизнул солёную щёку.
 
 
 2003