Сонины каникулы

I
Раннее утро. Еще густые сумерки не отлегли, еще синий снег не напитался светом, и матовым покрывалом лежит покорно, тихо. По улице, по которой бредет Матвей Сергеевич,  снег  не тронут. Вот он выходит на центральную улицу поселка, где   уже  протоптаны  редкие следы ранних прохожих неровными стежками.   
- Здравствуй,  Матвей!
- Здоров будь!
- Куда путь  держишь в такую рань? Ну, я, предположим, почту должен с утра развезти, а тебе чего не спится?
- Внучку иду встречать – Соню.
-  На каникулы едет?
- На каникулы. С лета не виделись – соскучились со старухой.
Почтальон, сверстник Матвея,  одетый в светлую пуховую куртку, выглядит моложаво в отличие от деда Матвея  с его курчавой седой бородой.  Косматая нечесаная  голова, покрыта шапкой ушанкой, характерно для него съехавшая  набекрень, подшитые истоптанные валенки,  добавляют ему годов. Будто чувствуя это, он стал приглаживать волосы, торчавшие из-под шапки, искоса поглядывая в сторону вокзала.
- Снегу-то за ночь подсыпало…  На охоту, поди,  побежишь? – спросил почтальон, и сам же не дожидаясь ответа, утвердительно произнёс: - ну, как же,  Матвей новый снег пропустит…
- Не пропущу, - сухо ответил  Матвей Сергеевич. И всем своим видом показал, что некогда ему тут разговоры разговаривать. Почтальон уловил его движение в сторону вокзала
- Ну, беги, беги, не буду тебя держать.
Сначала услышал, а потом уже увидел Матвей Сергеевич снегоход,  вынырнувший с боковой улицы, поравнявшись с ним, снегоход остановился, мотор его,  поперхнувшись,  заглох.
- Привет! Соньку встречать идешь? Садись, подвезу, - весело сказал наездник, – и подал освобожденную от маховой варежки руку.
- Привет, Олег. Я пешочком, благодарю. Иду и радуюсь: снежок-то новенький. С Виталиком в избу пойдем. Ты завтра с утра в смену?
- Да, как договорились, подвезу, - сказал Олег.
- Ладно… А то я  хотел зайти к тебе, чтобы уточнить.
- Я бы тоже с тобой пошел в избу, но – работа… Обратно  я подберу вас на разъезде.  Наш поезд в обратку  пустят сразу после пассажирского. Поздновато, но зато целый день ваш.
- Понятно. Меня это устраивает.
Олег  запустил свой снегоход, лихо оседлал его и умчался, поднимая за собой курево снега, смешанного с выхлопными газами.
Протаптывая тропинку в пушистом снегу, дед Матвей почему-то вспомнил работу на железной дороге. Снег каждую зиму  обычно  являлся как внезапное бедствие неожиданно, нужно было срочно выделять технику чистить перрон, стрелочные переходы, а техника, как назло начинает ломаться, хоть и готовили её к сезону. Старьё сколько ни ремонтируй, всё равно ломается. Запчастей нет, а сделать нужно, вот и приходилось включать смекалку. За эту смекалку и уважали его на железке.. Пока работал он механиком,  был Матвеем Сергеевичем, как вышел на пенсию, да обзавёлся  бородой, так вдруг стал дедом Матвеем.

                II
Поезд пришёл вовремя. Визгливо скрипнули тормоза, открылись с громким металлическим щелчком двери вагона. Сначала вышла  мама, а за ней и сама Соня птичкой слетела  со ступенек. Дед уже на лету  поймал её в свои объятия.
- Выросла что ль? – дед поставил внучку на перрон
- Наверное, выросла, -  сказала Сонина мама, -  у нас-то она каждый день на глазах,  нам и незаметно, а ты ее уже четыре месяца не видал…
- Да, дед, целых четыре месяца. Я очень соскучилась по тебе и бабушке, - сказала внучка, и погладила дедову бороду.
- Я тоже соскучился… А где папик твой? – спросил дед.
- Не приехал Виталий, его на работу вызвали в последний момент, - сказала Сонина  мама.
- Жаль, я думал с ним в зимовьё сходить.  Мне  там  помощь нужна. За одним бы и поохотились…
- Деда, а давай я с тобой пойду, - прямо выкрикнула Соня. – помнишь, ты мне обещал, что покажешь свою избушку.
- Куда тебе,  - махнул дед рукой, - это далеко, да и мне там помощник нужен, а ты что – девчонка, - как-то обречённо произнес дед Матвей.
- Возьми меня, возьми, деда, я тебе не хуже  мальчишки помогать буду, - как-то капризно сказала Соня, и сразу поняла, что зря - дед капризов не любит.
- Нет, дорогая моя Сонечка, никуда ты не пойдешь, будешь бабке помогать пироги печь. А охота – это дело не девчачье, - сказал дед, и хотел погладить девчушку по голове, но она отпрянула.
- Ты, дед зря так говоришь. Я уже большая. Или ты, может, расстраиваешься, что у тебя не внук, а внучка? - Соня своим вопросом поставила в неловкое положение деда, и ему стало даже немного стыдно.
- Ну, ладно, ладно, посмотрим, - дед обнял внучку, и они продолжили свой путь домой.
Больше Соня не просилась на охоту, в таёжную избушку. Она уловила перемену в настроении деда. Это дед научил её наблюдательности и терпению. Хоть она и не получила пока положительного ответа на свою просьбу, но дедово «ладно-ладно» уже можно было расценивать, как половину дела. Нужно было дожать деда,  и она начала рассказывать о своих успехах в школе, о том, что посещает плавательный бассейн, и, что у неё лучше всех получается. Она уже выиграла первые соревнования в своей возрастной группе. Дед гордо нёс свою бороду метлой вперёд, и широко улыбался. Соня, заметив это,  тайно стала надеяться на то, что дед всё же возьмёт её на охоту.

                III
Соне показалось, что аромат пирогов появился  ещё на улице при подходе к дому. А может ей  не показалось, возможно, что её обоняние обострённое чистым прозрачным и морозным воздухом, действительно уловило пирожковый запах. Она не ошиблась. В избе просто висел весёлым и плотным облаком запах свежевыпеченного теста, пахло вкусной корочкой, пахло бабушкиным домом, пахло чем-то родным и знакомым, пахло бабушкой.
Уплетая за обе щёки пироги, Соня, уже повторяясь о своём школьном житье-бытье, о своих спортивных достижениях, а именно на них она делала особый акцент, искоса поглядывала на деда: вот, мол - я уже большая и сильная.
- Какая ты у меня умница. Не знаю,  нужен тебе этот бассейн или нет – ещё простудишься. Вода-то хоть там тёплая?  - спрашивала бабушка, умиленно разглядывая внучку, но та - думала о своём.
- А я завтра с дедом на охоту пойду. С ночёвкой, - сказала твёрдо Соня, - да, деда?
Сказала она это так уверенно, будто и впрямь с дедом обо всём было договорено. Дед даже брови вскинул от удивления и неожиданности. Взгляд его в тот же миг потеплел.
- Упрямая, - сказал, - в кого такая уродилась?
- Будто не знаешь в кого? – не преминула вставить бабушка, - ты же сам такой: как втемяшится тебе в башку какое непотребство, так, хоть кол на голове теши.  Не пущу в избушку! - Повысила она голос, - не чё над девчушкой измываться, это тебе парень что ль? Не слушай его, Сонечка, он не в своём уме уже, вот и тянет тебя в тайгу.
- Никто меня не тянет, я сама  решила, - строго и упрямо сказала Соня, - что же я, по-твоему, хуже парня?- и она посмотрела укоризненно на бабушку.
- Ты меня не правильно поняла, просто это, как тебе сказать?..
- Охота - дело не девчачье, да? Мне уже дед об этом говорил…
- Ну, да. Я думала,  мы с тобой шанежек напечём, пока дед  будет по тайге валандаться.
- Нет, бабушка я с дедом пойду: ему там помощь нужна, - она глянула на деда, даже подмигнула, - не обижайся только на меня, бабуль. Мы с тобой ещё успеем шанежек напечь, - Соня обняла бабушку.
- Ты, то чего молчишь? - обратилась за подмогой к своей дочери бабушка.
- А что я? Не мне же тащиться по тайге на лыжах, не мне же морозить сопельки, - Сонина мама, усмехнувшись,  посмотрела на дочь  вполне одобрительно.
Дед, сидя у окошка на своём излюбленном месте,   молча наблюдал за происходящим, и Соня знала, что это хороший знак. О, если бы бабушка встала на сторону Сони, и попросила бы деда взять её в избушку, тот бы точно  заупрямился, но теперь после бабушкиных неубедительных доводов можно было не сомневаться, что дело сделано.
После  пирогов, попили чаю, дед поблагодарил бабушку, приобняв её, похлопал  по плечу:
- Пироги вкуснейшие… ну, впрочем, как всегда.
- Не подлизывайся, - перебила его бабушка, и дернула плечом, будто освобождалась от дедовой  ладони.
Едва дед успел скрыться за захлопнувшейся дверью, как Соня, наспех набросив на себя свое пальтишко, вышла за ним. В мастерскую они уже заходили вместе.
- Упрямая ты у меня, - дед отвернулся от внучки, открыл старый комод, вытащил оттуда старые валенки, - на вот, примеряй. Не смотри, что они старенькие. Валенки, чем старше, тем удобней.  В новых-то, не растоптанных, ноге тесно,  а эти - подшитые, в них   вольготней.
Примерив валенки, Соня осталась довольной – они оказались как раз впору.
- Хорошо, дед, еще и носок можно поддеть.
- Главное, чтоб не жали, а так - подденем, подмотаем…

                IY               
В избушку, добрались уже за полдень: сначала на поезде до разъезда, потом на лыжах – дед впереди, а внучка уже по натоптанной лыжне за ним. Соне избушка показалось просто сказочной: стоит она, срубленная из толстых бревен, на возвышенности, рядом березы  спускают свои заиндевелые серебристые ветви, чуть не касаясь крыши, засыпанной снегом, а в сторонке небольшие сосенки в белых шапках. Одинокая, высокая с разложистыми поседевшими от первоснега  лапами сосна, завершает  сказочную картину.
- У тебя  тут как в сказке, - не выдержала Соня наплыва возвышенных чувств.
- А тут и есть сказка, - обыденно сказал дед.
 Обошел дед Матвей избу, приглядываясь тщательно к кровле, в окна позаглядывал: ладно, что стекла  целы, а вот угол избушки, тот, что был разворочен медведем-пестуном нужно  подладить. Дед ещё до снега  был здесь, и неотложный ремонт провел, теперь осталось скрепить последний венец скобой, да ветошью подоткнуть, чтоб не дуло да  кусок рубероида подсунуть под образовавшуюся трещину. Там  течь образовалась - сосулька показала. Вот и нужен ему  помощник. Дед всё растолковал внучке.
  - Избушку ты сам построил?
-  Нет не сам - с Григорием Спиридоновичем поставили мы избу, когда тебя еще и не было.  Не знаю, помнишь ты Григория или нет? Он потом уехал  из наших мест.
- Помню,  он когда-то к  тебе приходил – такой седой.
Дед принёс дров, затопил печку, поставил чайник. Печка изначально пошипела, подымила, а потом потянула дым в своё нутро - загудела чугунка. Стало распространяться тепло. Соня протянула руки к нагревающемуся металлу.
- Ишь как запела, - дед  махнул рукой в сторону печки – тоже соскучилась. Так вот - большой любитель Григорий тропить зайца, - продолжает он, грея руки о кружку с чаем,  – любили мы с ним  распутывать мудреные заячьи кроссворды. Это только в сказках заяц косоглаз, глуп и труслив. На самом деле -  он очень хитер и изобретателен в своих  петляниях.
- А  от чего это он такой хитрюшка?
- Жить, как говорится, захочешь – и схитришь, и смудришь, и рубь сменяешь на шиш. Ему же постоянно приходится прятаться от лисичек, волков, а тут еще и охотники. Так, что ухо ему приходится держать востро.
- И  медведи тоже могут поймать зайца? – спросила Соня,  посмотрев в сторону развороченного медведем угла, - вот они какие сильные – даже избушку поломали.
- Это не взрослый медведь, это медвежата пошалили, - перехватив взгляд внучки, сказал дед, - тут частенько так бывает. Живет в гривах неподалеку медведица. Давно с ней заочное знакомство ведем. Сама-то она не пакостит, а вот последыши ее любят поозорничать. А  зайцы медведям ни к чему – зачем им с такой мелочью связываться? Вот оленя или лосенка медведь может, пожалуй,  заломать.
- Деда, а почему вы с дядей Григорием избушку построили не в густом  лесу, а на этом островке?
- Тут, Соня,  место насквозь продувное, и летом   комарья водится не так густо. В лесу-то дохнуть нельзя от этой пакости, а тут- благодать! Бывало, летом  за карасями с Григорием сюда заберемся. Река к тому времени в берега войдет, и озера карасевые обозначатся. Время  самое комариное, а тут  на Березовом острове -  свежачок гуляет,  и племя это самое  комариное  не так донимает. Про то и медведица знает, частенько здесь  летом  отлеживается с малышами. Она  с медвежатами тропу  сквозь пойменную траву натопчет, а мы потом по их тропе ходим.
- А вдруг встретитесь на тропинке? - спрашивает внучка, округлив от страха глаза, будто медведи где-то тут, рядом, - медведица же может вас покусать.
- Не первый год с ней знаемся. Она только заслышит нас – тут же в сторонку уйдет со своими малышами.  Ну и мы, конечно,  на рожон не лезем: места всем хватит.  Мы друг другу зла не делаем, живём мирно, как говорится, - дед приготовился к долгому рассказу – поставил наполовину выпитый чай в большой кружке, расчистив  рукой место от крошек, прокашлялся. - Знаешь, какая она умная медведица-то? Никогда не лазит в избу. Медвежата, те по своей малолетности иногда напакостят, как вот нынче осенью пестун угол своротил.
- А кто такой пестун?
- Ну, это медвежонок, который родился прошлой весной и лег с мамкой осенью снова в берлогу. Потом-то он уже сам будет себе берлогу искать, но первую зиму ложится с медведицей, а у неё в конце зимы еще родятся маленькие, вот и получается, что весной из берлоги выходят прошлогодние медвежата, уже подросшие  годовики – пестуны,  и маленькие, только что родившиеся. Как-то давненько уж - летом сидим с Григорием в избушке и слышим: завизжал по-детски маленький. Да так жалобно. Видимо проштрафился, и получил оплеуху от мамки, а может, старший братишка обидел.
- Так они что недалеко были? – спрашивает Соня
- Недалеко, в том конце нашего островка. Они тоже тут от комарья прячутся. Место-то тут продувное.   Так частенько летом соседствуем: у них свои заботы, у нас – свои.    
Дед открыл дверь: сильно жарко стало.
- Пущай изба проветрится.
Поведал дед Соне, что нужно сначала прокалить печку, чтобы воздух в избе прогрелся, потом дверь открыть «пусть выйдет чижелый дух».
  Дед потягивает из кружки чай, рассказывает разные истории… Соня слушает деда, посматривает в открытую дверь. А на улице уже стало сереть, снег кажется синим, небо потемнело, показалась луна, даже обозначились  некоторые звездочки.   Темнеет быстро: синева сменилась густой темнотой, зори высветились ярко. Вышли на улицу. Дед показал Соне, как найти Большую медведицу, а от нее уже и Полярную звезду, отсчитав семь отрезков между конечными звездами большого зоряного ковша.
- Это будет Север, а там за спиной у нас соответственно юг, по правую руку – восток и по левую - запад.
-  Нам учительница в школе рассказывала, как найти Север по звездам, но я так и не поняла, а теперь все ясно, - удивилась Соня, и воскликнула восторженно: - как много тут у тебя звезд!
- Почему же у меня? – возразил дед, просто в городе некогда на звезды смотреть – телевизор мешает, суета… А здесь ничего не мешает и воздух прозрачный. Вот и видны звезды. Они тут вроде как вымытые, чистые, вот и блестят.
 Спать легла Соня на полатях у стены, напротив печки.
-  Возьми вот, укроешься, - бросил теплое одеяло дед.
- Мне и так жарко, - хотела возразить Соня, но дед урезонил ее:
- Это тебе не в городской квартире. К утру-то изба выстудится, так, что укрывайся.
Соня не стала перечить – деду видней, он опытный, он все знает. Дед задул керосиновый светильник, который он почему-то называл лампой, хоть и на обычную электрическую лампу она была совсем не похожа. В избе сразу возникла страшная темень.  Соне показалось, что она закрыла глаза, но нет же: откроет глаза – темно, закроет также темно – одинаково.

                Y
Утром действительно стало прохладно и одеяло пригодилось. Дед снова накочегарил печку и стало невыносимо жарко, даже нос и щеки зарумянились у деда, и он открыл дверь. Он задумчиво смотрел куда-то вдаль, а Соня прислушивалась к скупым в это время звукам. Послышался шорох. .
- Кедровка шарится, - сказал тихо дед.
- Откуда ты знаешь? Может это медведь, – шепотом откликнулась Соня.
- Медведь уже спит в берлоге. Это кедровка. Она прошлый год  каждый раз встречала  нас. И на охоте сопровождала:   всему свету раскаркает   о нашем присутствии. Потом, видимо самой надоест и отстанет.
- Кедровка чем питается? – интересуется внучка.
- Кедровыми шишками в основном, потому кедровкой и зовется. Но когда нет кедровых шишек, она может и сосновые шишки теребить или еловые, к примеру, не откажется и от мяска, если после кого-то достанется; насекомыми разными тоже не побрезгует – вот такая она птичка таёжная. 
Дед рассказал Соне, как однажды он бросил ей кедровую шишку. Она бесшумно спланировала с кривобокой сосны и ловко схватила ее, уселась на витую сухару, пристроила шишку в расщелину, и давай ее лущить, не обращая на деда никакого внимания. Он повторил опыт, и снова кедровка  не растерялась; потом он  бросил шишку ближе. Она сцапала шишку, словно никого и не было рядом. На следующие выходные дед Матвей  шишку положил на чурку рядом с дверью в избушку и стоял в метре от нее. Кедровка, сидящая прямо над ним, косила глазами то на деда, то на шишку, потом заорала во все горло, снова завертела головой, словно хотела отогнать хозяина избы прочь. Он стоял не шелохнувшись. Сорвалась она, нырнула вниз, схватила добычу, тут же оттолкнулась и уселась на свое излюбленное место. Так повторялось  еще не однажды. Благо, в то время дед со своим  другом на охоту выбирались каждые выходные.
-  Однажды я  не стал шишку класть на стол или чурку, - вел рассказ дед дальше, - я вытянул руку  и положил на стол. На моей ладони лежало лакомство для этой горластой бестии. Кедровка заволновалась, заперелетала с ветки на ветку, заорала и бранилась долго, но я  сидел по-прежнему,  не шевелясь. Я даже   старался на нее не смотреть. Вдруг  появилась на столе. То на меня сверкнет своим карим глазом, то на шишку, то на меня, то – на шишку…. Наконец-то решилась: скокнула к ладони проворно, схватила шишку,  и  утащила свою добычу.
…Тут и впрямь кедровка стрекотнула, но звук донесся сверху. Соня подошла к открытой двери и увидела кедровку, которая сидела на дереве. Дед тоже пригнулся, глянул вверх.
- Кедровка,  я же говорил, - дед  громко поставил кружку на самодельный стол.
За стеной снова послышалось шуршание. 
- Шуршит-то вниз у, а кедровка – на дереве, - усомнилась Соня.
- Молодец – наблюдательная, - сказал дед, одобрительно посмотрев на внучку, - это, наверное, ветер листву мороженную гоняет, тут место продувное, снег-то и сдуло до листьев -  нашел причину шелестенья дед, но вслух не выражает свои догадки. А  сам как-то напружинился: вроде ветра такого сильного нет: отчего же тогда шуршит.  Надевать обутки неохота, чтобы проверить. Ладно, думает, потом погляжу.
- Разберемся, - говорит внучке, - ветром листву может, гоняет, - все же высказался дед и стал одеваться,  Соня тоже.
Пока одевались после горячего чая, упарились. Вышли на улицу, ступив на свежую порошу.
- На охоту бы сегодня,  - указал дед на ровный  переновок, - все следы свежие.
- Смотри, дед - заяц! – крикнула Соня.
Дед и сам уже увидел удаляющегося беляка. Только темные кончики ушей видны на фоне ярко светящегося на солнце  снега, а сам косой почти не виден, а вот и скрылся он совсем за кустиками заснеженного ивняка.
  Дед и Соня  и шагнули за угол избушки.
 – Вот оно, что. – приглушенно сказал дед, и усмехнулся,  - зайчик-то все утро нас слушал.
- Ты на охоту хотел идти, а зайчик сам к тебе прискакал, - усмехнулась внучка.
- Раз мы уже зайчика видели, то на охоту не пойдем, - изрек дед, как отрезал.
- Ну и хорошо, будем ремонтом заниматься, да, дед?
-  Да, внучка.
Они стояли у того места, где только что сидел заяц. За избушкой, где всегда продувало сквозным ветром, снег сдуло, оголив толстый слой листьев. А на самом углу виднелась сидка его - вытаянный пятачок, и заячьи следы, приведшие его к избе, и уходящие в березняк. Оказывается, заяц-то и шуршал все утро сухими  листьями, слушая дедовы истории.

                YI
С утра дед  решил спилить старую сухую  осину.
- Давно на неё зуб точу, - проговорил он, указывая на наклоненную в сторону избы сушину, -  еще на голову кому-нибудь упадёт.  До избы-то,  похоже не достанет, - он  смерил осину от корня до обломанной вершины, потом повернулся к избе, - нет не достанет.
Завизжала бензопила, посыпались снопом светлые опилки. Сделал дед запил один, потом еще под углом, и вывалился клин из-под шины бензопилы.
- Будешь толкать вот в эту сторону! - перекрикивает дед пилу.
- Понятно! – и Соня деловито  прислонила сухой дрын к стволу повыше и налегла, чтобы лесина упала, как дед задумал.
Запела пила громко и натужно. Дед присматривает за внучкой.
- Осторожно, чтоб не соскользнула! – кричит.
Вдруг осина издала громкий треск, резко сдвинулась и плашмя упала на снег.
- Хорошо упала, как  нужно.
Теперь, когда лесина лежала на земле и дед и Соня удостоверились, что до избушки лесина не достала бы. Дед покряжевал толстую осину, взял топор и стал колоть напиленные чураки. Дед колет, внучка складывает поленницу у двери избушки. Дело ладится.
- Ты у меня помощница, что надо, - хвалит дед, вытирая пот со лба.
- А  ты   брать меня не хотел, - прищурившись, говорит Соня.
-  Да мне все кажется, что ты маленькая, а ты вот уже какая, - дед сдвинул брови вверх, - устала?
- Нет, не устала.
- А я вот уже задох.
-Так у тебя и работа тяжелее, а у меня что: складывай себе поленницу.
За разговорами  работа продвигается и уже через час-другой и поленница сложена, и в избу дрова занесены.
- Пора бы нам пообедать, - говорит дед, усаживаясь у печки на свежеспиленный чурак, который занес в избу. - Ты-то как – оголодала, поди?
- Я бы сейчас слона проглотила, - отвечает внучка.
- Я тоже… Аппетит мы нагуляли с тобой отчаянный, - продолжает дед, а сам уже поставил кастрюльку на печку с оставшейся от ужина едой. Соня подняла с полу  судок с  остатками бабкиного пирога: дед вчера поставил его под полати потому, что там «как в холодильнике».
Сама себе удивляется Соня. Разве ела бы она дома макароны с тушенкой, да еще зажаренные луком? Да никогда. А сало с чесноком? А тут все ей кажется вкусным. Дед догадывается,  о чем думает Соня, смотрит на нее, улыбается в усы:
- Поработаешь до поту, так и поешь в охоту, - говорит, и не понятно: Сони касаются его слова или о себе бает.
Дед убирает грязные тарелки, наливает горячий чай. Соня заворожено смотрит на кружащийся пар над кружкой. Двери избушки открыты,  и проникающий холодный воздух  колеблет столбик тянущегося вверх пара: то его прибивает к столу, то он выпрямляется, то вдруг завихрится причудливой   спиралью. При ярком дневном освещении Соня рассматривает избу: у самого входа на вбитых гвоздях висит теплая  одежда, в углу белый маскхалат; над печкой полочкой  приделана металлическая сетка, на которой лежат меховые рукавицы,  спички. Там ночью сушились ее и дедовы валенки. У стола сделана полка для посуды, на этой полке хранится сахар, чай, баночка с растворимым кофе, соль и прочая мелочь. Соне вдруг пришло в голову, что попади в избушку бабушка, она бы навела  порядок и на полке и на вешалах и  вообще в избе. Пожалуй, заставила бы деда побелить стены известкой и  вымыть пол.
- Хорошо у тебя в избушке, - говорит она деду, - только бабушке не очень понравилось бы.
- Да, она бы заставила  меня углы мести. Ей вот занавесочки, рюшечки  подавай. Тут свой порядок: мне главное, чтобы изба была теплой, чтобы не протекала крыша, чтобы можно было обогреться после охоты, рыбалки, обсушиться, а занавесочки-рюшечки – это лишнее, - сказал дед, и, как бы в свое оправдание произнес:
- Вот и сегодня – нужно крышу починить, угол законопатить, да верхние венцы скобами скрепить. У  каждой избушки свои поскрипушки,  так вот.
- Успеем сегодня? Нам же еще домой добираться, - усомнилась Соня.
- Делов-то там на полчаса. Только вот помощь мне нужна – подавать скобы. Инструмент, подержать рубероид… А поезд вечером. Олег Иванович  знает, что нужно остановиться.
Приставив  к стене самодельную лестницу, дед проворчал:
- Ненадежная, нужно будет весной новую сделать.
Поднялся он почти на самый верх лестницы, счистил снег с угла, Соня подала скобы, молоток, дед скрепил венцы, подконопатил  ветошью образовавшуюся щель, потом Соня подала  кусок рубероида, вырезанный дедом на земле.
- Все, Соня, дальше я уже справлюсь один. Собирай  со стола, упаковывай свои вещи в рюкзак. Я закончу с рубероидом,  вымою посуду, и будем двигаться к железке..
- Я сама вымою, - сказала твердо Соня.
- Тогда возьми большую миску под полатями. Горячая вода в чайнике.
Уже заканчивала мыть посуду Соня, когда услышала какой-то треск и шлепок. Выскочила она на улицу и увидела лежащего деда, а рядом сломанная лестница.
- Я же говорил, что она ненадежная, - простонал дед, - не было печали, так черти накачали….
- Что с тобой? – перепугалась Соня.
- Да ничего, сейчас встану… - И застонал хоть и тихо, чтобы не напугать внучку, но Соня сразу своим детским умом смекнула, что  случилось что-то неладное. 
- Дед у тебя нога вывернулась, - испуганно промолвила Соня.
- Я уже сам вижу, что плохо дело, - как можно спокойней сказал он, а сам холодным потом покрылся, да не от боли, а от мысли о том, как сейчас Соня, его маленькая внучка с ним большущим мужиком будет управляться.
- Что делать будем? – так же спокойно спросила Соня.
- Сперва,  мне нужно в избушку заползти, потом будем думать. Подкинь дров в печку, но дрова на улице бери – в избе еще понадобятся.
 Пока Соня  выполняла поручение деда, он попытался ползти, но каждое движение вызывало невыносимую  боль. Он хотел подтянуться руками, но не за что было ухватиться.
- Соня, возьми ту палку, что наклонена на стенку и подойди ко мне.  Так воткни острым концом в землю. Так, правильно, наклони палку в мою сторону и держи изо всех сил а я подтянусь. Схватил он палку рукой, потянул на себя, сдвинулся с места,  боль снова пронзила все тело. Но он не вскрикнул, не застонал, а напротив,  улыбнулся Соне:
- Ничего, прорвёмся!  Переставляй палку чуть дальше. Так, правильно. Держи.
И он снова подтянулся на полметра. И снова боль, да такая, что терпеть, казалось невозможно, но он снова промолчал, стиснув зубы, лишь  сказал спокойным голосом:
- Переставляй дальше. .
Несколько раз передвигала палку Соня.  Все ближе порог, но силы закончились, почувствовал дед Матвей, что мутится рассудок. Плывет над ним заснеженная сосна, плывет небо, облака…
- Дед, дед! – услышал он крик Сони. - Что с тобой?
И он понял, что терял сознание. «Нельзя так. Напугаю девчушку до смерти»
- Ничего, ничего, Соня. Я просто отдыхал – устал маленько. Переставляй-ка палочку волшебную, - бодро скомандовал он.
Доползли до дверей, а там уже зацепился  руками за  порог, потом за ножку стола, приколоченную к полу. Соня сбросила  на пол всю теплую одежду, укрыла деда. 
- Натворил я делов, - произнес он, посмотрев на внучку извиняющимся взглядом.
Тем временем короткий зимний день заканчивался,  сквозь небольшое окошко просеивалась зимняя синь.

                YII
-  Я сейчас лампу зажгу, чайку тебе заварю, - спокойно, по-деловому сказала Соня.
Она подбросила несколько поленьев в печку, затеплила лампу. Чайник вскоре запел свою скучную песню.
- Чайник запел – к бурану, - сказал дед.
Соня не поддержала разговор.
В избушке на какое-то время воцарилась тишина. Каждый думал свою думу. Матвей Сергеевич почему-то вспомнил Афганистан, когда он тащил своего раненного товарища под свистом пуль: с одной  стороны прикрывали товарищи, а с другой прицельно били душманы. Эти противные посвисты, пролетающих над головой пуль не забыть ему никогда. Удалось ему тогда перевалить за камень и укрыться вместе с товарищем. Он помнит, как тот стонал, теряя временами сознание: «Оставь меня, я все равно не жилец». Недавно звонил Сашка, а говорил не жилец... 
- Налей, Соня чайку, а то в горле пересохло, - прервав вспоминания, сказал тихо  дед Матвей. Он смотрит на внучку и понимает, что сейчас все зависит от нее. Дойдет ли до железки? Найдет ли дорогу в темноте? Ночью ведь снежок небольшой выпал, да ветерок поддувал: на открытых местах лыжню замело…
Соня деловито наливает чай, ставит на пол лампу.
- Ты, дед, во мне  не сомневайся. Думаешь, я не знаю,  о чем беспокоишься? Думаешь, что я дорогу не найду, что собьюсь?
- Виноват, но и то подумалось… Через полчаса станет совсем темно. Но другого выхода нет. Тебе придется к поезду идти. Главное держаться следа. Не паникуй, когда на открытых местах след пропадет, иди прямо, снова выйдешь на нашу лыжню вчерашнюю. Главное держать направление, а там выйдешь на просеку,  и она прямо выведет  на железку.
- Хорошо, дед, не бойся, не заплутаю, - уверенно сказала Соня.
- Вот я и боюсь, что ты слишком самоуверенна, а это…
- Я не самоуверенна, а уверена, - перебила его Соня, - след лыжный еще видно, его только чуточку притрусило: вот я по следу и пойду. У тебя же фонарик есть.
- След-то будет виден сразу за избой, а как выйдешь на чистое место, там его замело. Только за ложком  снова отыщется, возле кустов. Вот тут-то тебе не сбиться бы. А то,  как уйдешь в темноту, так сразу и запаникуешь, след потерявши. Там  фонарик не поможет. 
Соня посмотрела в темное окно и ее передернуло. Вдруг она и впрямь испугалась: а что если потеряет след, а потом ни в избушку, ни на железку не сможет выйти. Страшно же одной оказаться в тайге среди ночи в кромешной темноте. Там же звери разные могут встретиться. Про медведей дед рассказывал. А вдруг медведица где-то рядом сидит, да с медвежатами. Как-то не по себе стало Соне, она отвела взгляд от окна, посмотрела на деда. Хорошо, что ему не видно ее лица, а то он бы все понял.
- Что замолчала? Испугалась?
- Нисколечки, - голос ее не дрогнул.
- Молодец, - мягко сказал дед, - в лесу сейчас некого бояться. Я тебе про медведицу рассказывал, так она уже в берлоге  лежит в обнимку со своими сынишками, лапу сосет на сон грядущий.  А берлогу она обычно делает далеко за железкой в буреломе. Волков здесь не бывает. Лисичку можешь встретить или зайчика, так они сами  испугаются и убегут. Так что об этом и не думай. Тут главное не сбиться, когда ложок переходить будешь, там, скорее всего,  следа не видно. Держать нужно направление, как бы в продолжение лыжни, а уже, как выйдешь на горочку – увидишь одинокую березу…
- А вдруг  не увижу?  Темно же, - несмело спросила Соня.
- Увидишь – сейчас снег, а потому такой кромешной темени не бывает, и на чистом месте  ты ее обязательно заметишь: она там одна. Подойдешь к самому дереву.  Там уже, возможно появятся наша лыжня. Даже если лыжню замело, не теряйся. Иди прямо: слева у тебя будут кусты ракитника и редко встречаться небольшие березки, а справа – чисто, там ручей внизу. Идти нужно вдоль ракитника, но там уже точно будет наш лыжный след, кусты не дали замести его, да и снег там был поглубже,  и след остался отчетливей. Местами след будет пропадать, но ты не теряйся – иди прямо. Помни, все время слева от тебя должны быть  кусты. Так по открытому месту будешь топать порядочно -  около километра, пожалуй.  Фонариком светить постоянно не обязательно: без него лучше  ориентироваться.  Глаза, когда обвыкнутся в темноте, все будут замечать.  Фонарик  нужен только чтобы след отыскать, или убедиться, что от кустов ракитника не отклонилась; а пуще всего, чтобы страх прогнать.

                YIII
Соня отворила дверь. Снежинки густо закружились, влетая в избу.
- Ну и ну! – вздохнул дед Матвей, - как назло метель начинается.  Выйди-ка глянь  как там ветер,  не шибко-ли расходился?
- Не шибко, - сказала Соня, входя обратно в избушку.
- Может, до утра подождем? – начал сомневаться дед. – Что-то не нравится мне такая погода. - Но бабулька твоя с мамой  до утра с ума сдвинутся, да и Олег Иванович, машинист, тоже  предупрежден, что мы сегодня к поезду выйдем… Запаникует он…
- Ты, дед сам панику наводишь, - строго сказала Соня, - я уже не маленькая. Не бойся, со следа не собьюсь. Главное направление держать, Так ведь?
- Так, внучка, -  согласился Матвей Сергеевич, и в нем вдруг возникла уверенность:  эта дерзкая девчушка, не собьется с пути.
- Ну, что ж, иди, время поджимает, - голос деда дрогнул, даже слезу пробило, но того Соня не видела.
Соня надела рюкзак. В рюкзак дед затолкал свою теплую куртку, завернув в нее бутылку с теплой водой.  В карманчике рюкзака всегда  лежали  спички, нож, соль, сахар.  Дед самолично  проверил. А еще велел он взять запасные варежки и остатки пирога.
Соня плотно прикрыла дверь, прошла за угол избушки, включила фонарик, увидев старый след, тут же выключила его «чтобы глаза привыкали к темноте»  и пошла, не оглядываясь. Лыжи,  поскрипывая,  легко скользили, торили лыжню от избушки в густую синеву. Спустилась  в ложок. Глаза уже обвыклись. Она заметила, что след потерялся, как и говорил дед.  Повернувшись назад, чтобы наметить направление движения, она увидела светящееся окошко избушки, ощутив тепло в груди, слезы навернулись на глаза. «Вперед» - сказала она себе и двинулась дальше. Скоро она начала подниматься вверх. «Должна быть береза» -  подумала она, но березы не было. Соня повернулась назад, но окошко уже исчезло в плотной круговерти снежинок. Она остановилась, сердце часто забилось, похолодело где-то внутри, противно подкатился ком к самому горлу. Вокруг нее сгустилась  темень такая пугающая, что  захотелось повернуть лыжи назад. «Здесь некого бояться» - прошептала она. «Я никого не боюсь» - бодрилась Соня. Она прошла еще   несколько метров, но береза не показалась. Включив фонарик, она поняла, что он мало помогает:  света хватало, чтобы  отвоевать у ночи совершенно небольшое пространство вокруг, а темнота за этим светлым кругом казалась еще черней. Еще заметила Соня, что в лучах фонарика летящие снежинки    мчались с огромной скоростью.  Выключила фонарик, и летящий снег будто растворился в темноте. Глаза снова привыкли,  она прошла еще немного, вглядываясь  вперед. А вот и береза! Соня обрадовалась так,  будто встретила подружку после долгой разлуки. Она даже обняла ее, погладила варежкой по белому стволу.   А вот и след.  Дальше старая  лыжня хоть и была присыпана свежим снегом, но легко угадывалась. Кусты ракитника слева от лыжни тоже были видны достаточно четко. По открытому месту Соня побежала быстрее,  никакого страха   не испытывая.  Единственно, что тревожило ее в это время, так это боязнь  не успеть к поезду. И тогда…  Ей не хотелось думать о том, что может произойти в таком случае.  «Я тебя спасу, дед! Я успею!» - почти выкрикнула она, подбадривая себя.  Дед сказал, что время у меня есть, что если идти тихим ходом, то поезда придется ждать около часу. Соня подумала: хорошо, что бабушка и мама не знают, что она сейчас одна   в этой жуткой темени  идет на лыжах, что дед сломал ногу. Но они все равно узнают и без слез тут не обойдется. Это уж точно. Соня также мысленно возвращалась в избушку, где на полу лежит дед. Дров она занесла в избу достаточно.  Он может дотянуться до дров, он может подкладывать дрова в печку. Рядом с ним на полу стоит чайник, и все необходимое, чтобы перекусить, если вдруг помощь задержится до утра. Она вспомнила, как дед,  шутя сказал: «Я тут до весны жить могу». Ветер усиливался, снег запорашивал глаза, налипал на варежки, но она шла вдоль ракитника,  вглядываясь в еле заметную старую лыжню. А вот и лес надвигается темной стеной.  На какое-то время Соне показалось, что ветер утих. Она поняла, что это лес сдерживает порывы ветра.  Лицо не залепляет назойливым снегом, не порошит глаза. Она остановилась, стряхнула снег с варежек, которые стали влажными. Вчерашняя лыжня уходила по просеке в темный лес, который, как оказалось,  издавал какие-то звуки: шумели вершины, иногда с шумом падал снег большими шапками. С осторожностью и даже с каким-то неприятным чувством не то страха, не то робости, Соня вошла под кроны огромных кедров, сосен, осин, берез и елок. Да, в этот момент, почему-то ей захотелось вспомнить,  какие деревья растут в здешних лесах.  Она, как на уроке ботаники стала перечислять разные деревья, загибая пальчики в варежке. После «берез и елок» ничего не приходило на ум.  «Черемуха»,  вдруг сказала она громко, но замотала головой. Черемуха растет возле речек, а в таком лесу черемухи нет.   Вдруг рядом раздался странный звук, будто кто-то взвизгнул. Соня даже вскрикнула «Мама!».  Остановилась. Ноги  онемели, «вот, оказывается, как трясутся коленки». – подумалось ей. Какое-то время  она не смогла сделать ни одного шага:  скрестив руки на груди, она  закрыла глаза. «Боженьки, что это?» - подумала она. Звук повторился, но уже не вызвал такого страха. Она поняла, что это скрипело  дерево. Все вокруг погрузилось в полный мрак. Внизу ветра не ощущалось, но верхушки деревьев качаясь, сбрасывали  с себя большие лохмотья снега.  И не смотря на то, что Соня уже разобралась в природе происхождения  этих звуков, все равно вздрагивала всем телом и сжималась в комочек, когда рядом падал с шумом очередной снежный ком или взмывала вверх лапа елки, освобожденная от гнета  снега. Ей хотелось побыстрее пробежать этот участок темного  и страшного леса, но ноги не бежали, они, будто враз лишились силы. С трудом перешагивая через упавшие деревья, она иногда падала, удивляясь тому обстоятельству, что когда шли по этой же дороге с дедом,  ни разу не упала, хотя и тогда сталкивалась с трудностями по преодолению этих же  препятствий.   Варежки промокли, усталость ощущалась такая, что хотелось остановиться, лечь отдохнуть. С трудом переваливая лыжу через очередное заснеженное бревно, Соня потеряла равновесие и упала, окунувшись лицом в снег. Пытаясь подняться, она упиралась руками в ствол поваленного дерева. Вдруг она ощутила, что кто-то держит ее не то за воротник, не то за рюкзак. Снова подкатил противный ком к горлу, страх пробежал по коже, в висках застучало. Девочка попыталась еще раз подняться, но, кто-то крепко держал ее невидимой рукой. Она рухнула в снег,  обессилев от физического напряжения и просто от страха. Только развернувшись в вполоборота, поняла, что держит ее   крючковатая сухая ветка. Она отцепилась и отползла в сторону. Все же Соня нашла в себе силы подняться,  отряхнула снег с одежды, с варежек.   «Даже если будет очень трудно нужно идти, не останавливаться» - вспомнила она напутствие деда. Впереди то справа, то слева возникали страшные чудовища. В темноте девочке казалось, что они двигаются. Она останавливалась, вглядываясь в темноту, включала фонарик. Удостоверившись в том, что фонарик не помогает рассмотреть страшные  чудовища вдалеке, а рядом ничего пугающего нет, она выключала его. Робко подходя к очередному чудовищу,  улыбалась, удивляясь своему воображению: то был обыкновенный наклоненный пенек, покрытый огромной  снежной шапкой. Никакой это не медведь.
С какого-то времени  Соне  показалось, что за ней кто-то идет. Остановилась.    Скрип  снега прекратился, но стоило ей сделать несколько шагов, как снова ей показалось, что кто-то невидимый идет за ней,  и она слышит шаги за собой. Остановка, и снова все звуки замирают, только слегка шумят верхушки деревьев. «Это мои лыжи шуршат и скрипят, это снег хрустит под моими лыжами. Некого  тут бояться? Никого в лесу нет» - вспоминала она слова деда и немного успокаивалась. Дальше  поваленные валежины уже не встречались. Лыжня, проложенная вчера стала видна отчетливей, но движения давались все труднее.    Она поняла, что поднимается в гору, а значит железная дорога уже рядом.
Стало чуточку  светлее. Лес расступился, обозначилась ровная линия железнодорожной насыпи. Снег почти прекратился, но ветер все еще гулял по вершинам деревьев.   
На железнодорожную насыпь она уже ползла, толкая перед собой лыжи. Так сильно Соня не уставала никогда. Даже на тренировках, когда хотелось на все плюнуть, когда не хватало сил, когда тренер подбадривал ее и повторял привычное -  «тяжело в учении, легко в бою», она не испытывала такой усталости.

                IX
  К ногам, ощутившим твердь,   вернулась уверенность. Она включила фонарик и вскоре нашла  сложенные шпалы, на которые они с дедом складывали свои рюкзаки, подготавливая лыжи. Просто рухнув на шпалы, Соня  ощутила такую усталость, что не хотелось даже снимать рюкзак.  Она  села подальше от рельсов, вспомнив напутствие  деда.  И тут  она поняла,  зачем теплая куртка – очень скоро она начала мерзнуть.    «Сразу, когда выйдешь на железку, одень куртку и теплые варежки»,  говорил  дед.  Откуда он мог знать,  что варежки станут мокрыми, что мне станет холодно. Она достала куртку,  одела поверх своей; достала сахарные  кубики. Как же захотелось именно сахару. Запила  теплой, как ей показалось водой. Одела теплые, сухие варежки. Не спать! Дед говорил - не спать. Она встала и прошлась вдоль рельсов в одну сторону, в другую, проверила фонарик. Силы стали возвращаться, она наконец-то поняла, что самое страшное позади, что деда спасут. Она согрелась.  Даже петь захотелось,  и она громко запела: «В лесу родилась елочка…».
Показался из-за поворота (дед обычно говорит «из-за кривой») поезд. Соня фонариком сделала большой круг, что по железнодорожному обозначает «дать остановку». Поезд заскрипел тормозами. Огромный тепловоз остановился рядом. Из боковой двери, откуда-то сверху,  выскочил машинист Олег Иванович. Его Соня знала давно, он часто бывал в гостях у деда.
- А ты почему  одна, где дед? – спросил он громко, перекрикивая работающий дизель.
- Он ногу сломал, в избушке остался, - сказала Соня и заплакала.
Уже в кабине тепловоза  Соня рассказала Олегу Ивановичу во всех подробностях о случившемся.
- Не переживай, Сонечка. Главное, что ты здесь. Страшно было в лесу ночью?
- Страшно, - выдавила она всхлипывая.
- Страшно бывает всем. Главное -  преодолеть страх. Вот ты, например, смогла. Молодец. А дальше уже дело техники. Вытащим мы твоего деда.
Соня удобно уселась в кресло помощника машиниста. Поезд, покачиваясь, прорезал кромешную темень. Мощная фара освещала только узкую полосу безразмерной ночи. Она  сначала смотрела вперед, зачарованная летящими снежинками,  потом глаза стали закрываться. Уже сквозь надвигающийся сон, она слышала, как Олег Иванович связался по рации с дежурной станции.
- Дежурная! Дежурная! – кричал он, - Галина Петровна, слушай меня внимательно, только без паники. Найди сейчас же  доктора, - кричал он в трубку.
- Вадима Сергеевича? – послышался сквозь треск и шум  металлический голос дежурной.
- А кого еще, что за вопрос? У нас другого доктора нет. Так вот скажи ему, чтобы подготовил свой снегоход и ждал меня на станции. Сумку свою  медицинскую пусть возьмет.
- Что там случилось? Вы везете больного?
- Нет, больного не везем, но нужно будет срочно ехать в избу Матвея Сергеевича.
- Что с ним? – прохрипели динамики.
- Ногу сломал. Предупреди доктора,  и сообщи мне сейчас.
- Будет сделано, - рапортовала дежурная.
  Соня крепилась, боялась уснуть и пропустить что-то очень важное; она затревожилась: вдруг доктора нет, вдруг куда-то уехал. Но вот и главное, что хотелось услышать:
- Доктору дозвонилась, будет ждать на станции. 

                Х
Уже утром, проснувшись, но,  еще не открыв глаза, Соня  почувствовала, что кто-то смотрит на нее. Рядом сидела мама и тихо плакала.
- Что с дедушкой? – вскрикнула девочка.
- Все нормально, его увезли в город. Самое опасное уже позади, - сказала  мама и погладила Соню, -  не волнуйся. Олег Иванович с доктором сразу уехали на снегоходах в избу, а к утру уже привезли дедушку. Ну, а потом на скорой – в больницу. 
- Бабушка тоже  уехала с ним?
- Да. Дедушка пока будет нуждаться в ее помощи.
- Бабушка плакала?
- Да. Плакала и ругала его, но  так, для проформы… Ты-то как? – мама обняла свою доченьку.
- Все нормально, мам. А что мне сделается? – спросила она. И поняла, что так ответил бы дед в подобной ситуации.
- Ты – просто вылитый дед. 
Вдруг Соня ощутила такой знакомый запах. За мамой, в углу стояла небольшая елочка на табуретке.
- Это от деда подарок. Он попросил своих друзей Олега Ивановича и  Вадима Сергеевича  передать тебе елочку: завтра же новый год.
- Вытирай-ка слезки, мамочка, - Соня поднялась с постели. - Ты же знаешь,  где у бабушки спрятаны игрушки?
- Конечно, знаю, мы  раньше каждый год наряжали елочку.
- Ну, так доставай,  - весело сказала Соня. – Завтра Новый Год, а у нас елочка не наряжена!               
                Нижневартовск, 2015г.