Полный ход. Часть 4

Часть 4. На точке.

Сколько нам тогда высказал Геннадий Михайлович, уважаемый мой читатель, я вам даже не перескажу, скажу только, что это была тонкая кружевная ткань речи, где жесткий морской терминологический язык ажурно переплетался с бранными матерными, и не только, выражениями. В итоге мы, как беспробудные непрофессионалы, были посланы далеко-далеко, куда никто не ходил, были обозваны обидными кличками, самая милая из которых была  это - «соплежУи»!

Акимов мрачно выслушал все претензии, оказывается, это мы неправильно тянули, это мы порвали его любимую резиновую надувную рыбацкую лодку, и это мы чуть не утопили несчастного моториста, а кто решил его привязать к лодочной баночке, тот вообще идиот! Александр Евгеньевич, как полагается, пригласил Геннадия Михайловича на рюмку чая к себе на борт, мол, «взбрызнуть» положительный исход операции, однако «Козлевич», так теперь его окрестил наш боцман Картузов, вежливо отказался ввиду полного цейтнота и,  не прошло и часа, как ОИС «Челюскин», дымя черным дымом из трубы, растаял в туманном далекЕ.

Мы дали полный ход вперед и помчались в точку назначения. Оставались буквально сутки до запуска космического аппарата, и мы торопились, чтобы чего опять не вышло. У меня опять была вахта после бессонной ночи, к восьми утра я уже был никакой и держался только благодаря Таниным булочкам и цейлонскому чаю, который после известного ремонта в Шри-Ланке теперь валялся в каждой каюте, и в штурманской рубке был сделан целый стратегический запас специально для верхней вахты.

Таню мне было жалко, она пошла в рейс с сокращенным наполовину кухонным персоналом, желая заработать дополнительные деньги, и теперь они вместе с дневальной по кухне Тамарой кормили весь экипаж вдвоём. Вся «собачья» вахта (с 04.00-08.00 утра) завтракала перед заступлением в 03.30, а я в это время досыпал, вставал в 03.45 и сразу шёл на мостик, поэтому просил поваров закидывать нам что-нибудь прямо в штурманскую рубку, когда будет готова выпечка.   А выпечка, хлеб и сдобные булочки,  были готовы обычно к пяти часам утра, поэтому кому-то приходилось вставать в это время, снимать хлебА с печи, а потом тащить к нам наверх чайник с какао или кофе и плошку с пирожками.

Так мы и жили, «не тужили», пока Тамара не свалилась с трапа (так на флоте называют лестницы) на бортовой качке и не вылила чайник с какао себе на грудь. Вся внутренность любого парохода – это многоэтажный дом, где все этажи связаны между собой трапами и переходами, многие из них очень крутые, почти вертикальные. Также и на «Армавире», от камбуза (это по морскому, кухня) до штурманской рубки – два трапа. Вот на одном из них резиновые тапочки – сланцы Тамару и подвели, она поскользнулась и слетела с трапа вниз, в общем, не больно, однако чайник не удержала и вылила горячий какао на себя. Поварской халат, конечно, спас от полного ожога кожи, но путь горячего какао лежал от левой груди девицы и до пониже пупка и левого бедра. Кричала Тамарочка так  громко, что мы все на мосту сначала просто опешили, потом штурман Алексей Степашин рванул в коридор из штурманской рубки и кинулся к ней, на руках понес в лазарет. Я посмотрел на часы – 5.30! Позвонил в каюту доктора:
- Сергей, подъём!  - он спросонья не понял, что случилось, может, подумал, опять разыгрывают и повесил тут же трубку.
- Доктор, в лазарет бегом!! Тамара обварилась горячим какао!!! – второй раз я уже просто прокричал в трубку.
 
Доктор осмотрел и доложил на мостик, что в целом, человек получил ожог кожи, однако быстрое вмешательство врача позволит избежать длительного перерыва в работе. После вахты я отправился проведать Тамару в лазарет, тем более, что она по штатному расписанию была непосредственно моей подчиненной, как и вся обслуживающая команда.

В предбаннике судового лазарета никого не было, поэтому я прошел через небольшой коридорчик прямо в «палату» и, открыв дверь, замер.
- Минуточку, я занят!! – не поворачиваясь, бросил «док».

Картина, которая приоткрылась мне на секунду, стоила, при всей неоднозначности ситуации, дорогого! Тамара, девушка 23 лет, как бы это сказать, сочная брюнетка со смуглой кожей и всеми вытекающими из этого обстоятельства мелочами, возлежала на массажном столе в абсолютном неглиже.

Красно-розовая отметина от ожога пролегала прямо от груди до бедра. Судовой врач Воронин смачивал спиртовым раствором кожу вокруг её левого соска, аккурат, прямо передо мной, замершим и остолбеневшим на некоторое время от красоты лежащего передо мной тела. Где-то внизу живота потеплело, потом опалило всего снизу доверху:
- Прошу прощения, я только узнать, как дела! – прохрипел я, изрядно смутившись.

Да, в суете текучки, рабочих проблем и прочих мелочей порой и не разглядеть человека, а тут такое тело…
Я прикрыл дверь и убрался восвояси.
(Продолжение следует…)